Фактор Кадары
Питер стоял спиной к входной двери и налаживал передатчик, чтоб связаться с Базой, когда дверь приоткрылась. Кто-то стоял за ней. Он даже не сразу услышал, так был увлечен своей работой. Во времянке царил полумрак – Питер не любил включать свет ночью, потому что в окна тут же начинали биться нелепые местные существа. А света лун вполне хватало. Кроме того, он знал наизусть, где стоят какие приборы и как с ними управляться.
А дверь открылась. Он никогда не закрывал ее, ведь никто и не мог войти вот так, без предупреждения. Кто там? Тут не водились большие звери, а люди были далеко, на главной базе. Первым порывом умудренного жизнью космобиолога было отпрыгнуть за дверь в другую комнатку, выхватить оружие. Но он начал медленно оборачиваться.
«Стой…» – тихий шелест неизвестного голоса. Замерший на полуобороте Питер действительно испугался.
«А-х-х-х…» – выдохнуло нечто в паре метров за его спиной, и Питера окатила волна сухого теплого воздуха.
«С-с-сто-о-ой», – вновь этот шелест. Да Питер уже никуда и не думал идти. То не был человеческий голос. Слишком низкие для человеческих связок шелестящие тягучие ноты на ритме дыхания. Словно и не звук, а прикосновение к коже.
Скрип половицы. Загипнотизированный неведомой волей, скованный страхом, Питер сжался и пискнул, как ребенок. На Кадаре не водились существа, умеющие разговаривать с людьми. В этом мире не было тварей крупнее терьера.
Сухое дыхание согрело затылок. Затем звук дыхания стал свистом, и Питер ощутил вокруг себя что-то совершенно невесомое. Запах? Наверное, то было похоже на запах, если запах можно чувствовать кожей. Ветер? Энергия? Поле? Он не знал, хотя даже в тот миг еще мог анализировать, будучи ученым до мозга костей. Но его окутало чем-то легким, как запах, холодящим, как ветер, электризующим. Эфирное дыхание расслабило, убрало все страхи, и человек в полузабытьи начал падать… падать… Неведомое существо подхватило его.
Меринда нервно барабанила пальцами по столу. Ее темные глаза были насторожены и задумчивы, но в них мелькало отчаяние. А Ольга продолжила свое пояснение:
– Поймите, я не психиатр, рекомендаций вам профессиональных пока дать не могу.
– Не советую… Я выдала ему очередную порцию успокоительного, и он не в том состоянии, чтобы беседовать.
– На Земле ему однозначно станет легче. А я психолог, не мне лечить такие заболевания.
– Галлюцинации? Бред на почве одиночества? Наверно, серьезно. Раньше он не имел таких проблем…
– Какое одиночество! У него вполне исправный радиопередатчик… А две недели – не срок для космических биологов, исследующих новую планету! Раньше он мог там месяц проторчать – и удивлялся, что время так быстро идет. «Интересная планетка», – все время говорил… – растерянно произнесла супруга. – Да и на земле он сутками не вылазил из лаборатории, а я ему только сэндвичи таскала.
Космопсихолог примиряюще улыбнулась:
– Ну, знаете, психозы возникают на разных почвах, не всегда и опытный психиатр определит, что и откуда… А мое дело – комфорт и душевность на корабле, а не шизофрения… Нет-нет, не думаю, что все так серьезно, это была нелепая шутка.
– Я хочу еще раз прослушать пленку. Нет, включайте, мне это надо! – и Ольга пожала плечами, снова включая магнитофон. Голос мужа Меринды звучал спокойно и уравновешенно. Но Меринда знала – к концу записи он станет истеричным.
«Вы вряд ли меня поймете. Если б вы ее увидели, то скривились бы, как при виде змеи. Может, она б сдалась вам красивой – как, скажем, акула или тигр. Нет, даже испугались бы… Простите, я не могу говорить сухим научным языком – отчеты все во времянке в лесу, а тут я просто хочу рассказать, – в голосе слышна улыбка. – Но она не зверь… И не человек, конечно. Я вижу в ней что-то совсем другое. И… да, она разбудила что-то во мне.
– Постойте, – это уже Ольга, – расскажите про первую встречу с инопланетным существом, жителем Кадары. Вы остановились на моменте, когда почувствовали на плечах лапы.
– Не лапы… руки… Хотя какая вам разница. У нее руки, – снова улыбка. – Но я испугался. Тогда я еще не знал, что у нее необычное дыхание и она с его помощью может влиять на психику и физиологию. Но я упал, и она… оно… тогда я еще не видел, кто это, – подхватило меня, обняло…»
Страх, что острые зубы вонзятся в шею, – животный, древний страх. Нечто за его спиной. Лапы на его плечах чуть сжались, он почувствовал сдерживаемую силу стальных когтей. Но существо было осторожно. А затем оно стало обвивать его, обнимать – кольцо за кольцом, как удав. От ног и выше, опоясав талию, прижав руки к бокам, обхватив плечи. Но не душило.
Питер не открывал глаз. Сознание витало где-то далеко. Трезвомыслящий ученый все еще пытался анализировать… но уже ничего не удавалось. В силу вступили совсем другие процессы, отнюдь не мыслительные.
«Оно смотрит мне в лицо», – мелькнуло где-то в опустевшем сознании. Но он по-прежнему не открывал глаз. Страшно. Равнодушно. Смирившись. Ощутил теплое дыхание на щеке. Прикосновение. Что-то скользнуло по губам и подбородку. Дрожь страха готова была вырваться наружу.
«Не-е-ет…» – голос на грани слышимости. Свист – и Питер снова перешел границу реальности, проваливаясь в сладкую странную дремоту, вызванную дыханием зверя. А затем тело существа, вес которого почти не ощущался, пришло в движение. Огромная спираль закружилась медленно, с сухим шелестом касаясь его одежды и тела. В этой медлительности было непонятное сладострастие. Почему он подумал об этом? Ему вспомнились брачные игры местных ящериц – забавное и даже красивое зрелище. Танец двух ярких лент…
Не сжимая кольца, зверь двигался вокруг Питера. И с ним, с Питером, тридцатишестилетним биологом, стало происходить что-то невообразимое.
– Поясните, – ни грамма насмешки в профессиональном голосе Ольги.
– Когда прошел страх, я испытал возбуждение. Сначала обычное физическое желание. Потом уже – неодолимую страсть.
– То есть, – резюмировала Ольга, – это существо увидело в вас полового партнера. И каким-то образом получило ответную реакцию.
– Вы бы еще сказали, что «изнасиловало», – усмехнулся ученый. – Но нет же! Я уже пояснял! Она же не человек… Я не знал, что это такое, какая она… – он сбился. Затем продолжил – уже твердо: – Это было не только физическое удовольствие от полового акта. Я не могу говорить тут словами науки, даже языком физиологии. Эрекция? Вы об этом. Ну да. Но это была философия, метафизика… Что-то за гранью понимания человека. То, что испытало мое тело, я мог понять лишь на уровне физического возбуждения… Но сознанием я чувствовал, что это куда возвышеннее, чем совокупление.
При этих словах Меринда всхлипнула, и Ольга приостановила кассету.
– У Питера были сложные осязательные галлюцинации, связанные с его эротическими фантазиями.
– Не знала, – почти плача, проговорила Меринда, – что теперь Питер мечтает заняться любовью со змеей. Может, это я для него – змея?
– Да все может быть. Он вполне мог перенести знакомый образ в свои фантазии, изменить его.
«С этого времени ни одно существо мира не сможет заменить мне ее, – в голосе нет патетики. Он грустный. Уставший. И говорит от души.
– А как же ваша супруга. Меринда?
– Меринда… – медленно, как бы вспоминая, произносит голос. – Меринду я любил. Но, не знаю, трудно пояснить. Никогда такими материями не оперировал. Поймите, я сам растерян. Я расскажу вам дальше, и, может, вы хоть немного поймете.
Прошло какое-то время. Питер, впрочем, его не ощущал. Он не пытался вырваться. Он купался в сладострастных ощущениях, что дало ему это существо. В какой-то момент он вдруг понял, что общается. А существо отвечает. Это не было телепатией. Скорее их чувства смешались, они стали одним целым – словно между ними протянули общий нерв.
– Я же пояснил. Мы с ней стали одним целым. Она что-то делала со мной – не физически, она почти не касалась меня. Она просто высвободила что-то из моего сознания. То, что прячется за всем – разумом, мыслями...
– То есть она подняла ваши «звериные» инстинкты?
– Да нет, не инстинкты. Много, много глубже. Вы как психолог должны это понимать.
– Я могу понять любовь мужчины к женщине, женщины к женщине, мужчины...
– Да не о том я, не надо иронизировать! Не путайте любовь и инстинкты!
– Простите. Я думаю, что понимаю, о чем вы. Фантазии про совокупление с представителями животного мира – не редкость, и вполне себе в рамках нормы, я вовсе не хочу сказать вам, что тут есть что-то предосудительное. Продолжайте… Ведь вы даже не видели, как это существо выглядит!
– Фантазии? Допустим… Ладно. Разглядел я ее позже. Игнис приходила много раз.
– Это символика? – слышно смешок Ольги.
– То есть? Ха, вы имеете в виду ее огненную страсть? Нет, вернее, не только, – слышно смех, – она сама похожа на огонь… Потом. Я все расскажу!
– Но для чего оно пришло к вам? Ведь вы не самец его вида? В природе есть примеры межвидовых половых контактов, в каждом случае объяснение свое.
– Почему, Ольга, вы все так опошляете? Мы – два разумных существа, представители двух высоких цивилизаций. Не надо скепсиса, поймите… Это не было просто спариванием, это вообще было не спаривание! Она была одинокой много-много лет, она – последний представитель вида. Не знаю, почему так случилось, как она выжила. Не знаю даже, отчего они все погибли, эти драконы. Да. Я отличаюсь физически, очень отличаюсь! Но ей не нужно от меня потомства. Для нее наше соединение было необходимой формой общения. Я не знаю их психологии. Может, они так обменивались энергией, жизненностью. А я – просто человек, и мне этого не понять так, как понимает она. И, ища во мне такие важные для нее чувства, она натолкнулась на преграду, и это – мое тело. И простые человеческие, нет, даже животные желания – инстинкт продолжения рода. Она вынуждена была воспользоваться этим…
– То есть это можно назвать насилием, ведь она принудила вас к нужным ей эмоциям?
– Если хотите, если вам так проще, то называйте это насилием. Я ведь жив. Здоров. Прекрасно себя чувствую. И люблю ее…
…В какой-то момент Питер закричал, осознавая оргазм. Но осознавая краем разума, потому что таких ощущений у него не было ни с одной женщиной. Объятия нежного удава ослабли, и Питер осел на пол, обессиленный. Тихое шуршание, выдох в затылок – и все исчезло. Он снова был один.
Окончательно в себя ученый пришел нескоро. Ничего подобного ранее он не испытывал и не слышал о таких вещах. Абсурдность его добивала. На Кадаре не было и не могло быть настолько больших и странных животных. Животных ли? Ну ладно, существ – оно ведь было разумно. И он никогда не слышал, чтоб инопланетные существа насиловали (да, эти мысли его тогда посетили) пришельцев. Пожирали – да. Но не совокуплялись с ними.
Питер не сомневался, что «зверь», явившийся к нему, не испытывал никакого полового влечения. А впрочем, что человеку одно, чужому – совсем иное. С опозданием на два часа Питер отослал на базу радиограмму:
«Все в порядке. Жив. Здоров. Через две недели жду аэрокар».
– Откуда вы узнали, Питер, что… Игнис – последний представитель рода драконов Кадары? Она рассказала вам?
Питер ждал прихода гостя. Он был уверен – придет, и не раз. Знал и ждал. Прошло два дня. Питер занимался делами – проверял штаммы бактерий, спиртовал кадарских рептилий и амфибий. Эти забавные существа были сродни земным ящерицам да лягушкам – шестиногие юркие живульки с раздвоенными хвостиками, прыгучие жабки с гребешком на спине. Природа Кадары была довольно разнообразна, но на суше обитало не так уж много животных. Их-то Питер и изучал. Животный мир этой планеты не переступил еще грани земного периода позднего палеозоя.
Кадару заселять не собирались. Климат тут идеальный, воздух – чище и насыщеннее земного, и даже погодные условия подходили человеку. Но колонизации безлюдный рай не подлежал. Десять лет назад планету открыли и начали изучать. Но на Кадаре погибали все плантации земных растений, вырождаясь уже во втором поколении. А состав почвы мало отличался от земного. Местные же растения не казались съедобными, хотя не содержали ядов. От них отказывались даже неприхотливые космо-козы и коровы, выведенные для колоний земных первопроходцев.
Планета препятствовала вторжению землян, шокируя их новыми загадками. А Питер ждал гостя. Он с жалостью думал об одиноком существе, блуждающем по изумрудным лесам Кадары. Существе, что искало подобных себе, а нашло – Питера. На третий день он, выходя из домика, наспех собранного их земных материалов и местной древесины, заметил тень между деревьями.
Остановился. «А-х-х». Знакомый звук.
– Покажись! – сказал он, и колыхнувшаяся ветка замерла.
– Выйди на свет! – продолжил Питер, испытывая и страх, и радость. Он не пытался понять свои чувства, но там была нежность, и сочувствие, и любопытство…
Солнце Кадары еще не зашло, и на дворе вечерело, показывались первые самые яркие звезды. Скоро над планетой взойдут незнакомые для землян-домоседов созвездия.
Между кустами в лучах закатного светила полыхнуло алым.
– Она вышла мне навстречу, – голос стал чуть возбужденнее, и Меринда снова всхлипнула. Ольга сочувственно на нее смотрела. Меринда любила мужа, а его состояние было тревожным.
– Она встала на четыре задние ноги. Как у всех местных существ, у нее три пары конечностей. Примерно на одинаковом расстоянии друг от друга, – шуршание, видимо, он показывает расстояние руками. – Игнис немного похожа на местных ящериц. Передняя пара конечностей – руки – у нее примерно одинаковой длины с другими, но пальцы развиты, как у человека. Их четыре, – в голосе были интонации ученого, описывающего новый вид. – У нее длинная шея и голова, похожая на драконью – как в земных мифах. Знаете, такая длинная узкая зубастая пасть. Над глазами нависают костяные гребни – у нее от этого грозный взгляд. А над ушами выросты, похожие на уши собаки. Она их умеет прижимать к голове и ставить торчком, от этого немного на добермана смахивает… Хвост на конце раздвоенный, а по спине от головы и до конца хвоста – три ряда небольших выростов-гребешков. И вся она такая яркая, красно-коралловая. А глаза ее огромные, глубоко-синие и очень человеческие, – все это он произносил на одном дыхании, с детской восторженностью.
– М-м-м… Питер, все же поясните. Она совсем не похожа на человека. Она даже не гуманоид – это бы еще можно было понять. Вы не боялись ее?
– Знаете сказки про змеев-горынычей, про драконов, которые воровали у рыцарей невест… Наверно, создатели тех сказок родились на Кадаре. Игнис не страшная и не отвратительная. Это не змея и не жаба. Вы никогда не восхищались стремительной красотой акулы? Или той же змеей?
– Восхищалась… да. Но все же мне кажется, что испытывать половое влечение к существу, которое настолько отличается... Объясните, – миролюбиво сказала психолог, не возмущаясь.
– Нет же. Не то, – отмахнулся Питер раздраженно. – Игнис даже своим видом восхищала меня. Не применяя своего странного дыхания, она влюбила меня в себя – изяществом, красотой движения.
– Не очень. Три с половиной метра, Ольга. Подвижная и легкая.
Дракон стоял в пяти метрах, внимательно разглядывая человека. Затем голова его повернулась в сторону леса, он скользнул к кустам и оглянулся. Звал за собой. «Ах-х-х-х-х», – издал свой жалобный стон-вздох. Затем оглянулся и качнул головой – мол, следуй. И он последовал.
Они шли бок о бок по лесу вот уже половину часа. Алая лента могла двигаться куда быстрее, но дракон пристраивался к шагу человека. Драконица.
– Ах-х, – стандартный ответ, – ид-ти-и… – свист на грани слышимости.
«Она понимает меня. Но не может ответить», – подумалось ему. Ловкие изящные движения тела дракона магнитом притягивали его взгляд. На фоне этого совершенного существа он казался себе неуклюжим и грубым.
«Огонь. Она похожа на струю пламени, что стелется по земле».
Питер уже уставал, когда знакомые ему пейзажи закончились. Синяя и изумрудная трава сменилась каменными росписями. Они вышли к скалам. Питер видел их с высоты полета аэрокара, но никогда не бывал здесь. Скалистые горы простирались на половину материка и продолжались уже в океане. Там же были и вулканы, а побережье трясло слишком часто, чтобы делать базу именно там. Но тут, посреди платформы материка, было спокойно. Молодая планета пестрила новообразованиями гор и скал, не сглаженных временем и ветрами. Они охватывали почти половину планеты. Совсем неисследованные. Но все же ни на одной фотографии не были зафиксированы города или поселения. Или у драконов нет городов?
Да и драконов они не видели. Ведь если они все такие яркие и большие, как Игнис, как их не заметить за десять лет детальных исследований, когда ученые опускались в пещеры, запускали зонды в океаны. Рыбы, амфибии, примитивные рептилии. Ничего крупнее полуметрового кадарского ящеропода там не было. Ящеропод питался трилобитами.
Идти стало труднее. Там, где Игнис быстрой молнией перелетала через расселины, он долго примерялся, прежде чем прыгать. Там, где Игнис ловко скользила между валунами, Питер медленно протискивался, опасаясь лавины камней на голову. Скоро он пробирался почти на ощупь в сгущающихся сумерках. Как назло, было новолуние, ни одна луна не освещала дорогу.
Холодало. Игнис струилась впереди и часто оглядывалась, насмешливо произнося свои забавные «х-х-а» и «а-а-х». Она смеялась над его неуклюжестью, и, честное слово, он стеснялся этого! Как юноша перед человеческой девушкой.
– Я устал! – задыхаясь, прошептал Питер. – Еще далеко? Куда мы идем? – он смеялся, пытаясь отдышаться. Час бежать за драконом неизвестно куда и зачем? Но любопытство ученого побеждало…
– Ит-т-и, х-ха-а-а, – выдохнула Игнис. И он пошел. А когда почти упал, она остановилась и подошла.
– О-о-о, – произнесла она, заглянув в лицо мерцающими синим пламенем глазами. Вокруг была своеобразная поляна каменного леса. Беспорядочно рассыпанные камни, некоторые с человека ростом, окруженные черными столбами исполинских базальтовых деревьев.
Питер огляделся. Они стояли в воротах, созданных природой. Два высоких столба и упавшая плита поперек. Похоже на земной Стоунхендж. Упавшая плита? Ей неоткуда было падать… Просто он слишком уверился в отсутствии разума на Кадаре. Плиту на столбы положили. Как этого не заметили с аэрокара? Ведь над этим районом не раз пролетали.
Рукотворные ворота. Питер коснулся их, и возглас удивления слетел с его губ. Черная рыхлая порода была опалена и спрессована, напоминая цемент. Это не был базальт, и спрессовали породу не тектонические процессы планеты. Следовало пригласить сюда геологов, химиков. Он обратил внимание, что скалы кругом испещрены пятнами отверстий. Пещерки.
– Это город? – повернулся он к Игнис.
Та отрицательно качнула головой.
Она глядела на него. Ее глаза отблескивали синим огнем. Непонимание. Он не читал ее мыслей, но что-то между ними было. Она могла понять то, что он четко представлял. Он представил храмы и то, что в них происходит. Вереница образов мелькнула перед его внутренним взглядом. «Место, где можно смотреть на звезды?» Это она сказала? Что это было, не телепатия ли? Образ подошел идеально. Она поняла что-то свое, ее лицо обратилось к небу, она выдохнула долгое тоскливое «о-о-о-х» в звезды. Но все же нет, гость, не то. Она снова отрицательно качнула головой. Питер вздохнул.
– Я не знаю, зачем ты меня сюда привела… Уже темно, я же ничего не вижу. Я даже фонарика не прихватил.
– Х-ха? – вопросительный вздох. Игнис приоткрыла пасть, в глубине мелькнул остренький птичий язычок.
– Да-да, мои глаза плохо видят в темноте! А лун на небе нет, – человек развел руками и сел, ощущая себя идиотом. Камень еще хранил дневное тепло. Но через час он остынет. Питера ждала холодная ночь. В горах температура вряд ли превышала нулевую в это время года. Он, конечно, закаленный, но насморк обеспечен.
– Я и домой не дойду. Из-за тебя буду тут ночевать. Даже огня не развести, дракониха ты этакая, – с шуточным укором сказал он Игнис. Та понимающе качнула головой.
– А-а-а, – сказала она и подошла. Питер даже не вздрогнул, когда она аккуратно и нежно обняла его – как тогда. Но никакой страсти – лишь материнская ласка и нежность. Она была теплой. Ее дыхание грело ему шею.
– С-пи-и, – просвистело возле уха, – спи-и…
И он заснул, усыпленный ее теплом и дыханием, уснул с чувством, что нашел что-то важное.
Только когда солнце Кадары было уже высоко, он проснулся. Ее голова покоилась на его груди, а сам он удобно разместился на плавных изгибах ее тела. И даже не замерз.
– Игнис! – позвал он, и дракон открыл глаза, сверкнувшие синим в алом обрамлении век. – Игнис, выпусти меня, – улыбнулся он.
– Их-х-хис? – вопросительно спросила драконица.
– А… извини, я так назвал тебя. Это значит огонь. Огонь, понимаешь? – Питер представил пламя и даже показал пальцами, как оно горит. Смеясь над собой. – Ты яркая и юркая, как огонь. Если ты против, то скажи мне, как тебя называть. Как твое имя?
– Их-хис… а-х-х, Их-и-ис… – дракон кивнул. Питеру показалось, что он видит улыбку в хищном изгибе рта.
– Тебе нравится? – да, ей нравилось. Он вдруг понял, что никто и никогда за годы ее жизни никак не называл ее. Более того, он внезапно понял, что и некому было называть ее. Он поднялся, сбросив с себя такие невинные сейчас объятья.
– Ну так что это за место? – потянулся, зевая. Она, копируя его, тоже зевнула.
– …Это было кладбище. В пещерах лежали сотни скелетов драконов, многие в два, а то и в три раза больше Игнис. А земля была усеяна выцветшей разноцветной чешуей. Игнис показала мне кладбище своих сородичей. Знаете, Ольга… Она была не просто последней. Она появилась на свет, когда умирали ее сородичи. Это была какая-то болезнь. Наверно. Или радиация. Я не знаю – а она не могла пояснить. Когда она вылупилась, все уже были мертвы, она выжила одна из выводка. У них есть что-то вроде памяти предков. Ее никто не растил и не воспитывал, но она знала все, что знала ее цивилизация. А может, они были в курсе, что вымирают, и Игнис сделалась их последней надеждой… Может, так. Она пыталась мне показать, но я многого не понял. Слишком мы разные.
А у нее в глазах застыло вечное одиночество и понимание – одна. Последняя. Единственная… Это произошло за сотни лет до прилета землян. Эти драконы живут долго. И она все еще была очень юна.
В тот же день мы вернулись. Я увидел в ее воспоминаниях, как она, когда подросла, носила тела своих сородичей, давно мертвые тела, в этот некрополь. У них было так принято. Она знала об этом обычае. Это страшно…
– Она приходила потом? – прервала его Ольга.
– А. Да, конечно. Она провела меня до времянки и ушла, а потом пару раз приходила. И с каждым разом я понимал все больше и больше, что люблю ее, что не могу без нее.
– Нет, страсти больше не было, – понял ее ученый. – Похоже, тогда она сама не поняла, что произошло, почему она увидела во мне сородича. Но это было уже не так важно – мы общались все ближе и ближе, лучше понимали друг друга. Я перенял ее способ видения мира, и вот как это пояснить…
Он замолчал. Пауза. Затем Ольга тихо произнесла:
– Питер. Знаете ли, в горах, в том квадранте, мы не нашли никакого кладбища, некрополя, скелетов, драконов и чешуи. А вас, Питер, мы нашли на полу вашего домика. Вы бились в истерике, рыдали и кричали. До того вы два дня не отвечали на вызовы. Сначала мы думали, что сломался передатчик. Затем прилетели. Вы не хотели идти с нами. Вынуждены были применить успокоительное. И только сегодня вы начали общаться с нами, – голос Ольги звучал спокойно, она избегала раздражающе-успокаивающих ноток.
Пауза. Потом быстрый сбивающийся голос. Кажется, Питер подался вперед, всматриваясь в психолога:
– Я почувствовал, что с Игнис что-то не то. У нас эмоциональная связь. И я понял – что-то случилось. Она не приходила несколько дней. Я боялся за нее. Я чувствовал ее боль, поймите. Она страдала!
– Тихо! Не кричите, Питер! Я не хочу снова применять успокоительное.
– Не надо, – уже спокойнее. – Я не чувствую ее, пока сплю. Я должен вернуться в лес. Она ищет меня и зовет. Я пытался пояснить, где мы, но она тут никогда не была и не знает, куда идти. Поймите меня!
– У него вновь началась истерика. Пришлось сделать ему инъекцию.
Меринда вытерла глаза и печально произнесла:
– Я ничего не могу понять! Он никогда не страдал галлюцинациями. Неужели эта Их-хи-ис… – в голосе женщины скользнуло раздражение. Ольга заметила:
– Вы ревнуете мужа к фантому. На планете не найдено никаких свидетельств существования подобных животных. В том районе гор, который он описывает, нет никакого кладбища.
– Но откуда тогда!.. И почему?
Ольга задумалась. Питер – биолог. Он изучает местных животных, ящерок, лягушек. Игнис его фантазий похожа на местную фауну.
– У Питера сложная трехмерная комплексная галлюцинация, глубоко связанная с его физическими желаниями. Причину я не знаю. Но, Меринда, возможно, что в его Игнис воплотился реальный персонаж – женщина с Земли. Возможно, это даже вы, хотя вот это вряд ли. А скажите, в половой сфере у вас все было в порядке?
– Я не жаловалась, – улыбнулась Меринда.
– А он? – но та неуверенно покачала головой.
– Как по мне – все в порядке. Мы любим друг друга. И ссорились редко. Неконфликтный он. Да и в сексе устраивали друг друга вполне. И никогда его фантазии не принимали такой оборот.
– Ясно. Ладно. Итак, ваш муж влюблен в галлюцинацию, в сон. И сон этот – трехметровый красный шестиногий дракон, у которого в дыхании – что-то вроде афродизиака. Когда мы вернемся домой, будьте с ним нежнее, ласковее. Не смейтесь. Он не испытывает к Игнис полового влечения, хотя может показаться и так. Он рассуждает о каких-то возвышенных материях, философствует. Единение душ, да? Думаю, ему просто не хватает тепла. Станьте на время ему матерью. И когда Питер будет говорить с вами об Игнис, поддерживайте его. Не ревнуйте. И наладьте вашу сексуальную жизнь. Отвлеките его. И, думаю, через месяц-другой он забудет Кадару и Игнис. А если будут осложнения… что ж, на Земле ему окажут квалифицированную психиатрическую помощь.
– Скажите, Ольга… – через паузу сказала Меринда. Психолог обернулась к ней, зная, о чем та сейчас спросит. – Может, все дело в мышах? – неуверенно уточнила та. Психолог вздохнула. Разумеется, скорее всего, именно в них. В том, как Кадара влияла на организмы гостей из другого мира. Мыши – да, все дело было в них.
Поговорить удалось только через пять часов, а до отлета корабля оставалось менее половины суток. Питер пришел в себя после очередной инъекции. И увидел радостно улыбающуюся жену, сидящую на краю постели.
– Здравствуй, – равнодушно произнес муж, глядя сквозь нее.
– Питер, – проворковала Меринда, – тебе уже лучше?
Питер закрыл глаза. Все эти часы он искал Игнис. С ней что-то происходило. Она страдала, но ей ничего не грозило. Он не понимал этого. Но беспокоился за нее. Может, у нее линька? Успокоительная мысль. Ведь змеи линяют. Но она не змея. Может, ей больно. До него с трудом дошли слова жены.
– Как? Почему? – приподнялся он. – Почему – дома?
– Мы взлетаем завтра утром. Снимаемся с Кадары – и ту-ту! Скоро на Землю! – пропела она.
– Но, Меринда, до конца нашего пребывания тут – несколько месяцев. Месяцев, а не часов. Почему экспедиция сворачивается?
Прошла минута. Меринда молчала, глядя в стену. Питер не знал. Он ничего не мог знать о мышах. Мыши были причиной их отлета с Кадары. Питер уснул, так и не дождавшись ответа. Жена поднялась, и тут он произнес:
– Я никуда не лечу. Я остаюсь на Кадаре с Игнис.
Меринда вернулась, вздохнула, вспомнив совет психолога:
– Игнис ушла и не придет. Может, она нашла себе подобного? Зачем тебе разрывать счастливых?
– Игнис одинока, – Питер покачал головой. – Тут больше нет ей подобных. Я ей нужен!
– Меринда, – он приподнялся на локтях, – я любил тебя. И сейчас ты мне очень дорога. Но мы с тобой разные. Мы не подходим друг другу. Пойми – она моя вторая половина. Я, именно я должен был прибыть на эту планету, чтоб найти ее и понять это.
– Но она – дракон! – не выдержала Меринда, срываясь. У нее болела спина. Чертовски чесалась. И нервная система не выдерживала этой проклятой планеты. – Она шестиногий мерзкий дракон! И потом, черт побери, она же…
– Что, не существует? Ты это хотела сказать? Ты думаешь, я псих, – он усмехнулся. – И потом, дракон. Ну и что? Форма тела не играет роли, цвет кожи не играет роли. Разве не это ты кричала своей маме, когда десять лет назад выходила замуж за «долбаного черномазого»? А?
– О-о-о… При чем тут это! Не понимаю, не могу понять!
– И не надо, – он отвернулся к стене. – Знаешь, а они были мудрыми, эти драконы. Городов у них не было. И машин у них не было. И планету свою они называли не Кадарой. У нее было красивое длинное название, и переводилось оно на английский как «Вздох любви»… Правда, красиво? Я ведь даже не смогу произнести это. Этот звук – не для моего примитивного горла, – он и правда изобразил какое-то жуткое хриплое шипение, от которого Меринду продрало с ног до головы. Люди не могут, ну правда, не могут же издавать такие звуки.
– Вот значит как! – закричала она, хватаясь за голову. – Ты себе нафантазировал тварюку. Тварь с шестью лапами, – это добивало ее более всего. – Ты трахался с инопланетным придуманным тобой монстром, и… и из-за этого распадается нормальная семья!
Она выбежала с плачем. Транквилизаторы не спасали. Успокоительное не спасало. Они ехали мозгами. Все. Хотя все началось с мышей. Но Питер – это было невыносимо. А тот просто прикрыл веки. Он думал об Игнис.
Игнис. Драконы. Странная, молодая, но уже мудрая цивилизация. Выплавленные переходы их жилищ в граните и базальте, дыхание, которым можно было жечь и исцелять, влюблять и убивать… Тысячи драконов, не меняющих лик планеты, живущих в лесах, в морях, в горах и пещерах. Игнис показывала ему картинки ее памяти. Он мало смог понять. Раса, слишком не похожая на людей. Кроме общего – желания любить и стремления к совершенству. Он понял, как они медленно, усилием своей воли, меняли себя, чтоб лучше приспосабливаться к переменам климата юной планеты. И планета помогала им быть совершеннее… Планета…
Мыши. Шесть белых земных мышат. Шесть мышат, заключенных в герметическую оболочку, отделенных друг от друга непроницаемым сверхпрочным сплавом. Они питались земной пищей и чистой земной водой. Они даже не видели солнца Кадары. Шесть мышей, не покидавших корабль с самого начала прилета экспедиции.
Ольга с тоской смотрела на шесть существ в герметизированных аквариумах.
– Фактор Кадары, – надиктовывал биолог Мэтью, – неясный фактор. Это не радиация – корабль защищен тремя слоями космической защиты. Не газ – мыши дышат земным воздухом. Они не ели пищу Кадары. Полностью изолированная экосистема. Изменения их физиологии не укладываются ни в какую систему. Процесс начался месяц назад, до этого все было в порядке. С тех пор изменения идут скачками. У мыши номер два с пятнадцатого числа прогрессирует выпадение шерсти. Мышь номер четыре висит на стекле, прицепившись… м-м-м… присосками. Пятый номер обзавелся рудиментарной парой лап у основания хвоста. Первая мышь имеет раздвоенный кончик хвоста и покрыта чешуей. В общем, все подопытные животные с разной скоростью превращаются во что-то иное… в животных Кадары. Я не вижу системы. Не уверен, что ее нет. Но исходя из количества и качества изменений, система превращений пока не просматривается. Подобное произошло с растениями двух прошлых экспедиций, но все думали, что посевы заглушены местными растениями. Очевидно, эти растения и были пшеницей и банановыми ростками. Предлагаю назвать «фактором Кадары» или «явлением Брэдбери». Или «марсианской трансформацией», – ученый неловко хихикнул, не уверенный, стоило ли заканчивать наблюдения таким отступлением от нормативов.
Он закончил надиктовку. Повернулся к Ольге:
– Все так же. Никаких изменений. Пока.
Три дня назад у Ольги началось сильное раздражение на спине – покраснение, крапивница, зуд. У других членов экипажа наблюдались различные отклонения. Капитан, гордившийся своей шевелюрой, жаловался на резкое выпадение волос. Штурман – на зуд в пальцах. У повара началась страшная аллергия, насморк, слезливость.
Явление, названное фактором Кадары. Благословенная планета не жаловала гостей. Все чужое на ней менялось. Приобретало форму и свойства ее флоры и фауны. Люди не знали, обратим ли этот процесс, от чего он зависит, почему возник так спонтанно, почему протекает у всех с разной скоростью. Экспедиция покидала хитрую планету. Планета дала людям время на размышления. Планета предупредила сначала растениями. Затем – мышами. Люди не поняли. И теперь медленно, но верно они менялись. Они не чувствовали пока перемен в сознании, да и анализы сообщали, что химия тела менялась очень незначительно.
Но менялась. Никто не знал, почему десять лет этого не происходило. Почему все началось только сейчас, после двадцатой экспедиции на Кадару. Что послужило причиной таких перемен. Ведь раньше дело ограничивалось лишь несъедобной местной флорой и вырождением растений. Будто бы Кадара присматривалась, принюхивалась к ним. Будто бы на ней пробудилось что-то.
Питеру было плохо. Больно. Он не понимал, что с Игнис. И не знал, что с ним. Все тело болело. Если бы он знал о факторе Кадары, все оказалось бы намного проще. Но никто не посчитал нужным сообщить ему. Ведь он был неадекватным. Постепенно он начинал понимать, что с ним происходит, – но это было неважным.
Меринда. Ольга. Никто не верит. Да и он бы не поверил… И он бы орал на жену, если б та изменила ему с каким-то внеземным монстром. Улыбнулся своим мыслям.
Форма тела не играет никакой роли. Игнис красива. Она – совершенство, приспособленное к этой планете.
Еще несколько столетий тому атмосфера тут была совсем иной, так говорили исследования. Но молодая планета развивалась на удивление быстро. Не оттого ли погибли драконы? А Игнис стала их последней надеждой – приспособленная к новой кислородной атмосфере, она выжила. Наверно, так. Воплотила в себе совершенство всей расы. Гибкость и скорость приспособления, талант к познанию.
Мысли человека прыгали. Дракон. Не человек. Совершенство линий, грация, стремительность, гибкость. Ты ничего не сможешь дать ей. Ты не можешь ощущать к ней влечения, и вы не сможете породить потомство. Это бесплодная любовь.
Но Игнис – иная. Она не может интересовать тебя, ты не можешь любить ее…
Почему? Это не любовь – обмен энергиями, сила, желание и страсть. В человеке проснулись сокровенные чувства, глубинные инстинкты подсознания, древнее, юное, вечное. Снова метафизика? Глупая философия? Ты – ученый! Она просто поманила тебя, околдовала, ты ей нужен. Ты же ученый! Все, что она с тобой сделала, – просто биохимия. Это наука и никакой философии. Наверняка в ее крови, в ее слюне обнаружится какое-то особенное вещество, которое вызывает сложные галлюцинации.
– Почему она пришла ко мне? – горько шептал Питер, глядя в темный свод комнаты. – Что она увидела в уродливом белесом существе, покрытым мягкой тонкой кожицей, с порослью на теле? На Кадаре нет млекопитающих. Я чужд ей. Я – даже не добыча, местные животные не едят земную органику, как земные – не едят местную. Идеально, безопасно. Мы безопасны друг для друга. Мне далеко до этой красоты, я могу лишь восхищаться изгибами алого тела.
– И неправда… Может, это отклонение, да что там, может, я извращенец, но я хочу ее. Она возбуждает меня. Мне нравится смотреть на ее огненный танец, когда спираль ее тела кружится вокруг меня. Я не могу ответить тем же!
– Я неуклюжий двуногий примат. А она даже не требует ласк взамен. Она просто хочет, чтоб ее любили. Ей достаточно того, что хорошо – мне. Моих ощущений. Не идеальная ли мечта любого мужчины? – он смеялся над собой, над глупыми, незрелыми мыслями подростка.
– Ах, Игнис… – вздохнул человек, сидящий на краю постели, и сжался, потому что в голове его вспыхнул огонь. Перед внутренним взглядом предстала Игнис. Она извивалась в медленном танце, похожая на огненный смерч. Ее синие глаза прожигали.
– Игнис, – позвал Питер, и она ответила.
– Ты придешь? – и она ответила.
– Ты любишь меня? – и она ответила.
И они говорили, как раньше. Потому что она была много ближе. Она смогла найти его. И она поясняла – не словами, а бликами чувств, играми образов, – как им быть вместе. Питер метался по комнате, падал, вставал. Он упал на постель, рвал ногтями простыню. Его одежда быстро намокла от пота, и он сорвал ее с себя. Потом больно ударился рукой о столик возле стены и отбросил его. Потом ушибся головой об стену. Он был одержим. Словно в приступе эпилепсии извивался на полу.
А за иллюминатором была Игнис. Она глядела сквозь окно, и он слышал ее сочувствие – и смех! Питеру было не до смеха. Больно.
Наконец он замер. Успокоился. Встал. Оглядел себя. Еще некрасиво, неуклюже, еще надо время. Но время будет. Затем он взглянул в иллюминатор – и сам рассмеялся. Игнис стала крылатой.
Она впилась когтями в обшивку корабля, а за ее спиной были сложены два узких длинных треугольника крыльев.
А потом они вместе дохнули на окно с разных сторон. Он – с трудом, не понимая еще, что и как делает. Ему предстояло еще многому научиться. Она – легко, дыхание ее плавило космическое стекло, мерцало и переливалось. Жаркие потеки бронированного материала потекли вниз. И минуту спустя их лица соприкоснулись.
«Крылья. Ты просто ждала, пока вырастут крылья. И тебе было больно!»
«Да. Так и есть. Крылья – это боль. Быстрые перемены – это боль. Прости. Ты теперь это знаешь. Мы приспособимся».
Он рванул вперед, не раздумывая. Если испугаться сейчас, ничего не выйдет… Он почти падал, но вот они обнялись и медленно, неуклюже (какой ты смешной сейчас) полетели (раньше был смешнее) в сторону скорого рассвета (ничего, еще несколько рассветов, и все будет в порядке). Он пытался понять свое тело (я люблю тебя) и глядел на нее, не мог наглядеться (я тебя тоже). Он чувствовал, как в полете продолжает меняться его тело, но уже медленнее и не так болезненно. Потому что она была рядом, и помогала, и объясняла ему (не бойся, тебе это не надо, а вот хвост должен быть длиннее – так удобнее).
Ольга, Меринда, капитан и главврач ворвались в каюту, откуда минуту назад даже в дальний отсек корабля донеслись нечеловеческие вопли. Постель была изрезана на мелкие клочки, обрывки простыни и одежды Питера валялись по всей каюте. Стальной столик, ранее прикрученный к стальной стене, оказался вырван с корнем и валялся в углу. Стены и потолок были укрыты вмятинами и царапинами, жаркие потеки пластика темнели тут и там. Почти метровый слой космического иллюминатора превратился в воспоминание о высоких защитах корабля. Расплавленные капли еще дымились.
А на фоне зеленоватого неба Кадары, планеты-загадки, мерно и натужно взмахивая крыльями, летели два дракона. Огненно-красный и иссиня-черный. Летели в сторону рассвета.
Автор: Char Li