invaded.
Метки: Алкоголь, Сложные отношения, Разговоры, ООС, Повседневность, Hurt/Comfort, AU
Пэйринг и персонажи: Хван Хёнджин/Ян Чонин, Хван Хёнджин/Ким Сынмин
Описание: Хенджин смотрит на профиль человека, который вычеркнул его из своей жизни, и, усмехнувшись, просит обновить стакан с виски.
Обычно в будние дни у них в баре не так много народу, что и понятно — большинство веселится только по официально принятым выходным. Есть некоторые, которые заходят и в среду или вторник, бывает даже по понедельникам. Сидят они обычно не долго и до восьми-девяти вечера уже успевают изрядно накидаться и, пошатываясь, уйти к себе. Сынмин относится к своей работе нейтрально-положительно. Платят — и хорошо. После того, как он бросил университет, ему особо заниматься нечем. Да и амбиций у него не то, чтобы много. В этом баре приятный коллектив, босс не ебет мозг и вовремя платит, к посменной работе Ким привык, а спокойная музыка не раздражает, так что, в принципе, его все устраивает.
— Ц, серьезно, — раздраженно выдыхает он себе под нос, когда замечает, что в бар заходит один из постояльцев.
Он появляется в их баре четыре-пять раз в месяц, но каждый раз это разные дни, так что уж каким ветром его сюда заносит — непонятно. Примерно ровесник Сынмина, парень с вызывающе красными отросшими волосами приходит в их бар и остается здесь до самого закрытия. Сынмин искренне не любит быть на смене, когда он здесь. Оставляет неплохой заработок, но стоит его увидеть, сразу становится понятно — пораньше с работы сегодня не уйдешь. Выгонять гостей нельзя, а у этого никакого чувства такта. Честное слово, работники ведь тоже люди! Ну вот, сегодня допоздна.
Сынмин наблюдает за ним давно. Этот парень приходит к ним последние несколько месяцев — скоро будет полгода, и всегда один. За все это время он ни разу даже не смотрел барную карту, просит только налить ему виски и глушит один стакан за другим до тех пор, пока не напьется. Он не буянит, не ругается, просто тихонечко себе напивается и молча уходит, оставив щедрые чаевые. Ладно, справедливости ради, иногда он уходил раньше обычного, видимо, когда ему кто-то писал. Посмотрев телефон, он сразу же оставлял деньги и срывался с места, но в остальных случаях — сидел до победного. Разбитое сердце, ставит диагноз Сынмин. У него таких клиентов — каждый третий. Хотя не было ни одного, который бы так долго и стабильно страдал в одном и том же баре. Парень листает что-то у себя в телефоне, поджав губы, и снова отпивает из стакана. Сынмина почему-то это раздражает, и он решает поиграть немного в Мать Терезу.
— В курсе, что если все решение проблемы заключается в выпивке в баре, то это не поможет? — риторически начинает он диалог, подойдя к той стороне барной стойки, где сидел гость.
Парень не сразу понимает, что вопрос адресован ему, поэтому реагирует несколько запоздало. Сынмин терпеливо ждет, пока он поднимает голову, а вопрос в его глазах сменяется пониманием.
— Ты тут один у меня сидишь, — хмыкает Ким, деловито протирая стакан. — Она не вернется, если ты тут несколько раз в месяц будешь оставлять свою зарплату и тяжело вздыхать, глядя на ее фотки.
Парень смотрит еще какое-то время, будто переваривая сказанное, а потом смеется, откидываясь на высоком стуле.
— И мешаешь мне уйти с работы раньше, — кивает Сынмин.
Вообще-то, он нарушил уже несколько правил общения с клиентами, но честно говоря, ему так на это насрать. Работников в общепит с возможностью работать полными сменами днем с огнем не сыщешь, так что вряд ли его уволят за один такой диалог.
— Она не вернется, даже если я брошу пить и стану примерным семьянином, — пьяно смеется парень. — Хенджин.
— Так говоришь, я тебе мешаю? — Хенджин подпирает ладонью щеку и медленно моргает, глядя на бармена.
— Не то чтобы сильно, но хотелось бы закрыть смену раньше четырех утра.
Парень с красными волосами невесело усмехается, задумываясь о чем-то, и диалог прекращается на какое-то время. Он крутит в пальцах стакан с уже почти растаявшим льдом, и снова усмехается чему-то в своей голове.
— Верно, — тихо произносит он. — Я везде не к месту, — задумчиво хмыкает он. — Даже в баре, в котором я оставляю деньги.
Хенджин еще молчит немного, а затем лезет в карман джинсов, чтобы достать оттуда мятые купюры.
— Сдачу оставь себе, — он поднимает взгляд на бармена, — Сынмин.
А затем просто уходит. И почему-то Кима укалывает собственная грубость. Наверное, не стоило быть таким жестким. Кажется, у парня действительно какая-то драма, раз он не может выбраться из этого уже так долго. Вот черт.
— Эй, погоди! — кричит он в ответ, но Хенджин, не оборачиваясь, машет рукой и выходит из бара.
Сынмин цокает. Мать Тереза из него совсем никудышная. И, честно говоря, это первый настолько неудавшийся диалог с пьяным постояльцем.
Он возвращается домой поздно, почти к трем часам ночи, благо завтра (уже сегодня) выходной. Разговор с новым знакомым все никак не идет из головы. Сколько себя помнит, Сынмин никогда не был в подобной ситуации. Возможно, стоит сказать спасибо рациональному мышлению. У него разум всегда преобладает над сердцем, и это не раз спасало его от таких вот драм. С другой стороны, сколько себя помнит, Сынмин никогда не был тем, кого вот так любили. Да, были те, кому он нравился, но всегда недолго. Воспоминания вызывают пренебрежительную усмешку — он никогда не был хорош достаточно. Всегда был кто-то интереснее, умнее, красивее, харизматичнее, и его всегда оставляли в пользу этого другого. Стоит признаться, это ранило первое время. До тех пор, пока Сынмин не понял, что это происходит в ста процентах случаев. В конце концов, пришлось признать, что он "десять из десяти, но". Но никогда не будет первым. Никогда не будет тем, ради кого напиваются до поздней ночи в баре на протяжении нескольких месяцев.
Он вздыхает, расслабляя плечи. В конце концов, не так плохо быть одному. Не всем нужна пара для полноценного существования. И не всем суждено найти кого-то, кто будет с ними рядом. Сынмину вот не суждено, ну так что ж. Он соврет, если скажет, что никогда не чувствует себя одиноко — иногда бывает, конечно. Хочется приходить не в пустую квартиру и получать от кого-то сообщения с искренним интересом о том, как прошел день. В такие моменты он просто позволяет себе грустить. Порасти мхом дома в свои выходные, пересматривая любимый сериал под выпивку и нездоровую еду.
Этот парень, Хенджин — наверное, зря он с ним так. Не всем для того, чтобы оправиться от печали, нужен пинок. Кому-то нужно одеяло. Наверное, отсутствие в жизни взаимных чувств усугубило его и так достаточно жесткий характер. Наверное, поэтому он всегда был недостаточно. Сухой, скупой на эмоции, закрывший свое сердце на десять замков на тяжелых дубовых дверях — вряд ли кому-то понравится подбирать ключ к каждому. Сынмин может это понять и принять. Людям нравятся веселые, непринужденные, загадочные, — живые. А он — простачок. Такой себе средний класс, пятерочка из десяти с натягом. Не так уж плох, но есть и лучше. Что ж. Какой есть.
Хенджин приходит снова спустя неделю, попадая на смену Кима. Бармен долго смотрит на гостя, прежде чем сделать глубокий вдох и, налив ему виски как обычно, подходит к краю, где сидит парень с красными волосами.
— Извини за грубость в прошлый раз, — вместо приветствия говорит Сынмин, пододвигая к нему стакан. — Это было непрофессионально с моей стороны.
Хенджин усмехается и двигает к себе стакан.
— Зато очень точно. Забей, — улыбается он, тоже пропуская приветствие.
— Знаешь, мне за этой стойкой многие выговариваются, и им становится легче, — предлагает Сынмин.
— Кажется, ты бармен, а не психолог, — хмыкает гость.
— Подрабатываю иногда, — Сынмин пожимает плечами, пытаясь улыбаться дружелюбно. — Вообще-то, к нам не ходят депрессовать так долго, как ты. Что случилось?
Хенджин делает глоток, внимательно смотря на бармена, и прищуривается, когда сорок градусов обжигают горло.
— Получил поделом за то, что разрушил чужие отношения.
— Ого, да ты мудак, — хмыкает Ким, но тут же себя одергивает. Он тут, вообще-то, извинялся за грубость только что.
Гость смеется, и его глаза превращаются в полумесяцы. Сынмин отмечает, что ни разу не видел, чтобы парень смеялся за все это время.
— Вообще, я не планировал, — признается Хенджин. — Точнее, я не задумывался. Мне было все равно.
Сынмин участливо слушает, не решаясь комментировать. Если клиенту нужно излить душу, этому не стоит мешать. А этому парню, кажется, стоит ее излить уже давно.
— Ну, и, — он делает круг в воздухе ладонью, — отрикошетило не очень приятно. Он вернулся в отношения, а я, кажется, нехило так влюбился. Вот и все.
Действительно, поделом, думает Сынмин, но ничего не говорит, чтобы снова не нагрубить. Честно говоря, Хенджин выглядит как факбой, неудивительно, что он разрушил чьи-то отношения. У Сынмина к таким сочувствия ноль, карма — сука та еще. И он почти жалеет, что предложил ему выговориться.
— И что, — Сынмин пытается поддержать диалог, хотя уже не хочет. — Он какое-то время встречался с тобой, а потом решил, что прошлый парень был лучше?
— Вообще-то, он всегда так думал, — Хенджин смотрит куда-то в дерево барной стойки. — И между нами, по сути, ничего не было. Ничего, кроме секса без обязательств.
— Так не такой уж твой любимый и святой, получается. Спал с тобой спокойненько, а как ты надоел, вернулся обратно.
— Все не так, — морщится Хенджин. — Мы просто... использовали друг друга, с самого начала. Он имел полное право поступать со мной так же, как я поступил с ним.
— Пахнет синдромом жертвы, — Сынмин закатывает глаза.
— Это забавно, — хмыкает парень с красными волосами. — На мои концерты приходит много людей, часть из них готова переспать со мной, стоит мне захотеть. Раньше так и было, — Сынмин на это снова закатывает глаза. Отлично, еще один самолюбивый мальчик плачется, как несправедливо с ним поступили. — А теперь мне хотелось только его. Но он меня никогда не хотел.
— Очень грустно, — кивает Сынмин без капли сочувствия.
Хенджин вздыхает и знаком просит обновить стакан. Сынмин кидает в стакан лед и наливает виски. Прислуживать еще этому мудаку. Отдав порцию, он решает слиться с разговора, и уходит принимать другой заказ. Может, кому-то и нужно одеяло, но точно не ему. Хенджин тоже больше не предпринимает попыток возобновить диалог. Он, как обычно, только пьет свой алкоголь, иногда смотрит в телефон, но в основном просто о чем-то думает, глядя пустым взглядом на стеллаж с бутылками. Вообще, Сынмин редко ошибается в людях, и сейчас, глядя на этого парня, чувствует себя в смятении. Он показался ему хорошим изначально, но после рассказанной истории уже так не считает. И почему он вообще решил, что он хороший? Он абсолютно не выглядит как человек, с которым бы обошлись плохо ни за что. Ким фыркает — он редко ошибается в людях, но в этот раз очевидно ошибся. Однако что-то все равно не дает ему поставить крест на этом человеке. Что-то, что упорно пытается ему доказать, что он не прав в своем отношении. Сынмин обновляет гостю порцию алкоголя и снова уходит. Вечер сменяется ночью, а потом поздней ночью. В баре уже практически никого не остается, кроме Хенджина и еще мужчины за дальнем столом. Сынмин искоса наблюдает за новым знакомым.
Он что-то пишет в телефоне, Сынмин автоматически думает — интересно, это тому парню? Пишет еще, потом еще. А потом, видимо, прочитав ответ, поджимает губы и выпивает все оставшееся в стакане залпом. Просит обновить. Потом еще. Сынмин так и не заговаривает с ним больше. Вообще-то, то, что Хенджин сделал, отворачивает от него на все сто восемьдесят, и Сынмин таких терпеть не может до глубины души. Но почему-то ему кажется, что Хенджин на самом деле вовсе не такой плохой, каким его нарисовал себе мозг Сынмина. Он безусловно поступил как мудак, но Сынмину почему-то хочется верить, что это все какое-то дурацкое недопонимание, и Хенджин на самом деле лучше, чем кажется. Ну, не умеют козлы и отморозки так страдать. Либо этот парень, разбивший ему сердце, какое-то чудо света, раз после него у Хенджина весь мир перевернулся.
Новый знакомый и по совместительству постоянник Хенджин первый раз за все время напивается настолько, что засыпает на барной стойке. Сынмин даже не сразу обращает на это внимание, но когда замечает, даже на мгновение застывает. И что ему теперь с ним делать? Оставлять на ночь в баре? Значит, оставаться самому. Сынмин, конечно, ничего против своего места работы не имеет, но ночевать здесь — это уже слишком. Он подходит к парню и решительно тормошит его за плечо. Ноль реакции. Зовет по имени — безрезультатно.
Вздохнув, Сынмин берет лежащий рядом с парнем телефон. Обычное дело, найти кого-то в списке контактов и попросить забрать. Блокировка по отпечатку пальца. Ну, конечно. Такая себе защита — Ким берет ладонь знакомого и прикладывает большой палец к сенсору. После снятия блокировки открывается какао-толк, заставив Кима на секунду замереть. Он никогда так не делал и вообще против вмешательства в чужую личную жизнь, но взгляд цепляется за последнее сообщение в верхнем чате, и, заткнув собственную совесть, бармен открывает переписку, пролистывая немного вверх.
Ханбоже, ты серьезно? Хан Хенджин, реально, не лезь в это Хан у них все хорошо с Чаном уже Хан не надо больше ничего ломать
я просто спросил как у него дела?
Хантебе всегда лишь бы поиграться, имей совесть Ханиграй с другими, не с моими друзьями, ладно? Хантвои забавы портят людям жизнь
Даже читать такое — ощущается достаточно жестко. Чонин, значит. Сынмин решает, что раз уж он поступает мразотно, то хуже от еще одной переписки не станет. Он ищет в списке чатов имя Чонина и находит диалог где-то внизу. Последняя переписка была два месяца назад. Сынмин открывает чат и хмыкает. Ну как переписка — монолог. Он листает чат вверх и видит только сообщения Хенджина. Он спрашивает, как дела, ел ли Чонин сегодня, кидает фотографии студии, фотографии пейзажей — ни на одно из них нет ответа. Спустя энное количество сообщений в пустоту Сынмин все же натыкается на сообщение от этого Чонина. Лаконичное, емкое:
Ким проматывает диалог вниз, до самого последнего сообщения Хенджина. А после:
Пользователь ограничил круг лиц, которые могут присылать ему сообщения.
Сынмин поджимает губы. Трагедия в нескольких актах, не иначе. Выглядит все очень грустно. Даже самому на душе от этого неприятно стало. Бармен встряхивает головой и выходит из мессенджера. Не его это дело, как бы там ни было. Как там звали этого друга, у которого он спрашивал про Чонина? Сынмин находит в контактах парня по имени Хан и нажимает на вызов. Несмотря на позднее время трубку берут спустя несколько гудков.
— Здравствуйте, — говорит Сынмин. — Извините за поздний звонок, но ваш друг тут у нас в баре... напился. Его должен кто-то забрать, потому что мы закрываемся. Могу я вам скинуть адрес?
— О... — раздается на том конце растерянно. — Это в Сеуле?
— О... — снова отвечают в трубку. — Но я в Сеуле?..
Сынмин смотрит на пьяное тело рядом за барной стойкой и вздыхает.
— Хорошо, извините, что потревожил. Доброй ночи.
— П-погодите! А что вы с ним будете теперь делать??
— Видимо, ночевать вместе в баре. Доброй ночи, — повторяет он и отключается.
Н-да, дела. Этот парень, оказывается, еще более жалкий, чем он думал. Друзья в другом городе, любимый человек не желает его видеть, и даже некому забрать из бара. Должно быть, после сообщений от этого Хана он так сильно напился. Сынмин сочувствующе смотрит на гостя. Да уж, заявление о том, что ты портишь кому-то жизнь, не из приятных. Если Хенджин не проснется, ему реально придется остаться здесь до утра, потому что Ким не сможет дотащить это тело даже до такси.
Он еще раз пытается разбудить Хенджина, но тот только что-то пьяно бормочет и утыкается лицом в сложенные на барной стойке руки. Ну, отлично, думает Ким. Придется либо вызывать полицию, либо оставаться здесь. Звать людей в форме не очень хочется: во-первых, это затянется надолго, а во-вторых, Хенджин не сделал ничего такого, ради чего стоило бы вызывать ментов. Подумав еще немного, Сынмин устало вздыхает и сдается. Ночуем в баре.
Как говорится, сон алкоголика крепок, но не долог. Хенджин просыпается через пару часов и будит уснувшего рядом Сынмина. Похмелье бьет в голову — это видно. Он держится за голову и морщится, а язык все еще заплетается. Сынмин сонно трет глаза и недовольно смотрит на гостя.
— Время всего лишь пять утра, мог бы и подольше поспать, — ворчит Сынмин. У самого от недосыпа болит голова. — Я пытался разбудить тебя, но тебе все ни по чем. Даже не знаю, где ты живешь, чтобы спровадить.
— Извини, — еще раз растерянно бормочет Хенджин. — Я уйду сейчас же.
— Да мне уже пофиг, — Сынмин жмет плечами и зевает. — Иди куда хочешь.
— А... — неуверенно начинает Хенджин и чешет голову. — Не хочешь со мной?
Сынмин прерывает свой второй смачный зевок и непонимающе смотрит на гостя.
— Чего? — он смеряет его взглядом. — Зачем это?
— Не пойми неправильно, — тут же тушуется парень. — Просто я чувствую себя виноватым и мог бы угостить тебя завтраком. Хотя бы.
Сынмин кривится и машет рукой.
— Забей уж. Время пять утра, еще ничего для завтраков не открыто. А ты вряд ли в состоянии что-то приготовить. Иди проспись и сходи в душ, что ли.
Хенджин кивает с виноватым выражением лица.
— Тогда давай обед? Приезжай ко мне. Если захочешь, — он что-то ищет в телефоне, а потом протягивает его Сынмину. — Мой адрес. Это недалеко отсюда.
— Стоило догадаться, — фыркает Сынмин. — То-то ты здесь постоянно ошиваешься, — он еще раз окидывает неудавшегося казанову взглядом и вздыхает, сдавшись. — Ладно, давай я добавлю тебя в какао.
На обед Сынмин не приходит, решив дать парню отдохнуть и проспаться как следует. Ему и самому бы выспаться перед следующей сменой, благо до пяти вечера еще есть время. Хенджин пишет сам ближе к восьми, но так как Сынмин на смене, он вежливо отказывается. Чтобы не расстраивать Хенджина, обещает прийти к нему завтра, в свой выходной.
Приходить в гости к какому-то малознакомому парню как-то странно, думается Сынмину. Было время, когда он мог напиться до беспамятства и проснуться черт знает где, но последние пару лет он чувствует себя более... спокойно. Алкоголь в таком количестве уже физически не влезает, да и те, с кем он веселился, тоже разошлись своими дорогами. У Сынмина вообще мало новых друзей. Он уже и не помнит, с кем последний раз знакомился, чтобы потом поддерживать отношения. Все друзья, в основном, либо остались в родном городе, либо разъехались на учебу кто куда. Поэтому они либо переписываются, либо изредка встречаются, когда Ким приезжает навестить семью.
У Хенджина дома беспорядок. Не то чтобы Сынмину не все равно, просто бросилось в глаза. Рядом с диваном стоит гитара, а на столе куча исписанных чем-то листов. У самого Хенджина яркие волосы завязаны в низкий хвост, и он неловко потирает шею, приглашая Сынмина зайти. Время уже вечер, поэтому из приемов пищи — получается, ужин. Хозяйка из Хенджина, как выясняется, тоже такая себе, потому что на приглашенный ужин он заказывает чанджамен из ресторана неподалеку. Их диалог больше напоминает светскую беседу, они поверхностно обсуждают какие-то бессмысленные вещи вроде погоды, обустройства квартиры, последней прошедшей смены Сынмина в баре.
— Ну, а что с твоим творчеством? Ты упоминал, что, вроде как, концерты даешь, — замечает Сынмин, возвращаясь взглядом к стоящей неподалеку гитаре. — Ушел в запой и не вернулся?
— Типа того. Мы отвыступали с последним альбомом, и над новым я не работал. Не знаю, — он трет лицо, а затем забирает пальцами волосы назад, — художник, вроде, должен быть голодным, а из страданий получаются лучшие творения. Но мне, если честно, ничего не хочется. Я сажусь что-то писать, а в голове пустота. Вдохновения нет, и желания — тоже.
Сынмин поджимает губы и решает кивнуть, так как в целом творческие метания не разделяет. Он вообще от любого творчества далек.
— Понятно, — тянет Сынмин, не зная, как продолжить диалог.
Однако Хенджин как будто и не ждет, что он продолжит. Он думает о чем-то своем, периодически прикладываясь к бутылке. Предлагает выпить и Сынмину, тот соглашается, потому что на трезвую диалог идет как-то сухо. Не привык он много болтать о пустом с мало знакомыми людьми. Хорошо, что алкоголь в этом плане все еще надежный партнер, потому что вскоре неловкость уходит. Сынмин понимает, что Хенджину все еще нужно выговориться, а потому осознанно поднимает тему его переживаний. Разговорить нового друга на эту тему легко, словно он так и ждет, кто его об этом спросит. Вот ведь накипело у человека. Теперь Хенджин рассказывает всю историю с самого начала и до конца, что, впрочем, все еще не дает Сынмину сделать окончательный вывод по поводу этого парня. Хотя он очевидно виноват сам, почему-то ему хочется посочувствовать. Может, дело в его искреннем раскаянии и том, что, разрушив чужие отношения, он сам в итоге оказался несчастлив.
— А потом я стал думать, — продолжает Хенджин. Ким едва удерживается от язвительного комментария. — На самом деле, я никогда не был кому-то нужен, — на его лице ни тени улыбки. Сынмин заставляет свои мысли замолчать. — Эти люди на концертах... они любят мой образ, не меня. Они не знают, кто я. А если бы знали? Сколько из них осталось бы со мной? Никто, на самом деле. Любовь не рождается из фанатства. Да и мне, на самом деле, никто не был нужен... до него. А сейчас я понимаю, что в мире стольких людей — я на самом деле не нужен никому.
Сынмин поджимает губы. Наверное, он тоже не прав в своем таком радикальном первоначальном мнении о Хенджине. Свой урок он уже получил и выводы из него сделал.
— Я позвонил, кажется, невовремя, — Хенджин усмехается и подносит бутылку ко рту, чтобы сделать глоток. Сынмин поджимает губы. — И выслушал от него в последний раз все, что он обо мне думает. А потом он меня везде заблокировал.
— Ну и к лучшему, — хмыкает Сынмин. — Быстрее переживешь.
— Тебя кидал в блок тот, кто тебе нравится?
Сынмин задумывается. Нет, до такого не доходило. Он умеет сливаться первый, чтобы никто не смог причинить ему боль.
— Везет, — кивает Хенджин. — Знаешь, каково это? Я бы хотел хотя бы поругаться. Хотя бы иметь возможность получить еще одно сообщение о том, как он меня ненавидит. Хотелось бы еще сказать в ответ, что я не такой бесчувственный, как он обо мне думал. Но я не могу ничего из этого. И даже не могу посмотреть, что происходит в его жизни. Тебя вычеркивают, словно тебя никогда и не было. И жизнь продолжается дальше, а ты сидишь с этим глупым чувством ненужности и не знаешь, куда его деть. И себя куда деть. И просто перевариваешь это каждый день, каждый вечер, проигрываешь в голове диалоги, которые никогда не состоятся. Тебя оставляют наедине с самим собой — и это хуже всего. Честно? Мне бы хотелось, чтобы его парень его никогда не простил.
— Это жестоко по отношению к нему, — замечает Сынмин. — Особенно, учитывая то, что это ты все испортил.
Хенджин как будто хотел что-то сказать до этого, но последнее предложение Сынмина заставляет его закрыть рот и подавиться собственными словами.
— Да... испортил, — задумчиво говорит он. — Я все испортил. Опять. Но, кажется, я только это и умею? — он усмехается.
Прекрати себя жалеть, чуть не срывается у Сынмина с языка, но он вовремя себя останавливает, вспомнив то, что увидел в чужом телефоне. Наверное, это действительно очень тяжело, быть непринятым. Быть нежеланным настолько же, насколько ты желаешь. Отдавать всего себя, чтобы получить в ответ холодное "хватит мне писать" и "ты все испортил". Наверное, Хенджину хочется просто выплакаться, и чтобы его пожалели, потому что, видимо, его никто никогда не жалел. И пусть Сынмину сложно быть просто плечом, и он не любит терпеть чужое нытье, в этот раз он постарается быть поддержкой для кого-то. Потому что Хенджина действительно очень жаль, несмотря на то, что он сделал. У Сынмина плохо с эмпатией, но он первый подошел к Хенджину за разговором и предложил ему излить душу. Он, вроде как, несет теперь за это ответственность, поэтому хочется быть хорошим другом, пусть они и не друзья вовсе, и вообще их знакомство супер странное.
Тем не менее, оно продолжается. Они переписываются в какао, когда не видятся, обсуждая разные темы или просто перекидываясь мемами, и время от времени встречаются — либо в баре, либо Хенджин зовет Кима к себе. Все это кажется таким правильным, таким нормальным, что Сынмин ненароком ловит себя на мысли, что это, кажется, оно. Как будто спустя долгое время он встретил такого же заебавшегося от жизни человека, и им не нужны какие-то драмы — они просто общаются и чувствуют себя хорошо. Хенджин присылает фотографии, когда идет просто шататься по улицам, а Сынмин рассказывает, как прошла очередная смена. Все это приводит к тому, что Ким понимает, что действительно хотел бы ему помочь либо вернуть Чонина, либо избавиться от этой боли. Просто по-человечески поддержать, потому что это нормально. Поэтому в следующий раз, когда он оказывается у Хенджина в гостях, Сынмин решает что-то сделать.
— Не хочешь побороться за него? — предлагает он. Хенджин поджимает губы и качает головой. — Наверное, он все-таки не был бы с тобой, если бы ты ему совсем не нравился.
— Нет. Я знаю, что он любит его намного больше, чем меня. Если, конечно, его чувства ко мне вообще можно назвать любовью, — хмыкает Хенджин, а потом тихо добавляет:
— Если, конечно, это вообще были какие-то чувства.
— Очень благородно, — усмехается Сынмин. — "Если любишь, отпусти"? Или это все-таки не любовь?
— Ну, ты уверен, что действительно любишь его? — Сынмин проводит рукой в воздухе. — Ты ведь говорил, что изначально он тебе просто понравился, как и все остальные, с кем ты до этого спал. Я так понимаю, это не любовь с первого взгляда или что-то такое. Ты влюбился в него уже позже, верно? — Хенджин медленно кивает, переваривая слова Сынмина. — Так вот, мне интересно, действительно ли ты его любишь, или просто спустя долгое время появился кто-то, к кому ты мог возвращаться, и это дало тебе какую-то иллюзию дома и постоянства, и всякое такое? Ведь он, по твоим словам, никогда не любил тебя. Возможно, ты любил чувство не-одиночества, как думаешь?
Хенджин округляет глаза и застывает. Сынмин хмыкает — он так и думал. Судя по рассказам Хенджина, одиночество среди толпы людей — его главная проблема. Он постоянно говорит, что никому не нужен и всё всем портит. Ему просто хотелось быть нужным кому-то, и его мозг выбрал Чонина как какой-то якорь. Физическая близость наложила свой отпечаток — и вуаля, страдающий влюбленный Хенджин. Человеческие чувства — это так глупо и смешно, боже.
— Я... никогда не думал об этом в таком ключе, — ошарашенно говорит он.
— Просто, если ты так сильно любишь его, и он был не в отношениях, будучи с тобой, почему ты никогда ему об этом не говорил? Почему не пытался влюбить его в себя?
Хенджин поднимает на него растерянный взгляд.
Сынмин снова хмыкает и, подойдя ближе, хлопает парня по плечу.
— Вот тебе пища для размышлений. А мне пора на работу.
Смена проходит спокойно — как всегда. Благо, их бар по уровню немного выше, чем просто забегаловка для пьяниц, поэтому контингент тут в целом неплохой. Положа руку на сердце, Сынмин даже признается, что хороший. Редко, когда кто-то буянит, в самом плохом исходе кто-то засыпает, как Хенджин, но проблем это обычно не доставляет. Сынмин все еще думает об их разговоре с Хенджином, а потом отчитывает себя за то, что слишком много беспокоится о том, что к нему не имеет никакого отношения. Он в этой истории просто зритель, даже не третье лицо, а какое-то пятое или даже десятое. Хорошо, если Хенджин в итоге разберется в себе и своих чувствах, и сможет отпустить свои великие мучения, чтобы вернуться к нормальной жизни. Ну, а если нет, то Сынмина это не должно волновать.
Проходит еще несколько дней, прежде чем, среди прочих сообщений, Ким получает признание от музыканта.
скорее всего, это просто привязанность, которой я жаждал
чем больше думаю о твоих словах, тем больше убеждаюсь в этом
думаю, в каком-то плане мне стало легче от этого
Сынмин читает это в приходящих уведомлениях и довольно хмыкает. Если бы все люди пользовались мозгами, а не эмоциями, может, и драм в мире было бы поменьше. С другой стороны, думает Сынмин, тогда у всех жизнь была бы пресная, как у него. Нет, наверное, все-таки, хорошо, что в мире существует баланс всего. Эмоции — это хорошо, и их отсутствие — тоже. Все прекрасно по-своему.
Сынмин чувствует, что что-то не так, когда всегда отвечающий и даже несколько надоедливы Хенджин вдруг начинает отвечать через раз, а некоторые сообщения просто оставляет прочитанными. Когда перестает что-то скидывать в мессенджере или инстаграме, или делает это намного реже, чем до этого. И хотя Ким старается не придавать этому значения, оно все равно где-то на подкорке начинает его беспокоить. Возможно, Хенджин, избавляясь от своих больных чувств, словил волну вдохновения и пропадает за написанием нового альбома? Вполне может быть, а Сынмин тут уже успел себя накрутить. Ким ловит себя на этом странном чувстве привязанности, которое не замечал до этого. Он вдруг понимает, что привык общаться с Хенджином, и теперь его вроде как не достает в его жизни? Какой кошмар, этого еще не хватало. А потом Хван снова объявляется, что-то кидает, снова отвечает на сообщения — и Сынмин выдыхает, сославшись на то, что он сам себе все придумал. Хотя, если быть уж совсем честным, мерзкое чувство покинутости не оставляет его. И если уж совсем признаваться себе во всем, то он понимает, что даже несколько боится Хенджина потерять — вот ведь до чего дошло. Ему действительно нравится общаться с Хенджином, переписываться с ним на смене, встречаться вне работы или на работе, когда тот снова приходит в бар. Он пьет уже намного меньше, в основном берет себе дежурный стакан или два за вечер и ловит Сынмина время от времени, чтобы немного поболтать.
В один из вечеров, которые Ким проводил у Хенджина, они напиваются и, глупо смеясь и подпихивая друг друга, играют в приставку. Хван, постоянно проигрывая, решает взять хитростью, и начинает отвлекать Сынмина во время ключевых моментов в игре, а потому скоро получает по башке от нетерпящего такой несправедливости друга.
— Научись проигрывать достойно! — возмущается Ким, когда в очередной раз ведется на уловку Хенджина и проигрывает бой.
— На войне все средства хороши, — Хенджин показывает язык и глупо смеется, за что Сынмин щипает его куда-то в бок.
Хенджин вскрикивает от неожиданности и пихает Сынмина в плечо. Они шутливо борются друг с другом еще какое-то время, пока Сынмин не сдается, откидываясь на спинку дивана.
— Да ну тебя, я устал, — машет он рукой.
— Если честно, я уже так давно не играл во что-то, — умиротворенно улыбаясь, признается Хенджин.
Он тянется за стоящей неподалеку бутылкой соджу и делает глоток прямо из горла, а потом протягивает ее Сынмину.
— Я тоже, — отвечает Ким, принимая бутылку и тоже делая глоток.
— Я вообще тебе очень благодарен, — тихо говорит он, вворачивая шутливый до этого разговор в другое русло.
Лежавший на диване с закрытыми глазами Сынмин лениво открывает один глаз, а потом привстает.
— Ну, ты здорово помог мне последнее время, — Хенджин пожимает плечами и встречается с Сынмином взглядом. — Меня одолевали такие странные сильные эмоции, и я словно не мог снова встать на ноги. А ты помог. Спасибо.
— Да не за что, — Сынмин тоже жмет плечами и снова отпивает из бутылки.
— На брудершафт? — вдруг предлагает Хенджин, хитро улыбаясь.
Предложение... внезапное, мягко говоря. Но под изрядным количеством алкоголя Сынмин, не будучи взятым на слабо, зачем-то соглашается и протягивает бутылку Хенджину. Тот отпивает, возвращает обратно. Сынмин делает глоток, и стоит ему только убрать бутылку от лица, как его губы накрывают чужие. Ого.
Это алкоголь дает в голову или...?
А потом — Хенджин пропадает. Насовсем. Вот так просто, перестает отвечать на сообщения, не приходит в бар. Звонить Сынмин не решается. Не то чтобы он сильно переживает по этому поводу, но ловит себя на знакомом неприятном чувстве. Он снова оказался недостаточно хорош. Опять. Ничего нового, еще один случай, подтверждающий правила. Хенджину просто нужен был кто-то, кому можно выговориться. Сынмин, наученный прошлым опытом, сразу же принимает решение отступить. После нескольких сообщений, которые Хенджин прочитал, но на которые не посчитал нужным ответить, Ким перестает делать первые шаги. Так происходило всегда, так происходит и сейчас. Сынмин нехотя признает, что за все это время успел привыкнуть к разговорам с музыкантом. Признает, что Хенджин начал ему нравиться. Признает, что на самом деле его неприятно укалывает поведение Хенджина. И признает, что ошибся в том, что ему можно доверять. Признание — это первый шаг к принятию. За принятием следует уравновешенность и рациональность. Сынмин давно принял, что он — недостаточно. Что все рано или поздно уходят, потому что есть кто-то лучше. Что он может кому-то нравиться, но это всегда поверхностно. Он напоминает себе, что это не обесценивает его. Что это нормально — быть просто хорошим собеседником на время. Что это нормально, когда люди уходят.
В этот раз он дал слабину. Гордость неприятно задевает то, что где-то глубоко внутри он тревожно бросает взгляд на экран телефона, когда приходит уведомление из какао, надеясь, что это Хенджин. Но это не он. Хенджин все так же не пишет и не приходит. Сынмин чувствует раздражение по отношению к нему, и это ему тоже не нравится. Если Хенджин вызывает раздражение, значит, Сынмину не все равно. А это признавать очень не хочется. Конечно, он знает, что ни за что не станет ведомым. За все годы неудачных отношений Сынмин понял одно — хорошо, когда разум преобладает над сердцем. Он точно знает, что как бы сильно ему ни нравился кто-то, он найдет силы наступить себе на горло и перешагнуть через это — ради себя самого. Как бы ни хотелось написать Хенджину, он этого не сделает. Это просто еще один человек, которого он отпустит.
Самое раздражающее во всей это ситуации — то, что Сынмин отнесся к нему искренне. Поверил, что за внешностью типичного красавчика на самом деле чувствующий человек. Обманулся, словно ему пятнадцать. Жаль своего времени, жаль всех искренних слов и поддержки, которую он ему старался оказать. Киму самому от себя противно — он действительно вел себя как влюбленный идиот, или это сейчас так кажется? Может, Хенджин подумал, что Сынмин к нему что-то чувствует, поэтому сбежал? Потому что ему не нужен такой балласт, как он? Вполне возможно. Только вот с чего он это взял? С того, что Сынмин относился к нему просто по-человечески хорошо? Господи, ну и тупость.
Сынмин снова открывает чат с Хенджином, видит свои несколько прочитанных сообщений и чувствует себя глупо. Так уж вышло, что Сынмин никогда не цеплял внешностью или харизмой, но его главным достоинством был его мозг. Поэтому его никак бы не задело, если бы кто-то назвал его некрасивым, несмешным или неинтересным. Но что действительно его задевало — ощущение собственной глупости. Больше всего на свете Сынмин ненавидит, когда к нему относятся, как к дураку. Хенджин заставил почувствовать себя именно таким. Глупым и навязчивым. Сынмина почти тошнит от всего этого, а контакт музыканта хочется кинуть в блок. Но если он так сделает, Хенджин поймет, что Ким обижен. Обида — значит неравнодушие, а этого он никак не хочет показать. Придется потерпеть, пока под натиском новых диалогов чат с Хенджином не уйдет вниз и не перестанет мозолить глаза. Нечего было его жалеть с самого начала. Пил бы себе до отказа печени — и хер бы с ним.
Но ничего страшного. Всего лишь очередной этап жизни. Сынмин проглатывает это, потому что ничего сделать не может. Он не имеет права ничего Хенджину предъявлять, так как их ничего не связывало, и они никем друг другу не являлись. Похуй. Конечно же, он все так же продолжает ходить на работу и пытается не обращать внимание на приходящие уведомления, в надежде увидеть там имя Хенджина. Ему стоит снова научиться быть одному. В конце концов, не так уж много времени они провели вместе, чтобы Ким успел к нему так сильно прикипеть. Первое время его все же метает из стороны в сторону. Если честно, хочется позволить себе наконец сесть и предаться страданиям, позволить выпустить хоть сколько-то эмоций. Признать, что ему больно и обидно — но Сынмин не может. Глупость ситуации просто не может позволить ему так по-детски себя повести. Он снова напоминает себе, что между ними ничего не было, а значит и переживать особо не о чем. Потом же он думает, что недооценивает себя — и в этом проблема. До тех пор, пока он будет переживать о каждом таком Хенджине в своей жизни, он будет выбирать кого-то, кто не он сам — а это неправильно. Он всегда в первую очередь должен выбирать себя, потому что он у себя один. И в конце концов, никто не останется с ним до конца, кроме себя самого. И с чего вообще он позволил себе думать, что может оказаться недостаточно хорошим для кого-либо? Сынмин взрослый, уверенный в себе человек с адекватным мышлением. То, что его по каким-то причинам не выбрал взбалмошный и неуравновешенный музыкант — это вообще не его, Сынмина, проблема. Да может и хорошо, что он его не выбрал. Еще не хватало в его спокойной жизни драмы с чувствительным слугой искусства. А потом проходит время и Сынмин все равно чувствует грусть и какое-то тупое предательство своего доверия.
Он знает — это все пройдет. Поэтому позволяет себе метаться из стороны в сторону. Это нормально, так происходит, когда тебя выбивают из колеи. И даже если он начал что-то чувствовать к Хенджину — это тоже пройдет. Просто нужно время. Хорошо, что Сынмин умеет вовремя уходить. Было бы совсем глупо, если бы он продолжал пытаться привлечь внимание Хенджина к себе снова. Привлечь Хенджина, который, к слову, так больше и не объявился с тех пор.
Если ему не надо — Сынмину тем более не надо.
Сынмин лежит на кровати, лениво проходя новый уровень в игре, когда на экране всплывает уведомление.
Ну вот, врезался. Сынмин моргает несколько раз, когда выходит из игры и тупо смотрит на уведомление о сообщении в течение нескольких секунд, а потом его пробирает на смех. Как дела? Он серьезно? Как, мать его, дела? Спустя две недели внезапного игнора, он решает снова объявиться и спросить, как у него дела? Отлично, потрясающе, просто заебись! с возмущением думает Сынмин, не открывая чат из принципа. Он фыркает и закрывает какао-толк, снова открывая свою игру. А потом злится и выходит из игры, открывая мессенджер. Он специально открывает чат с Хенджином, чтобы у того высветилось, что сообщение прочитано, а потом выходит из приложения и довольно хмыкает.
— Я тоже умею игнорить, придурок.
Сынмин еще несколько раз пытается пройти уровень в игре, но все разы проигрывает и фыркает, чувствуя накатывающее раздражение. С какого хрена он снова объявился, как ни в чем не бывало? Внезапно они снова стали друзьями? Стало скучно? Нужно снова поплакаться? Как бы не так. Сынмин умеет наступать на грабли только один раз, чтобы в следующий обойти стороной. Не знаю, как там вел себя с ним этот Чонин, но я точно церемониться не буду, недовольно думает он. Пусть на других свои качели испытывает, а ему это нахер не нужно. Сегодня ему скучно, и он решил написать, а завтра снова пропадет? Пусть разбирается с проблемами в своей башке сам.
Спустя еще какое-то время приходит новое уведомление. Фотография. Затем еще одно.
Сынмин читает всё в пушах, чтобы не открывать чат сразу. Пусть не думает, что он тут сидит и ждет его сообщения. Да, было такое первое время, но не сейчас. Выдержав драматичную паузу, Сынмин снова открывает чат через полчаса и закрывает его, оставив сообщения без ответа. Придурок как минимум должен сначала извиниться за свое поведение, а потом уже спрашивать, как дела. Если он думает, что может пропадать и игнорировать, а потом возвращаться и вести себя так, словно ничего и не было — то нихера подобного. С Кимом такие фокусы не прокатят. Больше Хенджин не пишет, а Сынмин весь оставшийся день проводит на взводе от собственных мыслей, накативших как снежный ком.
Он все же отвечает — на следующий день. Чтоб не повадно было. Игнорировать Хенджина совсем оказывается все-таки выше его сил, но показать, что он не особо-то и скучал — вполне себе возможно. Сынмин поддерживает диалог постольку поскольку. Хенджин напишет — он ответит. Пропадет снова на несколько дней — Ким даже не дернется в его сторону. Ему абсолютно все равно — это Хенджин должен почувствовать. В конце концов, музыкант заявляется в бар, и Сынмин, краем глаза увидев его заходящим в помещение, делает вид, что у него не ухнуло сердце.
— Привет, Сынмин, — улыбается Хенджин, усаживаясь за барную стойку.
Бармен безразлично на него смотрит и кивает в знак приветствия, протирая стакан.
— М-м-м.... давно меня здесь не было, — гость неловко смеется, пытаясь разрядить обстановку.
Сынмин сдерживается от того, чтобы фыркнуть в ответ, и ничего не отвечает. Хенджин снова неловко смеется.
Ким чувствует, что начинает закипать. Он действительно приперся сюда и ведет себя, как ни в чем не бывало? Хватает совести, после того, как пропал на хер знает сколько времени? Такой наглости он еще не встречал. Обычно, если с ним переставали общаться, то пропадали безвозвратно.
— Расскажи, как у тебя дела? — снова предпринимает попытку Хенджин, и Сынмин не выдерживает, звонко опуская только что натертый стакан на стойку из дерева.
Он решительно подходит к той стороне, где сидит Хенджин, и наклоняется, чтобы ссору не слышал кто-то другой.
— Слушай, музыкант, — шипит он. — Мне все равно, как ты себя обычно ведешь со своими друзьями, знакомыми, любовниками, но уясни одну вещь: я — никто из них. Со мной такие фокусы и манипулятивное поведение не прокатит. Я не вышвырнул тебя отсюда только потому, что это, к сожалению, не мой личный бар, и я не имею права вести себя так с гостями. Разберись сначала со своей башкой, прежде чем лезть в социализацию, понял?
Он собирается уйти, но чувствует, как его решительно хватают за руку. Его окатывает новой волной злости — он еще смеет хватать его!
— Идем выйдем, — твердо говорит Хенджин, и в его взгляде не остается ничего из той нелепой неловкости, что была несколько минут назад.
— Ну, идем выйдем, — хмыкает Сынмин, бросая с плеча полотенце на стойку.
Хочет разобраться? Он ему это устроит. Ким выдергивает руку из хенджиновой хватки и выходит из-за стойки. Парень тут же оказывается рядом и снова пытается схватить за руку, чтобы повести за собой, но Сынмин не дается и вызывающе смотрит, собираясь пойти за гостем, куда бы он его ни повел. Хенджин принимает решение бармена и молча проходит куда-то вперед, пока они не выходят из бара. Хенджин, однако, не останавливается и ведет его дальше, заворачивая за угол.
— Я выслушаю тебя один раз, — начинает Сынмин, — и не смей распускать руки, иначе тебе не-
Он не успевает договорить, потому что Хенджин, не слушая его, разворачивается и, схватив за предплечье, притягивает к себе, в следующий момент накрывая его губы своими. Сынмин от неожиданности застывает на месте, не понимая, как ему следует себя вести. В голове ни одной мысли, пока Хенджин целует его губы, а хватка на руке ослабевает. Он перемещает ладонь на затылок Сынмина, чтобы прижаться ближе, и целует глубже. Бармен не успевает следить за собственными чувствами, потому что сердце начинает стучать быстрее, а щеки розовеют. Кажется, проходят долгие минуты, прежде чем Хенджин отстраняется и смотрит ему в глаза.
— Это... что такое? — ошарашенно выдыхает Ким, бегая глазами по лицу напротив. К нему возвращается рассудок, а вместе с ним и раздражение. — Ты совсем охренел?
— Думаешь, имеешь право так себя вести со мной? — распаляется Ким и даже позволяет себе пихнуть его ладонью в грудь. — Думаешь, можешь игнорировать, пропадать, потом заявляться с неловкой улыбочкой и вести себя, будто ничего не было? Думаешь, имеешь право так поступать со мной?! — возмущение накрывает его с головой, вместе с обидой и злостью. Так его еще не унижали.
— Ты мне нравишься, — выдает Хенджин, и это заставляет Сынмина осечься на середине следующей гневной реплики. — Извини, что пропал. Я понял это очень внезапно и испугался. Я думал, что снова влюбился безответно и струсил, чтобы ситуация не повторилась.
— Но потом я понял, — сбивчиво продолжает Хенджин, — что ты — не он. И я не должен так себя вести с тобой. Я не знал, как вернуться, поэтому... так глупо себя повел. Я просто... ну, мудак, — он извиняюще улыбается, заглядывая в глаза ошарашенному парню напротив. — Наверное, не умею по-другому. Я просто не хочу тебя отпускать. Поэтому я здесь.
Сынмин чувствует, как бешено колотится собственное сердце, а в голове полная каша из оставшейся обиды и шока от внезапного признания.
— Ты... — только и может возмущенно выдохнуть он. — Да ты... Да пошел ты нахер?
— Ты прав. Только не оставляй меня, пожалуйста. Я научусь быть нормальным, я обещаю. Я не хочу тебя терять, — снова говорит он и неуверенно приближается.
Сынмин все еще смотрит осторожно, и его глаза бегают, словно он решает, стоит ли ему отстраниться и убежать. Нужно ли ему снова уйти вовремя, чтобы не позволить себе сделать больно в будущем? Это всего лишь еще один случай, где он окажется недостаточно — так было всегда, и будет в этот раз. Он должен защитить себя от этого — но почему-то он не двигается, позволяя Хенджину быть ближе до тех пор, пока его губы снова не накрывают чужие. Он чувствует себя слабым, наконец признаваясь, что очень хочет, чтобы его любили. Он постоянно затыкает в себе это желание, но на самом деле, он очень хочет, чтобы его выбрали хотя бы один раз. Почувствовать какого это — когда ты нужен и желаем не в момент, а вообще всегда. Ему так сложно позволить себе признаться в том, что на самом деле он ужасно, ужасно одинок, и ему хочется быть любимым. Сынмин сдается сам себе, когда решается пойти навстречу и обнимает Хенджина за шею, отвечая на поцелуй.
Пожалуйста, выбери меня, думают оба, решаясь открыться друг другу. И каждый из них понимает, что в этот раз они будут готовы быть искренними до конца.
— Не надо быть нормальным, — тихо говорит Сынмин, отстранившись. — Если ты не будешь вести себя как мудак, этого будет достаточно.
— Я не буду, — улыбается Хенджин. — Я ни за что не дам тебе усомниться в моих чувствах, обещаю.
— Ты не знаешь, на что идешь, — предупреждает Сынмин. — Я закрытый, холодный и...
— Самый лучший, — перебивает Хенджин и снова целует.
Сынмин возвращается в бар, пытаясь скрыть глупую счастливую улыбку на лице, и где-то внутри другой Сынмин только закатывает на это глаза. Хенджин так же возвращается на свое место, и до конца смены они только переглядываются, стараясь не выглядеть слишком влюбленными. Весь вечер так ощутимо внутри бьется сердце, что Сынмин не может не пошутить у себя в мыслях о том, что не знал, что оно у него вообще есть; а часы до конца смены кажутся ужасно долгими, потому что он знает — Хенджин его ждет. Пытаясь сохранять обычное для него спокойствие, Сынмин говорит всем, что он сам закроет бар. А когда все, наконец, разъезжаются по домам, Хенджин, словно тоже ждал этого весь вечер, подходит к бармену, по-кошачьи улыбаясь.
— Поедешь со мной? — тихо мурчит он на ухо, прижимая парня к барной стойке.
Сынмин думает, что почему-то ни одни из предыдущих отношений не ощущались вот так. До волнения в животе и слабеющих ног, до мурашек, расходящихся по коже от близости чужого тела. Так ощущается взаимность? Если да, то он, кажется, не жалеет ни об одном из своих решений в жизни, которые привели его сюда. У Хенджина глаза блестят по-другому, и ощущается уверенность, которой раньше не было. Он неспешно целует Сынмина, опуская на талию горячую ладонь. Это все настолько слишком, что у бармена путаются мысли в голове, и это ощущается так странно, так незнакомо, так небезопасно — но он все равно позволяет всему этому быть. Сынмин думает, что идет в полной темноте непонятно куда, хотя до этого всегда шел по хорошо освещенной дороге. Он не может объяснить себе, откуда вдруг такая решимость и желание ступить в незнакомую темноту, но, завороженный собственным интересом, он продолжает идти. Он позволяет Хенджину снова поцеловать себя и кладет ладони ему на шею.
— Боюсь, что у меня нет выбора, иначе ты пойдешь за мной, — смеется Сынмин.
— Ты прав, — кивает Хенджин, улыбаясь. — Я просто не могу тебя отпустить.
Господи. Хочется закрыть лицо ладонями и попищать, как маленькой девочке — настолько это все невероятно.
Находиться дома у Хенджина в другом статусе несколько волнительно. Потому что Хенджин, оказывается, очень тактильный. Сынмин даже ловит себя на мысли, что Хван настолько изголодался по ласке, что теперь, словно радостный пес, не может этим насладиться. Он целует Кима при каждом удобном и неудобном случае, постоянно касается и, в конце концов, они оказываются лежащими на диване. Хенджин лежит на груди сверху, позволяя Сынмину перебирать свои отросшие яркие волосы, а тот ловит себя на мысли о том, что Хенджину наверняка хорошо слышно, как сбивчиво стучит его сердце. Впрочем, это уже неважно, он сдался ему с потрохами, так что в любом случае уязвим.
— Ты сегодня почти не пил, — замечает Сынмин, продолжая перебирать его волосы.
— Я хочу целовать тебя трезвым, — отвечает Хенджин и после этого поднимается, чтобы подтянуться выше и поцеловать парня в очередной раз. — Хочу быть собой. И чтобы ты был собой.
Сынмин отвечает на долгие, тягучие поцелуи, сжимая пальцы в чужих волосах. Он закрывает глаза и чувствует, как горячие губы медленно оставляют поцелуи на его линии челюсти, спускаясь на шею. Сердце от этого заходится пуще прежнего, а в животе все напряжение собирается в один большой ком. Хенджин целует так вдумчиво и аккуратно, словно боясь навредить. Сынмина никто так не целовал до этого — это ужасно возбуждает. Горячие руки оказываются под футболкой, и у Сынмина от этого перехватывает дыхание. В эту же минуту он чувствует, как Хенджин прекращает его целовать, и открывает глаза. Парень смотрит на него черным взглядом, но не внушает опасности. Он словно наблюдает за реакцией Сынмина, проверяя, стоит ли остановиться. Ким притягивает его к себе, давая понять, что не стоит. Тогда Хенджин снова коротко целует его в губы и спускается ниже, в тоже время поднимаясь выше рукой и задирая футболку.
— Ох, — не выдерживает Сынмин, когда чувствует губы на своем животе, и моментально покрывается мурашками, когда Хенджин усмехается в ответ на это.
— Я хочу показать, — тихо говорит он, и его дыхание щекочет кожу, — что умею любить. И я буду любить тебя каждый день, Сынмин.
Сынмин выгибается в спине, закрывая глаза. Эти слова попадают прямо в сердце, и если у него и оставались до этого какие-то капли рациональности, то сейчас весь Сынмин — это одно большое чувство. Он позволяет своему парню — господи, как странно, — целовать себя везде, подняться поцелуями выше до груди и тихо стонет, когда он прикусывает кожу рядом с ключицей. Забраться под футболку старшего неудобно, Хенджин это сразу понимает и отстраняется, чтобы избавить себя от вещи и вернуться к поцелуям. Сынмин гладит широкие плечи, целуя чужие губы, и не осознает, что раздвигает бедра шире, чтобы Хенджин был ближе.
Между ними растет напряжение, но это не заставляет никого из них заходить дальше. Все, что им сейчас нужно — это иметь возможность без опасений отдавать свои чувства и принимать такие же искренние в ответ. Сынмин долго не позволял себе признаться в собственном одиночестве, а Хенджин долго не мог найти того, кому смог бы открыться полностью без страха быть отвергнутым. Они еще долго дарят друг другу ласку, пока в конце концов так и не засыпают в обнимку на том же диване. У них еще будет много времени узнать друг друга в разных планах, и они будут наслаждаться этим временем, каждым его днем.