poison ivy
Описание: Стоит сказать, что Чан всегда был человеком основательным. Тем более было странно, когда в его жизни вдруг появился Чонин.
Жанры: Хэллоуин!AU, OOC, Повседневность, Ведьмы и колдуны
Примечания: небольшая сказка в канун хэллоуина, которая родилась с легкой подачи Бинтер у меня в лс и ее "хочешь, что-нибудь разгоним?"
Стоит сказать, что Чан всегда был человеком основательным. Он не любил решать что-то, не продумав все досконально, не изучив подробности, не взвесив все "за" и "против". Ханна, его сестра, подтвердит, что когда Чан выбирал наушники, с которыми теперь не расставался, то выел мозг всем вокруг своими сравнениями, а страницы в истории его поиска уходили в бесконечность. И только когда он пересмотрел все обзоры на ютуб, почитал характеристики, сравнил цены во всех физических и онлайн-магазинах, десять раз подумал о том, какой выбрать цвет — только после всего это он все-таки их купил.
С окружением Чан поступал так же. И хотя он был вежлив, открыт, и на его лице всегда была широкая улыбка, а любой, кто знал Чана, мог бы дать стопроцентную гарантию, что этот парень никогда не откажет в помощи — круг его друзей был достаточно узок, и в основном это были люди, проверенные годами.
Тем более было странно, когда в его жизни вдруг появился Чонин. Вдруг — это самое подходящее слово, потому что с Чонином все было не так, как Чан привык. Не то чтобы он был против, конечно. Мальчишка с очаровательными ямочками на щеках поселился в его голове, как только Чан его увидел. Он до сих пор помнил, как жутко у него болела голова последние несколько дней, так что в один из них он даже присел на лавочку около университета, чтобы закрыть глаза и просто подышать. А когда открыл — рядом сидел Чонин. Он встревоженно смотрел на Чана и был весь похож на взъерошенного воробушка, когда протянул руку, чтобы коснуться его плеча и спросить:
Чан никогда не забыл бы этот день, потому что — удивительно! — но как только Чонин коснулся его плеча, головная боль вдруг утихла.
— Кажется, уже да, — улыбнулся тогда Чан, и Чонин улыбнулся в ответ.
Это был момент, когда Чан попал. Окончательно и бесповоротно, потому что Чонин улыбался, и если бы Чану сказали, что его головная боль была послана ему свыше, только чтобы когда-то на лавочку к нему подсел Чонин — он бы поверил и не имел бы абсолютно ничего против.
Чонин обучался народной медицине, а потому хорошо разбирался в травах и цветах, рассказывал кучу всего интересного, и весь был похож на маленького волшебника, поэтому Чан — ну, для него дороги назад уже не было. Особенно, когда выяснилось, что маленький волшебник еще и целуется просто крышесносно.
В общем — да, Чан был человеком основательным, но Чонин был исключением для всех его правил. У Чонина уголки губ опущены вниз, а глаза совсем темные — он сказал, что его внешность часто отталкивала людей. Чан был готов подраться с каждым, кто когда-то отказал Чонину в дружбе, потому что для него маленький волшебник был просто очаровательным. И те люди — им явно не повезло когда-то увидеть, как при улыбке глаза Чонина превращаются в полумесяцы, а на щеках показываются глубокие ямочки. Ну и ладно. Сами виноваты, зато теперь только Чану было позволено его в эти ямочки целовать.
— Не общайся с ним, — сказала Ханна, как только дверь за Чонином закрылась.
Чан опешил и неловко улыбнулся. Он и предположить не мог, что знакомство Чонина с его сестрой может так обернуться. Обычно Ханна, как и сам Чан, улыбчивая и доброжелательная — впрочем, такой она и была, пока Чонин был у них, а как только ушел — вот так.
— Он плохой, я это чувствую, — заверила она.
— Брось, — Чан засмеялся. — Чонин? Ты просто плохо его знаешь. Он очаровательный. Вам нужно познакомиться поближе.
Ханна замотала головой и схватила брата за руку, когда он проходил мимо.
— Я не шучу, у него взгляд злой. Ты когда его привел, мне сразу не по себе стало. У меня...
— Паучье чутье? — крикнул Чан, подходя к своей комнате.
— Не хочешь - не верь! — крикнула она в ответ.
Ханна всегда была его любимой младшенькой. Чан с детства тискался с ней и был горд быть старшим братом. Отваживать нерадивых ухажеров, защищать перед обидчиками, смотреть сериалы по вечерам — все это он обожал делать, ведь он — ее старший брат. Они пихались, показывали языки друг другу и подкалывали, но были по-настоящему лучшими друзьями. И Ханна не любила, когда у Чана появлялся кто-то еще. Это уже не первый раз, он помнит, когда познакомил ее со своей первой девушкой, сестренка обиделась на целую неделю. Чан на ее поведение мог только улыбнуться и потрепать малышку по волосам — и как ей объяснить, что с появлением отношений он ни в коем случае не забудет про нее?
— Будешь приводить своего Чонина, не смей пускать его в мою комнату, — приказала Ханна. — Узнаю - сама тебя убью.
Чан вздохнул и улыбнулся. Пообещал, что ни в коем случае не позволит никому нарушить покой ее комнаты. Он знал, что они подружатся чуть позже. Сестренке просто нужно время, чтобы привыкнуть и понять, что ее старший брат никуда не денется, даже если будет в отношениях.
С Чонином было хорошо и спокойно. Он перебирал пальцами волосы Чана, пока тот лежал у него на коленях, и казалось, что время в этот момент останавливалось. Чану хотелось пролежать вот так целую вечность, чтобы чувствовать тепло его тела. Чувствовать, как пальцы ласково играются с его вьющимися волосами. Видеть, как Чонин улыбается, глядя на него. Чувствовать его поцелуи. Чан мог бы поставить все на кон, чтобы поклясться — он еще никогда не был так влюблен.
Но, чтобы не раздражать Ханну, он старался звать Чонина в гости, пока дома никого нет. Он еще обязательно пригласит его в гости, что называется, официально, чтобы Ханна все-таки разглядела то, что не смогла увидеть в прошлый раз, а пока — пока они с Чонином договорились поиграть в приставку у Чана, потому что Ханна ушла по делам до вечера.
— Чонин? — крикнул Чан, принося в гостиную поднос с напитками и сэндвичами.
Ответа не было. Чонин ушел мыть руки на второй этаж, но до сих пор не вернулся. Тогда Чан поставил поднос на журнальный столик рядом с диваном. Он поднялся по лестнице на второй этаж и увидел, что дверь в ванную была открыта.
— Чонин, — еще раз позвал Чан.
— Я здесь, хен, — послышался наконец голос.
Чан улыбнулся и направился в сторону их с Ханной комнат, уверенный, что Чонин опять разглядывает что-то в его комнате. Однако, проходя мимо комнаты Ханны, он заметил Чонина именно там.
— Вот ты где, — выдохнул Чан и зашел в комнату.
— Извини, я уже хотел спускаться, но дверь была приоткрыта, и я увидел эти растения, — Чонин говорил быстро, не отрывая восхищенного взгляда от сада Ханны. — Они просто прекрасны!
Его глаза сияли, а на щеках были ямочки от улыбки, когда он осторожно касался пальцами листьев.
— Думаю, вам стоит обсудить эту тему с Ханной, — улыбнулся Чан и подошел ближе. — Но только не упоминай, что ты видел ее растения здесь. Это ее комната, и она будет просто в бешенстве, узнав, что здесь был кто-то чужой. Поверь, даже я получаю от нее тумаков за то, что вхожу без стука.
— Ой, — Чонин тут же одернул руку и смутился. — Извини, я не знал, что это ее комната. Пойдем скорее, не хочу навлекать беду. Извини, — еще раз сказал он, когда они вышли из комнаты и Чан закрыл за собой дверь, — у меня еще не было парней с ревнивыми младшими сестрами, — он хихикнул.
— Значит, я у тебя первый такой? — усмехнулся Чан и притянул его ближе, тут же втягивая в ленивый поцелуй.
— Да, — Чонин обвил его шею руками и чмокнул в нос, — так сказать, свежая кровь.
Чан подумал, что сейчас треснет от накатившей на него волны любви к Чонину. Он сгреб его в охапку, прижимая ближе к себе, и поцеловал. Целоваться с Чонином было просто невероятно. И как он жил без него раньше? Руки — под теплый свитер, к горячей коже, чтобы Чонин пискнул от холодных прикосновений, но тут же засмеялся и прижался ближе, снова целуя и обнимая за шею.
— Внизу сэндвичи и сок, — прошептал Чан, улыбаясь, между поцелуями. Чонин улыбнулся в ответ и оставил на губах очередной поцелуй.
— Значит, подождут, — улыбнулся он и потащил Чана за руку уже к его спальне.
Иногда Ханна просила Чана остаться дома, потому что ей плохо. Время от времени у нее вдруг начинала кружиться голова и случалось это, по иронии судьбы, именно тогда, когда Чан собирался идти к Чонину. Чан сразу понял, что у сестренки воспаление хитрости, но, чтобы не обижать ее, действительно оставался дома, говоря Чонину, что лучше перенести встречу на другой раз. Чонин от такого в восторге не был, ровно как и Чан, но Бан сразу дал понять, что сестра для него очень важна, поэтому Чонину ничего не оставалось делать, кроме как огорченно вздыхать и соглашаться.
Ханне стало плохо раз, стало плохо два, стало плохо три — и Чан понял, что конфликт нужно как-то решать, иначе они с Чонином скоро совсем не смогут видеться. В больницу идти Ханна отказывалась, говорила, что просто устала, однако от такой усталости она порой даже не могла встать с кровати — или, конечно, усиленно создавала видимость своей беспомощности. Но Чан не хотел, чтобы сестренка чувствовала себя покинутой или обделенной вниманием, поэтому, конечно, всегда оставался с ней.
— У тебя красивые цветы, — заметил Чан, стоя в дверях комнаты. Сестра как раз поливала растения.
Ханна фыркнула, хоть и довольно улыбнулась.
— Чонин, кстати, тоже очень любит растения, — ввел он, словно невзначай. — Он изучает народную медицину. Вы могли бы пообсуждать там свое, садоводческое...
Ханна со звуком поставила горшок на подоконник.
— У меня от одного упоминания твоего Чонина у цветов, вон, листья вянут, — она вздохнула и посмотрела на брата. — Чан, еще раз говорю тебе, ты дурак, у меня нет других слов. Чонин из тебя всю жизнь выпьет.
— Это в твоем тик-токе так написано? — пошутил Чан, но встретился с серьезным взглядом сестры. — Ладно, не кипятись.
— Я просила Оливию сделать на тебя расклад.
— Потому что я чувствую, Чан! — она нахмурилась, разозленная, но Чан от этого только умилился.
— Ладно, — кивнул он, улыбнувшись, и прошел в комнату. Уселся на кресло за рабочим столом. — Ну и что там, в твоем раскладе?
— Не в моем, а в твоем, — проворчала сестра, пытаясь дотянуться лейкой до самого дальнего горшка. — Там сказано, что тебе пизда.
Она пожала плечами и хмыкнула.
— А сколько было тебе, когда ты начал материться?
— Вот и все, — довольно фыркнула сестра, а потом быстро приложила ладонь к носу, чтобы увидеть, что пальцы окрасились в красный. — Вот черт...
Чан нахмурился. Если головокружение можно было сымитировать, то вот кровь из носа — это уже что-то посерьезнее. Но Ханна снова отмахнулась от больницы, сославшись на то, что у нее просто упало давление от стресса в выпускном классе.
Когда Чан при встрече рассказал Чонину о своих тревогах за Ханну, он отреагировал на удивление спокойно. Как будто даже холодно — так могло бы показаться. Но у всех бывают тяжелые дни, и Чан решил, что, наверное, у Чонина тоже был такой нелегкий день, а тут еще он со своими переживаниями. Они давно не виделись из-за всяких разных дел, поэтому сейчас Чан подумал, что все эти переживания Чонину действительно ни к чему.
Рядом с Чонином все заботы как будто отходили на второй план. Рядом с Чонином хотелось закрыться от всего мира, закрыть шторы и двери, остаться с ним наедине, чтобы больше никто не мог побеспокоить. Когда они оставались вдвоем, Чан плавился в его руках словно мягкий разогретый пластилин, Чонин мог слепить из него что угодно. Все, что ему хотелось. Только бы он продолжал при этом сидеть на чановых бедрах, только бы позволял целовать себя и красть с приоткрытых губ стоны.
Чан еще никогда никого не хотел так сильно, как Чонина. Стоило младшему поцеловать его, пофлиртовать, забраться на колени — и Чан уже изнывал от желания. А мальчишка на его бедрах только улыбался, прекрасно зная, что Чан будет делать все, о чем бы он ни попросил. Чонин красиво изгибался в его руках, сладко стонал, и Чан, словно дорвавшийся до добычи зверь, словно маньяк он следил за каждой реакцией Чонина на его действие. Ему доставляло удовольствие изучать тело Чонина, знать, куда надавить, где поцеловать, как двигаться, чтобы у Чонина от наслаждения закатились глаза, чтобы он цеплялся пальцами за чановы плечи — потому что у Чана от этого тоже судорожно сводило внизу живота. Когда они оставались наедине, Чан был готов забыть обо всем мире, только бы подольше полежать с Чонином, прижимая его к себе и целуя в нос, щеки и губы.
— Эй Чан! — Ханна свесилась с перил, окликая брата у входа. — Ты к Чонину?
— Да, — Чан обернулся, — а что?
— М-м-м, — Ханна поджала губы и спустилась с лестницы. — А посмотри у него, пожалуйста, мою заколку. Розовую такую. Со звездочкой.
— Заколку? — усмехнулся Чан. — С чего бы твоя заколка оказалась у Чонина?
— Да тут такое дело, — она подошла ближе, заламывая пальцы, — я вспомнила, что закинула ее тебе в рюкзак.
— Как оберег! — фыркнула сестра. — А ты, наверное, выронил где-то. Вот и заботься о тебе, дураке! Короче, посмотри у своего Чонина и забери обратно. Нечего моим оберегам у него валяться.
С этими словами она махнула волосами и, гордо подняв голову, быстрым шагом ушла к себе. Чан, глядя на это, только улыбнулся. Ну и дурёха же. Ей как будто становилось легче последнее время, головокружение почти не мучало ее, и это странно совпало с тем, что Ханна, хоть и не одобряла общение с Чонином, все реже говорила о том, чтобы Чан с ним расстался. Это означало только то, что лед тронулся, и Ханна начала оттаивать к парню своего брата. Она все еще фыркала при его упоминании, но Чан был уверен, что совсем скоро он сможет их подружить. Ханна, в конце концов, всегда желала ему только лучшего, поэтому долго злиться все равно не сможет.
У Чонина дома всегда было уютно, Чан любил к нему приходить. Так же, как и у Ханны, у него стояло много горшков в растениями, свет был всегда приглушен, а на диване был мягкий плед.Чонину нравился его профиль народной медицины, в нее он верил больше, чем в западную. Это казалось Чану странным поначалу, но он быстро понял — просто Чонин такой. И правда, маленький волшебник. Его губы тронула улыбка, когда он подумал об этом. Чонин что-то делал на кухне, а Чан пока в очередной раз рассматривал причудливые статуэтки на его полке. Они были странные, похожие на неестественно вытянутых человечков, немного потекших, как время у Сальвадора Дали. Чонин говорил, что это просто стиль такой, и что он привозил эти статуэтки из путешествий.
— О, — Чан заметил небольшую розовую заколку со звездочкой на полке и удивился. — И правда здесь.
Он взял ее в руки, повертел. Ну, это точно заколка Ханны, он ее видел. И именно о ней она спрашивала.
— Что ты делаешь? — раздалось за спиной, и Чан немного вздрогнул, а потом повернулся к Чонину с заколкой в руках.
— Это заколка Ханны, — улыбнулся он. — Спасибо, что не выкинул, она о ней спрашивала.
Чонин внимательно посмотрел на Чана, но ничего не сказал, опуская на столик поднос с напитками. Он будто напрягся, но все равно молчал, словно ожидая, скажет ли Чан что-то еще.
— Ханна попросила посмотреть у тебя.
— Да эта малышка закинула мне свою заколку в рюкзак, как оберег, представляешь? А она, видимо, у тебя и выпала, — он улыбнулся. — Здорово, что нашлась. Она ее искала.
— Вот как, — улыбнулся Чонин. — И правда. Хорошо, что нашлась.
Он сделал им по чашке какао с маршмеллоу, и вкупе с холодной осенью за окном это было просто потрясающе. Чан замурчал от удовольствия, услышав аромат горячего какао. Они уселись на диван и Чан со счастливой улыбкой тут же обнял Чонина за руку, разместив голову на его плече, чем вызвал глухой смешок у своего парня.
За окном уже было темно, на ноутбуке играл какой-то старый фильм, какао был выпит, а зефирки безжалостно съедены. Разморенный, Чонин задремал, прижавшись к чановой груди, когда тот начал неловко ерзать. Сонно похлопав глазами, Чонин встретился с виноватой улыбкой Чана.
— Это... Иен-и... мне нужно уехать.
— Почему? — брови Чонина сложились домиком, а в черных глазах отразился свет настольной лампы. Он был очаровательно-грустным, и у Чана разрывалось сердце.
— Хм, не знаю, — он снова виновато улыбнулся. — Я просто написал Ханне, что останусь у тебя, и что нашел ее заколку, а она почему-то срочно попросила вернуться домой.
Взгляд Чонина изменился, похолодев. Он выгнул бровь.
— Не знаю, я спрашивал, она не говорит, — Чан пожал плечами. — Но она обычно никогда так не делает, видимо, что-то случилось. Мне лучше вернуться.
— А сама она не справится? — голос Чонина звучал почти равнодушно, но все же в нем послышалась сталь.
— Извини, Иен-а, — Чан виновато посмотрел на своего парня и поджал губы. — Мне нужно быть с ней.
Когда Чан вернулся, у их дома уже дежурила скорая. Ханну забрали в больницу.
Чан чуть не сошел с ума от тревоги. Зачем Ханна так срочно потребовала вернуться? Это она вызвала скорую, или кто-то другой? Что вдруг случилось? Он и сам почувствовал неладное. С сестрой действительно творилось что-то, чему он не мог найти объяснение. Ханна никогда не была болезненным ребенком, скорее очень даже наоборот. То, что у нее в какой-то момент начались эти головокружения, еще и кровь из носа — все это должно было насторожить еще с самого начала. Чан не мог не винить себя за то, что не настоял на визите к врачу. И зачем он поверил Ханне, когда она говорила, что все нормально? Ведь он как никто другой знал, что это ненормально, что у нее такого не бывает.
По приезде в больницу, Ханну сразу увезли на обследование, а Чану оставалось только считать минуты в приемном покое. Не зная, куда себя деть, он написал Чонину, чтобы сообщить неприятную новость.
Иен-и Это ужасно, Чан. Можешь вернуться ко мне, чтобы не быть одному.
Я не могу. Спасибо, Иен-и, но Ханна тут совсем одна. Я не оставлю ее :(
Иен-и Брось. Вокруг нее врачи, чем ты можешь помочь? Лучшая помощь сейчас —это хорошо выспаться и прийти завтра к ней свежим, а не с заплаканным лицом.
Ты прав...
Ты прав, но я правда не могу, детка
Чонин молчал еще несколько мучительных минут.
Он обиделся. Чан знал, что он обиделся, и его это мучило. Однако он понимал, что ни при каких обстоятельствах не оставил бы Ханну одну в больнице. Еще через бесконечные сорок минут вышел врач и сказал, что состояние Ханны стабильное, что ее жизни ничего не угрожает и что она сейчас спит.
— Вам лучше вернуться утром, господин Бан, — посоветовал мужчина, но Чан замотал головой.
— Нет. Нет, я останусь. Я дождусь утра здесь.
Врач на это ничего не ответил. У него таких героев комнатных как Чан, наверное, каждый день по несколько штук. Всех уговаривать — с ума сойти можно. Поэтому он поджал губы и кивнул, а Чан остался спать на сиденье в коридоре. Спалось плохо, было неудобно. Чан просыпался каждые двадцать минут, сверял время, и, убедившись, что еще далеко не утро, пытался заснуть снова — и так до самого светла.
Как только время суток стало похоже на серое холодное утро, Чан первым же делом пошел к сестре в палату. Старался заходить бесшумно
— Все в порядке, — Ханна слабо улыбнулась. Ее лицо было бледным. — Пока живая. Не ссы.
Чан улыбнулся. Ханна всегда была такой. Он подсел поближе и взял ее за руку.
— Я не знаю. Просто в этот раз головокружение стало сильнее, а кровь все бежала из носа, тошнило сильно, я испугалась. Вызвала скорую и потеряла сознание.
— Боже... — Чан подсел к ней на кровать и взял за руку. — Ты поэтому просила меня приехать? Почему сразу не сказала?
— Не поэтому. Чан, ты сказал, что заколку мою нашел.
Ханна сглотнула и посмотрела брату в глаза. Крепче сжала его руку.
— Чан, я не клала в твой рюкзак свою заколку.
— Раз, два, три, четыре, пять, будем в смерть с тобой играть...
Чонин тихонько напевал старую песенку, которая вертелась в его голове. Он поправлял статуэтки на полке, протирая с нее пыль.
— Руки-ноги все в крови, мне, пожалуй, ты не ври...
Рядом с одной лежала небольшая розовая заколка со звездочкой. Чонин улыбнулся и взял ее в руку. Посмотрел, как мелкие блестки на звездочке переливаются под светом тусклой лампы.
— Всю запачкаешь одежду и убьешь себя небрежно...
Пришлось поступить не совсем красиво и выкрасть у Чана заколку обратно. Он и не думал, что Чан заметит такую мелкую вещицу. Его улыбка стала раздраженной. Ханна, эта девчонка. Наврала Чану о том, что подбросила в его рюкзак заколочку. Чонин хмыкнул. Какая пронырливая малышка. Неужто Чан проболтался, что Чонин был у нее в комнате?
— Будешь плакать, будешь ныть, будешь жизнь свою просить...
В дверь нетерпеливо постучали, а следом раздалась трель звонка. Чонин усмехнулся и сжал заколку в руке, а потом убрал в карман.
— Но меня не убедить, — тихо напевал он, пока Чан стучал в дверь. — Буду резать, буду бить... твою душеньку губить...
Он дошел до двери, спокойно повернул замок, открывая ее и впуская в квартиру взъерошенного Чана. Кажется, Чонин даже почувствовал ветер, который тот принес с собой. Он, однако, впустил Чана, улыбнулся, прекрасно зная, как на него это действует, и прошел в гостиную.
— Чонин! — Чан шел за ним следом. — Прости, что я без предупреждения, но мне нужно знать...
Чонин улыбался, идя до середины комнаты. Чан шел за ним до тех пор, пока Чонин не остановился и не развернулся к нему.
— Что такое? — спросил он ласково.
— Иен-а, — выдохнул Чан. — Откуда у тебя заколка Ханны?
— Ты же сам ее выронил, — ямочка показалась на его щеке.
— Это не так, и ты это знаешь, — осторожно надавил Чан. — Откуда она у тебя?
Чонин вздохнул несколько раздраженно.
— Ты задаешь много вопросов, Чан-и.
Чан сглотнул и перевел дыхание. Он еще раз окинул взглядом комнату Чонина и странные статуэтки на полке. Страшная догадка росла в его голове.
— Что ты с ней сделал? — спросил Чан. Его голос подрагивал.
Улыбка сползла с лица Чонина, а взгляд стал жестче.
— Ты.. ты правда сделал что-то? — Чан почувствовал, что от осознания ему становилось нехорошо, но это только больше разозлило его. — Ханна говорила мне, что это ты виноват, но я не верил. Слушай, если ты правда что-то делал с ней все это время, то прекращай немедленно. Я и подумать не мог, что это все правда, не верил ей, отмахивался, — его голос становился жестче, он не отводил взгляда от черных глаз Чонина, впервые замечая, насколько они холодные. — Ты прекрасно знаешь, что для меня нет никого дороже...ох...
Его тело вдруг пронзила боль. Она ощущалась везде: в голове — лютой мигренью, сводило суставы, подгибались ноги. В глазах потемнело от этой резкой боли. Он пошатнулся и опустился на колени, хватаясь за голову.
А Чонин — улыбнулся. Он спокойно подошел к Чану и присел перед ним, поглаживая по волнистым волосам.
— Ну, зачем ты так, Чан-и? — участливо спросил он, пока Чан тяжело дышал. — Ведь у нас все было хорошо.
— Кто ты... такой?... — выдавил он.
— Пришел мне сюда, угрожаешь, — продолжал ворковать Чонин.
Он обнял ладонями покрасневшее лицо Чана, и в этот самый момент старший почувствовал, как боль отступила.
— Не нужно лезть туда, где ты не выиграешь, — ласково сказал Ян. — Твоя сестренка вот полезла, и что, хорошо? Ты-то уж не глупи.
У Чонина уголки губ опущены вниз, а глаза совсем темные — Чан только сейчас понял, как ошибался. Чонин снова улыбнулся, а его взгляд сквозил холодом, таким лютым, что можно было обжечься. От пульсирующей боли у Чана по коже ознобом прошлись мурашки. Его затрясло.
Чонин снова положил ладонь ему на голову, прочесал пальцами взлохмаченные кудряшки, и Чан вздохнул от облегчения, потому что боль мгновенно отступила, словно ее и не было никогда.
— Так ведь лучше, правда? — вкрадчиво спросил Чонин, продолжая поглаживать его по голове. — Не горячись, родной.
— Отпусти Ханну, — выдохнул Чан. — Умоляю, я все отдам тебе за нее.
— Оу, — Чонин улыбнулся и наклонился. — Прямо-таки все?
Чан тут же рвано закивал, неосознанно думая только о том, чтобы Чонин не убирал руку с его головы.
Чонин присел перед ним на корточки, погладил ладонью по щеке.
— Ты вообще весь такой хороший, Чан-и, — его улыбка теперь казалась оскалом. — Энергии в тебе столько светлой, доброй. Этим ты мне и понравился.
— Что тебе нужно?.. — Чан посмотрел на него снизу вверх исподлобья, все еще тяжело дыша. Ему казалось, что боль ощущалась фантомно, словно вот-вот — и через мгновение его снова скрутит так, что невозможно будет дышать.
Чонин поднял брови, приняв удивленный вид, а потом приблизился к его лицу.
— Всё, — шепнул он, улыбнувшись. — Ты же сам сказал.
Он шумно вздохнул и поднялся, убирая руки от лица Чана, и тот тут же зажмурился, ожидая, что сейчас его накроет волна боли — но этого не случилось. Чан, однако, уже понял, что этими чувствами каким-то образом управляет Чонин, и боялся вздохнуть, лишь бы эта ужасная боль не вернулась снова.
— Мне было так скучно, — пожаловался Ян, надув губы. — И вдруг появился ты. Такой здоровый, пышущий жизненной энергией. Вокруг тебя всегда было столько людей, а ты... Тебе однажды не посчастливилось поймать в толпе мой взгляд, — он тихо хохотнул. — Вот неудача, да? Тогда я увидел тебя. И захотел себе.
Чан судорожно пытался вспомнить, когда он мог видеть Чонина, но так и не смог. В толпе... Видимо, было много людей. Возможно, это было какое-то мероприятие в университете. Там была и правда толпа... Чонин снова подошел к нему и присел на колени напротив.
— И у нас ведь было все хорошо, правда? — он заглянул Чану в глаза и улыбнулся. — Я вылечил тебя от твоих головных болей, мы держались за руки, целовались, — Чонин приблизился к его лицу и коснулся губами его губ. Чан бы хотел отринуть, вот только по всему телу от этого поцелуя разлилась такая сладкая нега, что сопротивляться не было сил. Чан только хотел еще. — У нас был отличный секс, — он оскалился. — И если бы не твоя сестренка, все было бы хорошо, Чан-и. Но она оказалась слишком умной, — на его лице было раздражение. — Все-то она чувствует, все-то она знает.
Он поднялся с колен и презрительно взглянул на телефон Чана, сверкнувший пришедшим уведомлением от Ханны.
— Но мне повезло, что ты такой хороший, Чан-и, — мягко сказал он. — Давай, напиши сестренке, что у тебя все хорошо. И что ты со мной.
— Давай, Чан, — приказал Чонин. — Будь послушным и никто не пострадает.
Ханна-банана Чан, ты где? Все хорошо??
Ханна-банана Чан, у меня плохое предчувствие. С тобой все в порядке?
Все в порядке, Ханна-банана :)
Не переживай за меня, тебе скоро должно стать лучше
В сказках свет всегда побеждает тьму, а злые колдуны оказываются побежденными добрыми волшебниками. Жаль, мало кто говорит о том, что все сказки оригинально были страшными, а добрых волшебников в них нарисовали уже многим позже, подрисовав блестящие крылышки тем же злым колдунам. И добрая русалочка не осталась со своим возлюбленным принцем; и спички не смогли согреть бедную девочку зимой — и черное сердце Чонина не забилось от настоящей любви.