Отстранённость
“Нечего рассказать, как всегда, когда разорвало от смертной тоски”
Василий Бородин “Хочется только спать”
Ежедневные обстрелы украинских городов, новые посадки, новые смерти, новые атаки беспилотников в России. От новостей больше не плачешь и не паникуешь. Равнодушие? Скорее вынужденная отстранённость. И её воспринимаешь страшнее, чем взрывы и смерти: в начале войны казалось, что уж я-то не зачерствею.
Обычно мысли мы складываем в слова, но для катастрофы их сложно подобрать. Отсюда — из растерянности и немоты — и возникает отстранённость. Мы не знаем, как обо всём этом думать, не то что говорить.
Марцин Виха в книге “Вещи, которые я не выбросил” пишет: “Слишком многое выходило из-под контроля. За стольким нужно следить. Государства исчезают. <...> Политиков ждут государственный трибунал или Гаагский суд. Только сотрудницы почты вечны. Они могущественнее премьеров, президентов и секретарей. Потому что их суперсила — в равнодушии”.
Я бы зачеркнула “равнодушие”, подписала “отстранённость” (исправленному верить) и присоединилась к высказыванию. Сердца бы не выдерживали, не покрывайся они хитиновыми панцирями. Даже после потери близких мы скорбим законченный период времени. Скорбеть о незнакомых людях, сколько бы миллионов их ни было, долго не получится. Это не делает нас хуже, усталость — это не стыдно. Это лишь сигнал о том, что силы закончились.
У человека есть лимиты на боль и скорбь, превысить которые он не может. У каждого из нас были лимиты до войны, — у кого-то бóльшие, у кого-то меньшие. Сейчас они остались только у счастливчиков или у скряг, которые не тратились с начала катастрофы. А мы подрастратились: в первые же дни закупились скорбью на всё, что было в лимите. Непроизвольно я всегда, цитируя про себя, произношу: “Доктора узнают нас в морге/ По нелепо большим сердцам”. С такими сердцами жить особенно страшно.
Именно поэтому работники НКО часто эмоционально отстраняются от работы со временем. Сначала они работают круглосуточно, вкладывая в работу все свои чувства и эмоции. Но чувства — это тоже работа: вторая смена для и так уставших людей.
Отключение эмоций — это защита, чтобы не сойти с ума. Отстранённость не лишает нас тоски и страха, но она позволяет экономить эмоции, иначе ПНД бы переполнились.
Чтобы горе не раздавило, нужно создать вокруг себя пуленепробиваемое стекло. Хаосонепробиваемое. Новостенепробиваемое. Прочное, но прозрачное, чтобы непрерывно наблюдать сквозь него за миром. Отстранённо, но не равнодушно.
Мы, люди, переживём эмоциональный ужас любой войны (любой из тех, что сами же и развязали). На сайте МЧС России есть инструкция о том, как себя вести, попав в водоворот:
- Берегите силы и не пытайтесь бороться с водоворотом. Выбраться из него нужно с наименьшими затратами сил.
- Ощутив бессилие, дышите спокойно.
- Попав в воронку, будьте предельно собраны.
- Если вас начало затягивать с большой силой в центр воронки, и вы понимаете, что с таким течением не справиться — сделайте глубокий вдох и ныряйте.
- В любом водовороте есть такое течение, которое не идет по кругу, а выносит на поверхность и в сторону, поэтому главное - не теряться, а найти его и воспользоваться восходящим потоком, который вынесет вас за пределы водоворота.
- Если вы чувствуете, что водоворот несет вас на торчащий из воды ствол дерева или валун, - постарайтесь сгруппироваться, чтобы не удариться головой или другими жизненно важными органами.
Главное — не то, как мы тратим эмоции, а то, как мы их аккумулируем. Возможно, не растрачивать их сейчас, а приберечь до более поздних времен, заняв позицию отстранённого наблюдателя — это как раз верная стратегия.
После шторма океан мутный и грязный. Чтобы вода стала прозрачной, нужно выждать. Нам стоит дождаться, пока эмоции утихнут и чувства осядут на дно. После этого мы поднимем их из глубины и переработаем. Для этого нам понадобится только время. И оно уже идёт. Просто положитесь на память сердца. Она уже работает внутри нас и формирует опыт, который мы однажды сможем переосмыслить.
P.S.: Пока я писала этот текст, вышло расследование об отравлении журналистов и активистов, в том числе Елены Костюченко. Я вспомнила, что в одном из своих старых интервью она называет себя профессиональным свидетелем. Сейчас мы все должны стать профессиональными свидетелями.
Тут я пишу: Розовый паяльник
Тут я читаю: Под многолетним слоем пыли