Оленька – три сердца.
Дед умер первого февраля, в воскресенье. Внезапно – остановилось сердце. Фима получил сообщение от мамы, когда они с Аленкой нежились на пляже.
Первый раз на море Фиму повез дед. Фима стоял у окна в коридоре плацкартного вагона и подпрыгивал по-заичьи: смотреть на провожающих родителей ему мешала разрезающая окно напополам, выпадающая из пазов круглая трубочка, с которой, борясь за существование, все время соскальзывали то с одного, то с другого края белоснежные шторки с истлевшей от стирок надписью – «АД... приветствует вас». Надпись Фиму ничуть не смущала, в отличие от деда.
Из-за трубочки Фима не видел лица мамы, а удержаться в прыжке надолго у Фимы не получалось. Именно тогда Фима скис. Ефим Яковлевич сжал плечо пятилетнего внука:
– Фимыч, отставить слезы! Женщины – есть слабый пол, им плакать позволительно. Мужчины – есть пол сильный, мы можем и должны их глотать.
Ефим Яковлевич махнул рукой встревоженной дочери и отстраненному зятю, мол, бегите уже, не травите мне мальчонку.
Все, что Фима мог делать безупречно к своим 30-ти годам, он делал исключительно благодаря деду: играл в шахматы, готовил плов, клал плитку, водил автомобиль, ухаживал за женщинами и, конечно, глотал слезы. Дед гордился Фимой. Фима обожал деда.
Желтый, сухой и податливый песок адлеровского пляжа, где Фима и дед отдыхали каждый день, пах вареной кукурузой, пивом и фруктами. Покопавшись, в нем можно было найти окурки, металлические крышки от бутылок, крупные косточки от персиков и более утонченные от абрикосов, вылизанные морем до идеально круглой или овальной формы зеленые и коричневые стеклышки, обертки от конфет и мороженого, а однажды Фима нашел колечко. Такое тоненькое, золотое.
– Дед, давай заберем, маме или бабушке подарим.
Ефим Яковлевич поправил очки на своей переносице.
– Маме и бабушке мы подарим новые, сегодня пойдем выбирать. А чужую судьбу, Фима, в свою никогда не тащи! Не воруй!
Каждый день после обеда в ресторане, вместо дневного сна Фима с дедом катались на велосипедах. Они брали велики на прокат у громкого молодого армянина Артура и мчались по туевым аллеям наперегонки к почтампту. Первым всегда был Фима. Пока Фима ел мороженое и сторожил велики, дед звонил из кабинки со стеклянной дверью с надписью «3». Однажды в открытое окно почты Фима услышал, как дед кричал в трубку:
– Оленька, и я тебя! Скоро уже, потерпи.
После разговора в телефонной кабинке радостный дед летел на велике, обгоняя ветер, и тогда наступал черед Фимы проигрывать.
Когда дома загорелый и довольный Фима рассказывал об их с дедом отпуске маме и бабушке Ане, только что выписавшейся из кардиологии, на вопрос бабушки, что тебе понравилось больше всего, Фимушка, Фима радостно ответил:
Деда долго опускали в могилу, края гроба не проходили по ширине. Стылая глинисто-пустынная земля не поддавалась лезвиям лопат копачей. Бабушка Аня уже давно лежала в этой земле - сердце. Возможно, бабушка противилась этой встрече, слишком много боли она пережила из-за деда. Празднично-богатая синего цвета обивка гроба деда напоминала Фиме море, а грязно-желтого цвета могильная плоть - песок адлеровского пляжа.
– Все мы из земли пришли, все в нее и уйдем.
На поминках в уютном кафе мама отдала Фиме незапечатанный конверт.
– От деда. Нашли под подушкой. Я не читала.
Дома Аленка тихо мылась в душе. Сегодня соседи остались без концерта.
Первый, кому Фима представил Аленку, как свою девушку, был дед. Дед ее сразу принял, а Аленка его сразу полюбила.
– Хорошая девушка! С характером! Тебе, Фимыч, только такая нужна! Женись!
Фима так и сделал. Аленка была подарком судьбы. Ей было 25, она была звонкая, не тонкая, вслед ей оборачивались мужчины, а она смотрела только на Фиму и в будущее: Аленка с отличием закончила консерваторию по классу вокала, перед ней были открыты двери в лучшие коллективы. Аленка, не торопясь, выбирала свой.
Фима долго крутил конверт в руках, затем открыл. В нем была записка: Ольга Викторовна Елецкая, вторник, с 12 до 14, пансион «Дубки».