my babe is bad, you know
Метки: Dirty talk, Рейтинг за секс, Повседневность, AU
Пэйринг и персонажи: Бан Чан/Ян Чонин
Описание: Чонин сильно повзрослел за то время, что они не виделись.
То, что в дверь стучатся, Чан слышит только с третьего раза и не успевает ответить — дверь нетерпеливо открывается, впуская в небольшую каморку-студию господина Чхве и кого-то еще. Чан осторожно спускает наушники с головы на шею и кивает в знак приветствия.
— Прости, Чан-и, но не открывать после третьего стука крайне невежливо, — смеется мужчина, Чан виновато улыбается. — Смотри, кого я привел, — он отходит в сторону.
Из-за его спины выходит парень, тусклый свет падает на его лицо. Господин Чхве ворчит что-то про то, что такими темпами Чан точно посадит зрение, и включает свет полностью. Чан почти не узнает его. Высокий худой парень с смольными отросшими волосами. Когда он успел так вырасти? Глаза теперь длинные и черные, скулы стали высокими, из-за чего лицо кажется худым, но припухлые губы исправляют положение, и — боже — Ян Чонин очень красив. Куда делись его круглые глазки и щечки? Чонин вежливо улыбается, показывая ряд идеально ровных зубов — уже снял брекеты?.. Чан, в ответ на это, растерянно кивает. Ян Чонин смотрит насмешливо, явно не так, как несколько лет назад.
— Что-то ты сегодня не дружелюбный, — ворчит Чхве и дальше обращается уже к Чонину, — ты не обращай внимания, опять, поди, три дня не спал.
Чан приходит в себя, моргнув пару раз, и встает, чтобы пожать парню руку. Да, как он и полагал, Ян Чонин стал намного, намного выше. Раньше утыкался в его плечо, а теперь даже немного выше Чана. Его ладонь сухая и теплая, а чанова — горячая, потому что только что лежала на компьютерной мышке. Чонин его явно узнал сразу, если не знал заранее, к кому его ведут — это точно. Это видно по его насмешливым черным глазам.
— Чан-и, это Ян Чонин. Мы наконец-то нашли тебе помощника, только все равно будем периодически забирать его себе для разных дел, — Чхве издает неловкий смешок. — Надеюсь, ты не против.
— Помощника? — Чан глупо моргает. — Мне??
— Да, — мужчина кивает. — Пусть учится, давай ему всякую несложную работу со звуком. Заодно и сам время сэкономишь. Так, ладно, — он хлопает в ладоши и снова обращается к Чонину. — Это, как ты понял, наша студия. Одна из. Здесь, в основном, работает Чан. Он будет твоим куратором и непосредственным начальником, — Чонин на все послушно кивает. Чхве обращается к Чану, прежде чем развернуться. — Ну, не будем тебя больше отвлекать, Чан-и. Пойдем, Чонин, я покажу тебе все дальше…
Черт, мысленно ругается Чан, когда за ними закрывается дверь. И сдался ему этот помощник, вот ведь упертый. Чан столько раз говорил, что прекрасно справляется сам, но нет. Еще и Чонин — Чан хмыкает — угораздило же. Нет-нет, Чонин и правда хороший мальчик, и Чан против него ничего не имеет, но вот последний раз, когда они виделись… когда же это было? Года четыре назад? Да, около того. Они жили на соседних улицах раньше и много проводили времени вместе, будучи детьми. Чан как сейчас помнит смешного маленького мальчишку с круглыми глазами и брекетами, который постоянно таскался за ним и восторженно хлопал в ладоши, когда старший рассказывал ему что-то забавное или интересное. Есть такое чувство, что не к добру это все, ой не к добру.
Он смотрит на экран и не может вспомнить, что же хотел добавить в аудиодорожку.
Чан зевает, идя по коридору со стаканом холодного кофе в руках. Он зашел за ним по пути в студию. Чан любит приходить сюда с утра пораньше, особенно летом, потому что, во-первых, надо успеть до жары, а во-вторых, летом ему спится еще хуже, ведь до рассвета он не может уснуть, а после сделать это становится трудно, потому что светло. В общем, одни страдания. А в студии родной пульт, кондер и приглушенный свет. Иногда, Чан признается, вздремнуть часок здесь на диванчике для него лучше, чем проваляться всю ночь дома в кровати. Он прикладывает к двери пропуск, та негромко пищит, снимая с замка блокировку. Чан мурчит что-то себе под нос, когда заходит — и в следующую минуту дергается от неожиданности. На стуле рядом с его сидит Чонин. Точнее, он спит сидя, положив голову на руки на столе. Какого черта он здесь так рано? Чан хмурится, не зная, как поступить, но Чонин, видимо, услышав дверь, сам начинает ворочаться и в итоге поднимает голову и смотрит на Чана. Его волосы с одной стороны превратились в гнездо, а на щеке отпечатался рукав толстовки, а еще скуластое лицо в полумраке кажется весьма недружелюбным. Так бы показалось Чану, если бы он его не знал, но Чонин мило хлопает глазами и чмокает губами, пытаясь понять, где он и почему.
— Ты откуда здесь? — Чан проходит к своему креслу и ставит кофе на стол.
— Прости, я… мне вчера дали кучу бумаг изучать, и я не знал, куда пойти, чтобы спокойно посидеть.
— И решил ко мне, — Чан недоверчиво смотрит.
— Здесь было единственное пустое место. Я не думал, что меня вырубит, — Чонин смотрит на часы. — Буквально час назад ходил умываться, и все было норм.
Чан хмыкает, скрестив на груди руки.
— Что, не рад меня видеть? — Чонин улыбается.
— Нет, почему же, — Чан жмёт плечами. — Просто было неожиданно увидеть тебя здесь. Не люблю, когда в моей студии кто-то есть без моего ведома.
Чонин усмехается и встает со стула, потягивается. Чан цепляет взглядом худую фигуру, длинные пальцы, острую линию подбородка. Чонин совсем не такой, каким он его помнит, и это, конечно, тоже не к добру. Парень скидывает толстовку, оставаясь в черной футболке, и зачесывает пальцами волосы назад, чтобы не лезли в глаза. Чан не может объяснить это внезапно появившееся напряжение. Хотя это все тот же Чонин, с которым они много времени проводили вместе в детстве, сейчас он с самой первой минуты вдруг кажется каким-то опасным.
— А я вот скучал, хен, — Чонин снова улыбается, только Чан почему-то чувствует себя добычей. — Нет-нет, не думай, я не знал, что ты здесь работаешь, так что это просто совпадение, — он медленно и мягко, словно кошка, подходит ближе. — Или судьба.
Чан прочищает горло и отводит взгляд. Он хочет сесть в кресло и начать работать, чтобы избежать продолжения этого разговора, но Чонин ловко и будто случайно оказывается ровно между ним и его рабочим местом. Он зачем-то достает телефон и звонит кому-то, но не прикладывает трубку к уху, продолжая держать его в ладони. Чан чувствует вибрацию в кармане, достает телефон, на экране которого высвечивается ряд цифр. Чонин смотрит на это и хмыкает.
— А я-то думал, почему Чан-хен мне ни разу не позвонил за все это время? — он отключает вызов и каким-то образом снова оказывается немного ближе. — А хен, оказывается, и номер мой стер.
— Поменял телефон, — Чан не врет, но почему-то даже ему самому кажется, что это просто глупые оправдания. — Не все номера остались на карте.
Чонин кивает и притворно-сочувственно цокает.
— Да-да, я понимаю. Всякое ведь в жизни случается, верно? — он разворачивается и садится на стол. — Я и ждал-то, наверное, только первый год, — жмет плечами, словно для него это ничего не значит. — Каждый день. Потом каждую неделю. Потом думал, что хотя бы на день рождения услышу твой голос. Но ничего, потом перестал.
Ох, черт. Наконец, становится понятно, почему Чонин такой пассивно-агрессивный, и почему от него вдруг исходит такая ядовитая атмосфера. Ян Чонин крепко обиделся. Кажется, раньше это не было большой проблемой, но не стоит забывать, что прошло несколько лет, и Чонин очень, очень изменился.
— Но ты, наверное, был занят, я все понимаю, — он смотрит насмешливо, Чан сжимает челюсти. — Все четыре года.
Чан переводит дыхание. Теперь они работают вместе, и он не может позволить этой проблеме разрастись до пределов катастрофы.
— Давай работать, Чонин, — он хочет обойти его, но парень не дает, показывая, что разговор не окончен.
— Нам еще есть, о чем поговорить, хен.
— Сейчас мы будем работать, — Чан чеканит каждое слово и наклоняется к Чонину, оперевшись ладонью о стол. Он смотрит прямо в черные глаза, которые тот сужает, делая взгляд холоднее. — Кажется, ты должен меня слушаться.
— Теперь ты мой начальник, — хмыкает он, приближая лицо в ответ. — И я снова должен молчать, — Ян толкает его в плечи, следом спрыгивая со стола. — Но я уже не тот подросток, которого ты поцеловал и бросил, уехав к своей прекрасной новой жизни, — Чонин снова толкает Чана так, что тот приседает на диван. Ян следом седлает его бедра.
— И тебе придется считаться с моим мнением, хен, — шипит Чонин, хватая Чана за лицо пальцами одной ладони и целуя.
Чан хмурится, потому что поцелуй Чонина настойчивый и злой. Он кончиком языка быстро облизывает чановы губы, а затем прикусывает нижнюю, достаточно больно. Чан тихо возмущенно мычит, но Чонин уже скользит языком в рот и атакует. Бан мимолетно думает о том, что младший, видимо, времени даром не терял все это время, раз такому научился. Он пытается отстраниться, но Чонин не дает, продолжая цеплять клычками губы и один раз чуть не прокусывая нижнюю до крови.
— Твою мать, — несдержанно шипит Чан, наконец, отстранившись.
Он раздраженно смотрит на Чонина, но в итоге натыкается на такой же раздраженный взгляд. Господи, буквально два дня назад все было хорошо и спокойно в его жизни, так нет же. Возможно, резковато он спихивает младшего на диван рядом и касается большим пальцем нижней губы. Вроде, крови нет. И сильно же кусается этот паршивец, а. Чонин, глядя на это полулежа на сиденье дивана, тихо смеется, ему совсем не стыдно.
— Учи свои бумажки, — кидает Чан, добираясь, наконец до своего кресла и усаживаясь в него. Спиной к Чонину как-то комфортнее, потому что выдерживать взгляд этого пацана уже становится тяжело.
Чонин ничего не отвечает, но за бумажками, оставленными на столе, послушно подходит и, забрав их, снова усаживается на диване позади. Чан надевает на голову наушники и ближайшие пару часов младшего больше не слышит. Раздраженное клокотание в груди успокаивается, хотя полностью избавиться от мыслей о новом поведении старого знакомого не получается. Из-за этого он часто отвлекается, уходя в свои мысли, и забывает, что хотел добавить или поменять. Черт, чертов Ян Чонин, черт!
Он снимает наушники, кидая их на стол, возможно, более грубо, чем того требует техника. Чонина в студии нет, но бумажки его так и лежат на диване. Возможно, вышел куда-то, Чан и не заметил. Он решает проветриться, чтобы хоть немного успокоить свою взвинченность, и выходит до ближайшей кофейни, думая заодно перехватить что-то на обед. В кофейне прохладно, Чан садится за столик в ожидании своего заказа и подпирает ладонями подбородок. Возможно, он действительно сильно обидел соседского мальчика своим поведением. Черт, это было так давно, ему бы вспомнить мотивы своих действий вообще. Что ж, они действительно поцеловались, прежде чем Чан уехал в большой город, но было ли это что-то серьезное? Да шут его знает. Может, просто гормоны играли и атмосфера была располагающая. Для Чонина, все же, видимо, было совсем не так. Чан с тихим стоном трет ладонями лицо. Ну что за пиздец. Датчик на столе пищит о том, что заказ готов.
Четырнадцатилетний Чонин обиженно надувает губы, подбегая ближе. Чан на это только улыбается и треплет по волосам.
— Мама сказала, что ей нравится, что я дружу с тобой.
— Потому что ты хороший и не будешь учить меня плохому, — Чонин расплывается в зубастой улыбке.
Как будто Чонина вообще можно учить плохому. Соседский мальчишка добрый и любознательный. Он не любит читать, но очень любит задавать вопросы и слушать Чана, заканчивающего школу. Чана это даже умиляет, ведь он не рассказывает какие-то тайны Вселенной, всего лишь какие-то знания из школьной программы, но Чонин восторженно открывает рот и хлопает в ладоши, и просит рассказать еще.
И даже так не легче. Чонин приходит еще аж только через два дня после этого, но Чану и этого времени катастрофически мало, потому что когда Чонин рядом воздух словно электризуется, и Чан снова сидит, как натянутая струна. Он точно не может объяснить себе этого, ведь, очевидно, что Чонин может ему сделать? Ровным счетом ничего, плюс, он вообще его подчиненный. Тогда почему каждый раз Чан избегает лишних движений, дабы не привлечь его внимание? Что, черт возьми, происходит, когда этот мальчишка рядом? И почему добрый солнечный Чонин превратился вот в это? Чану порой кажется, словно это какой-то другой Чонин, и этот новый Чонин просто пользуется его замешательством. Он бы и рад просто не обращать внимание на паршивца, но Чонин постоянно выводит его на контакт вопросами о работе, просит научить, да и господин Чхве периодически наведывается узнать, как дела. А Чонин очень любит внимание и очень не любит, когда его игнорируют.
— Я все выучил! — бодро говорит он, откладывая листы в сторону и потягиваясь.
— Молодец, — без энтузиазма бросает Чан, не отвлекаясь от расставления цветных квадратиков и прямоугольников по линии. Чонин проходится до стола и усаживается на него, прямо рядом с компьютерной мышкой, на которой лежит рука Чана.
— Не делай вид, что меня не существует.
Чан вздыхает и снимает наушники, смотрит на Чонина.
— Ты, кажется, должен мне помогать, а не мешать.
— Ты правда ничего не почувствовал, когда я поцеловал тебя? — Чонин бьет сразу напрямую, без обиняков. И смотрит прямо в глаза.
— Тебе заняться нечем? — хмурится Чан.
Он спрыгивает со стола, разворачивает кресло Чана и наклоняется, опуская ладони на ручки кресла.
— Почувствовал, да? Ты бы не уходил от вопроса, если бы нет.
Чан убирает руки с кресла, заставляя его выпрямиться и отойти немного.
— Есть один способ проверить, — усмехается Чонин, вызывающе глядя прямо в глаза.
— Я не собираюсь спать с тобой, Чонин.
— О, — Чонин парирует. — Я даже не говорил об этом, а ты так сильно хочешь меня трахнуть?
Чан дергается, чтобы встать с кресла, но мальчишка уже, хохоча, вылетает из студии. Бан плюхается обратно на сиденье, задирает голову и закрывает ладонями лицо. Черт бы побрал его, этого засранца. Почему-то от того, как легко Чонин произносит всякого рода грязные слова, по коже мурашки. Чан пытается вспомнить разницу в их возрасте и приходит к тому, что Чонину сейчас должно быть где-то двадцать. Да уж… уже совсем большой мальчик.
В пятнадцать Чонин начинает закрываться даже от Чана. Не то чтобы они были какими-то закадычными друзьями, но все равно много проводили времени вместе, так как дома стоят рядом и мамы знакомы. Можно сказать, что они были хорошими приятелями, пожалуй, и именно поэтому Чана несколько обижает то, каким отстраненным становится Чонин. Позже он узнает, что младший просто ужасно стесняется брекетов, которые заставил поставить отец. Чан на это только вздыхает и одергивает Яна каждый раз, когда тот сдерживает смех или закрывает рот руками, когда не получается.
— Это уродливо, хен, — Чонин смотрит исподлобья, когда Чан снова молча убирает его руку от лица.
— В школе смеются. В очках, еще и брекетах.
— Перестань, — Чонин улыбается. — Ты там уже даже не учишься.
— И что? Это не мешает мне прийти туда и показать, почему нельзя над тобой смеяться. И вообще, почему ты меня-то стесняешься, мелкий?
Чонин смотрит очень внимательно и ничего не говорит, только отводит взгляд, когда скулы начинают алеть.
У Чонина новое кольцо. Чан замечает это, потому что часто смотрит на его руки, пока он работает, сидя рядом — потому что избегает смотреть в глаза. Чонин всегда ходил с одним и тем же, серебряным, на указательном пальце, и никогда его не менял. Сегодня помимо этого кольца появилось еще одно — сразу видно, что новое. Очень красивое. На руках Чонина все смотрится красиво, если быть честным.
Чан ловит себя на мысли, что не может не замечать это кольцо. Откуда оно? Кто-то подарил?
Чан отворачивается. Неважно. Чонин сидит, молчит — и слава богу. У него хорошо получается, он старается и вообще молодец. Особенно, когда уходит и не появляется несколько дней. Чан будто дышать даже рядом с ним спокойно не может: в груди все клокочет, и он постоянно в напряжении. Чонину ничего не стоит внезапно начать кидать на него долгие взгляды и отводить глаза только тогда, когда Чан, устав делать вид, что не замечает, посмотрит в ответ. Чонина это забавляет, он довольно улыбается, продолжая работать. Или он может обратиться с какой-то пустяковой просьбой или рабочим вопросом к Чану, но сделает это, наклонившись к самому уху, стоя сзади, пока Чан работает, сидя за столом. Старший из-за этого вздрогнет и покроется мурашками, чертыхнувшись от неожиданности, а Чонин только довольно хмыкнет.
— Нужно, чтобы в восемь ты был здесь, — между делом бросает Чан, не отвлекаясь от монитора.
— Очень мило, — хмыкает Чонин. — Но у меня планы и рабочий день до шести. Так что извиняй.
Чан мысленно считает до трех и разворачивается.
— Личные, — а потом выражение его лица снова становится колюче-насмешливым. — Но если, конечно, в восемь ты планировал разложить меня на этом столе, то я все отменю, — Чан медленно закипает. — Нет? Ах, как жаль, — наигранно вздыхает Чонин и кидает взгляд на часы. — Кстати, время шесть. Меня ждут, я пошел.
Чонин смеется и подходит близко-близко, склоняется над креслом Чана так, что тот видит красивые лисьи глаза так близко, что сердце начинает набирать темп.
— Я твой помощник ровно до шести вечера, Чан-и. Оставаться ли дальше — решать только мне. Но ты пока не очень хорошо стараешься, чтобы я остался.
Когда дверь за ним закрывается, Чан закрывает глаза и делает глубокий вздох. И теперь, наконец, понимает, почему он всегда так напряжен в его присутствии. Чан опускает взгляд вниз, на болезненный стояк. Чонин его возбуждает, вот почему.
— Я ненавижу себя и эти дурацкие брекеты, — заявляет Чонин, поджимая губы. Его глаза на мокром месте, губы поджаты, и смотрит он исподлобья, сдувая челку.
Чан закатывает глаза — опять он за свое. Видеть плачущего Чонина просто ужасно. Слышать от него такие слова ужасно вдвойне. Этот переходный возраст просто кошмар, Чан помнит, когда для счастья Чонину надо было просто поймать лягушку, а теперь у него с каждым днем все больше загонов.
— Кто сказал тебе такую глупость?
Чонин вскидывает на него возмущенный взгляд, будто злится и на Чана тоже.
— Не говори, что ты не видишь. Я просто урод.
— Ян Чонин, — злится Чан, дергая мальчишку на себя. — Кто сказал тебе это?
— Никто, — Чонин шмыгает носом, утыкаясь в чаново плечо. — У меня дурацкое лицо, из-за которого никто не хочет со мной общаться. Странные глаза и дурацкие брекеты. И я не могу никуда выйти без очков. И я… я никогда никому не понравлюсь вот такой.
Чан закатывает глаза, прижимая его ближе к себе и гладя по волосам. Этот юношеский максимализм какая-то катастрофа. И откуда такая хрень в его голове? Кто-то дразнит его в школе? Но ведь он никогда не скажет, кто. Черт, скорее бы Чонин закончил школу, этот адский конструкт должен исчезнуть из общества, честное слово.
— Откуда такие мысли в твоей голове вообще берутся?
— Я слышал, — после недолго молчания глухо говорит Чонин. — Я никому не нравлюсь.
Чан вздыхает и отстраняется, чтобы взять в ладони чониново лицо и заставить посмотреть на себя. Никому — это явно кому-то определенному.
— У тебя прекрасные глаза, Чонин, очень красивые. Ты похож на лисичку, — он мягко улыбается и гладит большим пальцем по щеке. — У тебя очаровательные ямочки на щеках, и брекеты делают тебя маленьким и милым. А еще ты смешной и любопытный, и мне нравится проводить с тобой время. Понял?
Чонин шмыгает носом, блестит черными глазами и кивает, а Чан сжимает его щеки, так, что мальчишка похож на рыбку. Чан смеется, а Чонин фыркает, высвобождаясь, и потом смеется тоже.
Когда Чонину шестнадцать, он вдруг начинает меняться, на что Чан не может не обращать внимание. Чонин ведет себя все так же, но его скулы становятся острее, круглые до того глаза вытягиваются, руки становятся красивыми, как у пианиста. Чонин все еще смеется, закрывая рот ладонью, но старается так не делать в присутствии Чана. А старший, в свою очередь, все чаще зависает, глядя на ямочки на щеках, на то, как Чонин хмурится, делая домашку, как сдувает со лба челку и играет бровями, шутливо флиртуя.
— Я думаю, у меня никогда не будет девушки, — говорит он тихо.
— Конечно будет, что за глупости, — отвечает Чан и ловит себя на каком-то не очень приятном чувстве по поводу этого. Чонин отрицательно мычит и качает головой.
— Нет, не будет. Мне не нравятся девочки.
Чан делает вид, словно это его совершенно не волнует, хотя сердце дергается. Почему-то. Чонину не нравятся девочки.
— Ты уверен? — голос внезапно звучит сипло, Чан прочищает горло. — В смысле, с чего ты взял?
— С того, что мне все равно на их короткие юбки. И я не хочу их трогать. И целовать тоже.
Сердце Чана переворачивается еще раз и падает. Он сглатывает.
— Но, кажется, мне нравятся мальчики.
Чонин приносит с собой шлейф какого-то парфюма. Это Чан чует сразу, и что парфюм не его — тоже. Чонин вообще до этого никаким парфюмом не пользовался, именно поэтому сейчас так заметно. Чан, находившийся до этого в прекраснейшем настроении, сейчас хмурится. Чонин большой мальчик, очень привлекательный во всех планах, и периодически приходит в явно подаренных вещах, еще и уходит к кому-то после работы. Все указывает на то, что у него кто-то есть. И у Чана от этого клокочет в груди, приходится признать.
— Приятный запах, — замечает он, пытаясь выглядеть максимально незаинтересованно. Губы Чонина трогает улыбка, Чан никогда не умел врать.
Он сидит на стуле в обычных черных джинсах и такой же черной футболке, задумчиво смотрит в экран ноутбука и выглядит при этом как гребаная модель. Чан опять ловит себя на раздраженном возбуждении. Чонин быстро набирает что-то на клавиатуре, Чан снова кидает взгляд на кольцо. Н а п р я ж е н и е. Он просит помощника отнести какие-то бумаги господину Чхве, лишь бы спровадить из студии хотя бы на пятнадцать минут. Находиться с ним в таком маленьком помещении становится все тяжелее, а ведь Чонин даже ничего не делает — просто занимается своими делами. Сегодня какой-то плохой день, мысли не собираются в кучу, Чан постоянно жмет не те кнопки и весь день сидит как натянутая струна, потому что Чонин то пройдет рядом, то коснется плеча, то снова начнет свои игры, изводя его все больше.
Чонин подпирает щеку кулаком и довольно улыбается, разве что не облизывается.
— Что же тогда важно? — хмыкает Чан, не отрываясь от работы, чтобы выглядеть как можно более непринужденно.
— Важно то, — Чонин говорит тихо и вкрадчиво, обращая внимание на себя, и у него получается. Чан переводит на него взгляд. — Что я предпочитаю, когда меня любят сильно и долго, — Чан тяжело сглатывает. — И с этим нет никаких проблем.
— Вот как, — Чан усмехается и честно старается держать лицо и себя в руках. — Есть, с чем сравнить?
— Найдется, — мурчит Чонин и встает. — Кстати, сегодня я тоже не собираюсь торчать здесь до ночи, у меня есть дела, — он собирается куда-то идти. — Но если ты так ревнуешь, хен, — усмехаясь, говорит Чонин, стоя у самой двери, — тогда, может, уже возьмешь меня?
Чан медленно закрывает глаза и сжимает зубы, чувствуя, как закипает. Как же любит Чонин провоцировать, как же хорошо у него получается.
— С-с-сука, — тихо цедит Бан сквозь зубы, а потом бьет ладонями по столу так, что уже было открывший дверь Чонин вздрагивает и замирает.
Чан вскакивает и подлетает к двери за полсекунды, захлопывая ее и блокируя замок, а Чонин оказывается прижатым к этой двери спиной. Стиснув зубы, Чан ведет носом по шее вверх, втягивая еле слышный запах чужого парфюма. Его бесит. В том числе и то, что Чонин его всё-таки довел. Чан ненавидит злиться.
— Чего ты добиваешься, паршивец? — шипит он на ухо.
Чонин сглатывает, но кладет немного дрожащие руки на плечи и ведет по ним к шее, чтобы потом зарыться пальцами одной руки в волосы на затылке и — точно так же, на ухо — ответить:
Чонин охает, когда снова бьется лопатками о дверь, и улыбается, когда его вовлекают в грубый поцелуй. Он совсем не собирается подчиняться, отвечает так же дерзко, кусается так же нарочито заметно. Чан уже давно не был так зол, и это бесит его еще больше. Бесит, что Чонин провоцирует, что у него получалось, что у него получилось. Бесит, что он поддался на все это, что на Чонина так крепко стоит, и что этот засранец совсем не против, чтобы его отодрали как можно жестче. Они переходят к столу, куда Чан сажает Чонина, прежде чем снова напасть на него. Чонин двигается к самому краю стола, чтобы прижаться ближе, снова сжимает пальцы в чужих волосах и немного тянет в отместку за то, что старший прикусывает кожу на шее немного агрессивнее, чем надо. Чонин выгибается в спине и откидывает голову, прижимает Чана к себе ближе, а тот размещает ладони на чужих бедрах и сжимает пальцы до белого, когда оставляет хороший засос у самого основания шеи. Чонин вскрикивает и тянет за волосы сильнее, но Чан только налегает и снова впивается в губы. Чонин опирается на руки позади себя, но они разъезжаются, он задевает какие-то рычажки на пульте и бросает затею, снова обнимая Чана и целуя его как в последний раз. Он напирает на него, заставляя выпрямиться, и слегка отталкивает, чмокнув напоследок. Но все это только для того, чтобы, улыбнувшись, спрыгнуть со стола и, коротко поцеловав Чана еще раз, толкнуть его на диван и усесться на чужие бедра. Его тут же хватают и притягивают за бедра ближе, языком широко проходятся по шее. Чонин ахает и снова целует Чана в губы, с языком, глубоко, и двигает бедрами. Чан в ответ на это еле слышно рычит и прикусывает Чонину губу. Хочется поставить его на место, но, кажется, младшего злость Чана только распаляет. Чонин вырос и стал наглым; настолько, что сейчас лезет под чанову толстовку и, царапнув пресс короткими ногтями, грубо тянет ее вверх. Чан позволяет снять с себя вещь, но в отместку так же яростно задирает младшему футболку, от которой тот и рад избавиться. Они снова жадно целуются, словно борясь друг с другом, и совершенно непонятно, кто в этой битве одержит победу. Чан раздражен и выбешен, а Чонин обижен и — тоже не менее раздражен.
— С кем ты был все это время? — шипит Чонин на ухо, снова двигая бедрами. Чан под ним возбужден не на шутку, Чонин это чувствует. — Ты совсем не вспоминал обо мне, верно?
— Только не говори, что пришел мстить мне за тот поцелуй, — скалится Чан и проводит языком по острой ключице, сжимая пальцы на затылке, Чонин закидывает голову.
Он тихо смеется, склоняя голову набок, и смотрит прямо Чану в глаза.
— Я не хочу мстить, хен, — он целует в губы почти даже ласково и тягуче, а потом резко двигает бедрами, выбивая из Чана воздух. — Я просто пришел забрать тебя себе.
Чан скользит ладонями вверх, сжимает пальцы на талии. Чонин горячий, причем во всех смыслах. Он шумно вздыхает, плавно качая бедрами вперед и назад. Чан закрывает глаза, утыкаясь носом в шею, и прижимается к соленой коже губами. Когда Чонин кусается, Чана это раздражает, и он кусается в ответ. Но когда Чонин целует его вот так, как только что… Чан хочет еще. Он мягко целует в основание шеи, но грубо держит за талию и бедра, когда парень двигается.
— Ты просто маленький дьявол, — выдыхает Чан, а Чонин в ответ на это хищно улыбается и тянется к пряжке ремня на чужих джинсах.
— У меня неплохо получается, верно? — мурчит он, опуская ладонь на ткань топорчащегося белья. Чан дергает бедрами, стоит уже даже болезненно, а Чонин все играется. — Ладно, — говорит он наконец и убирает руки Чана от себя, а потом встает.
Точнее, пытается, но Чан быстро хватается за его бедра снова, никуда не отпуская. Чонин смеется и берет его лицо в ладони.
— Мне очень льстит, что ты, наконец-то, не хочешь меня отпускать, но без смазки я не смогу принять тебя при всем желании.
О, черт. Чан в смятении отпускает его, возбуждение совсем повело его разум. Ему вообще кажется, что никого и никогда он еще не хотел так сильно, как Ян Чонина прямо сейчас. Он злит его, раздражает своей наглостью, и так сильно при этом возбуждает, что Чан просто не знает, что с этим делать. Чонин в этот момент встает перед ним, и Чан уже не думает, когда за ремень тянет его на себя и расстёгивает. Он тянет с него джинсы, Чонин помогает избавиться от одежды вместе с бельем и забирается снова на чановы бедра, выгибаясь под его руками. Чонин снова берет его лицо в ладони и целует, но — снова кусаясь. Чан снова закипает и спускается поцелуями-укусами по шее, в то время как Чонин дрожащими руками стягивает белье с Чана и берет твердый член в ладонь. Чан издает сдавленный стон и спешит открыть тюбик со смазкой, отобранный раннее из рук младшего. Он подхватывает его под ягодицы и грубо двигает ближе, после скользя одной рукой между. Чонин путает пальцы в его волосах и сжимает, когда в него относительно легко входит один палец. Он кусает Чана за нижнюю губу, чтобы тот добавил второй, и Чан следует его требованию. Чонин сам насаживается на пальцы и задирает голову, прижимая Чана ближе к себе, так, что тот утыкается носом ему в шею, оставляя на ней поцелуи вперемешку с укусами. Два пальца вошли достаточно легко, даже слишком, отчего Чан не замечает, как сжимает пальцы другой руки до белого. Чонин вскрикивает, сжимая пальцы в чановых волосах, когда уже три пальца задевают простату. Чан ведет рукой по телу вверх, в конце концов точно так же сжимая пальцы в чужих волосах и заставляя Чонина немного откинуть голову и поморщиться.
— Парфюм не за просто так появился, да? — шипит Чан, грубо двигая пальцами. — Решил и рыбку съесть, и на хуй сесть?
Чонин хватает ртом воздух и прижимается ближе, обнимает Чана крепче за шею.
— С кем я был все это время, говоришь? — Чонин скулит и пытается соскочить с пальцев. — А с кем был ты, такой опытный и смелый, а? Любил их так же, как меня?
Он вытаскивает пальцы, младший задушенно выдыхает. Чонин крепко держится за его плечи и кидает разъяренный взгляд. Он направляет головку члена и медленно опускается, отчего Чан прикрывает глаза и тихо матерится. Чонин шипит и сжимает пальцами плечи, опускаясь полностью. Некоторое время они оба только тяжело дышат и целуются, пока Чонин не начинает двигаться, немного поднимая и опуская бедра. Чан поддерживает его под ягодицы.
— Ты… Ты не можешь винить меня, — выдыхает Чонин, заставляя старшего смотреть в глаза. Он снова опускается и издает тихий стон. — Я пытался переключиться.
— Интересный у тебя способ, — рычит Чан, толкаясь бедрами. Чонин рвано хватает воздух и в отместку грубо целует. Он горячо стонет, продолжая двигаться, и цепляется за плечи Чана как за спасательный круг.
— Т-ты… не можешь… — повторяется Чонин, но переходит на тихий скулеж, когда движения становятся быстрее. Он мажет по губам Чана, целуя снова обманчиво ласково и срываясь между поцелуями на отчаянный шепот:
— Пожалуйста… хен, пожалуйста…
У него заканчиваются силы, и он сбавляет темп, рукой тянется к собственному члену, на что Чан только низко рычит, прежде чем уложить младшего на диван, нависнув сверху, и перехватить оба его запястья своей рукой. Он снова входит, сразу на всю длину, выбивая из Чонина низкий стон.
— Хотел меня? — толчок. — Значит, кончишь только от меня.
В нем охренительно хорошо, Чан держит его бедра и толкается снова и снова. По вискам течет, а разум туманится с каждой секундой все больше. Чонин закрывает ладонью рот, глуша вскрики и стоны. У него ломаются брови, и он царапает короткими ногтями руки Чана в попытках притянуть его ближе, чтобы просто отчаянно целовать его. Не грубо, не кусаясь, только всхлипывая между поцелуями и путая пальцы во влажных вьющихся волосах. Чонин вообще весь становится очень мягким и трогательным, что Чан даже начинает двигаться мягче, и тепло целует в ответ, проходясь по скулам, шее, и везде, до куда может в таком положении дотянуться.
— Чан… Чани… хен… — Чонин хнычет и разом превращается в того Чонина, который так знаком Чану, который нравился ему, и которого он поцеловал тогда, много лет назад.
Чан мажет поцелуем куда-то в щеку, когда Чонин начинает сжиматься и рвано дышать. Он мягко целует его под ухом и так же мягко прикусывает кожу на шее — и этого хватает, чтобы голос Чонина сорвался, и он взорвался оргазмом, запачкав обоим животы. Чан толкается еще несколько раз, пока Чонин под ним, закрыв ладонью рот, мелко дрожит и все еще сжимается, и низко стонет, выходя из разгоряченного тела и доводя себя до разрядки рукой.
Оба загнанно дышат, когда Чонин тянет Чана на себя и прижимается к его губам, обняв ладонями лицо. Чан крепко его обнимает, целуя в нос, щеки и спускаясь до шеи; губы Чонина растягиваются в улыбке, он медленно перебирает пальцами чановы кудряшки. Еще раз чмокнув напоследок в губы, Чан встает, чтобы дойти до ящиков в столе и достать оттуда салфетки. Он вытирает живот Чонина, потом свой, и не знает, что сказать дальше. Они молча одеваются, Чонин ждет, пока Чан натянет толстовку, и хватает его за рукав, подтягивая к себе. Он прижимается лбом к чанову и закрывает глаза. Чан тоже закрывает, но потом подглядывает, чтобы посмотреть на Чонина снова. Его лицо абсолютно умиротворенное, на губах — еле заметная улыбка. Губы Чана тоже трогает улыбка, и он вдруг испытывает такую нежность к Чонину, что притягивает его за талию ближе, обнимает шею ладонью и мягко-мягко целует. Чонин улыбается шире, и все бы хорошо, но Чан вспоминает, с чего все это началось — и в следующую секунду Чонин оказывается прижатым к столу. В его глазах на мгновение мелькает страх, и он с ожиданием смотрит на Чана.
— Так откуда парфюм, Иена? — он смотрит внимательно, не давая Чонину возможности отвести взгляд. — Где ты ночевал?
— Дома, — Чонин вскидывает подбородок.
— Вот как, — хмыкает Чан. — Тогда, полагаю, он ночевал у тебя? И утром ты хорошо отработал подарок, Иени?
Чонин смотрит на него так, словно Чан — самый тупой в мире.
— Ты реально думаешь, что, увидев тебя здесь в первый раз, я смог бы спать с кем-то еще? Тем более, за какие-то там подарки? Хен, не заставляй меня разочаровываться в тебе.
— Только не говори, что ты знал, что доведешь меня именно сегодня, — Чан недоверчиво щурится, а Чонин цокает языком и закатывает глаза.
— Уж я надеялся на это, — фыркает он, складывая на груди руки. — Как и каждый день до этого.
Чан замирает. Чонин делал что? Каждый день он готовился к тому, что произошло сегодня? Твою мать. Чан мысленно приказывает себе успокоиться. Чонин, заметив реакцию, однако, решает повеселиться и льнет ближе, опаляя шею и ухо дыханием.
— Каждое утро в душе, — тихо говорит он, улыбаясь, — я надеялся, что ты перестанешь тупить, — легко прикусывает мочку уха, прижимаясь ближе, — и представлял, как вместо моих пальцев там будет твой член.
Чан краснеет ушами и моментально отстраняется. Чонин пошло улыбается, забавляясь с такой реакции.
— А парфюм мне друг отдал, — легко говорит он, пожав плечами. Поправляет футболку и отходит от стола. — У меня и правда есть дела сегодня, хен, — он останавливается около Чана и продолжает уже тише. — Но когда я вернусь, я расскажу — и покажу — что я представлял, пока ты тупил, — он хихикает на ухо и выходит из студии, оставляя Чана наедине с тут же перепутавшимися мыслями и напряжением внизу живота.
Твою мать, боже. Чан зачесывает пальцами волосы назад и шумно вздыхает, а потом трет ладонями лицо.
— Поверить не могу, что он победил, — бормочет он себе под нос, когда садится за компьютер.
На экране бежит аудиодорожка, и Чан некоторое время тупо моргает, глядя на нее и не понимая, что происходит. И только потом он замечает, что маленькая кнопочка записи мигает красным, а, кинув быстрый взгляд на пульт, еще и видит, что рычажки сдвинуты со своих мест. Он хмурится, выключая запись и включая то, что записалось в наушниках. Сначала слышится копошение и какой-то шум, а потом в наушниках раздается стон голосом Чонина, и чановы уши мгновенно краснеют, когда он понимает, при каких обстоятельствах (и, видимо, случайно) была включена запись. Он снова закрывает лицо ладонями и глухо стонет, а потом смеется из-за всей этой ситуации.
Но запись отчего-то не удаляет, сохраняя ее в самую дальнюю папку на жестком диске.