inhale.
Описание: Мечты — это для других. Ты должен жить как надо.
Пейринг: Хван Хенджин / Ким Сынмин
Жанры: AU, OOC, повседневность, внутренний конфликт, hurt/comfort
Примечание: зарисовка написана в рамках челленджа от Бинтер
Сынмин выгорал. Уже не пылающим огнем с гневными тирадами о том, как несправедлив мир и слезами обиды на глазах — нет. Это было когда-то давно, он даже не вспомнит точное время. Нет, он больше не горел. Он тлел, как забытые в костре угли, медленно разрушаясь все больше и больше. У него было слишком много долгов — отнюдь не материальных. Слишком много ответственности, которую он когда-то сам на себя возложил, а теперь эта лямка, которую он тянул из года в год, не просто стерла кожу — она впилась до крови, стала частью него самого, так что теперь если отдирать, то только с мясом. Он много чего хотел — когда-то. Сейчас уже было неважно. Сейчас было важно только то, что надо. Надо. Сынмин ненавидел это слово, но не мог от него избавиться. Оно было с ним, кажется, с рождения. Надо. Надо быть вежливым. Надо хорошо учиться. Надо уступать. Надо поступить в хороший колледж. Надо найти работу. Надо приезжать в родной город на праздники. Надо жениться. Последнее упало на плечи относительно недавно еще одной гирей. Мама настаивала — Сынмин такой воспитанный, умный и хороший, уже давно пора завести хотя бы отношения, а еще лучше уже жениться. Пора. Надо. Нужно.
Сынмину было двадцать пять. По ощущениям все пятьдесят. Он устал, но вряд ли смог бы сказать об этом, если бы его спросили. Если бы его спросили, он бы сказал, что не чувствовал ничего. Не было усталости, не было обиды, не было злости. Не было радости, не было вдохновения, не было мечтаний. Он просто делал все так, как надо.
Следование своим мечтам когда-то три года назад показало, что любят вовсе не вопреки. Любят только за. За ум, за воспитанность, за хорошее образование. За то, что ты делаешь все, как надо. Мечты свои оставь для хобби. А если нет на хобби времени и сил, значит оно тебе не надо. Сынмин выучил с детства — рассчитывать можно только на себя. Хочешь уехать в другой город — выкарабкивайся сам. Отца никогда не было, а мама не сможет потянуть твою свободу финансово. Сам, сам. Ты должен сам. Ты уже взрослый, пора вести себя по-взрослому. Скоро помощь понадобится уже твоей маме, ты должен быть готов работать за двоих. Мечты — это не для тебя, Сынмин. Никто ему так, конечно, не говорил. Сынмин читал это в грустной улыбке матери и делал все как надо.
Друзья говорили, что он спокойный. С мягкой улыбкой, всегда готовый помочь. Сынмин лучше всех слушал и говорил нужные слова всем, кто в них нуждался. Сынмин был хорошим другом. Он был хорошим другом, хорошим сыном, хорошим коллегой, хорошим работником. Возможно, был бы хорошим парнем или мужем, но вот этого как-то не довелось. Выгрызая себе новую успешную жизнь всеми силами, он их как-то не подрассчитал, и оказался в ситуации, когда сил больше не оказалось.
Ничего критичного, никакой драмы — так все живут. Все с утра встают на работу, приходят вечером домой и занимаются своими делами. Ложатся спать, а утром опять встают на работу. Идут, думая о том, как ненавидят саму работу или свое начальство. Приходят домой уставшие и валятся на кровать без сил. Все такие, Сынмин, не придумывай, что у кого-то не так. И Сынмин перестал придумывать. Придумывать, жалеть, мечтать, плакать, стараться, грустить и так далее по списку всех чувств. Все в порядке, сказал бы Сынмин, если бы его спросили. Потому что говорить обо всем, что не в порядке, уже не было сил.
Раньше его раздражала громкая музыка и куча людей. Еще раньше — он бы к ним присоединился. Сейчас он просто сидел со своей бутылкой пива где-то на диване в клубе, который Джисон снял, чтобы позвать на день рождения вообще, кажется, всех, кого когда-либо знал. Бутылка в руках была второй, а первую он допил где-то полчаса назад. Он улыбался и кивками приветствовал тех, кого знал, и с виду казалось, что спокойный Сынмин, как обычно, просто расслаблен. Ирония была в том, что Сынмин почти никогда не был расслаблен. В голове было пусто, когда он смотрел на кучки людей то тут, то там, а на фоне — куча обязательств и надо, от которых его тошнило и хотелось выйти в окно. Иногда Сынмин думал о тех случаях самоубийства, когда никто бы не мог подумать. Такой хороший парень был, работа хорошая была, друзей много, и что на него нашло? Сынмин бы не удивился, если в какое-то утро вместо шага в вагон метро, он бы сделал этот шаг перед несущимся поездом. Просто. Если бы по пути домой прошелся не по мосту перед знакомым перекрестком, а шагнул бы в сторону, — туда, где черная вода. Если бы однажды вышел покурить на балкон, а потом с этого же балкона шагнул. Ему казалось, что до последнего момента он бы не почувствовал ничего. А перед самой смертью, возможно, облегчение.
Но Сынмин не хотел умирать. Это так, просто навязчивые мысли, какие бывают, когда стоишь на краю чего-то высокого и будто слышишь, как кто-то говорит тебе а что если шагнешь? Просто мысли, никто никуда не шагнет и умирать, конечно не хочет. Вот и Сынмин не хотел. Жить, правда, не хотел тоже. Ему вообще было бы сложно сформулировать, чего бы ему хотелось. Наверное, ничего. Наверное, просто перестать существовать, как будто его никогда и не было. Раствориться в воздухе, не оставив после себя ничего, даже недопитой на столе бутылки. Стереться из памяти всех — слезы о потере друга, сына, коллеги и так далее по списку социальных ролей ему ни к чему. Он просто устал. Ему бы когда-нибудь отдохнуть, наверное. Впрочем, вряд ли путешествие куда-либо избавило бы его хоть на один день от груза возложенной самим на себя ответственности.
Кто-то присел на диванчик рядом и откинулся на спинку. Сынмин осмотрел незнакомца безразличным взглядом, но вежливо улыбнулся.
Парень улыбнулся ему в ответ, но его улыбка была намного искреннее сынминовой.
— Собрал кучу народа, а как развлекать всех не придумал.
— Бар в той стороне, — он кивнул в сторону алкоголя. — Развлекайся сколько хочешь.
— Хенджин, — он протянул к Сынмину свою бутылку.
— Сынмин, — Ким протянул тоже, и стеклянные бока ударились с характерным звуком.
— Как давно ты знаком с Джисоном? — спросил Хенджин.
Где-то внутри у Сынмина, возможно, всполыхнул уголек раздражения — и чего прицепился? Но большое нависшее над ним безразличие быстро придавило его обратно. Прицепился и прицепился. Сынмин мог поддержать светскую беседу ни о чем, если так надо.
— Ого! — Хенджин посмеялся. — А я всего пару лет.
— Ты ничего не пропустил, он такой же, как в пятнадцать, — пошутил Сынмин.
Хенджин вздохнул полной грудью и с улыбкой раскинул руки по спинке дивана. Помолчали еще немного, новый знакомый иногда качал головой в такт песне из колонок.
— Ты пришел один? — задал он вопрос.
— Нет, с Феликсом и Минхо. Мы все когда-то жили в одном дворе. Минхо ушел к Джисону, а Феликс… — Сынмин неопределенно махнул рукой в сторону толпы, — не знаю, где-то там, наверное.
Сынмин пожал плечами и отпил из бутылки, потеплевшей в руках.
Хенджин подпер щеку ладонью и окинул Сынмина смешливым взглядом.
— Мне кажется, ты хочешь уйти.
— Серьезно? Хочешь остаться здесь?
— Нет, — просто ответил Сынмин.
На самом деле ему было все равно. Но недоумение на лице нового знакомого выглядело забавно.
— Я понял, — медленно произнес он, и его глаза превратились в полумесяцы. — Тогда я хочу.
Сынмин фыркнул, улыбнувшись, и снова выпил.
— Я серьезно. Пойдем? — Хенджин смотрел в глаза. — Набережная недалеко отсюда, сегодня был дождь, поэтому там почти нет людей. Там красивая карусель, как из фильмов, ты видел? Возьмем по бутылке пива и пойдем кататься, это будет явно веселее, чем сидеть здесь.
Сынмин, улыбнувшись, покачал головой. Смешной этот Хенджин, энергия из него фонтаном.
— Скоро официальная часть. Надо остаться.
Слова сорвались с его губ так легко, как Сынмин никогда не мог бы себе позволить. И от этого он замер всего на секунду, словно кто-то залез в его груду тлеющих углей и разворошил их палкой, заставив вспыхнуть совсем ненадолго.
— Да не надо, — повторил Хенджин снова и улыбнулся. — Забей.
Хенджин протянул ему ладонь в ожидании. Он ждал, что Сынмин даст ему руку в ответ. Ким посмотрел на него нечитаемым взглядом и вдруг ощутил невероятную тоску. Словно вся эта огромная волна обрушилась на него, сломав засов. Это было так неожиданно, так внезапно, это было то, что Сынмин не успел проконтролировать. В горле вдруг появился жесткий ком и при виде протянутой ему ладони почти-незнакомца Сынмин почувствовал такую сильную грусть. Дело было, конечно, не в Хенджине, но почему-то именно сейчас он будто обернулся на все прожитые как надо годы, и ему стало так жаль. Себя, свои мечты, свои переживания.
— Я… должен остаться, — выдавил Сынмин.
Потому что так поступают хорошие друзья. Не уходят с праздника, на который их пригласили.
— Да никому ты ничего не должен, — хохотнул Хенджин и сам взял его за руку.