Пушистый товарищ
— Мурик! Мурик, ну иди сюда! Кс-с-кс-кс-кс-кс! — от этой привычки так и не удалось избавиться, даже при полном осознании того, что Мурик — почти полноценное разумное существо и не будет реагировать на подобные призывы, даже при непосредственном участии зовущего в процессе усиления у кота разума. — Ну прости меня за этот эксперимент, но он был просто необходим!..
Большой кот темно-серого в полоску окраса с белыми каемками ушей забился под диван в углу зала и жалобно мяукал оттуда. Я покачал головой и встал с колен. Блин, этот эксперимент был жизненно необходим для продолжения исследований в сторону нейроимплантов. Но хрен я еще раз буду проводить подобное с собственным котом, который, к тому же, почти ничем, кроме строения тела и отсутствия возможности говорить по-человечески, от человека не отличался. Ну на хрен…
Я снова опустился на колени и нагнулся, заглядывая под диван.
— Мурик! Му-урик!.. Ну прости ты меня!.. Клянусь, больше я над тобой подобных экспериментов проводить не буду! Честное слово!
Кот еще раз жалобно мяукнул, но затем начал осторожно выглядывать из-под дивана. Я мысленно вздохнул. Уф, похоже, в этот раз удалось договориться.
Многие сказали бы, что я сумасшедший — с котом разговариваю. А я и не спорю. Зачем кого-то посвящать?..
Мой кот — совершенно уникальное животное. На нем я впервые испытал технологию нейронной стимуляции нового типа, сильно способствующей процессу развития мозга. Поэтому теперь Мурик способен понимать почти все, сказанное мной или любым другим человеком, а также умеет осознанно сочувствовать, злиться — в общем, выражать эмоции. Нет, по стопам одного из членов семьи Вебстеров в романе Клиффорда Саймака «Город» я идти не собирался — мне просто-напросто не хватало необходимых знаний, несмотря на мою хирургическую квалификацию, — решив остановиться на нейростимуляции и экспериментальном регенерационном импланте, позволившем, согласно расчетам, коту жить не менее пятидесяти лет.
Мурик посмотрел мне в глаза, коротко мяукнул, но выбираться из-под дивана не спешил. Я покачал головой и поднялся. Надо сгладить разногласия едой, тем более что наступило время обеда.
— Ладно, не хочешь пока вылазить — как хочешь. Все равно скоро обед, а такие мероприятия ты не пропускаешь.
Из-под дивана донесся короткий мяв, в котором угадывались нотки возмущения. Я усмехнулся.
— Будто первый месяц со мной живешь... Не отнекивайся — все равно передумаешь.
Я повернулся и направился на кухню разогревать дополненный пищевой комплекс. Это была эдакая «золотая середина» современного пищепрома. Бедняки из трущоб посчитали бы употребление этого комплекса, да еще (если не заработаюсь) три раза в день, очень зажиточным. Богачи, наоборот, посмотрели бы на меня как на нищего, учитывая, что как минимум половина из них питается натуральными продуктами — роскошь в наше время невиданная, ибо множество сортов натуральных продуктов почти исчезли из-за странной эпидемии, а остатки бережно растились в идеальных лабораторных условиях, — а остальные используют нормально выглядящие индивидуальные пищевые сборки, составленные специально под них профессиональными врачами.
Я ни к числу жителей трущоб, ни к числу богачей не относился, а потому использовал ДПК. Кот мой тоже питался моим комплексом, а потому я мог неплохо экономить. Не каждое домашнее животное могло и — что не менее важно — хотело питаться подобным, а пищевые смеси, разработанные специально для определенного вида питомца, стоили как индивидуальный комплекс максимального содержания.
Аппетитные запахи (увы, в комплекте аппетитным был только запах, остальное было в большинстве случаев бесформенной серой (изредка — другого цвета с сероватым оттенком) массой, и лишь некоторые элементы внешностью своей напоминали старую добрую пищу начала двадцать первого века) поплыли в гостиную — самую большую (и единственную, не считая кухни и «комнаты задумчивости») комнату моей квартиры (которую, кстати, жители трущоб опять-таки посчитали бы шикарной, даже несмотря на расположение в ауг-тауне), половину которой занимала лаборатория. Оттуда послышалось жалобное мяуканье (видимо, Мурика таки доконал голод), и спустя полминуты кот во всей своей серой красе предстал передо мной в ожидании своей порции серовато-желтого (сегодня) безвкусного питательного желе и мелко порубленных галет. Я еще раз усмехнулся и, отделив от общей порции треть для кота, острым ножом нарубил галету и положил все это в подставленную Муриком тарелку. Кот благодарно мяукнул и, подтолкнув тарелку в любимый угол кухни, принялся за еду.
До сих пор не всегда могу побороть отвращение и тошноту при виде этой серой безвкусной болтающейся массы, хотя в детстве я часто смешивал элементы ужина в почти однородную кашу — так было удобнее есть. Однако теперь поесть удается не всегда, даже через силу.
В этот раз поесть получилось — все-таки обедать в компании с котом куда веселее, чем давиться пищевым комплексом в одиночку. Покончив с едой, я скинул пластиковые емкости из-под комплекса в утилизатор и вернулся в гостиную. Направился было в ту ее часть, которую занимала лаборатория, однако на полпути тормознул. Это подождет. Развернувшись на носках, я сел на диван и щелкнул пультом, включая относительно небольшой телек, висящий на стене. Мурик, наскоро дочавкав, побежал ко мне. Я шутливо позвал кота к изголовью, чтобы попытаться лечь на него головой. Однако фокус такой уже давно не проходит — Мурик еще со второго раза просек фишку. Кот с разбегу запрыгнул мне на колени и свернулся там клубочком, негромко мурча. Я усмехнулся и провел ему рукой по спине.
По телевизору начались новости. Я, продолжая гладить Мурика, вполуха слушал, что творится в мире.
— Ситуация в лунных колониях вновь начала стремительно ухудшаться. Криминальные организации, ушедшие в подполье после полномасштабной чистки двухгодичной давности, возобновили свою активную преступную деятельность. Руководство западноевропейской колонии «European Union» уже приняло решение о создании народного ополчения для самостоятельной нейтрализации угрозы. Подробнее — наш корреспондент Виталий Добровольский. Виталий!
— Спасибо, Маргарита! Я нахожусь в штабе народного ополчения, расположенном в здании администрации колонии!..
Я с довольной улыбкой спросил у кота:
— Что ты думаешь по этому поводу?
Кот раздраженно мяукнул и покрутил лапой где-то в районе головы.
— Вот и я считаю, что фигней страдают.
Телевизор продолжал бормотать:
— …все большую накаленность приобретают события на Корейском полуострове. Северокорейские пограничники уже дважды вступали в вооруженное противостояние с войсками Республики Корея. Объявления войны еще не произошло, однако последние события говорят о неизбежности подобного исхода. Подробнее о текущей ситуации на полуострове расскажет аналитик Алексей Корбан.
— На данный момент до конца не ясна политическая ситуация в регионе. Однако все говорит о том, что правительство КНДР решило реализовать объединение Кореи, заявленное как итоговая политическая цель контактов государств полуострова, по первому сценарию — введением Южной Кореи в состав Северной военным путем. Открытых вооруженных стычек пока не было, перестрелки между пограничниками были выставлены как частная инициатива. Однако очевидно, что…
Я покачал головой. Опять корейцы махач устроили… а ведь за каждой из Корей стоит союз других государств, и все это в итоге может привести к мировой войне. Н-да…
— …корабли первой волны колонизации Марса готовятся к финальной стадии полета. Заняв низкие орбиты, корабли проводят последнюю проверку перед спуском на Красную планету…
…я резко дернулся. Кот мирно посапывал у меня на коленях. Тьфу ты, опять срубило…
Телевизор продолжал бормотать новости. То ли я проспал всего несколько минут, то ли несколько часов до следующего выпуска.
— …все большее распространение приобретает новый культ: котизм, или же культ Кота. Его последователи утверждают, что коты — не что иное как воплощение божественной сущности, а хозяева котов помечены божьим перстом. Основатель культа, нарекший себя Папой Валерьянским, утверждает, что весь мир — плод творения Котобога, который, будучи котенком, играл с фантиком и таким образом создал мир. Он также утверждает, что в нашем мире существует разумный кот — воплощение Котобога в обличье обычного животного…
— Мурик, ты, часом, не воплощение Котобога на Земле?
Мурик малоразборчиво мурлыкнул.
— Не отказался бы, значит. Может, отдать тебя этому Папе Валерьянскому?
— Ну и правильно. Мы с тобой прекрасно ведь уживаемся! — я щелкнул пультом, выключая «бормотальник», и встал на ноги, сгоняя Мурика на пол и вызвав тем самым его недовольный мяв. — Ладно, хватит бить баклуши. Пора и поработать.
Я направился к лаборатории. Мурик побежал за мной. На середине комнаты он обогнал меня, коротко разбежался и запрыгнул на пустой лабораторный стол. Он знал, что запрыгивать на занятые столы категорически противопоказано: можно получить люлей от меня, а то и обжечься кислотой или чем-то подобным.
Я улыбнулся, провел ему рукой по спине. Кот благодарно замурлыкал, уселся, а затем — улегся на стол. Я же принялся за свою текущую разработку.
В разработке у меня находилась новая модель нейроимплантов (а точнее, внешняя навеска в виде плоского круга, принимавшая на себя часть нагрузки с основного нейроимпланта), позволявшая нетренированному и не усиленному имплантами или природными способностями мозгу человека пользоваться несколько большим количеством кибервживлений, и при этом со встроенной качественной защитой от нейрохакеров. После бума аугментаций шесть лет назад и последовавшего за ним Инцидента — происшествия, в ходе которого все люди, имевшие импланты, сошли с ума и впали в животную ярость — они находились под строгим контролем, однако именно после Инцидента многократно выросло количество хакеров.
Я на миг перевел взгляд на фото, стоявшее на стеклянном столике рядом с диваном. Глазной имплант послушно увеличил изображение. Фото моей семьи — жены и маленького сынишки. Семьи, которую я потерял во время Инцидента… Не знаю, от моей ли руки они погибли или от чьей другой, но то, что они мертвы, я знаю наверняка. Именно поэтому вот уже шесть лет я живу только с котом, не решаясь заводить глубокие знакомства с представителями противоположного пола. Ведь Инцидент может повториться… А все ч-чертовы технологии, чтоб их!.. Вот что мешало мне просто носить повязку? И сынишка гордился бы, что его папка выглядит как пират…
Ладно, к черту упаднические настроения. Сейчас не время.
Я медленно вдохнул и выдохнул, а затем тихо подозвал кота. Как бы мне ни хотелось оставить его в покое, однако придется доставить ему дискомфорт еще раз.
— Кс-кс-кс-с! Мурик! Иди сюда! Ну иди-и!..
Кот подозрительно мяукнул и отодвинулся подальше по столу.
— Мурик! Надо снять данные эксперимента! Ну не убегай, Му-урик! Это совершенно безболезненно!
Мурик злобно зашипел и спрыгнул со стола, отходя задом. Я положил приемник данных в карман и стал медленно подходить к коту. Тот шипел и отступал.
— Му-урик! Ну успокойся! Ну не страшно это!..
Ласково приговаривая, я приблизился на расстояние собственного прыжка, а затем резко рванулся вперед. Кот взвизгнул и попытался отпрыгнуть, но я уже держал его в руках. Приемник был у меня в руке, и я коротким движением вогнал штекер в неприметный разъем под черепом. Кот попытался вырваться, но я крепко держал его, поэтому он быстро прекратил попытки и лишь жалобно мяукал.
Некоторые спросят меня, почему я использую провода, если можно куда более простым образом снять данные дистанционно. А я отвечу — ТАКОЙ объем данных проще снять через провода.
Наконец прибор пикнул, оповещая о завершении съема данных. Я коротким движением извлек штекер и отпустил кота. Тот, словно этого и ждал, пулей вылетел из комнаты. Я покачал головой. Теперь, после второй обиды, весь день прятаться будет. Но ничего не поделать — данные очень важны.
Я горестно вздохнул и поставил данные с мозгового импланта кота на загрузку в комп, точнее, в программу обработки данных и перевода их на понятный сведущему человеку язык. Затем развернул пленочный экран и сел в кресло, ожидая окончания загрузки.
Данные загружались почти минуту, что для нашего времени — много. Ну так и эксперимент не рядовой. Это тебе не данные по совместимости механического пальца с нервной системой.
Наконец загрузка завершилась, и на экране развернулось окно, заполненное информацией по импланту. И я погрузился в работу…
Я с трудом оторвался от экрана, лишь когда глаза стало застилать пеленой. Помотал головой, потер биологический глаз и посмотрел на время. 02:41. Ни фига себе… вот это я заработался. Зато новые настройки импланта были почти готовы.
— Сейчас, мне немножко осталось… — сказал я сам себе. Потом, немного подумав, сам себе ответил: — Да, ты прав, в таком состоянии я ничего не наваяю. Пошли спать…
Сохранив файл с настройками импланта, я свернул пленочный экран, встал из-за стола и направился к неразложенному дивану.
Твою налево!.. Откуда здесь взялась гребаная табуретка?! О-ох, голова…
Я с трудом поднялся после капитуляции перед табуреткой, спрятавшейся в темноте, и, активировав ночной режим в своем втором глазу, начал пробираться к дивану через лабиринт самых разнообразных вещей на полу, так и норовящих попасть под ноги.
Диван я расправлять не стал, улегшись на голую обивку.
Кто-то очень настойчиво скребся во входную дверь. Я с трудом разлепил глаза, и первым, что я увидел, были задвинутые шторы на окне. Я их не задвигал однозначно. Значит, Мурик позаботился. Все-таки не очень сильно он обиделся…
Подняв с пола пустую капсулу стимулятора, использованную где-то около месяца назад, я сел на диване, потер глаза, а затем коротким движением отправил ее в полет к сенсору, открывавшему шторы.
Против моих ожиданий, в глаза не ударил яркий солнечный свет. На пол упали отсветы ночной городской иллюминации. В просвет между парой небоскребов было видно восток, где над горизонтом только-только забрезжил рассвет.
Я поднялся с кровати, зачем-то вдел ноги в тапочки и, потирая глаза, направился к двери, маневрируя меж видимыми в отсветах иллюминации вещами.
Негромко щелкнул замок двери, и моему взору предстал… окровавленный Мурик с тушкой огромной крысы в зубах.
Я несколько секунд недоумевал, затем глухо чертыхнулся, отобрал у совсем ослабшего кота крысу, оставив ее перед дверями, и подхватил его на руки. Занес в гостиную, роняя капли его крови на пол, смел со стола, приспособленного под операционный, стоявшие там вещи, включая фотографию, положил на стол кота, достал из одной шуфлядки резиновые перчатки, из другой — хирургические инструменты и принялся за оказание помощи.
Мурик под наркозом, замотанный в бинты и подключенный к капельнице, спал на хирургическом столе, а я, опустошенный, лежал в кресле.
Из тела кота я извлек шесть крысиных зубов, каждый по три сантиметра длиной. Мурика спас только регенерационный имплант, однако и это было небесплатно: организм кота был очень серьезно истощен. Я не знаю, где он нашел таких крыс (а я был уверен, что крыса была далеко не одна — с одной Мурик справился бы легко), но сделал он это не от балды. Наверняка крысы эти угрожали его территории — квартире, прилежащим вентиляционным шахтам и прочим техническим сооружениям.
Это дорогого стоило: ему предстояло более двух суток проваляться в медикаментозном сне, и ввести усиленное питание для регенерационного импланта я мог только завтра, когда организм немного окрепнет. А потом еще около недели кот будет очень слаб и не сможет толком даже ходить…
От входной двери, которую, как оказалось, я не закрыл, послышался истерический женский вопль. Я чертыхнулся, вспомнив, что и трупик крысы я оставил там же, и направился к выходу.
Перед моей дверью стояла, закрыв рот руками, и испуганно дышала девушка. Я секунд десять пытался вспомнить ее имя, но в итоге вспомнил лишь, что живет она этажом выше, прямо надо мной. И что ее мать — ауг. Правда, девочке повезло — во время Инцидента она была в спортлагере.
Увидев мои окровавленные руки в перчатках и одежду, на которую я забыл надеть фартук, девушка испугалась еще больше. Ее глаза закатились, и она упала в обморок.
Я вновь ругнулся, содрал с рук перчатки, кинув их у двери (потом заберу), темную рубашку, заляпанную кровью, заправил в штаны, а затем достал из наколенного кармана любимых штанов, где у меня обычно лежали разные медицинские предметы первой необходимости, бутылек с нашатырем и дозатором на горловине и поднес к носу соседки.
Девушка очнулась. Однако, увидев перед собой глаза, один из которых был имплантированным, завизжала вторично, довольно профессионально ударила меня по голове, оттолкнула, вскочила и сбежала вниз по лестнице.
Я встал на ноги, потирая место удара, пожал плечами и вернулся в квартиру, на этот раз не забыв закрыть дверь.
Однако не успел я переодеться и сесть в кресло, как услышал щелчок дверного замка. Не понял?..
Дверь осторожно приоткрылась. Я бесшумно поднялся, отошел за кресло, пододвинутое боком к столу, и достал из шуфлядки пистолет. Любой другой использовал бы новомодный тихий игольник (где-то в столе валялся именной…) или компактный шокер. Однако я люблю старый добрый ГШ-18, поступивший на вооружение армии еще в 2003 году. Мне он достался от одного паренька примерно два года назад. Человек решил сделать доброе дело — замочить соседа-ауга. Причины у него были — родители погибли во время Инцидента. Парень взял батин наградной пистолет и вломился ко мне в квартиру с криком: «Выходи, мразь механическая!» А я его по голове — бац! — и вырубил. Отнес его домой… а он повесился, едва очнувшись. Так что пистолет возвращать было некому.
В магазин на восемнадцать патронов у меня были заряжены патроны-Транквилизаторы. До недавнего времени они были распространены повсеместно, однако с появлением в свободном доступе шокеров и игольников их производство резко сократилось. Однако у меня еще сохранилась коробка патронов со времен общедоступности, благо пользоваться пистолетом приходилось редко.
Дверь с тихим скрипом открылась, и в проем сунулась белобрысая голова явно мальчика, максимум — подростка. Голова повертелась из стороны в сторону, а затем произнесла:
— Я же говорил, что он ушел! А ты: «Я слышал звуки, я слышал звуки…» Наверняка жратва закончилась и он намылился в лабаз затариваться.
— Тише разглагольствуй! Соседи услышат, потом не отмоемся.
Обладатель головы беспечно вошел в мою квартиру. Это был подросток лет пятнадцати, одетый в узкие, практически в облипку, джинсы и серый свитер. На его левой щеке и верхней части шеи красовалась биотатуировка в виде дракона, насколько я понял, определяющая эмоциональное состояние владельца. Такие татуировки стали очень модны за последние лет пять (ряд государств даже пустил в проект закон об обязательном наведении подобных татуировок каждым гражданином). Каждый, наводивший себе такую, как бы показывал, что ему незачем скрывать от остальных свои эмоции. По крайней мере, первые желающие думали именно так. Однако затем делать себе такие татуировки стал чуть ли не каждый человек младше двадцати пяти лет, у кого хватало на это денег. Чаще всего это играло против них, так как они не умели держать свои эмоции под контролем, а татуировка сильно упрощала определение состояния хозяина, позволяя обходиться без поиска косвенных признаков — ведь все это уже сделали бактерии.
В руках малец держал странное устройство явно кустарного изготовления размером со смартфон середины-конца второго десятилетия двадцать первого века, когда мир охватил бум больших телефонов дорогих и модных моделей. В нижней части устройства находилась пластина размером с ключ-карту от моей квартиры. Та-ак… стало быть, это приборчик для взлома замков, в просторечье «хак».
Вслед за татуированным, мягко ступая по полу, осторожно вошел рослый парень явно лет семнадцати-восемнадцати. На нем были матерчатые светлые брюки и светлая же рубашка; последние две пуговицы были расстегнуты. Парень сжимал в руках «перо» — небольшой карманный ножик с коротким складным лезвием. Кромка едва заметно поблескивала. Одна-ако… похоже на кустарную электрификацию ножика. Стало быть, и сталь нестандартная. Неплохо…
Парень, как это ни странно, дверь не закрыл. За ним в квартиру вошел пацан примерно одного с первым возраста. Однако выглядел он куда более серьезно: штаны из черного с синим отливом материала, скользкого даже на вид, и водолазка с узкими рукавами того же материала и цвета, что и штаны. Правая рука его металлически поблескивала. Водолазка на левом боку (левша, стало быть) топырилась в форме кобуры. А вот это уже серьезно.
Вошедший последним бесшумно закрыл дверь и встал позади остальных. Левая рука лежала на кобуре, освобожденной из-под водолазки. Дылда, как я про себя окрестил высокого, опасливо покосился на ауга. Ничего себе… да он его боится!
«Татуированный» окинул мою квартиру взглядом. Дракончик пацана светился оранжевым с примесью черного и красного. Смесь злости, радости и страха. О как. Стало быть, и он боится ауга… но явно не только его.
— Ну что, парни, узнаем, что лежит в закромах у этого чудака?
Никто его не поддержал. Маленькая банда приготовилась расходиться для грабежа…
Щелчок затвора ГШ-18 прозвучал выстрелом в установившейся тишине. А в следующий миг я резко встал из-за кресла и сделал шаг в сторону.
Аугментированный член банды малолетних грабителей резво дернул рукой вниз, извлекая из кобуры игольник и одновременно взводя его. Ни фига себе реакция! Он боевой модели, что ли?..
Я резко перевел ствол на самого опасного противника и выстрелил. Пуля попала пацану в правую половину груди, разворачивая его и опрокидывая на пол. Игольник отлетел в сторону. Я выстрелил в ауга еще раз, вгоняя вторую ампулу транквилизатора, заключенную в пластиковую пулю, ему в спину. Этой-то дозы ему должно хватить. Сами пули относительно безопасны, они не рассчитаны на нанесение серьезных ран, поэтому заходили в тело не глубже двух сантиметров и потом спокойно извлекались. Однако кровотечению, пусть и несильному, это не мешало.
Я перевел ствол на двух остальных, наблюдая, как дракон мелкого, уже начавший желтеть при звуке передернутого затвора и моем появлении, сейчас очень быстро перекрашивался в грязную желто-зеленую смесь. Вот именно поэтому я любил пистолет. К хорошей визуализации того, что может произойти и с тобой, добавляется громкий хлопок выстрела, пугая гораздо сильнее игольника или шокера.
— На месте! На месте стоять! — гаркнул я. Малолетние бандиты замерли статуями.
— Нож и хак на пол! На пол, я сказал!
Видя, что парни ломаются, я выстрелил в стену. Мальчики вздрогнули от громкого хлопка. Нож мигом полетел на землю, вслед за ним упал хак.
— А теперь! Быстро! Взяли своего аугментированного дружка! И свалили отсюда! Пока я и в вас не всадил по пуле! — прокричал я.
Дылда мелко-мелко задергал головой, что, видимо, следовало расценивать как согласие. Штаны мальца в области паха стали быстро темнеть. Вот теперь никакого дракона не надо, и так все понятно.
Я коротко махнул стволом в сторону двери. Несостоявшиеся грабители подхватили раненого дружка и пулей вылетели из квартиры. Я поставил пистолет на предохранитель, подошел ко входу, закрыл дверь и заменил на замке двенадцатизначный буквенно-числовой код, записанный на карту. Саму карту потом перепрограммирую. А пока мне никуда выходить не надо.
Подобрав брошенные «бандитами» вещи, я вернулся в зал и проверил состояние Мурика. Он был очень слаб, но ухудшений не наблюдалось, состояние было стабильным. Я медленно провел по спутавшейся шерсти кота рукой, немного постоял, а затем пошел спать. В конце концов, делать мне сегодня особо нечего, за исключением настройки импланта, а спать хочется сильно. Тем более что до конца срока по импланту оставалось больше двух недель, а я уверен, что настроил все правильно.
Кинув трофеи в одну из шуфлядок стола, я поднял лежащую на полу фотографию, секунду посмотрел на нее, поставил на стол и лег на диван.
Сегодня мне явно не везло с пробуждениями. В этот раз прозвучала переливчатая трель звонка, на котором у меня стояло пение соловья. Саму птицу в наше время увидеть можно разве что в зоопарке или в заповеднике…
Судя по положению солнца, был вечер. Значит, спал я немало. Хоть что-то хорошее.
Первым делом я сменил в капельнице емкость, потому как жидкость почти закончилась. К этому моменту звонок насиловать перестали, зато дверь очень скоро задрожала от мощных ударов.
За дверью оказалось трое полицейских в полном снаряжении: в руках одного из них был ПП-19 «Бизон» последних модификаций, второй, стоявший рядом, держал в руках — правда, стволом вниз, — полицейский игольник (мало чем отличавшийся от армейского: тоже мог за секунду фаршировать тебя десятком игл, разве что с Транквилизатором, а не с боевым ядом), третий, стоявший перед дверью, сжимал в руках металлизированную дубинку-шокер (использовавшуюся из-за негуманности только в ауг-таунах), которой явно только что колотил в дверь. Все трое были в защитных шлемах с затемненными стеклами.
— Чему обязан визитом доблестных служителей порядка?
Полицейский с игольником поднял затемненный щиток. Это был Саня, мой давний знакомый. Правда, после Инцидента ушедший из технического ВУЗа, где преподавал кибернетику, и подавшийся в ауг-таунский отдел полиции — благо боевой опыт у него, как и у меня, был.
— Привет, доблестный служитель науки. Мы войдем? — спросил он.
Я молча кивнул и уступил бойцам дорогу.
Спустя три минуты мы расположились за столиком в гостиной. На столике лежала электронная книга старого образца еще первого десятилетия. Ведь иногда так приятно посидеть вечерком за чашечкой порошкового чая, похрустывая пресными галетами, и вместе с котом наблюдать за приключениями, к примеру, одного беловолосого охотника на чудовищ, поглаживая компаньона по «вечеру чтения». Киберпанк в литературе сейчас привлекает далеко не так сильно, как фэнтезийный мир, который никогда не воплотится в жизнь…
Я разлегся в кресле, временами потягивая из самоподогревающейся кружки, стоящей на столе со времен прошлого «чтецкого вечера», чай. Саня и боец с «бизоном» расположились на стульях по другую сторону стола, а полицейский с дубинкой (и игольником в кобуре) присел чуть в стороне, на диване. Я мельком отметил, что третий находился в таком положении, из которого мог быстро нанести по мне удар дубинкой (которая была, как я успел понять, с персональной модификацией — раздвижная) или нашпиговать по самые брови из игольника. Это также было классической техникой патрулей ауг-таунов — один из бойцов располагался чуть в стороне и был показательно готов к бою, в то время как остальные были обманчиво расслаблены. При такой позиции ауг, оценивающий противников при помощи компьютера, с очень большой долей вероятности атаковал самого опасного, что давало двум другим время на нейтрализацию противника со спины.
Впрочем, все трое сняли шлемы, что было знаком доверия. Так что расположение по отработанной схеме было скорее привычкой, чем реальной необходимостью.
Саня отхлебнул из своей кружки, поставил ее на стол и начал:
— Сегодня у вашего дома нашли труп мальчишки лет пятнадцати. Ауга.
У меня словно оборвалось что-то внутри.
— Тело было сильно объедено крысами, поэтому личность удалось установить лишь по идентификационному номеру его аугментации.
— Сегодня к нам в участок поступила заява от мамаши этого мальчугана. Та еще стерва… она ненавидит… точнее, ненавидела пацана. Видимо, за то, что во время Инцидента он убил отчима. Она заявила, что этот мудак — так и заявила! — украл игольник ее мужа и что она требует за это забрать его в колонию. Вот сука!.. — Саня выдохнул. И продолжил:
— Но дело не в этом. В теле мальца были обнаружены две ампулы Транквилизатора в пластиковых пулях калибра 9х19 миллиметров. А такими у нас в районе пользуешься только ты… кроме того, твоя соседка по площадке показала, что слышала в твоей квартире сегодня с утра выстрелы.
Я через силу улыбнулся, хотя улыбка явно вышла очень кривой:
— Ага, с аугментацией-то… ладно. Как ты можешь объяснить все произошедшее?
— Тебе в подробностях или описать в двух словах? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Я отхлебнул чая, чтобы хоть как-то успокоиться.
— Сегодня с утра ко мне вломились трое. Среди них был и этот мальчуган-ауг. Я не буду скрывать, я уверен, что именно его нашли мертвым. Но я его не убивал.
Я помолчал. Саня внимательно смотрел на меня.
— Они взломали замок моей квартиры и вошли, думая, что меня дома нет. Однако когда я появился, припугнув их пистолетом, ауг выхватил игольник. Я вынужден был стрелять.
Я потянулся, выдвинув шуфлядку, достал из нее игольник мальчика и бросил ее на стол между чашками.
— Почему два выстрела? — сухо спросил Саня.
— Его реакция на мое появление была слишком уж быстрой. Я подозревал, что он был боевой модифи…
— Ты серьезно?! Ребенок-боец?!
— Я не знаю, кто был его отец — настоящий отец. Я и мальчика-то видел впервые. Возможно, его имплантировали в специализированной клинике.
— Я вырубил его, а затем прогнал остальных, сказав забрать дружка. Но, насколько я смог понять, два других грабителя довольно сильно боялись его. Скорее всего, они, вынеся бессознательное тело на улицу, бросили его к мусорке. А крысы там… — я покачал головой.
— Мы видели, одна такая лежит перед дверью. Это она так твоего Мурика отделала? — спросил он, сходя с темы.
Саня с хмурым видом отхлебнул из кружки.
— Я-то верю… но поверят ли в отделе?
— Я помню, ты устанавливал у себя камеры видеонаблюдения. Они еще работают?
— Нет, если сейчас не хочешь, занесешь завтра в участок. Дело я пока заторможу на стадии «поиск свидетелей», но ты с данными не тяни. Сам понимаешь, они скоро тебе позарез понадобятся…
Саня, а за ним и остальные полицейские, встал. Произнес:
— Я не буду спрашивать, откуда у тебя пистолет, которого по документам у тебя нет. Но могут спросить другие. Ведь я не круглые сутки дежурю и езжу не только к тебе на вызовы… а впрочем, к чему я эти банальности говорю?.. Ты и сам все понимаешь.
Едва дверь за полицейскими закрылась, я грязно и витиевато выругался. Твою ж налево… гр-рабители, чтоб их… вместо того, чтобы в травмпункт его отнести, кинули на мусорке… уроды…
Мельком глянув на состояние Мурика, я направился на кухню.
Алкоголь — хороший алкоголь, а не заводской суррогат или паленый самогон на смеси этилового спирта с метиловым — в наше время довольно дорог. Конечно, менее дорог, чем натуральные продукты, но все равно неслабо. Однако у меня еще с две тысячи двадцатого, быть может, года стояла бутылка коньяка. А напиться хотелось очень сильно.
Видимо, последние несколько дней меня преследует какой-то злой рок на пробуждения. В этот раз верещала сигнальная программа на компьютере, свидетельствовавшая о взломе системы.
Я с трудом поднялся с кровати. Болела голова. Болела довольно сильно, до алкоголя я непривычный.
Верещащий сигнал отдавался болью в похмельной голове. Я сгреб со стола заранее приготовленный блистер «Похмелина» — эффективного средства русского изготовления, созданного одним гениальным химиком. Видимо, он тоже часто мучился похмельем…
К моменту моего возвращения из ванной голова перестала гудеть окончательно. Я развернул экран и несколько секунд тупо пялился на желтый треугольник на оранжевом фоне.
Пальцы сами собой заплясали над клавиатурой. Взломщик был хакером хорошим, но неопытным. Он не зацепился за основы системы, сразу полез внутрь, просверливаясь все глубже и глубже. Поэтому мне быстро удалось заблокировать ему доступ, а затем выдавить из системы.
Но в последний момент хакер отстрелил «щупальце» и коротко ткнул им… в систему импланта. Я коротко чертыхнулся, быстрым движением выкинул взломщика и рванулся к атакованной системе.
В системе безопасности поселился вирус. Он не нападал на саму систему, он аккуратно прокрался за периметр и затаился внутри.
Безуспешно попытавшись выковырять заразу из системы безопасности импланта (все-таки я не очень хороший программист), я коротко выругался и запустил форматирование его ОС. Настройки и основа были скопированы, а систему безопасности стоило взять новую.
Наспех перекусив галетами, я накинул пальто на магнитной застежке, покрытое «Подушечкой» — специальным уплотняющим составом, способным остановить иглу гражданского игольника. Затем, немного постояв, зачем-то положил в карман хак, отнятый у малолетнего грабителя. Достал пистолет и положил его во внутренний карман, скроенный таким образом, что предметы, лежащие внутри, не прощупываются снаружи. Ножик лежал в заднем кармане штанов.
Уже на пороге я вспомнил, что так и не поставил Мурику усиленное питание. Чертыхнувшись, я прямо в обуви вернулся и поставил коту новую емкость, на этот раз — с питанием для регенерационного импланта. Это должно было значительно ускорить выздоровление.
На улице было пасмурно. Едва заметно моросил дождик, однако темные облака предвещали ливень. Пущенная по забору, отгораживавшему ауг-таун от остального города, колючая проволока влажно поблескивала. Я поплотнее запахнул пальто и поднял воротник.
Путь мой лежал вглубь ауг-тауна, в трущобы, к одному гениальному программисту, предпочитавшему жить именно там (хотя с его капиталами можно было бы оплатить переезд в куда более элитные районы). У него я закупался «свежими» программными сборками примерно за несколько недель, а то и месяцев до выхода их в более-менее широкий доступ. Мы с этим программистом были давние друзья. Работали в одной конторе… до Инцидента.
Пройдя по главной улице, захламленной, полной мусора, брошенных машин и хибар бомжей (в этой части ауг-тауна самым дорогим транспортным средством был велосипед, а машинами никто не пользовался: ауги-бомжи и просто завистники очень быстро превратили бы технику в груду металлолома), около полукилометра, я свернул в трущобы.
Трущобы были тем еще местечком. Некогда здесь был крупный торговый центр, в котором было и отделение имплантации, однако в последние месяцы перед Инцидентом, когда ненависть народных масс к ее киборгизированным представителям стремительно росла, террористы-ауги (что было доказано останками одного из террористов, которому «не повезло» явно не случайно), нанятые стороной-противником имплантаций, взорвали в главном холле здания несколько бомб с «грязной» начинкой суммарной мощностью около тонны в тротиловом эквиваленте. Бомбы практически полностью уничтожили первый этаж и повредили несущие колонны, заставив здание обрушиться на жилые кварталы. Спасатели работали в завалах до самого Инцидента. А после Инцидента и непосредственно во время него люди стягивались сюда в поисках убежища. И вот спустя несколько лет, когда народные страсти несколько успокоились, а противоборствующая киборгам сторона несколько смягчила положение аугов и перестала сгонять их в концентрационные лагеря, администрация города решила: чем разбирать завалы и заново отстраивать жилые дома в центре, да еще и прогонять из руин всех укрывающихся там, проще сделать этот район эдаким гетто для киборгов.
С тех пор центральные развалины стали местом обитания большинства нищих аугов (да и просто нищих тоже), а окраинные дома, не пострадавшие от теракта, — жильем для несколько более зажиточных. Руины со временем обросли множеством мостков, хижин из мусора. В оставшемся сравнительно целым подвальном этаже комплекса, считавшемся центром трущоб, даже открыли нечто вроде бара под названием «Механическое сердце» и при нем — частный «дом» для «более зажиточных нищих».
Ориентироваться во всем этот хаосе было очень сложно. Однако я приспособился, благо географического кретинизма у меня нет.
Пройдя множеством помостов, тоннелей и просто уцелевших коридоров, я оказался в практически целой квартире — «родном гнездышке» программиста, как называл свою хибару сам Марк.
Тот, как всегда, сидел за компом (навороченным монстром, выглядевшим как какой-нибудь экспериментальный плазмоган на стадии разработки) и составлял какую-то новую программную сборку. Бросив на меня секундный взгляд, Марк буркнул нечто вроде «Хай» и продолжил работать.
Подхватив стоявший в углу табурет, я подсел к нему:
— Мне нужен антивирусник. Самый новый.
— Ты ж брал уже недавно! — не отрываясь от работы, мельком удивился программист.
— Меня взломали. Просверлили систему компа и запустили вирус в твою программу.
— Как взломали? — резко повернулся ко мне Марк.
— «Ползунком», — более понятным для друга языком сказал я.
— Да-а, от этого я защиту не предусматривал. Это же старая программа, кто ее может использовать, кроме малолеток… — и, вновь повернувшись к агрегату, он с удвоенной скоростью защелкал старой клавишной клавиатурой.
Минут пять спустя комп выплюнул одноразовый носитель — тонкую пластинку шириной в один сантиметр и длиной примерно пять с USB-портом на конце. Вручив носитель мне, Марк махнул рукой в сторону выхода, и я послушно направился туда. Если Марк не просит денег — значит, всучить ему их не получится. Я засунул пластину в кармашек на внутренней стороне воротника рубашки и вышел.
Всю обратную дорогу у меня из головы не шли слова Марка о малолетках, использующих «ползунок». Такие вирусы были до банальности просты и много сделать не могли, их вторжения были очевидны и легко выковыривались, а потому защиту от них попросту не ставили — она занимала больше места, чем приносила пользы. Странно только, что я сам не смог его достать… неоднократно ведь уже излавливал. Какой-то более сложный, что ли…
Во дворе дома меня окликнули. Обернувшись, я увидел давешнего грабителя — парня в светлом, резко контрастирующего с темно-серым окружением.
Парень стал приближаться, держа руки в карманах, и я невольно напрягся. А ну как завалить меня вздумает? С него станется…
Однако малолетний бандит почтительно остановился в двух метрах от меня и робко спросил:
— Это вы — тот, кого мы пытались ограбить вчера?..
Пацан немного помялся, смущенно кашлянул, а затем спросил:
Я удивленно приподнял брови. Парень, заметив мое удивление, стушевался и затараторил:
— Понимаете, этот ножик дорог мне как память. Я его с самого… — тут парня подвели связки, но он просипел: — …Инцидента хр-раню…
Немного отдышавшись, он продолжил:
— Понимаете… у меня отец аугментированный был… и когда случился Инцидент, он напал на меня… а я его ножиком… он ведь всегда добрый был, отзывчивый… а тут — что-то невнятное прокричал и на меня бросился…
Парень не выдержал и разрыдался, пряча лицо в ладонях. Я молчал, пораженный. Вот ведь оно как…
Он резко поднял лицо и, словно в ответ на невысказанный упрек, прокричал:
— А что мне было делать?! Когда он с перекошенным лицом бросился на меня, все решали секунды! Либо он, либо я! Он же сам меня учил драться на ножах…
Запал закончился, и паренек, бессильно уронив голову на грудь, медленно сел на землю.
— С тех пор я всегда ношу ножик с собой. Как напоминание. Об отце, павшем жертвой технологий…
Я неловко кивнул, словно пытаясь поддержать пацаненка, совсем еще молодого, но успевшего сполна отхватить от мира. Достал из заднего кармана ножик, протянул его хозяину. Присел рядом.
— Пойми, ауги не звери. Думаешь, сами они не жалеют о произошедшем? Я сам ауг, я был не в себе во время Инцидента, я потерял семью во время него! Мы не хотели быть такими. Инцидент был спровоцирован извне с помощью какого-то сигнала, передававшегося на нейроимпланты. Ауги не виноваты в том, что их свели с ума. Виноват лишь один конкретный человек. Имя которого мы вряд ли когда-нибудь узнаем…
Парень поднял на меня заплаканные глаза:
— Я тебе верю. Мой отец не мог быть зверем. Но не все люди такие же, каким был он…
— Как звать-то тебя? — после паузы спросил я.
— А чего не переехали-то из ауг-тауна, Вася?
— А смысл? Менять трехкомнатную квартиру, пусть даже здесь, в ауг-тауне, на вшивую однушку в неблагополучном районе, а если не повезет — на вонючую коммуналку с соседями-бандитами? Нет уж, лучше здесь…
Я снова кивнул, подтверждая резонность ответа, и поднялся. Вслед за мной поднялся и паренек.
— Вы это… простите, что мы вас ограбить хотели…
Я невесело улыбнулся, произнес:
— Прощения просите у своего друга, съеденного крысами.
…а затем развернулся и направился к подъезду, подставляя спину ошеломленному взгляду парня…
Уже подходя к двери квартиры, я вспомнил, что так и не перепрограммировал ключ-карту, оставив ее на столе у компа. К счастью, в кармане у меня лежал хак малолетнего взломщика, коим я и воспользовался.
Осторожно введя карту в паз, я активировал хак. Приборчик не перебирал все возможные комбинации, он прорывался в саму систему замка и считывал записанный в памяти код. Это было умно, учитывая, что процессор замка делали примитивным и код он принимал около секунды. Так что, учитывая количество возможных комбинаций из двенадцати знаков, каждый из которых имеет тридцать шесть вариантов, и небольшую мощность процессора самого хака, на это ушли бы сотни лет.
Я запустил программу взлома. Она пробила в примитивной защите замка брешь и сразу рванулась вперед. Стоп… почерк очень смахивает на почерк утреннего взломщика. Получается... малец хакнул мой комп? Но как он подключился к моему компу?..
Хак негромко пискнул, оповещая о конце взлома, и загрузил код на карточку. Через секунду пискнул и сам замок. Я снял приборчик с замка, положил его в карман и открыл дверь, мимолетно подумав, что стоит поставить старый добрый механический замок — его махоньким приборчиком не ломанешь, а профессиональных взломщиков механики в мире сейчас чуть менее чем никого.
Мурик лежал на диване. При звуке открывшейся двери он поднял голову и приветственно мяукнул слабым голосом. Ему явно было лучше.
Я, мельком удивившись такой скорости лечения, сбросил плащ на пол, на ходу снял ботинки и подошел к дивану. Взял Мурика на руки и сел туда сам. Положил кота на колени. Тихо спросил:
Кот утвердительно мяукнул. Я кивнул.
— Но все же не стоило вылазить из-под капельницы. Давай, пошли обратно.
Мурик запротестовал. Ткнул лапой в журналы, лежащие на маленьком столике.
— Я понимаю, что лежать просто так тебе скучно. Но что я могу сделать?
Мурик вновь указал лапой на журналы.
Кот утвердительно мяукнул. Я скептически покачал головой.
Снова расположив пострадавшего под капельницей, я сходил за пленочным планшетом и разложил его перед котом. Тот благодарно мяукнул и залез в электронную библиотеку. Я удивленно усмехнулся его выбору: «Мечтают ли андроиды об электроовцах» Филиппа Дика. Книжка вполне неплохо подходит под современные реалии…
Сам я расположился на диване и прикрыл глаза, слушая тихое попискивание планшета под лапками кота…
Проснулся я от одинокого луча солнца, пробившегося сквозь пасмурное небо и, как назло, попавшего именно мне в глаз. Дождавшись, пока я проснусь, лучик спрятался за тучами, оставив меня недоуменно потирать глаза.
Мурик спал, положив голову на выключенный планшет. Пленка не была свернута. Стало быть, зачитался и заснул…
Я потянулся, захрустев спиной. Вспомнил, что за последние три дня ел всего один раз, не считая закуси к коньяку позавчера. Сходил на кухню и поставил разогреваться очередной ДПК. Вернулся в гостиную, посмотрел на спящего кота и запустил комп. Надо было наконец отнести запись с камеры наблюдения в полицию. И загрузить на имплант новое ПО.
Взяв из подставки для настольной лампы одну из четырех лежавших там флешек, я воткнул ее в комп, законнектился с передатчиком камеры и начал передачу данных. Достал из воротника пластину, положил на стол рядом с портом. Почуяв запах еды, направился на кухню. Передача все равно будет идти достаточно долго, успею поесть.
Сегодня желе было буро-фиолетовым. Я достал приготовившийся комплект из микроволновки, поставил на стол.
Из гостиной послышался громкий и выразительный мяв, в котором сквозила скорбь по еде, которую коту не предложили, боль в затекшей лапе, раздражение по поводу капельницы, под которой приходилось лежать. Потом оттуда донесся звон упавшей капельницы, кошачья брань, а спустя пять секунд в кухню бодро вбежал Мурик. Я покачал головой. Надо же, быстро импланты справились! И двух дней не прошло.
Щедро отделив от своей порции коту — ему после активной работы регенераторов требовалось много пищи, — я положил все это в его миску. Потом, секунду подумав, полез в шкаф за сверхпитательными галетами из ППК — полного пищевого комплекса, купленного около года назад по случаю дня рождения кота. Кот такой дорогой подарок с негодованием отверг, сказав оставить на потом. Сейчас же Мурик не возражал.
Я покрошил галеты поверх желе и подвинул миску коту. Тот с наслаждением вгрызся в пищу.
К моменту окончания трапезы камера уже передала данные за последний месяц — дольше хранить их не было смысла. Я переписал данные на флешку и положил ее в нагрудный карман рубашки. Тут она не затеряется, ибо карманчик маленький.
Я вставил пластину в порт и включил считывание. Затем вместе с базовой системой скопировал систему безопасности на имплант.
Моей руки, лежавшей на мышке, коснулась лапа кота. Я вопросительно посмотрел на него. Тот странно мяукнул и указал взглядом на комп, где шло копирование данных. Снова мяукнул.
— Ты думаешь, что ПО бракованное?.. — удивленно спросил я. Кот кивнул.
— Да брось, его же делал проверенный человек! Мы же у него не раз закупались, помнишь? — Однажды я взял кота с собой в трущобы. Тогда мы ходили за программной основой, по которой я потом написал программу нейростимуляции для Мурика. Он тогда погрыз Марку кучу проводов, пометил его любимое кресло и долго протяжно канючил, когда я засунул его себе за пазуху, мысленно молясь, чтобы он не напрудил еще и там.
Мурик вновь коротко мяукнул, выражая недовольство.
— Да брось ты! Я ему верю, — ответил я, хотя меня тоже терзало смутное, непонятное беспокойство.
Кот жалобно посмотрел на меня.
— Хорошо, ладно. Давай я перепроверю код.
Я открыл программный код, взятый у Марка, и внимательно его просмотрел, в итоге не найдя ошибок. Базовый код проверять не стал — ведь раньше он работал. Мурик вроде бы успокоился, и я отключил имплант от компа. Занес руку с ним за голову, воткнул контакт в штекер в основании шеи и включил устройство.
По телу прошла судорога. По коже словно жидкий азот пустили. На миг я перестал чувствовать тело, а затем прочувствовал каждый нерв, по которым на мозг накатывалась волна боли. В голове пронеслась мысль о хакере, который мог пролезть в базовую систему. Ее сменило осознание того, что интуиция предупреждала и меня, и кота, но у нас обоих ее задушил разум. Затем всю голову заполнил беззвучный крик: «МУРИК!» А затем я упал на пол…
Большой кот темно-серого в полоску окраса с белыми каемками ушей сидел на столе, ошеломленно смотря на еще теплое тело своего хозяина…
Автор: Тимофей Савенок