Быт пожирает любовь.

Приходят раздражение и усталость. Дети кричат. Долги надо платить. Нянька и гувернантка ждут жалованье. Если они есть, конечно, как в семье Пушкина. И надо платить за квартиру, нанимать дачу на лето, царь плохо относится, загранпаспорта нет, к жене какой-то хмырь привязался и лезет. Она сама дала повод, наверное. И главное - где денег взять?

Пушкин, когда умирал от раны в живот, старался потише стонать от боли - чтобы Наташу не пугать. И ей лепетал, дескать, мне много лучше, Наташа! Мне не больно и вообще - я выздоровею. Не плачь! Ступай, принеси мне ягодок, я покушаю. Видишь, мне уже лучше. ...

Наносное уходит. Быт остается вдалеке. Хлопоты отступают; теперь другие хлопоты - о тех, кто остается на перроне.

Когда Пушкин умирал, он успел жене сказать: мол, ты немного погорюй по мне, а потом выходи замуж за хорошего человека. Чтобы он тебя любил и к детям хорошо относился. Не убивайся, не плачь, пожалуйста. Устраивай свою жизнь, любовь моя!

Это потому, что вся ревность, раздражение, утомление, быт, мелочные придирки - все это не по-настоящему. Хотя мучает и отравляет. Но это - не по-настоящему. Это сор жизни и сор души. А в глубине - вот эта любовь, как драгоценный камень, как чистая родниковая вода, незамутненная жизнью. И ее невозможно постоянно видеть и чувствовать, эту любовь. Она есть - и все. Там, глубоко. Только в редкие моменты очищения души можно увидеть сияние чистой любви. Иногда - непоправимо поздно мы ее видим и понимаем. И показываем любимому человеку; уже прощаясь. Надо как-то почаще показывать и доказывать.

Потому что в итоге только вот это и остается, только это и важно; "я люблю тебя и нет ничего важнее для меня твоего счастья, мой ангел!" - но в жизни так не говорят обычно. Только прощаясь навсегда...

Как жаль, что зачастую мы вязнем в условной любви, пытаясь чего-то получить от любимого человека себе по схеме дашь на дашь, и забываем о безусловной любви, когда на первый план выходят совсем другие ценности и чувства!