?

Признаться человеку в чувствах? Нееет.
Страдать от неразделённых чувств на протяжении пяти лет? Дааа.
Именно по такому принципу Антон жил последние годы своей жизни. Он перепробовал всё, чтобы выкинуть ебучего голубоглазого друга детства у себя из головы: ходил к психологу, писал дневники, практики, письма, обещания, всё! Занимался любимым делом, даже пытался открыть собственный бизнес, но не рассчитал расходы и обанкротился через полгода. И всё равно каждая секунда его жизни была переполнена мыслями о чужой. Точнее нет, сказать чужой – неправильно. Арсений для него был уже родным человеком, роднее матери и роднее всех его бывших. Антон был бы не против высказаться о своих чувствах, да вот только Арсений – натуральный натурал из всех натуралов на Земле. Как-то ради интереса и прикола в семнадцать лет на ночёвке они решили пройти тест на ориентацию. И как итог Шастун оказался бисексуалом с гейскими наклонностями, а Попов чистым из всех чистых натуралом, с чего второй ещё долго смеялся. Вот так и проходи потом эти ваши тесты.

И вот сейчас им по двадцать лет и они думают как провести очередное лето. За уже третьей бутылкой пива Арсений с Антоном сидели на кухне и копались в интернете в поисках оригинальных идей.

— О, погнали на смену в детский лагерь. Мы ж в колледже на педагогическом были, должны пустить, — Арсений отрывается от экрана телефона и поднимает взгляд в потолок, представляя, справится ли он с этой задачей.

— Ты так хочешь за мелкими следить? — с долей отвращения спрашивает он.

— Возьмём старшие отряды, будем на одной волне с ними, — Арсений кивает, наклонив голову в бок, мол, можно попробовать.

— Давай тогда лагерь выбирать, — оба снова погрузились в телефоны и начали поиски.

***

— Нет, Арс, ну зачем? Что Алёне в лагере делать? — канючит Антон после вести о том, что Арсений собирается брать с собой в лагерь свою девушку. — Мы же изначально вдвоём только поехать хотели!

— Шаст, успокойся, она малдший отряд в любом случае возьмёт, и так редко пересекаться будем, тем более она тоже хочет попробовать себя в такой необычной роли. Уступи даме, ёпт! — Шастун тяжело вздыхает, понимая, что на обратное уговорить лучшего друга и возлюбленного не получится, потому что его взрастили упёртым бараном.

— Ловлю тебя на слове, — ткнув в Попова указательным пальцем в грудь, говорит Антон.

***

Очень обидно, когда всё идёт не совсем так, как ты бы хотел. Мало того, что Антона поставили на второй отряд, а Арсения на третий, так ещё и напарница попалась до жути... приторная. Её звали Ира, и Антон не понимал, с какой планеты берутся подобные ей. Хотя к Арсению у него был такой же вопрос. Ещё ей точно понравился Шастун, об этом даже девочки в отряде шушукались. Её нелепые подкаты, предложения сделать селфи на фоне футбольного поля, которые она потом выложит в инстаграм с типичной подписью, выдавали её. Но Антона всё же немного радовала одна вещь – Алёна обещанно возилась с детьми с восьмого отряда совместно со своими ещё двумя напарницами и ей было не до Арсения. Попов несомненно самостоятельно ходил проведать её, всё сюсюкался с ней, пока никто не видел, и Антона очень раздражало потом выслушивать, как она хорошо смотрится с детьми и что «надо бы в скором времени сделать ей предложение. Только ей не говори», – так оканчивалось практически каждое повествование Арсения на вожатской планёрке после отбоя или во время тихого часа.

Но даже несмотря на всё это, в вожатской жизни была другая прекрасная вещь – попойки. По всем правилам лагеря такие собрания в три, а то и в четыре утра строго запрещены, но они запрещены только детям, вожатые-то сами по себе. Поэтому раз в несколько дней желающие могли скинуться и заказать доставкой алкоголь, еду, да хоть шлюх, никто не запрещает. Во время таких "собраний" в актовом зале ставили длинный раскладной стол, стулья и свет не гас до самого восхода солнца.

И уже на третьей или четвёртой такой попойке, когда все сдружились со всеми, между вожатыми завязался разговор о смешных моментах на подобных тусовках. Время уже перевалило за шесть утра, в окна под высоким потолком во всю слепил белоснежный рассвет.

— Слушай, Жень, у меня есть примерно похожая история, — вдруг начинает Арсений после третьей бутылки пива. На соседнем стуле расположилась Алёна и всё пыталась как-либо взаимодействовать со своим суженым ряженым, пока Антон искоса завистливо поглядывал на эти попытки, которые не оставались без ответа. — С Шастом у общего друга пили, — при упоминании своей фамилии парень оживился, распрямился и стал внимательно слушать Арсения, — у того квартирка небольшая, двухкомнатная, а тогда очень многие изъявили желание остаться на ночь. Я на тот момент ещё не встречался с Алёной, пришлось в одной постели с Антоном спать, пока все остальные с парочками ворковали до утра. Нас потом ещё долго педиками считали, очень бесил меня тот период.

— Так а что такого в том, чтобы спать в одной постели с лучшим другом? Вы ж не трахались, — говорит в ответ Женя, запивая слова глотком пива. Антон хотел исчезнуть в этот момент, потому что для него это была не ночь, а мечта, которая хоть и не в полной форме, но воплотилась в жизнь.

— Нет конечно, но лично мне плохо спалось. Шаст ещё меня как подушку в какой-то момент сна начал использовать, как коала с руками и ногами залез на меня, и хер ты выберешься из его цепких объятий. Кто-то нас ещё и сфоткал в таком положении, вообще сквозь землю провалиться хотелось, — Алёна кокетливо хихикнула, а Женя посмотрел на поникшего Антона. Женя единственный из всех вожатых, который знал о его чувствах к Арсению.

— Ой, мальчики, что обсуждаете? — к диалогу присоединилась Ира с бутылкой гаража в руке. Она плюхается на свободное место рядом с Антоном и кладёт вторую руку ему на плечо.

— Да так всякие угарные истории, — легко отвечает Женя, уставившись в экран.

— А-а-а, у меня таких много! — облокотившись уже полностью на Антона, Ира начала рассказывать про какой-то типичный девичник, иногда делая небольшие глотки алкоголя. Шастун залип в одну точку куда-то за спиной Жени, но через несколько секунд встрепенулся, встал и направился к выходу.

— Тох, ты куда? — заводным тоном спрашивает Арсений.

— Ща, надо вопросик обкашлять, — спокойно отвечает Антон и исчезает с поля зрения.

Он выходит на улицу и пока идёт до корпуса жадно глотает воздух и оглядывается по сторонам. Рассвет бил в окна ослепляющими лучами, лёгкий туман упал на футбольное поле, где только вчера косили траву. Голова болит от переполняющих мыслей и выпитого алкоголя.

Уже в корпусе он неспешно поднимается на свой этаж, заходит в свою вожатскую и кое-как сложив первые попавшиеся вещи, берёт нож, который Шастун вчера одолжил в столовой для нарезки торта. Из нетронутых вещей он выуживает ненужную футболку и начинает рвать её на длинные лоскуты. Сев на полу, каждую полоску футболки он связывает друг с другом и выходит импровизированная самодельная верёвка. Затянув её покрепче на шее, Антон подставляет под люстру стул.

Минута на размышления, сожаления и мысли о прошлом и нереальном будущем. Откинув стул, тело повисает на высоте полуметра. Люстра жалостно скрипнула. Антон даже не принимает попытки выбраться из мёртвой петли. Он думает о том, что ткань неприятно натирает кожу шеи, и голова становится будто тяжелее от нехватки кислорода.

Найдут его таким лишь через полчаса, когда вспомнят, что ушёл и не вернулся.