Артель в деле

А  ранним утром, второго дня от начала строительства, еще хозяйки не подоили коров, и не отправили их в стадо,  а  на стройке застучали топоры, раздались крики «кинь молоток», «подтянем еще разок», "где пила, ребята", «пошевеливайся!».  Разбуженные,  звонкими ударами топора,  шуршанием двуручной пилы и молодцеватыми выкриками,   лукьяновцы    прильнули к окошкам: плотники подтаскивали брус, покрывали  жидкостью, отпиливали торцы, сверлили  буравами отверстия. Гоша на горбу тащил мешок мха. На стройке начался настоящий шум и гам.  Трудилось трое, а шум как от шестерых. Деревенские жители    оказались  потрясенными.

-Ой, мамки мои! Это надо же так рано начинать работу! – причитала соседка напротив Земчиха,-   не спят, даром, что городские.

-и  не говори, соседка! Слышу стучат - ушам своим не верю – нашим  мужикам так бы трудиться.

При вселенском   шуме не до сна     и  жители  околотка,  натянув фуфаечки ( утречком ещё прохладно), выходили на свежий воздух, садились на  залосненные завалинки, мысленно проклиная строителей: «это же они до самой осени будут  грохотать, терпеть придется. А что делать?».

Великое дело началось, правильное дело, долгожданное.  Без партийных работников, бюрократов, других паразитов, кормящихся от народа, без их  лозунгов, призывов, плакатов.  Как говорится:   «а топорочки - то потюкивают, а  кияночки- то постукивают, а мастера -то приговаривают…».

Так городские, которые «по утрам кофе пьют и в кино днем ходют»,- посрамили крестьян. И в городе оказываются  не отлынивают от труда. Зря  толковали, что они  «восемь часов  «дурака поваляют»,  и   домой, а дальше хоть трава не расти».

Между тем, городские продолжали потрясать деревенских, они   распределили  световой день  не по- деревенский и вообще не по-русски. Утром пока прохладно, солнце не  палит, выполняли самую трудоемкую работу. В обед, в самую жару, делали перерыв: кушали, отдыхали, прячась от солнца.  Затем где-то в районе четырех часов после полудня, вновь принимались за работу и трудились до самой темноты.   Сверлили отверстия под шканты, укладывали мох, поливали его водой, тесали бревна, обмазывали их  какой-то жидкостью, тащили наверх, торцевали. Как правило, двое работали на срубе, а один внизу  выполнял подготовительные работы. И вместе с шумом околоток как бы пробудился от многолетнего сна. Ничего особенного не  изменилось, та же тяжелая работа, такие же  денежные и натуральные налоги, а люди  словно помолодели, стали ходить прямее, разговаривать доброжелательнее, выглядеть приветливее.  Как  в первые дни   окончания войны.  И сейчас, и тогда люди почувствовали – произошло что-то радостное, хорошее, правильное.  Каждый вдруг ощутил сопричастность к  неординарному событию–  здесь и его  доля,   и   он не валух какой ни будь, а  разудалый  мужик. Само собой образовалась группа то ли болельщиков, то ли ротозеев, которые приходили с утра, занимали удобные места, доставали  запасы семечек и  принимались следить за   передвижениями на строительной площадке, лениво пощёлкивая и переговариваясь. Не зря говориться о том, что никогда не надоедает смотреть на три действа: как  горит  костер, как течет вода  и как люди работают. Зеваки довольно быстро пригляделись к горожанам и начали их  различать. Первого кого они выделили и кого узнали, это самого  не крупного, худенького и чрезвычайно деятельного  Яшу.  Все дивились его работоспособности и неутомимости. Яша  постоянно в деле, то пилит, то  тащит брус на веревке, то, как муравей, взгромоздив на спину пару плах, подтаскивает их  поближе  месту работы, а то, схватив ведра бежит к колодцу за свежей водой.   Там, кстати, удалось его разговорить и узнать имя.  Кажется если была бы возможность   Яша трудился бы сутками.

Второй плотник, на вид постарше и посолиднее своего напарника.   Он сам назвал себя Николаевичем.  Его  конек – топор. Этим, инструментом, известным из древних времен, он владел виртуозно. Николаевич им вырубал замысловатые пазы, выстругивал, словно рубанком, боковины досок, подгонял без мельчайшей щели. Николаевич, кроме топора, другого инструмента не признавал.   Однажды, топором  из бруска  вырубил ребятишкам грузовик с кабиной, кузовом, колесами. А единственной девочке в околотке Нине Дьяченко вытесал настоящую куклу.  Вся тонкая и ювелирная работа –  на Николаевиче. Он мало говорил, зато с интересом слушал других.  В деревне, так и не могли выведать сведений о его доме, жене, детях.

Бригадира звали  Петр Иванович, но вряд ли кто знал его имя и отчество. Артельные товарищи  обращались к нему «Бригадирыч». Звучало уважительно. И деревенские переняли - «Бригадирыч», «Бригадирыч!. Должность  начальника артели, хотя и небольшой, ответственная, без знание всех тонкостей строительного  дела много не на руководишь.  Петр Ковязин (Бригадирыч) разложив материал, на глаз определял ресурсы, соответственно, в уме намечал проект  дома и  рекомендовал  его хозяевам.  Тем не менее, несмотря на свой глаз  ватерпас,  всегда имел при себе рулетку и за ухом карандаш.   Работал наравне со всеми, мастерски   владея всеми  плотницкими инструментами.  Петр собственно, вел строительство,  грамотно используя таланты своих помощников: энергию Яши и умение Николаевича. В целом небольшая артель, отлично справлялась с постройкой домов. Можно сказать хозяевам повезло. А плотники показывали свое мастерство помноженное на удаль. Трудились без перерывов, их рубахи постоянно влажные от пота,    Ни один спортсмен, олимпиец не проливал столько пота при  тренировках.  С утра до вечера, с небольшим перерывом,  под палящим солнцем и все в работе, в движении. Околоток, на краю в деревни,  превратился в центр притяжения.  Любой, уважающий себя, лукьяновец   считал  своим долгом,  наведаться хотя бы разок в неделю, постоять, завороженно посмотреть  на работающих, вдохнуть  запах свежесрубленного дерева, скурить самокрутку.   И считали за честь, высказаться о ходе строительства, бросить фразу типа:

-че ты  брешешь,  Мыкола! Отстал. информация твоя устарела. Уже второй венец кладут.

И оставался довольным. Изменились в деревне даже  пути передвижения. Теперь кто куда бы куда бы не отправлялся,   обязательно, выбирал путь, что бы   проехать мимо стройки. Высший шик, если удалось остановится, закурить, перекинутся со встречным  парой слов. Не дай бог,  в разговоре, высказать свою не осведомленность и перепутать какой венец укладывают, сколько  шкантов на метр приходится, какой толщины укладывают мох, или пропустить другую  значимую деталь.  Все вдруг сделались знатоками  строительного дела. Гриши Сацук взял на себя   обязанность  приходить,  как на работу отмечать изменения и потом  бродить по улицам   и сообщать   любому встречному поперечному  изменения.  Гриша, местный дурачок, нигде не трудился и жил подаяниями.   Дуське - мордовки приходилось  сложнее, ей надо было  посетить стройку, затем вернуться на другой конец деревни, рассказать новости и успеть на работу.  Дуська умудрялась выкраивать время, она похудела, осунулась, но не сдавалась.

Дети так вообще облюбовали  рядом место для своих игр и на вопрос: «Вася, вырастешь, кем станешь?».  Все, как один, отвечали одинаково: «буду плотником. Хочу строгать рубанком, что бы стружка вилась». Плотники стараясь не обращать внимания  на ротозеев, показывали чудеса стахановского труда. И вроде не исполинские мужики, а ловко управлялись с тяжелым деревом, играючи вырубили пазы, без устали сверлили, пилили, строгали.

«Смычка» деревни с городом

Раз в неделю, после обеда, артель устраивала перерыв:  стирали свою одежду, вывешивали для просушки на солнце, умывались,  одевали чистые рубахи и в тенечке отсыпались. В первый раз их   моментально окружили  деревенские, удовлетворить любопытство, пообщаться с загадочными жителями города. Начинался  вечер вопросов и ответов.

-Люди сказывают, - начал кто- то  из  местных, - в городе жизнь малина. Отработал положенное время и  домой…

Бригадирыч, тоном не терпящим возражения, перебивал: … и зубы на полку. Платят копейки. На заработную плату не проживешь. Яша или Николаевич  добавляли:

-  в магазинах ни молока, ни мяса, ни колбасы, ни масла. Хлеб и то в очередь. На рынке мясо аж по  два рубля двадцать копеек.  Рабочему не по карману!

Бригадирыч  добавляет:

-а если дети! Жена больная. Родители немощные! Ложись и помирай.

Селяне  удивленно качали головами:

- а мы думаем,  че в городе не жить, а там оказывается  не хлебно.

Бригадирыч  отвечал за всю артель:
- и думать не надо. Ясно,  что в деревне легче.  Не так голодно. Свинью выкормил и на базар. Вот тебе денежки.

Ему сразу же несколько голосов   возражали:

- попробуй выкорми. Корма где брать? Свинью зарезал,  шкуру сдай,  налоги заплати…   вертись полгода   волчком, а  заколешь себе  не оставишь кусочка, на базар представь тушу целиком.
-Зато в городе днем кино, мороженное на каждом углу.

Городские посмеиваются:

-а ты спроси нас, кто ходил в это кино. С работы домой из дома на работу.

Много  тем  обсуждали городские и деревенские. И оказывалось, что  и в деревне,  и в городе жизнь   не сахар.

В следующий "выходной"  Бригадирыч, запретил подходить зевакам к бригаде:

-шагайте отсюда, не мешайте работникам набираться сил.

Хотя в один из таких вечеров отдыха, старший артели и Степа присели на бревнышках. Поставили перед собой жбан  холодненького кваса. Вечер стаял чудесный, жара спала, солнышко шло на посадку. Во дворе Мотя выпивала из соски ягнят. Ягнята спотыкались на слабеньких копытцах, но уже бодались и отталкивали друг друга от соски. В тени вольготно разлеглись  Яша и Николаевич. Бригадирыч,  выпил квасу, крякнул от удовольствия:

-добрый напиток, темный, густой, как мед, терпкий, пил бы и пил.

-да уж Мотя квас приготовит, за уши не оттянешь. Все свое, квасцы, мед хлеб. Дети полведра за день выпивают.

- Все воде бы у тебя есть. А житуха тяжёлая. Вертеться с утра до ночи. Я бы так не смог.

- чё делать не в постели же  прохлаждается, не на завалинке же кости людям перемывать.

-да жил бы как все. Живут же не помирают. И ты бы не помер.

Что мог ответить Степа? Рассказать о грёзах, о том что мы, русские, не хуже германцев? Поймет ли? Да и стоит ли самое сокровенное выкладывать первому встречному?

- ничего, выстрою, люди за мной потянутся. Они же не верят в свои силы.

Бригадирыч почесал бородку и вдруг проронил замечательную и не фразу, а речь:

-да, может ты и прав. Самая тоскливая русская поговорка "не жили богато, нечего и начинать", или оправдывающая привычку к бедности  "Бог терпел и нам велел".

Хозяйн полюбопытствовал:

Для чего мазюкаете брус?

-Дедовский способ. Дерево чернеть не будет, прослужит дольше, - и продолжил прерваную мысль, - меня соседи то же не очень стремятся заработать, обустроится. Ты ж заметил.  Ни один не согласился подработать. А вчетвером сподручнее. Деньги не плохие предлагал. Не будь Яши, да  Николаевича то же просиживал бы задницу.

-и в городе, и в селе лодырей хватает.

-Это как пить дать.

Выпили по кружке кваса и принялись наблюдать, как солнышко прячется за горизонтом. Красивое, завораживающее действие. Молчали.

- ну что? Отдых закончился. Пора расходится.

-Пора, - вздохнул Бригадирыч,- завтра рано вставать.

А мы парни бравые

Для Степы дело, как пожелал бы любой хозяйн,   закрутилось так же в карьер.  Ему вначале казалось ну теперь-то  время передохнуть, успокоится, сбавить обороты, хоть на немного, хоть на чуть-чуть.  Какое там! Хлопот и забот прибавилось. С утра Степа  принялся выполнять задание Бригадира. Требовалось действовать быстро и  результативно.   Мероприятие  по добыче дерева для шкантов,  неожиданно, приобрело вид военной операции, в которой главнокомандующий участия не принимал.  Все произошло как бы само собой.  Всю организацию и ее выполнение  возглавил Коля Кривенко. Уж очень ему хотелось посмотреть на «дом бауэра».  Самолично пригласил    боевых девчат и троих шустрых парубков. Достать нужное можно было только из близлежащих боров. Оба бора  сторожили верховые объездчики.  В объездчики назначали  мужиков крепких, наблюдательных, въедливых и даже злых. Обмануть лесного сторожа, срубить березу  мало кому посчастливилось. Они непрерывно объезжали свои владения. И не то,  что  срубить дерево, заехать в лес незамеченным  было непростой задачей.  В эти боры     отправились верховые разведчики.  К вечеру один из  них и доложил о находке.  И сразу же  подготовленная заранее группа   девчат на телеге  отправилась  к  указанному месту. Подъехали уже  в полной темноте.   На всякий случай, по четырем концам были выставлены  караульные  (девчата Зина Дыгодова, Бойко Настя и Валя, а так же Гололобова Ксюша) с задачей     дать знак о приближении   опасности. Пара лихих ребят двуручной пилой спилили дерево, сразу же другая пара  оттюкала ветви. Затем  первая пара занялась выкорчевыванием пня, а  вторая  снесла  обрубки и щепки  в ближайший овраг, туда же кинули пень.  Аккуратно место преступления прикрыли дерном, ветки присыпали землей.   Работали  слаженно, с азартом.  Рассветало и ничего не указывало, что  еще вечером  здесь  красовалась дерево.  Справившись, подали знак караульным. Те, немедля,  снялись с постов и направились в заранее обговоренное место. Скоро туда подъехала телега,  засланная сеном, под  которое засунули  два бревнышка.      "Крестьянский спецназ" уселся на мягкую подстилку   и спокойно направился в  родную сторону.   Не то что объездчики, гестапо не обнаружило бы криминала.  Ясно же парни и девчата возвращались с очередной гулянки.    К утру  груз прибыл  место назначения. Бригадир посмотрел на  ровные, ладные бревнышки, почесал затылок,  однако, дипломатично промолчал. Не стал портить настроение возбужденным участникам. Не то дерево привезли.  Да  и на самом деле,  каким образом в нашей местности мог вырасти  дуб, лиственница или ясень. Ох, и  наяривала в этот вечер в клубе на все лады гармоника. И  лихо отплясывали   парни и девушки   распространённые танцы «Польку», «Краковяк», «Яблочко». И  бойчее обычного  выстукивали с такт музыки каблучки девчат. И до самых далеких изб доносились задорные частушки и радостный смех. Молодежь веселилась. Знай наших! Долго потом  деревня гордилась лихостью и удалью своих лучших сыновей и дочерей.

-Мы сиволапые, деревенщина неотесанная?  Ну так нас и называйте.  Вот вам, выкусите!

Спасибо эстонцам

А  хозяин  занялся не менее важным делом, позволяющим ускорить строительство.  От его взгляда не ускользнуло то, что плотникам  требовалось много воды: смачивать обильно мох, обливаться, стираться, умываться, да и второй половине   забот с водой прибавилось. Ведрами из колодца не натаскаешься.   "Думай дружок, срочно решай беду,  предпринимай меры,  шевелись. Дело тормозится, никто за тебя решать не станет. Не для того ты нанимал людей, чтобы они теряли время на походы к колодцу". Он и думает, рыщет по округе.  И не зря.  Невдалеке перед самой войной возникло поселение ссыльных эстонцев.  Эстонцы народ домовитый,  ничего не скажешь. Освоились, обустроились, обзавелись  хозяйством, зажили очень даже неплохо.  Достаточно упомянуть о том, что крыши крыли черепицей. Но как только И. Сталин умер и начались послабления,  прибалты дружно выехали на историческую родину. Все с собой не увезешь. Много чего оставили. Люди и пользовались, заходили в покинутые дома,  подбирали все, что может сгодится в хозяйстве. В этом разоренном поселочке Степа и наткнулся на широкий железный короб, видно хозяйственный эстонец приспособил из него поить  скот. Степа к председателю. Так мол и так. Попользуюсь и отдам в колхоз. Помоги доставить, один не управлюсь. Председатель давно соображал, каким образом обеспечивать водой курятник. А тут решение само прет в руки. Снарядил бригаду, велел ей переоборудовать арбу в транспортную  площадку.   Не прошло  и дня, как бригада к вечеру на двух быках доставила спасительную ёмкость к месту назначения. Но как ее наполнять водой? Не ведрами же из колодца!  Опять соображай, выкручивайся, придумывай. А Степе и придумывать нечего, он уже заранее придумал, и даже договорился с колхозным водовозом флегматичным Шурой Кирилловым (Шура мужик незатейливый "а мне что! Бочки не жалко. Бери. На поля я раньше десяти часов не выезжаю") и рано утром, пока ещё деревня досыпала, Степа подогнал коня, запряженного в Шурину бочку к колодцу с журавлем и  наполнил ее до краев. Плотники проснулись, вышли во двор, а там торжествующий заказчик, опустив шланг из бочки в ёмкость, наблюдал как она наполнялась. Лицо, как бы выражало "пожалуйста, пользуйтесь, воды не жалко и ходить с ведрами к колодцу нечего". Ему осталось  доставить пустую бочку к дому Шуры Кириллова.  Новая проблема решена.

Сруб рос, ласкал взгляд, вызывал восхищение. Он как бы  теснил соседние  невзрачные саманушки    Первые два венца положили играючи. Степа обратил внимание, что   внутренняя площадь дома как бы увеличилась. И с каждым венцом  размеры внутреннего помещения  как бы росли. На стадии  фундамента, казалось дом не большой, но чем выше рос сруб, тем внутреннее помещение прибавлялось.

Он чесал голову:

-чет я размахнулся.

Бригадирыч посмеивался в бороду:

- это хозяин обман зрения. Погодь, накроем крышу, настелем пол- вот тогда  смотри Фундамент – одно, а пустое помещение – другое.

И успокоил:

-не переживай. Хатенка, как надо.  Наставишь мебели, еще и маловатой покажется.

Трудности и проблемы возникали одна за другой. Степа к ним относился здраво. Это как чистка стаек. Выкинул подстилку, почистил, выскреб навоз и грязь, постелил свежей соломы. И пора бы передохнуть, расслабится. Но в крестьянской жизни не так. Ведь завтра снова стайку приводить в порядок, менять подстилку. И так изо дня в день. Точно так же и в строительстве. Возникла трудность, занимайся ею. Решил, об отдыхе и не мечтай. Обязательно возникнет другая проблема, которая займет и время, и мысли. Потому не психовал, ни нервничал, воспринимал как должное. И даже радовался. Его бы удивило другое. Если бы проблем не возникало. А так наваливаются и наваливаются. И что переживать. Принимай он новые проблемы близко к сердцу и чертыхаясь, Степа бы до конца стройки бы не дотянул. Совершенно точно.

Кражи

Одна из бед в России -  воровство. В каждом населенном пункте  живут и «портят воздух»  мутные, вороватые людишки. И что с ними не делали, и  какие жесткие наказания за воровство не придумывали, а отучить не могли. Были они и в   Лукьяновке. Это  шестиметровое бревно, брус  тайком не утащишь. Тяжелые, приметные, а обрезок доски, брусок, рейку – за милу душу. Дерево величайшая ценность. За нее не грех и ночь не поспать, притаившись около стройки, в густых и высоких зарослях полыни и конопли наблюдать. И в темное время – уволочь.   Вначале плотники обнаружили пропажу  вытесанной  доски, затем исчезли, как сквозь, землю провалились, приготовленные шканты, за ними недосчитались утречком, заранее приготовленного на утро  длинного брусочка. Ясно –  приделали ноги.  Срочно требовалось организовать  надежную охрану.  Материала - в обрез. А без бруска в стене, доски в полу или на чердаке, дом  не пригоден для проживания. Бригадирыч,  просигналил хозяину  «принимай срочно меры».  Пришлось   взвалить на свои плечи и охрану объекта.  В вечернее время, Степа закинув за спину ружье, которое позаимствовал у  Бушуя, обходил стройку,   на ночь,   в центре пиломатериала привязывал собаку,  стелил полушубок на доски, зажигал лампу.  Давал сигнал «охрана не дремлет».  И, конечно, засыпал  крепко, беспробудно.  Главное пропажи прекратились.

Зять

Не успел решить  срочные дела, а  бригадир намекает  уже на более серьезное:

- Дом будет теплее и крепче, если   косяки вставить заранее в пазы,   ты уж поторопи своего плотника.  Но что торопить!  Морьком – бродом уже везет косяк. Молодец! Правда,  подрядчик   посмотрел на произведение и отвел глаза в сторону. Степе признался:

-не то!  Углы  плохо пригнаны, пазы широковатые, сами косяки выструганы рубанком,  кривоватые…

Заказчик развел руками:

-лучший столяр. У него даже  двух палец на руке не хватает. А что он сделает рубанком, ножовкой и долотом?

Собеседник   пожимал плечами:

-я понимаю. Но от этого не легче. В пазы, неровности проникнет влага,  косяки начнут гнить. В общем решать тебе. Я бы посоветовал поискать лучший вариант, настоящую столярку со станками. И  чем быстрее, тем лучше.

В отличии от начальника стройки  Степа не особенно   расстраивался. "Что такое косяки, по сравнению с домом? Ерунда, мелочь,  забью шерстью, замажу глиной, краской. Сто лет прослужит".

Как-то  Степа поздно вернулся с дальнего поля. Мотя первая ему радостно сообщила:

-приезжала Валя с женихом. Хотела познакомить. Осенью назначили свадьбу. А мы оба в поле. Уехали не дождавшись- завтра на работу, да и ночевать у нас негде.

Степа покачал головой:

-свадьба хорошо! Но не ко времени. Как ее справлять - ни денег, ни помещения, ничего нет. На следующий год было бы лучше.

А потом поинтересовался:

- а зять- то как?

- сама не видела, соседи говорят  ничего уважительный такой, не хворсистый, только не русский- поделилась знаниями Мотя,  ты поспрашивай у бригадира, они общались, а я пошла коров доить.

-не хворсистый! Это хорошо!

Слова о том, что  будущий зять не русский, он пропустил мимо ушей. Дочь выбрала, ей и жить. Бригадира отрывать от работы   постеснялся. Плотники, спешили и дорожили каждой минутой. И занялся обширным хозяйством. Поздно вечером, бригадир сам пригласил его за обеденный стол:

- я уж и не знаю с чего начать. Возможно провинился. Ругать станешь. В общем приезжала твоя дочь, с парнем. Парень очень заинтересовался стройкой. Познакомились - он оказался столяром. Нельзя сказать что плотник и столяр близнецы-братья. Но точно родственники. Найти нам общий язык, договорится, понять друг друга не представляло труда. Мы походили по срубу, я ему все об сказал, посетовал на местного столяра, показал косяки.   Он, понимаешь, пообещал помочь. С материалом у него натуга. Я на свой страх и риск   и принял решение. Тебя же нет. Мы посидели за столом, обговорили форму и размеры, записали в мою тетрадь и ему на листке отметили. Расстались довольные друг другом.   Он пошел с твоей дочерью на озеро, искупнуться. А потом они вышли на тракт, ловить попутку. Подкупило то, что у них в мастерской имеются станки, да и сам хлопец чувствуется мастер.

-А в чем ты провинился то?

-Так взял на себя смелость заменить столяра, а это деньги! Ты со своим договорился по одной цене, а городские  заломят. Он хотя и будущий зять, а к выполнению работы привлечет других, да еще начальство поставит в известность, никуда не денешься. Вот почему на дуще у меня кошки скребут. Выслушав, хозяйн опустил голову, бригадир был прав.  На заводе хотя и сделают хорошо, так до конца жизни не рассчитаешься. Не следовало бы ему влезать в это дело. Морьком –бродом – проще и дешевле. Да и как из Абакана доставлять?

-Ничего, как ни будь выкрутимся, - утешил он  Бригадирыча.

А через  пару - тройку дней около дома притормозил газик, из кузова выпрыгнул запыленный, будущий зять. Его водило из стороны в сторону от непривычки. Подбежавшего расторопного Яшу успокоил:

-укачало, мать  ее так.

С ним прибыло два первых оконных блока и  один блок на входную дверь. Бригадир осмотрел  и повеселел.  Порадовался ещё больше, когда  блоки, как родные, встали на свое место. Будущая родня, не теряя ни минуты,  загрузив в кузов, брус, отправился обратно. Хозяевов   дома опять не было. Зять с тестем  принялись сотрудничать,   заочно.  Вечером Степу порадовали приятной новостью. Самолично осмотрел блоки, выглядели они что надо. Утром он отправился на работу, одна проблема не выходила из головы: «Что делать с Морьком- -бродом? Как поступить?  Как отказать человеку? Обидеться же смертельно. Разругаться -легко, мириться -сложнее. Зачем мне враг?  Да и человек он  тихий, смирный, безвредный, старательный. Сам  копошится, не поднимая головы и  жена работящая.  Квелый только,  не приворовывают, по полям не  мышкуют, скотины держит мало. Хозяйство платит –«курам на смех». Потому живут трудно, даже бедно. Да что там бедно - нищенствуют, на приработок, наверное надеются, а я им фигу, нехорошо», -размышлял, погоняя коня, Степа,-«однако и портить дом никак нельзя. Где оно мудрое решение?». Однако,  как ни силился ничего путного придумать не мог. По приезду с поля, выбрал момент, отозвал в сторону бригадира:

-я насчёт местного плотника. Отказать- враг. Не отказать - дом подпортить.  Не посоветуешь ли чего?
Бригадир закурил папироску втянул в себя дым с наслаждением.  Его лоб морщился. После третей затяжки, вдруг как бы просветлел:

-  а что  сделаешь ножовкой, долотом, да рубанком. Инструмент половина успеха...

Степа в душе согласился  полностью. Без вил с длинным черенком зарод не завершишь и без точила сена не накосить.

-Мы его косячку  приняли. А дальше? Двери, рамы, наличники, ставни! Тонкая работа. А тут подворачивается хороший момент. Твой будущий зять берется столярку сработать! Качественно, на станках!

- То- то и оно!

- Знаешь что?  Скажи ему как есть. Так, мол и так.  Промышленность, зять...Не крути. Предложи ему поработать  в артели. Мы к сроку не укладываемся. Домой тянет сил нет. Я ему поручу на чердаке крепёж. Работа ножовкой и долотом. Сами займёмся пристройкой. И он не разобидится, и нам хорошо, и тебе не плохо.

Мысль Степе понравилась и он сразу же направил коня в столярку.   Морьком- бродом,  отложил в сторону полоз,  безучастно выслушал, долго молчал, сопел, отводил глаза в сторону, пока не пробормотал:

- завтра после четырех часов подойду со своим инструментом.

От его слов в груди потеплело, стало легко.  Возвращался домой довольным. Очередная гора с плеч долой.

Натуральный обмен

Теперь производство  косяков, дверей, рам, наличников, ставень, навесов. плинтусов и проч.,  легли на плечи зятя и дочери. А так же  к ним пришлось обращаться,  когда срочно требовалось продать поросенка, гуся, овцу, баранчика. Деньги экономили, приберегали. Помощь в реализации значительное облегчение. Но Степа испытывал угрызения совести, ему казалось, что людям тяжело, что  на    плечи дочери и зятя легла большая тяжесть. Потому все хлопоты по транспортировке грузов из Абакана он взял на себя и, наконец, познакомился с названным зятем. Парень ничего себе, по крайней мере, мух не лоит и на ходу не спит. Вместе обговорили  систему расчета.  Деньги горожан не очень интересовали, им  нужны были продукты питания. Время то голодное – в магазинах шаром покати.  С последними  в деревне было проще – полный двор скотины.  Мотя взяла на себя  руководство поставками: "ярочку заколем, что делать.  Бычка пустить под нож,  рано- одни кости, пусть нагуливает вес. Поросятам то же маленькие. Осенью другое дело. Осенью было бы хорошо, на рынок не везти. Даже выгодно. Яйца куриные есть- куры несутся хорошо! Молока вдоволь – лето пора большого молока. Знай перерабатывай".  И потекли в город яйца, сметана, творожок, масло, баранина, курятина. Особенно  расхватывали коровье масло.  Оно  сбивалось вручную на маслобойке. Сбивать   долго и нудно. Ни он , ни она тратить  много   времени не могли. Привлекли старшего сына.   Ничего необычного, крестьянские дети рано  приучаются к труду.    И когда скапливался нужный объем продукции Степа, предупреждал председателя, запрягал  лошадь и, на ночь ( что бы успеть на паром) глядя отправлялся  в  Абакан. Подъезжал к  дочери. Вдвоем с Володей  отправлялись  на завод. Сторожа открывали.  В мастерскую заносили  ведра с  продуктами,   обратно выносили  заранее приготовленные    изделия и  повозка отправлась в обратный путь.   Возница хотя и поторапливался    наверстать пропущенное, выработать «палочку», однако, успевал к обеду. Мотя даже уговаривала:

-привезут. На машине.

В ее понимании в городе автомобилей, как в конюшне лошадей,  договаривайся с конюхом и запрягай  на того  которого укажут. А Володя доспав ночь, шел на работу и распределял между  участниками продукты питания. Всем получали выгоду.    Степе не надо было изворачиваться добывать такие трудные деньги, не требовалось стоять на рынке, торговать в убыток, терять драгоценное время. Он выращивал продукцию и самолично  подвозил ее  к потребителю. Володе «со товарищи» не приходилось бегать по магазинам, стоять в очередях, терять так же время. Они задерживались на работе часа на полтора-два, играючи изготавливали заказанные изделия и за это получали свежие продукты. Довольство излучало и их начальство, поощренное ни за что ни про что, свежими яйца или масло. Не говоря уже о том, как радовались семья, когда глава  приносил с работы тот или иной продукт. Однажды, из деревни он привез булку домашнего хлеба. Володя  впоследствии с жаром пересказывал с каким аппетитом уминали ребята хлеб, в каких превосходных эпитетах о нем отзывались. Заказывали еще, однако, Мотя наотрез отказалась выпекать дополнительные  булки. В науке  такой обмен, называется кооперацией. Великий процесс, который не удалось  запустить  КПСС и Советскому правительству, а обычные люди договорились между собой и неплохо кооперировались. Экономисты постоянно твердят понятную для них истину. «Люди сами себя накормят, напоят, оденут. Дайте им свободу, не мешайте устанавливать горизонтальные связи».

Противопожарные меры

Дом рос, производил впечатление объемами, горами пиломатериалов, лесами. Проезжающие  на юг области, раскрывали рты, роняли из рук вожжи.  А как поставили на место  дверные косяки и пару оконных блоков, сруб стал ещё солиднее. Не требуется напрягать ум, гадать с какой стороны расположится входная дверь, какой высоты достигнет потолок.

-Лихо! Во це дило! Ворочают городские будь здоров. Шутки в сторону. Гарно, дюже гарно. Дывытесь людины,- на местном диалекте выражались первые и ещё живые первопереселенцы, которые родной язык ещё не забыли, но и к местному так же ещё не привыкли. А уже родившиеся  здесь и ставшие сибиряками выражались более   (почти так же, хотя смысл не менялся) современно:

- смотри -ка. Темпы стахановские. Возведут быстро!  Глазом не успеешь моргнуть. Посрамят. И нас, и наши хатенки.

А перед зачинателем стройки встала новая серьезная проблема.    Приехал   он с поля, а  к нему подбегает Гоша   докладывает:

-пожар был, еле потушили. Хорошо ты придумал с емкостью с водой. Она выручила.

Представив, что все труды могли погибнуть в огне,  Степа побледнел, даже ноги затряслись.  Дело в том, что  отсутствие деревянных построек расслабило людей, никто не соблюдал правила пожарной безопасности. А чему  гореть-то?  Саманушки-   не горят, как и каменные стайки.  Другого огнеопасного   ничего нет. Вот   и перестали опасаться «огненного петуха».  Все лето варили на улице, в душных, полутемных избах  топить  плиту –настоящая каторга. Как спать в жаре?  Во дворе,  ставили ряд параллельных камней, на них  клали решетку, изготовленную в местной кузнице и готовили пищу.   А соседи, напротив, выкопали в земле яму, перекрыли ее и внутри изготовили что-то наподобие бани, бани по-черному. Весь околоток  мылся и парился  с удовольствием. А угли- то выносили на улицу. И в том и другом случае,  порывы ветра   разносили  горящие головешки по   округе.  И никого они не настораживали и не заботили. Сами потухнут. На беду один их таких  углей попал на стружку у  строящегося помещения. Она загорелась.  Плотники в это время наслаждались  молоком с белым хлебом, то есть перекусывали. Не случись проходить мимо Васи Качур, пожару не миновать. Он принялся кричать «Пожар! Пожар!». Налетели люди, кто  с ведром, кто с лопатой и потушили. На этот раз обошлось.    Но  следующий пожар   не заставит себя ждать. К  беде, утром рано требовалось "отпускников" вести на Лох. Степа попросил Мотю обойти соседей с просьбой, тушить угли, а золу не выносить на улицу.   Но ведь привычка, вторая натура. Не со зла, конечно,   костры тушить иногда забывали, угли выносили на улицу. Тогда Степа взял   в руки литовку и выкосил вокруг  дома и вдоль дороги траву.  Но и на этом не успокоился.  Страх пожара велик.   Возникла мысль опахать с надветренной стороны.   Ходить за плугом  довелось в темноте, Мотя несла  лампу позади лошади, а Степа   направлял плуг.  И только, когда перед срубом  возникла черная полоса земли шириной метров  около пятнадцати- двадцати метров,  решил, что принятых мер противопожарной безопасности достаточно.

Новая беда- кирпич для печи

Время   перевести дух, а Бригадирыч как бы опять намекает (по делу):

-дом возведем. Но без печи, он как бы и не дом.

-Дык у меня и кирпич не заготовлен, - опешил Степа,- из ума выпало. И задумался: «с кирпичом- то я, действительно промахнулся  проблему надо решать, бригадир мне не враг,  ведь без кирпича    нет печи, а без печи сибирский дом не дом.   Кирпич, конечно, не  брус, и не тес. Без  него  сруб постоит и ничего с ним не случится. Он не сгниет, не почернеет, не разрушится. Ситуация не пиковая, не роковая   (жизнь или смерть), но то же острая и требующая быстрого решения.    Ведь  цель так близка, и так надоело ютиться в саманушке,  и так хочется скорее перебраться в  просторное жилье. Достань кирпича, сложи печь и зимой подтапливай хату, трудись в тепле без рукавиц, А без печи зимое дом - могила. Шло время, уже начались редкие дожни, предсестники осени а Степан Николаевич, с его неутомимостью, решимостью и даже, как полагается, крестьянской вороватостью, не продвинулся в кирпичной проблеме ни на шаг.  И какие только пути не предпринимал.  Рыскал по старым развалинам, в поисках забытой печи. Бесполезно. Ни одного кирпичика не попалось.  Обращался к  директору совхоза.   Степан Тимофеевич    понимающе отвечал: «Если бы в районе была бы возможность. Все бы сделал. До первого секретаря дошел, а помог».   Отпросился у председателя  в город, на кирпичный завод, сошелся там с фронтовиками.  Однополчане виновато  отводили глаза в сторону, разводили руками: «Рады помочь, да не в силах. Каждый кирпич на учете по штучно. С десяток- другой еще бы решили, а на целую печь… и  мечтать нечего. Диверсия, подрыв советской власти».  Напрасно три дня потерял. По приезде пошел в контору  показаться  управляющему. Мужики  стали приставать: как там в городе? Чем живут? О чем говорят?

-По разному, насмешливо  отвечал  путешественник , - одни вкалывают не  хуже нас, другие барствуют. Че я наслушался? Там, братцы в ходу  анекдоты  с этим как его, забыл, а -а   вспомнил - резюме. Интересные, смешные.

А что такое резюме?- интересуются.

-А черт его знает. Знаю, а выразить не могу.

-А ты расскажи мы и дадим ума, - не постеснялся надавить Точилкин.

-Вот, значит, зима, мороз страшный, в дугу гнет. Машет крылышками  воробей, и  на лету замерзает. Падает на землю. Тут идет, значит, корова и на  птичку валит лепешку.  Воробей отогрелся, повеселел, высунул голову наружу, чирикает. Мимо, значит, бежит кошка, видит – пища. Хвать воробья   за шею, только пух-перья полетели, - рассказчик иногда останавливается, подыскивает словечки.  Слушатели внимательно слушают, стараются не упустить главного.

-И вот резюме, Первое,  не всяк твой враг, кто валит на тебя дерьмо..., - в этом месте рассказчик сделал паузу и   обвел слушателей взглядом, словно, намекая, что еще не все и что главное впереди, …  -  второе,  не всяк твой друг, который тебя вытаскивает из дерьма.

Кто-то не утерпел хихикнул, но  Степа остудил его взглядом –«погодь, не время» Третье, если же  попал в дерьмо, сиди и не чирикай.

На последнем слоге он сделал ударение- все закончил. В ответ раздался дружный смех. И  в полупрозрачном  от дыма воздуха, носились фразы:

-ну и дурачок этот воробей.

- о це, добре!

-Ну и хитроваты  кто придумал это резюме.

-Да уж не дураки!

Насмеявшись вдоволь, принялись   приставать:

-а еще  выдай что ни будь с этим  самым -  резюме.

Степа, поглядел в окно,  солнце уже высоко, покачал головой:

- ну ладно. Расскажу  короткий и на работу. Некогда мне  с вами трепаться, - он поморщил лоб, и начал рассказывать второй анекдот с резюме:

- пошел, значит, рабочий в ресторан. Заказал  выпивку и закуску, сидит ждет, когда принесут. А тут идет мимо директор. Они ж всю жизнь в ресторанах просиживают. Увидел  простого работягу,  удивился. А работяга   приглашает: «садитесь товарищ директор»,  типа  гульнем на пару. На что директор отвечает: «спасибо за приглашение. Только, «гусь свинье не товарищ». А рабочий  не растерялся: «Не беспокойтесь, я такой гусь, что с любой свиньей уживусь»….

Громкий смех вторично сотряс помещение конторы.  Сообразительный рабочий всем пришелся по душе. На шум  открылась дверь конторки п управляющего и   показалась его голова:

- господа хорошие, чего  лясы точим! Солнце уже начинает пригревать.  Шуруйте в поле. Пока доедете, пока то до се,  роса и сойдет. Кто за вас  сено в валки  сгребет,  копны свозит, зароды  поставит.

У председателя одна забота, выгнать  колхозников на работу и чем раньше, тем лучше.

-А это ты Степа, прибыл! Давай отрабатывай два дня легкой жизни.

Мужики нехотя потянулись  на свежий воздух.  В чем резюме они полюбопытствуют  позже, если, конечно, не забудут. Рассказчику прохлаждаться то же некогда.    С раннего утра толчется у себя во дворе, а  днем,  трудится в поле. Не отстает от него и Мотя. И одна мысль, одна забота не покидает голову. Где  добыть этот проклятый кирпич? Она не покидает ни на секунду. Но ведь деревня это люди, общество, а общество сильнее, чем начальство и даже чем  сам директор совхоза. Да что директор! Сам секретарь района   слабак против  коллективного разума.  Только они об этом не догадываются.  Заинтересованный коллектив людей – сила, она решит проблемы лучше любого начальника, лучше  самой высокой власти. Как я уже говорил, многие помогали, чем могли. В деревне пошел слушок о проблеме кирпича.

Подвиг танкиста

И вот как -то  у  сруба  мелькнули  известные всей деревне галифе.  Они принадлежали  Кускашеву Николаю (Кускаш),  фасонистому,  бравому   бывшему танкисту. В  деревне  было два танкиста и оба не местные. Один Варнашкин Мишка, инвалид войны,    трудился счетоводом,  работал нормально, но  стоило  принять дозу алкоголя,  устраивал домашний террор, жена и дети разбегались.   Ему прощали  – «горел в танке». Второй Кускашев Иван,  который  не рассказывал горел он или не горел, но  ордена украшавшие его грудь,  красноречиво говорили о героическом прошлом.  Орден «Красной звезды» и Орден «Славы -III cтепени» чего стоили.  Танкистам Ордена просто так не давали (А медали «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» в деревне наградами не считали) и  лучше любой справки с печатью,  указывали на то, что  ему пришлось потрястись в бронированной машине не одну сотню километров и много раз  умирать от  каждого удара болванки по машине.  Правда,  воевал экс- танкист не долго, менее года,  с июня 1944 года по май 1945года.    Появился в деревне он после войны. 

Иван Кускашев (на фото справа),  являл собой распространенный  демобилизованного  война, солдата победителя. Вернулся бы  он   допустим из  Монголии или Китая,  никуда бы не поехал, так и остался на родной Саратовщине.  А он  побывал в Польше, Чехословакии, Германии, самых обустроенных странах Европы и  насмотрелся на более высокий уровень жизни.  Работать за  «дарма»и голодать не  захотел  и  отправился в богатую Сибирь.  Понятно как он оказался в Абакане.  В алфавитном порядке  Абакан возглавлял список городов СССР, в том числе и на вокзалах в расписании  движения поездов. Понятно так же по каким причинам оказался в   наших краях. Колхоз «Победа»  слыл передовым и  его успехи пропагандировались в прессе. В знаменитом колхозе его встретила та   же бедность и  нищета,   хотя   с  голоду не умирали и не пухли. Николай Петрович  убедился в очередной раз,  что безбожно газеты врут.

-«Куда теперь ехать? Если в передовом хозяйстве  тоска, то, что не в передовых?    Денежки заканчиваются».  Здраво порассуждав, бывший танкист решил осесть. Так в деревне прибавилось еще на одного здорового мужчину.

Председатель со всем сердцем к нему:

-трактористов нету. Выручай. Садись за рычаги.

А Иван видимо насидевшись в тесном,  загазованном стальном склепе, насмотревшись на обгорелые трупы товарищей,   вник в смысл и цену жизни,   отвечал:

-не я свое  насиделся. Спасибо. Я уж лучше с вилами в руках потружусь

-так зарабатывать будешь, Колхоз выручишь, - упрашивал Лихицкий.  Но Иван ни в какую не соглашался  садиться за трактор. Через некоторое время женился на самой бойкой и хорошенькой девушки. Как по заказу   родилась девочка, а потом мальчик.       Его не интересовали ни деньги, ни возможность хорошо заработать и другие блага. Не  переносил он  замкнутые пространства, без желания  заходил в колхозный амбар и даже  собственные стайки   чистил с неохотой.  Всей душой   тянулся к открытым пространствам,    свежему воздуху, солнцу.   Больше всего  ему нравилось  посидеть на солнечном пригорке, выпить на пару, потолковать,   обозреть горизонт. К его «странностям» привыкли.

Вот такой человек появился на стройке. И сразу же с порога, не поздоровавшись,  громко объявил:

-  помогу вашему горю, достану   кирпич.

- А где же ты достанешь? – изумилась  Мотя и аж присела на бревнышко.

- Я знаю. Давайте деньги,  - и называет астрономическую сумму, на которую  надо трудится   с годик, не покладая рук, вырастить  стадо  свиней, да еще самое тяжелое, суметь сбыть по приемлемой цене.

-Это ж   немыслимая цена. Да и денег таких у нас  нету.

- А что хотите кирпич ныне   в цене, -  не меняя тона, уверенно заявляет проситель, - будьте уверены.  Фронтовики своих не обманывают.

Муж и жена   переглядываются. Что делать? Какое решение принять?  Сруб  на стадии готовности,  осень поджимает,  печь стопорит   дело.  Других  возможностей решить проблему,  попросту,  нет. «Вроде бы довериться следует – все же фронтовик,   более того свояк. Не должен  подвести. Но ведь и деньги  то просит не малые. Как быть?», - пульсировали  мысли в голове у Степы.  Он   в растерянности.  По жизни  артиллерист: сноровисто  доставить  пушку на позицию,  замаскировать ее, приготовить к стрельбе, укрыть лошадей, подносить снаряды – лучший в полку. А вот какими снарядами   заряжать- фугасными или осколочными, вести огонь по  пехоте или  укрепленному пункту,   забота  не его, а начальников.   Мотю же  военное «я начальник - ты дурак,  ты начальник – я дурак» не разбаловало,   все решения привыкла принимать  сама с детства и    за них   отвечать. Она внимательно посмотрела в глаза танкиста, задержала взгляд, и, видимо   прочитала в них то,  что хотела, вздохнула,   взяла ключ от сундука, отомкнула и, покопавшись,   достала туго перевязанный белым платком, узелок. Пересчитала, покачала головой:

- огромная сумма, дай-ка я ее ополовиню.

Она пересчитала еще раз и ровно половину купюр оставила в сундуке.

Иван  вожделенно  смотрит  на деньги,  почти выхватывает их из  рук и    выбегает из саманушки,   только  поношенные и уже  непонятно какого цвета галифе и мелькнули. Кредиторам осталось  только уповать на Божью милость, на счастливый случай и надеяться. День прошел - Кускаша  нет. Слух по деревне разлетается и утром, вся   контора  обсуждает ситуацию.  И уже не до Олимпиады и не до какого-то там хоккеиста Боброва. Вечером на строительной площадке появляется  его жена Нюра  и укоризненным тоном, начинает  читать нравоучение:

- кому вы доверили деньги! Это же пьяница из пьяниц, -Нюра, конечно, переборщила,  Иван, конечно любил выпить, но не так что бы уж очень, -ему бы добраться до пивнушки. Ему бы только заглянуть в рюмку.  Найдутся сразу друзья.  Он же простофиля! Все  деньги спустит. Кому вы протянули руку…., -ее звонкий голос разносился по округе и не умолкая ни на секунду,  нагнетает и без того  напряженную обстановку. Хорошо, что Нюра   довольно быстро выговорилась: … как хотите, а я вам рубля не отдам.  Претензии не предъявляйте. Сами дали, сами и  отвечайте. Не оторву от родных детей. Я вас предупредила, - и  облегченно выдохнув, отправилась домой, к хозяйству, к работе.

Супруги   молча переглянулись - никто от нее  денег и не думал требовать. Наоборот, брат старался при любом    случае помогать родной сестре. После ее  прокурорской речи, градус напряженного ожидания повысился до  предела. Второй день –  Кускаша  нет.   В то время  добраться до города – проблема.  Грузовик  через деревню проезжал один раз в неделю.  Хочешь не хочешь, а голова постоянно поворачивается  в сторону дороги на Абакан,   уши  стараются уловить  звук автомобиля.   Проходит третий день – Кускаша нет. Настроение хуже некуда.   Подозрение о том, что  Кускаш  спокойно спускает деньги в  знаменитой рюмочной около Рынка,  усиливается.  Пропьет   и что с него взять?  Он же гол, как сокол. Даже за галифе трех рублей не выручить.  Степа - ни слова, ни укора  жене. Ей и без того муторно. А  Мотя, бросая  взгляды на Боиновку,     глушила  окаянные мысли работой: «пропьет, гад. Хорошо, что схитрила и показала только часть денег. А так бы куковали».

Пошел – четвертый день.  Ни танкиста, ни денег, ни кирпича. Сами собой полезли в голову мысли: «Все! Плакали наши денежки. Ждать больше нечего.  Нюрочка права». Настал вечер, хозяйки подоили коров, процедили молоко и уселись на лавочках, передохнуть перед сном, поделится новостями. Ребятишки  прекратили игры, прибежали домой  отмывать цыпки, поесть. Даже артель покинула место стройки. Тишина накрыла степь.  Ее нарушает  еле различимый  гул со стороны горы Боиновки. Гул постепенно усиливается.  Долго бороздит колеи  грузовик, объезжая ямы, лужи и  вязкие низинки,   медленно приближается  в деревне.   Звук мотора все ближе и ближе. Ребятишки успевают сбегать на Каменушку, вернуться,  залезь на  заборы и приготовится к проезду четырехколесного  чуда. На этот раз,   автомобиль  затормозил  в начале улицы дома и из кабины  показалось  знакомое  галифе, а потом и его хозяин, небритый,  запыленный, исхудалый и улыбающийся широченной улыбкой – Кускашев  Иван:

-принимай  Степа  груз!  Да разгружай скорее. Машину отправляю обратно.

Иван оставался  фасонистым  танкистом - его начальственное «отправляю обратно»  - указывало, что за прошедшие дни он не изменился и не изменится никогда.  Обрадованный Степан взялся руками за борт, поставил ногу на заднее колесо, подтянулся и  заглянул внутрь.  В кузове   полно   красного, добротного кирпича, наваленного, правда, как попало.  Долой волнения,  к черту переживания.   Свояк слово сдержал, не подвел!   Николай, довольный произведенным эффектом, достал шикарную пачку Казбека, подал папироску шоферу, закурил сам.  Никого даже и  звать  на помощь даже не пришлось – соседи набежали сами – Земцовы, Качуровы, Пономаревы, Бушуевы -  и  быстренько   освободили кузов. Но это был не последний  сюрприз от  бывшего танкиста.   Когда машину разгрузили, он, заговорщицки подмигнул,  поманил   Степу в кабину, что-то ему шепнул на ухо. Николаевич, согласно кивнул, забежал в дом, моментально вернулся, сел в кабину, машина развернулась,  просигналила и исчезла.  Мотя взгрустнула–   обмывать отправились, будь они не ладны.  Она со старшим сыном,  принялись носить кирпич  в дом и укладывать ровными  рядами,   поближе  к месту будущей печи.  Уже в темноте   послышался знакомый  гул, вскоре  подъехал грузовик.  Мужчины открыли борт и принялись быстро выкидывать новую порцию кирпича. Шофер, оказывается, спешил, но когда ему  вдовесок к оплате всучили пару сургучных, раздобрел  и указал на  припрятанную  им в непогоду,   за горой Боиновкой  в кустах кучу кирпича:

-буксовал, буксовал. Что делать!   Выгрузил и спрятал в кустарнике половину – облегчил нагрузку на ось.  Место запомнил. Начальству доложил, как надо. Пока начальства ни хрена ни телится, ни шевелится… берите и пользуйтесь. У меня свои заботы – деньги по зарез нужны.

Мотя посвежевшая и довольная,   накрыла стол,   сунула шоферу пятирублевую купюру.  И пока  мужики чокались и закусывали, замотала в чистую тряпку целую булку хлеба, в бумагу коровьего масла и    положила в кабину на сиденье – на дорожку.  Водитель,   полупьяный от водки и своей  доброты,    при свете фар,   развернулся, посигналил на прощанье и  дал газу. С тех пор такого покладистого шофера не встречали. А Кускаш оказался верен фронтовому братству. Не позволил прогулять деньги,  своего однополчанина. А как хотелось! И Нюрочка была недалеко от правды. Так или иначе, а  очередная трудная проблема преодолена. Однако,  как доставал  экс-танкист машину дефицитного  материала оставалось на долгие годы  тайной.  Сам он не рассказывал, а других источников  найти было не возможно. Люди  выдвигали   массу   способов и предполагали множество вариантов.  Но все они оставались ничем не подкрепленными гипотезами.  История продолжала волновать сельчан.    Отгадка почти  разрешилась, гораздо позднее, когда главные герои   сошли со сцены. Она проста и  пресна, как несоленый хлеб. Началось с того, что,  в деревне авторитет Кусашева  Николая потихоньку  падал. Герой войны, фронтовик.  Как же иначе,   не сильно тянется к труду, любит побалагурить,  когда начальство нет,  посидеть в тенечке, знает в каком доме   гонят самогон.  Называть его стали попросту «Ванька», бригадир за работу ставил «палочку», ругал за опоздание.  Смириться с этим заслуженный фронтовик   никак не мог. Он отчаянно искал способы вернуть к себе былое уважение.  Достать кирпич, чем не подвиг? С  такой целью  он самовольно бросил работу  и отправился в  город.  И не отпрашивался у управляющего отделением, просто  предупредил   жену «я в город, по делам». «Что за дела? И какие в городе у него могут быть дела? Это в то время, когда работы в колхозе полно». Однако, мы оторвались от главного повествования.

Время строительства  оказалось самым напряженным, нервным и даже бесконечным.  Оно ставило перед инициаторами множество задач, решать, которые требовалось срочно, причем никто не давал слабину на основной  работе. Физические нагрузки неимоверные, все время приходилось проводить на ногах, спать урывками.  Выдержать помогала психология. Дело двигалось, люди трудились, нарисованный на картинке домик приобретал  реальность. Степа себя приободрял: «всего-то один месяц, ну полтора.  Потом  передохну, отъемся,  отлежусь». Мотя то же трудилась не покладая рук и то же себя утешала как могла: «мне тяжело, а ему еще тяжелей. Мне достается, а хозяину еще больше. И ведь управляемся. Главное как бы не заболеть, как бы не свалиться с ног, - и хотя в Бога не верила,  часто про себя произносила:

-  Господь, боженька, помоги!».

Сердце дома

Кирпич  сложен, ждет печника. Пока не растащили, не выпросили, требуется пустить в дело.   Основание  для печи так же почти готово. Степа изловчился, навозил гальки, скрепил ее глиной, выровнял поверхность –  руки чешутся положить кирпич. Он посоветовался  с Бригадиром.  У того уже был готов ответ:

-я сам хотел тебе подсказать.  Хорошо бы  было, если бы,  пока мы не дошли до потолка, а печник выводил уже  трубу. Совместно бы решили в каком месте расположить трубу и какого размера. И нам лучше, и ему проще.  Думаю дней через двадцать -  печник бы нам  пригодился. И вообще, печь второе по значению  строение после сруба. Советую обратить внимание и не пожалеть ни сил, ни средств. Степа и сам понимал значение печи для большого дома.

Бесчисленное количество прекрасных слов сказано во славу   разным изобретениям человечества. В. Астафьев, например, сочинил "Оду русскому огороду". Восхитительная ода! Сам народ в своих преданиях и сказках  выделял печь. Емеля - дурачек  ездил на печи, как  современник на автомобиле. А Илья Муромец  лежал  тридцать три года на печи и  набирался сил. Русская печь  незаслуженно   обойдена великими писателями.   Но русская ли? Печь - предмет деятельности жителей всего Северного полушария. Россия последняя Европейская страна, перешедшая от курной избы (курная изба - изба с печью, но без трубы. Печь топили, с открытой дверью. Когда кирпич нагревался,  дым выходил, дверь закрывали) к нормальной современной  печи с выводом дыма наружу через трубу. Какой -то древний наш прародитель сообразил обложить костер камнями. Тепла стало больше, а дыма меньше. Другой далекий предок догадался положить на камни что-то наподобие плиты. И пища  готовилась  быстрее и не пригорала.  Огромный прорыв в печном деле совершил неизвестный предок, догадавшийся проделать отверстие в верху укрытия. Дыма в помещении стало еще  меньше, как и сажи на стенах.  К настоящим открытием можно отнести трубу – дым в помещении вообще исчез. По важности ей не уступает изобретение  дымохода, по которому дым долго путешествует делясь теплом с кирпичами. Чем длиннее дымоходы, тем больше тепла остается  в избе. Потому хорошие печи выглядят объемно, громоздко.   Таким образом,  печь эволюционировала от  обычного костра, до замысловатой сложной кирпичной печи, от нее до котельных,  ТЭЦ, ГРЭС, по существу являющиеся гигантскими аппаратами по выработке тепла. Параллельно придумывались  кочерга, ухват,  совок. Если дом место обитания человека (семьи), то печь сердце дома. И как сердце она должна работать безостановочно, гонять теплый воздух по   помещению. Зимой вся жизнь вертится вокруг печи, около печи и благодаря печи. Без печи нет дома, тепла, уюта.

В Сибири печь -наше все.  В течении восьми месяцев ее  нещадно эксплуатируют: готовят пищу и поило животным, в печи пекут хлеб, на лежанке- греются,  сушат одежду. Около печи  стирают,  моют детей. Благодарные  сибиряки даже украшают печь изразцами. Печных дел мастера во все времена в почете. В округе их раз, два и обчелся.  И все постоянно  заняты, всегда  при деле. Тем более после войны,  кирпич старый, выгоревший, потресканый, долго не выдерживал. Его печники и вынуждены  без конца перекладывать, менять местами. А Степе с Мотей требовался не просто печник, а мастер своего дела. Если дом большой, то и сердце должно ему соответствовать. После  Морьком- бродом, "строитель"   главное внимание  обратил на поиски  хорошего печника. Люди подсказали о том, что есть такой в Новомихайловке, он  выбрал время и смотался за 20 километров.  Уговорить не удалось. У того работы навалом, рядом с домом и даже на хорошие на деньги не соблазнился. Потом сказали, что есть настоящий печник в Смирновке. Степа немедленно отправился туда. И опять неудачно. Печник подходил, да только его ударила копытом лощадь.   Сруб рос, а печное дело стояло. Сама она по себе не к спеху, можно отложить на  следующую весну или даже на лето. Но ведь  куча кирпича  мозолила глаза, печь заботила, не выходила из головы. И кто знает, много или мало мотался бы он по соседним деревням, как  бы не помогла самая младшая Мотина сестра Зина.

Младшая сестра

У нее  круглое лицо и солнышки, навечно поселившиеся на щеках и вообще  такая хорошенькая, что глаз не оторвать. Все сестры уродились симпатичными, в девках не засиживались, а Зина – просто красавица. И вот в нее влюбляется казак из села Алтай, самого старинного поселения в округе. Где он ее приметил? Трудно предположить. Его отец противился как мог «не может казак брать в жены, девицу не казацкого рода, отродясь такого не было, Это же позор на все село!». Сын  упорно настаивал на своем:

-никто мне не нужен. Лучше уйду из дома и наймусь в примаки.

Сдался отец. И вот в деревню въехали сваты. Да как въехали! На трех тройках, запряженных холеными жеребцами, различной масти: первая тройка -белые, вторая – гнедые, третья – вороные.  И лошади, и упряжь, и кошевки украшены разноцветными лентами.   Звонкие колокольчики на дугах разносили благовест, заливистые звуки гармошек будили спящую зимой деревню. За  тройками  следовали  сопровождающие «дружки»,  молодые красавцы, в белых полушубках и барашковых папахах и пиками (для пущей важности. Вначале тройки проехали по одной улице, потом по другой, затем по третьей…  Взбудораженные, ошарашенные, растревоженные лукьяновцы выскакивали  полураздетыми. Собаки  сбитые с толку не подавали лая. Народ гадал: «что за светопреставление!», «по какому поводу?», «свадьба!» или «сватовство!». Первыми опомнились ребятишки и бросились в погоню. От соседа к соседу понеслось: «к Черныхам», «к Черныхам! у них девка на выдании». И молва не обманула. Кавалькада, действительно, свернула в проулок и подъехала к дому Черных Макара. Но как подъехали? Лихо и разом тройки повернули налево и остановились перед воротами и домом. Кони замерли, колокольчики стихли одновременно. Маневр сложный. Его тренируют долго. Или он дается казакам от природы! Пацаны до усмерти хотели подойти поближе, посмотреть хотя бы глазком в окно, что происходит в доме, но конные надежно прикрыли все подступы. Что и говорить, умели казаки себя показать. В деревне потом долго вспоминали, и ухоженных коней, и невиданную упряж, и чудесные расписные сани, и ровный строй верховых сопровождающих. И хотя время казаков прошло, их сделали колхозниками, но они упорно держались традиций – чуб, лампасы, выездка, джигитовка на лошади и так далее. Многочисленная кавалькада, богатые дары сделали свое дело – родители невесты дали согласие на брак. Так все местные женихи остались с носом, а лучшая невеста оказалась оторванной от дома и в чуждой среде. Алтай- село крупное (бывший райцентр), старинное. Расположено в красивейшем месте - на берегу Енисея. Заливные луга, многочисленные заводи и озера позволяли содержать скот, заниматься рыбалкой. Работящая и несварливая Зина быстро стала своей. Сватовство и свадьба дело веселое и нужное, однако, вернемся к проблеме печи. Дело в том, что на той улице, куда жених привез Зину проживал знаменитый печник. И надо же случится несчастью или к счастью, захворал у него мальчонка. Бегал, бегал и вдруг слег, перестал принимать пищу и начал желтеть на глазах. Ни местная фельдшерица, ни в районной больнице не могли определить причину хвори. Давали таблетки, мальчик их пил и продолжал желтеть. И оказалось любимое дитя «и в школе хорошо учился, и родителям помогал, и соседи хвалят, и…», - жаловалась Марфа, мать мальчика, людям возле магазина. По всем признакам он заболел желтухой, болезнью в то время неизлечимой. Зина слушала, слушала, да и предложила:

-давайте я полечу, как у нас у зырян лечат.

Предложила из жалости, без всякого умысла. Отцу Сергею и Марфе выбора нет, все способы испробованы:

- по-зырянски, так по-зырянски.

Зина припомнила, как ее учила мама Катерина, а ее, в свою очередь, учил отец. Она взяла чуточку дегтя (в то время дегтем лечили почти все болезни), добавила щепотку размельченного гриба Чага, шалфея, измельченной тыквы, сушенных трав, которые у нее всегда висели за печкой, растолкла несколько таблеток, за которыми пришлось ехать в аптеку, в город. Размешала смесь, дала время настояться, добавила в полученную гадость меда (для вкуса) и отнесла убитым горем родителям:

-поите по чайной ложечке утром и вечером.

И надо же, больной на третий день, к вечеру попросил толченой картошки, съел правда мало, пару ложечек, но и то радость. На следующий день попросил манной каши, затем пшенной… Говоря по правде, Зина вылечила мальца случайно, а может у него сама печень очистилась. Сергей и Марфа воспаряли духом:

-ну спасибо! У нас тут все казацкого рода. Как хорошо, что ты со стороны!

Зина вдруг сообразила:

- у меня сестра в Лукьяновке. Мучается с печью. А ты же печник. Съезди, посмотри может поможещь.

Сергей замялся:

-край света. Не с руки, работы не в проворот…

Марфа накинулась:

-езжай. Человек просит, а если ребенок заболеет опять! Хрен моржовый, куда пойдешь? Ишь ему далеко!

Мастеровой казак

Степа на ближайшем поле, стоял на зароде, принимал сено , когда прискакал малец и сообщил новость:

-дядя Степа, езжайте скорее домой, вас там дожидается какой то важный причиндал.

На вопрос, кто дожидаются и зачем, он ничего вразумительного не ответил. Мужики махнули:

-езжай, дометаем сами, может начальство.

Степа вскочил на своего коня и рысью, с тревожным сердцем поскакал в деревню. Возле его хатенки, стоял на привязи ухоженный, не хуже Коськи, конь. Возле толпились люди, разглядывали сбрую. Озадачился еще больше. Кто это мог пожаловать к нему на хорошем коне и прекрасной сбруей? Из милиции! Больше откуда! Успокаивало то, что плотники работали, как всегда. В теньке сидел коренастый, чубатый мужик и лениво помахивал плеткой. Он сразу же сказал:

- ты Степан? это тебе печь нужна?

Тревога сменила радость. Это ж печник с Алтая, Зина в прошлый приезд предупреждала.

- ну покаж, что у тебя есть, - тон такой что не откажешь.

- А ты печник будешь. Смотри! Казак- печник?

Он повел казака в дом и показал на ровную площадку – место будущей кладки. Потом на аккуратный штабель кирпичей. Гость осмотрел - новые, красные кирпичи, ровную поверхность и удовлетворенно хмыкнул. Это не половинки, не обломки и не бывший в употреблении. Новый кирпич, есть новый, у любого печника глядя на него, руки зачешутся:

-меня зовут, Сергей. Вот что я тебе скажу. Приготовленного мало, нужны…

- погоди перебил его Степан. Разговор долгий. Вначале спрячем лошадей в тень, что они на солнце будут париться.

Они отвязали от столбика коней и завели во двор, привязали к телеге. Степа принес навильник пахучего сена:

-теперь можно и разговоры разговаривать.

Казак, теперь уже более мягким голосом произнес:

-а по отчеству тебя как?

Узнав отчество, вернулся к прерванной теме:

- Степан Николаевич, кирпич редкий, слов нет. Но это еще полдела. А где колосники, чугунная плита, душники, дверцы на топку и на поддувало, духовка с дверкой, вьюшка, маленькая дверца, три, а лучше четыре толстые железяки метра по полтора….

Степа не растерялся:

- я же не запомню, позовем моего старшего, ты ему продиктуешь, а он запишет и укажи размеры. Гарантирую, достану.

Казак еле заметным кивком головы показал согласие. Хозяин немедленно призвал грамотея. Леня старательно выводил на бумаге названия, казак диктовал, иногда уточняя «на душники пойдут гильзы от тракторного мотора», «железяк не достанешь, пойдут лемеха, положу их не вдоль, а поперек». Список составили, Сергей что бы не забыть, еще раз повторил его, загибая толстенные, развитые пальцы.

А вот еще, мне понадобиться красная и желтая глина. Найдешь?

Степа ответил:

-чего чего, а в глине у нас недостатка нету.

Кивнув на последок:

-как соберешь, сообщи! Возьму по- божески, - и назвал цену, от которой сдавило горло.

Казак есть казак, свое превосходство показывал при малейшей возможности. Он вышел, людей прибавилось. Раздавались восхищенные голоса:

-седло-то -кожа чистая…, -… передняя и задняя луки любо дорого взглянуть , -…подушки на глаз мягкие, воздушные… -стремена- медь, так и хочется ногу вдеть…, - …подпруга в три цвета…

Серега ловко схватился за переднюю луку и мгновенно оказался на лошади, вздыбил коня и неспешно откинувшись назад, поехал по улице, поигрывая плеткой. Мотя, пришла с работы и узнав новость о печнике, а так же о цене, смиренно промолвила:

-Как ни дорого, а не дороже денег.

А хозину хлопот, от которых он только веселел, добавилось. Со списком пришлось повозиться. Кое что выковать уговорил кузнеца, кое что нашел сам, кое в чем пришлось подключать Абакан. И вот все приготовлено, все лежит уже внутри сруба. Время напомнить печнику. Казак начал трудится ни шалко, ни валко. Он приезжал к обеду, немного работал, к вечеру наказывал, сколько раствору ему приготовить, вскакивал на отдохнувшего коня и уезжал. Отсутствовал как правило дня два-три. Затем неожиданно появлялся, клал кирпич и опять исчезал на несколько дней. Степу успокоил:

- за мной не заржавеет, осенью пустим «первый дымок". А куда выводить трубу, мы обговорили с бригадиром.

Основа печи, внушительных размеров, вызывала почтение. Хозяину погруженному в другие заботы, не очень заботило, частое отсутствие казака и потому успокаивал Мотю:

-дело то движется, помаленьку, но продвигается. Доделает, куда денется.

Осенью печник заторопился сам. Он стал привозить с собой таких же двух чубатых сыновей 14 и 16 лет. Сам укладывал кирпичи, а ребята трудились на подхвате. В первых числах сентября вывели трубу.

- Ну готовься Степан Николаевич, завтра в обед – праздник- «первый дымок».

Обращаться он стал по имени и отчеству, после того как увидел справного ухоженного коня во дворе. На следующее утро "устроитель представления" появился рано, привязал лошадь к телеге с сеном, заранее приготовленную. И принялся устранять недоделки. К обеду вырвался с поля Степа, подошел народ. Внутрь дома казак никого не пустил, люди облепили окна. Казак поджёг газету «Правда», положил ее в топку и закрыл дверцу:

-идите наружу, смотрите из трубы должен пойти дым.

Ребятишки сообщали:

-нет дыма, нет!

Казак не волновался. Он верил в себя, в свое мастерство:

-пойдет, никуда не денется. Дымоходы длинные, да труба высокая. Выйдем сами посмотрим.

Они покинули избу и принялись напряженно вглядываться на высокую трубу, стараясь рассмотреть дым.

Пацанва первая радостно закричала:

-идет! Идет!

-Вишь Степан Николаевич тяга есть.

То же проделал с печью, закрыв ее заслонкой. И опять раздались крики:

-идет дым, идет!

Следующим приемом казак бросил в топку, заранее приготовленную щепу и сухую тонкую досточку. Плита разгорелась быстро. Печник прикладывал свою руку к печи и приглашал:

- пощупай, тепло. Греет что надо! Зимой не замерзнешь. И вот сюда поклади ладонь, и вот в этом месте прислони.

Степа щупал место на которое указывал печник и отзывался:

-тепло.

А печник- казак не успокаивался, он ведь сдавал работу. Он показал к каком месте душники и рассказал, как их чистить:

- раза два за сезон прочищайте. Запоминайте чистить в трех местах. Тяга ухудшится, прочищайте так же трубу.

Этого он мог не говорить, какой домовладелец не знает, однако казака, как говориться понесло. Он водил хозяев по наложенным на пол доскам вокруг печи и показывал свои премудрости:

- лежанка просторная, крепкая, дети не провалят, ступеньки имеются. Пожар может произойти, только в одном случае. Если ухните в топку ведро угля, а в духовке или рядом оставите портянки, варежки, носки – они могут воспламениться. Целесообразно, дверцу прикрыть и не открывать. Это загнеток, спички хранить. Всегда под рукой и сухие. Зачем я приделал палку на крючочки из проволоки? Одежду сырую, варежки сушить. Не понравится уберете. А это место, - он показал рукою на небольшую площадку между печью и стеной, - сухое и теплое - -закуток для теленочка, ягненочка и ему тепло и мешать не станет. В поддувале золу не держите, выгребайте по чаще…

На этот раз казак показывать свое красноречие не погнушался. Пришлось его немного приструнить:

-не учи ученого, - с достоинством и спокойно произнес Степа. Мотя строго взглянула не него «мол, молчи, слушай больше» Она влюбилась в печь и будет за ней ухаживать как за буренкой – подмазывать, регулярно прочищать душники, белить. А казак и не думал останавливаться:

-задвижки две – основная и летнего хода. Растапливать печь- открывайте обе. Вытягивать дым в трубу будет при открытой летней задвижке, но если ее совсем задвинуть, тяга сохраниться, а если полностью перекрыть основную задвижку, тяги не станет вообще. Это я вам рассказываю, что бы не угорели. Запомните! При летней открытой задвижке не угорите!

И пока рассказывал чуб у него буд-то подрос и волосы стали смолянистее. В конце предупредил:

- пока печь не топить. Пусть недели две-три посохнет, если тепло на улице- открывайте двери, если влажно – чуточку топите. Не последуете совету – кирпич треснет, глина развалиться. А потом легкая протопка – почти до конца сентября. Затем замажьте глиной, побелите. И только тогда можете использовать на всю мощь…

Мотя принесла деньги, рассчитались, напоследок выпили. Печник опять легко вскочил на своего мерина, лихо сбил нагайкой куст лебеды, прокричал:

-жалеть не будете. Прощайте степняки!

И от избытка чувства собственной значимости, хорошо сделанного дела, да и деньги карман грели, запел:

Мы, Сибирские казаки,

Удалые молодцы.

Ай люли, айлюли,-

Удалые молодцы.

Пикой, шашкой и ружьем

Всю Сибирь мы бережем.

… …. … … …

Любопытные расходились, обмениваясь лениво мнениями.

-…ишь какой голосистый…,… голосистый не голосистый, а песня старорежимная…, …сбруя и конь, глаз не оторвать…, …за старину казаки держаться, Молодцы!, … печь то же старорежимная и что плохого?..., …да уж печь чудная!…. – заживут наши соседи!.., - что и говорить, по-человечески…

В последних фразах слышалась и зависть, но больше надежды на лучшую жизнь, и кто-то голосом похожим на земцовский подтвердил:

- когда ни будь настанет и наша очередь,

Степа про себя отметил: «Мотя опять права. Деньги -бумага, а печь вот она, махина, перед глазами». Настала зима, затем другая и все о чем говорил казак-печник, сбылось. Особенно удачной у него получилась лежанка. Она размещалась на южной стороне и солнце через окна освещала ее и можно было читать книги. Лежанка зимой стала любимым местом детей. Наигравшись и намёрзшись на морозе они с большим удовольствие залезали на теплую лежанку с книгой в руках. Вначале на ней отогревались старший Леня с друзьями Колей Каменщиком и Мишей Синякиным. Когда он подрос, его заменил средний сын Николай и то же с другом Володькой Заико. Они подросли и следующее поколение облюбовали лежанку - Ваня опять же с товарищами Витей Дьяченко и Петей Сацук (ныне Григорьев), потом лежанка по наследству перешла младшему сыну Валере с его друзьями. Так поколения детей, сменяя друг друга, пользовались благами придуманными далекими предками, сами того не подозревая.

Встреча с командиров и новая напасть

Метают мужики зарод. «Топтальщик» с верху сообщает:

- судя по лошади, к нам едет бригадир.

Лошадь у бригадира серая в яблоках, ее с другой не перепутаешь.

Внизу метчики продолжают закидывать на верх сено. Через некоторое время «топтальщик» ставит в известность:

-точно бригадир, а с ним еще человек. Торопятся.

Приезд до обеда начальника событие редкое, значит что-то произошло. Метчики прекращают работу. Бригадир подъезжает, лошадь взмыленная, а рядом с ним человек в военной форме. Степа напрягает зрение и не верит своим глазам. Человек в военной форме вылитый его бывший командир. Но быть такого не может? Откуда! За все послевоенное время его наведали всего два однополчанина. И вдруг старший лейтенант! А он соскакивает на ходу с телеги и бросается к нему. Степа раскрывает руки для объятий.

С обеих сторон раздается:

- Степа, ты ли это!

-Командир, отколь взялся! Как меня отыскал?

Все рабочие с интересом наблюдают встречу двух боевых друзей. Для деревни любое событие – событие. Командир спешит предупредить:

-я не надолго, сегодня уже уезжаю. Надо бы посидеть, отметить.

Степа вопросительно посмотрел на бригадира, тот в ответ махнул рукой

- раз такое дело, езжай. Учетчику скажу, что бы тебе поставил единичку. Да возьми моего коня, я уж как ни будь…».

По дороге к дому, командир рассказал о том, как нашел своего подчиненного, как добирался в деревню, как отыскал контору и как бригадир ему вызвался помочь. А Степа слушал и не верил – надо же вот встреча. Гость редкий, даже очень редкий. Сибиряков выхлестали немцы под Москвой в 1941 году. Бывшего командира уважали все солдаты. Некоторые офицеры начинали войну обычными лейтенантами, а заканчивали большими чинами, полковниками и даже генералами. Их командир начал войну лейтенантом, а закончил старшим лейтенантом. Не дослужился даже до капитана. Обидно. Хотя дело свое знал, воевал отважно, а чинов не заслужил. Все его беда заключалась в том, что солдат берег, и резал правду матку в глаза, не взирая на лица. И кто, и когда таких любит? Он требовал, что бы старшины, например, выдавали спирт, как полагается по норме. Старшины сердились, боялись попасть не в милость от непосредственного командира. Офицеры требовали спирта, а его можно было им дать только оторвав от солдат. Старшины указывали на строптивого лейтенанта. И это касалось одежды, мыла, посылок с тыла, консервов и так далее. Начальство негодовало и в отместку «забывало» представлять их лейтенанта к очередному званию и заслуженным наградам.

Степа попросил у Бригадирыча разрешения отметить встречу в избушке плотников:

- у вас ни мух, ни детей. А нам поговорить надо. Человек торопится. Сегодня же уезжает.

Получив одобрение, он натащил в избушку всего, что стояло на плите, а так же стаканы, выпивку. Принес из погреба, драгоценный соленый арбуз. Первый тост «За Победу!» и закусили солеными огурчиками, второй тост - «за друзей- товарищей!» на закуску пошли куски жаренного мяса, третий - «за встречу!». Послу третьего тоста, похлебали окрошки и предались воспоминаниям. Степа в сибирской глуши ничего не знал, а офицер поддерживал связь с 19 артиллерийским полком и был в курсе многих дел. Он рассказал как сложилась судьбы командира полка и комбата. Но Степу больше интересовали однополчане. И много интересной информации получил он командира и о том, кто умер, кто до сих пор мотается по госпиталям:

-живых наших мало осталось, ты да я, да ещё с пяток сослуживцев. Повара помнишь?

-как же, не помнить, трудяга был, честнейший человек.

-Живет под Киевом, детей нарожал

-а наводчика Никиту Измаилова?

-ну как же. Он же любил стибрить все, что плохо лежит и притащить на батарею. Живой, остроглазый.

- большим начальником заделался. Базой заведует. Своих привечает. Мне справил новую форму.

И так они перебрали каждого бойца из своего подразделения. Степе даже пить больше не хотелось, слушал бы и слушал. Молодец! Командир что надо. Обо всех знает, даже его разыскал! И от избытка чувств произнес:

-знаешь, что я тебе скажу? Оставайся у нас, женим, дом построим. У меня даже саман припасен. С твоей грамотностью дадут портфель заместителя председателя.

-Э нет. Крестьянствовать не стану, не мое. Давай лучше ты со мной. На Дальнем Востоке начинается путина. Денег поднимем, столько, сколько за всю жизнь в колхозе не заработаешь. Хотя ты размахнулся не на шутку. Узнаю самого хозяйственного артиллериста на всем фронте.

- Куда уж. Не могу оставить стройку, детей, жену. Оставайся, прошу тебя, по-человечески.

-Не уговаривай, деревня – люди второго, даже третьего сорта. Я тебе докажу. Вот, дорогой Степа, ты строишься. Орел! Не хочется тебя расстраивать. Не хочется. Да лучше предупредить. А ты знаешь, что возводишь дом незаконно? Что колхозникам партия не разрешает расходовать столь дефицитные строительные материалы стекло, кирпич, дерево. А! По сути, ты вредитель!

Бывший командир достал из кармана гимнастерки аккуратно сложенный обрывок газеты и принялся громко, членораздельно считывать текст: «Указ Президиума Верховного Совета СССР "О праве граждан на покупку и строительство индивидуальных жилых домов". Ты понял о чем идет речь? Ну, впрочем, дальше поймешь. Там есть пункт3, читаю: «Настоящим Указом не изменяется действующее законодательство о порядке отвода и размерах земельных участков под индивидуальное жилищное строительство граждан, проживающих в сельской местности…». Говорю простым языком, в 1948 году Советская власть разрешила горожанам строится. Горожанам, но не крестьянам! Подписано: Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. Шверник. Секретарь Президиума Верховного Совета ССР А. Горкин.

Как обухом по голове. Вот тебе новая напасть. Откуда не ждали! Аж заслезились глаза, затуманилось в голове. Слава Богу командир перешел на политику:

- я проехал Союз вдоль и поперек и везде Сталина прославляют за войну. Удивительно! А был ли он хоть раз на передовой? Нюхал пороху? Голодал? Спал на снегу? Мы с тобой знаем, как он гнал нашего брата на убой. Какую махину народу погубил! Вот и весь его талант полководца…. Степа кивал головой, туман в голове не проходил и даже арбуз не помог. В окошечко ударило солнце, командир заторопился. Степа собрал ему узелок с продуктишками и вывез на окраину. Первая же подвода, подобрала мужчину в военной форме. Они еще раз тепло попрощались, прекрасно понимая о том, что видятся в последний раз.Уехал человек с которым вместе съели не один пуд соли и в сердце как что –то оборвалось. Дня три работа валилась из рук. Но новая беда, нависшая над его стройкой, заставила Степу взять себя в руки. По закону подлости его дом находился не где-то в стороне, в закоулке - переулке, а вдоль трассы. По этой дороге проезжало и районное начальство, и областное. Редко, но проезжало. Работа у них такая, объезжать территорию, узнавать что происходит, давать ценные указания, собирать данные, ругать. И, конечно, на стройку они обратят внимание. «И что тогда? Накажут? Заставят разобрать? Конфискуют? И все труды, хлопоты, напрасны. Да еще штраф наложат. И ни учтут, ни военные заслуги, ни многодетность. А где жить?». Другой бы отчаялся, опустил руки. Но Степа не отступал, да и отступать было некуда. Но как спрятать стройку? Сметливый крестьянский ум сообразить не мог. Как слона не спрячешь в спичечный коробок, так и высокий сруб не отведешь от всевидящего ока проезжающего начальства. Не было у «Давида-строителя» волшебного покрывала могущего чудодейственно накрыть и сделать невидимой стройку. И он смирился. Не сказать, что сдался, а просто решил «чему быть тому не миновать» и упорно продолжал начатое. Ну а в мыслях мелькало: «наведи простое следствие. Хотя бы спроси «где документы? И все погорел. За более мелкие нарушения, вроде навильника сена в телеге под собой и полмешка зерна, останавливают и грозят тюрьмой. А у меня нарушение всех мыслимых пределов - хищение в особо крупных размерах! Подрыв политики партии! В ответственный момент, когда империализм, НАТО и как его… СЕНАТО (Степа имел ввиду СЕАНТО)… Враг государства, не иначе. Сталин изверг еще тот и нынешние не лучше». Но странное дело, стройка шла, а наказание не следовало. Да, проезжающие чины, пучили глаза, некоторые даже останавливались. Рассматривали удивленно, затем молчком забирались в легковушку на мягкое сидение и уезжали. Другие, которые проезжали во второй раз, не останавливались. Были даже такие, которые молча отводили глаза. В чем дело? Видимо в государстве произошло что-то сверх необычное, мощное. То ли какая невиданная беда напала на страну? То ли еще какая напасть приключилась? Да только грозные начальники проезжали мимо и никаких мер не принимали! А нарушение явное. Что-то другое заботило грозных руководителей. Ну, это их дела. И у них проблемы, не одному крестьянину страдать.

Наивные деревенские люди. Все они (партийные и советские начальники) знали, все они видели! Не могли не знать и не могли не видеть. В партийные начальники назначали активных, инициативных, острых на слово, знающих. И в другое время наказание бы последовало незамедлительно. Могли дом конфисковать и разместить в нем детский сад, школу, контору. Да мало ли чего. Нужда в помещениях присутствовала постоянно. Могли заставить разобрать и отвезти все строительные материалы на склад. Могли привлечь прокурора и тюрьмы не миновать. Но в 1956году возник короткий период неопределенности. Интеллигенция его метко назвала "оттепелью".  Хрущев разоблачил культ личности И. Сталина. Взорвалась образно говоря "мина", под названием 21 съезд КПСС. В КПСС "заматня". Никто не знает куда все катится и чем грозит. Партийные секретари в замешательстве. Одних реабилитируют, других садят. Просчитывают перспективу, думают как уцелеть. Им не до какого то там дома. Не конь - никуда не убежит. Придет время разберемся. Ай-да, Никита! Ай- молодец! Он по существу спас и дом, и нашего героя. В кои веки глава государства  помог рядовому жителю села. Слава ему! Большое  крестьянское спасибо.  С Хрущевым Степану Николаевичу повезло несказанно. Да только ли ему!

Доставка сосенок

Во последнюю декаду августа небо затянуло тучами, пошел дожди и стало понятно, что непогода установилась надолго. В это время в Сибири,  природа, как бы предупреждает: "не забывайте, осень на носу". Не даром первые переселенцы сочинили поговорку "в Сибири июнь ещё не лето, июль уже не лето". Степа  приехал с сенокоса, промокший, продрогший и расстроенный. Простояла бы ведро ещё недельку сенокос бы завершили. Дух немного поднялся, когда увидел, что на  доме плотники не прекратили махать топорами. К нему поспешил Бригадирыч, буд-то ждал:

- время удобное сгонять за  соснами на крышу.

Степа растерялся и не знал какой ответ дать. Пока голова соображал, поинтересовался:

- как работаете, все сыро, скользко, топор в руках не удержать?

- нам не привыкать. Меняем одежду. Томиться в избушке без дела, с ума сойдешь. Так как  насчёт поездки, сообразим?

Бригадир вообще-то прав. Лучшего времени не выкроить. Но с другой стороны - "дорога! Туда ещё проедем. А обратно возвращаться гружеными? А где наша не пропадала!". Он кивнул бригадиру - жди, мол, - сам взял бутылку водки и поспешил на конюшню. Конюх, конечно, заартачился и собрался уже послать  его матом, но увидев  презент, махнул рукой:

- запрягай бричку. Главное, что бы начальство не схватились.

Бросив на телегу соломы для мягкости, захватив полмешка овса на корм лошадям и укрывшись дождевиками, они вдвоем весь световой день добирались до города. И то, благодаря тому, что Степа хорошо изучил дорогу и ловко маневрировал между луж, застрявших машин,  конных повозок. Стволы молодых сосен ему приглянулись: ровные, длинные, высохшие.  Рано утром загрузились, отдохнувшие кони легко тащили груз по городской каменистой почве.  В поле узкие  колеса  погрузились в землю, от лошадей пошел пар.  Дождь бил прямо в лицо и отвернуться, закрыться башлыком не было никакой возможности, приходилось внимательно всматриваться  в местность, менять направление движения. Низаны превратились в непролазные болота. Оставалось напрягать зрение, да повторять про себя " не Германия". Стоило просмотреть незаметную  ямку,  ложбинку, еле заметное понижение,  как колесо, а то и оба  проваливались по самую ось. Даже поговорить по душам, сблизиться, как нередко случается в дороге не было времени. Оба промокли до последней нитки. Хорошо ещё дождь теплый. Будь похолоднее и простуды не миновать. Но животные, стремясь домой, тянули дружно. И только когда бричка проваливалась до осей,  покорно останавливались. Бить и хлестать  обессиленных лошадей бесполезно. Приходилось  относить сосняк на ближайшую возвышенность. Бригадир, довольный, что побывал дома, по видел жену и детей, таскал сосенки, не отставая от Стёпы. А тот хвалил себя за то, что догадался запрячь двоих меринов: "стояли бы сейчас посреди степи». И тем не менее, приходилось пару раз таскать уже намокшие стволы, затем выручать телегу, загружать ее обратно, непрерывно управлять лошадьми, перекусывая на ходу ... Вдобавок пришлось выручать знакомого бедолагу, засевшего на все четыре колеса.   В общем, мужики подъезжали к месту назначения, выбившись из сил. Стараясь, соблюдть тишину, разгрузились, поели холодную вареную курицу, похлебали такого же супчика.  После чего Бригадирыч ушел к себе и свалился замертво, а Степе пришлось отгонять лошадей и ставить телегу на место. Шел домой и усталости не чувствовал, хотя почти больше двух суток провел на ногах.   Скорее облегчение, и недостающий материал привез, и о самовольстве начальство не пронюхало.  «Ещё одна ноша с плеч долой!». На Западе, между туч, блеснуло что-то похожее на просвет: «Завтра дождь должен прекратиться». Опять радость, «боженька на свете есть!».

Стройка близка к завершению

По утрам в конторе, на разнарядке первым вопросом стоял:

– а как там стройка?

А потом уже принимались за текучку. Политические новости страны, на третьем плане. Строительство Красноярской ГЭС, лесопромышленных гигантов, Молодежный форум в Москве и так далее колхозников не интересовали. Зрителей, ротозеев в околодке прибавилось. Управляющий не вытерпел:

-Степан, ты отгоняй людей. Бегут прямо с поля, на твой дом глазеть.

-каким образом? Я с утра на поле и  день деньской  сено метаю. Мотя то же с утра до позднего вечера с телятами возится. Строители торопятся, дорожат каждой минутой.

Председатель и сам понимает, бесполезность, а ругается - должность такая. К началу второго месяца, ровно сложенные в правильном порядке, стены радовали глаз. С кровлей плотники повозились. Она довольна сложная. Степа залазил наверх, присматривался, видел, как ловкого плотники вырубали топором, как затесывали, как ставили стропила, как Морьком-бродом с удовольствием вытесывал деревянные гвозди и про себя думал: «я бы никогда до такого не додумался и никогда бы так гладенько не вырубил бы топором – прилегают ведь без единой щели. Как хорошо, что нанял специалистов, и ведь еще сомневался. Денег не жалко, будет здоровье у нас с хозяйкой, заработаем». Весь сруб поставили без единого гвоздя. На крышу же как и предупреждал Бригадир, потребовались скобы. И эта проблема решилась сама собой. Не совсем сама собой. Само собой проблемы редко решаются. Сосед Костя Земцов, кузнец, сам добровольно вызвался выковать нужное количество. Он обсуждал с заказчиками конфигурацию, размер скоб, длину жал, толщину металла. Степа прислушивался к обсуждению и в его душе звучали не голоса, а симфония. Раз в два-три дня Костя притаскивал в мешке скобы и вываливал их на землю. Земец старался не просто так, он откуда-то (в деревне любую тайну трудно сохранить) знал том, что его вечно некормленых и голодных двойняшек Щурку и Костю, соседка подкармливала, то сунет калач, то шанежки, а Степа поймав воришку в стайке не драл за уши, не награждал увесистыми тумаками, не выгонял на пинках, как полагалось, а выводил на улицу и шептал на ухо: «я тебя не видел, беги и больше не воруй». Пойманный на месте преступления исчезал довольный, ибо знал, если дядя Степа пожалуется отцу, то обычным наказанием не отделаешься. Родной отец люто ненавидел воров и мог зашибить или даже выгнать из дома. Добро возвращается. И сердобольность Моти, и мягкость Степы оказали кое-какую поддержку в достижении цели.

По-людски

Люди, когда озабочены одной целью, когда живут рядом и трудятся сообща, становятся ближе друг к другу, сродниваются. Стройка потихоньку подходила к логическому окончанию. Бригадирыч проявлял не характерную ему нервозность. И чем ближе на кровле приближался конец работ, тем он чаще почесывал затылок, бросал взгляды на хозяев. Его явно  донимала какая то мысль.

И в конце концов, выбрав момент, пригласил Степу на разговор:

- знаешь Николаевич, дело к концу и мы хотим поступить по-людски. Кровлю завтра закончим, останется пол.

- я вижу как торопитесь, соскучились по дому.

- Соскучились – то соскучились и на работу каждому выходить. Но вот в чем дело! Мы тут посоветовались между собой. Мы уедем, а ты примешься  за сени, кладовую. Материал приготовлен, отложен.

- Конечно, - отвечал Степа, не догадываясь куда клонит разговор собеседник, - деньги для расчета есть (он очень надеялся на обещание Моти достать деньги) , не беспокойся, да ещё продуктишек подбросим.  С моей стороны ...

- да я не о том. Пойми, одному тебе возится не с руки. Вот мы и предлагаем. Полом заниматься не станем, а пристроим сени, кладовку и крыльцо. Тебе же доски постелить сподручнее. За зиму, потихоньку, полегоньку…

Степа сразу ж сообразил выгодность предложения:

- пойдет, я доплачу рублей по пять..., - лихорадочно соображая у кого занять деньги.
Бригадирыч успокоил:

- ты мужик что надо. Мы тебе верим. Осенью, повезёшь свинью на базар. Так!

- Так!

- А ты подвези ее ко мне. Дом мой знаешь. Мы с соседями ее и разберём, по 2.10 руб. за кило. И ты получишь деньги, и мы мясо на зиму. Всем облегчение!

Перспектива миновать проклятущее место обрадовала. На его крестьянина показалась нескрываемая улыбка.

- так, что! По рукам!

- по рукам.

Высокие договаривающиеся стороны разошлись ещё более довольные друг другом. Крыша, срубленная специалистами, служила около 35 лет. Уже вместо досок – труха, а ни одной капли воды не попало внутрь. Одно слово мастера были, спецы! Услышав разговоры об окончании строительства, Мотя попросила соседей приглядеть за детьми и скотиной, запрягла в телегу лошадь, настелила для мягкости соломы, прихватила, заранее приготовленный узелок с лампасейками (для детей) и отправилась в Краснополье, к своим, соплеменникам. Оттуда вернулась к вечеру, отдохнувшая, довольная. Она всегда хорошела, когда удавалось наговориться на родном языке. Степа поспешил навстречу.

-Вот ты посмеиваешься над нами зырянами. А мы народ северный, всегда придем на выручку друг другу. А ваши хохлы только и знают как ругаться. Иди попроси у них рубль - дулю покажут. А наши собрали.

-Много?

-Хватит рассчитаться.

Степа признавал правоту жены и неоднократно убеждался во взаимной заряновской выручке:

-а ты запомнила, кто сколько дал, что бы долг вернуть?

-Нет! Я и не ходила по дворам. Люди узнали о беде и сами несли. Обратно отвезу такую же сумму, придут и разберут. И никто лишней копейки не возьмет.

Осталось порадоваться очередной решенной проблеме. И чем ближе дом к стадии готовности, тем радостнее на сердце и тревожнее в душе. Ведь забот не убавилось. Сердце дома – печь стоит, глаза дома – окна на лицо, низ дома – пол дожидается своей очереди. Однако, требуется окна застеклить, покрасить краской. Стены облагородить, фундамент прикрыть. То есть стекло, дранка, краска, толь – почти последнее, чего не было и что надо было доставать. Скажете, разумнее было бы все подготовить и только тогда начинать строительство. И вы правы. Но это в нормальной стране, в работающей экономике. В жизни, если бы Степа с Мотей так поступили они никогда бы не построились. Тем более женщина оказалось права – специалисты делали как надо и добротно. Земцов Костя расхваливал:

-Мотя, умница! Сами бы провозились до белых мух.

Плотники торопились. Заканчивается время отпуска, каждому требуется выходить на работу. Пару дней времени, ведро пота и просторные сени готовы, а остатков материала хватило с запасом на крыльцо и даже ворота. Между городом и деревней произошла «смычка», как тогда говорили. Хотя в скором времени правительство объявило войну таким артелям. Уж очень советская власть подозрительно смотрела на то, что бы люди договаривались между собой, кооперировались, помогали друг другу решать проблемы. Горизонтальные связи выжигались каленым железом, устанавливались только вертикальные. Появилась нужда в чем-то, иди к начальству, снимай шапку, проси. И опять, отметим, Степану Николаевичу повезло. К концу лета готовый сруб посрамлял скептиков и вселял оптимизм будущим адептам. Кто стремится, кто сильно желает часто достигает цели.

Проводы хороших людей

- как хочешь Степан Николаевич, обижайся не обижайся. Страда! Дорога каждая пара рук, каждая  не только лошадиная, но и куриная сила. Не отпущу я тебя в город и коня не дам. На преступление не пойду.  Дознаются, по головке не погладят.  Максимум чем могу помочь – лошадью с рыдванкой, а так же "не замечу" отсутствия утром. В твоем распоряжении вся ночь. И что бы был на работе, свеженьким, как ни в чем не бывало. Вертись как хочешь.  Не болит голова у меня с твоими плотниками.

Что мог ответить проситель,  то он и ответил:

- и за это спасибо. Не переживай, не подведу.   Утром буду как штык.

Председатель вдогонку  крикнул:

-  люди работящие, требуют уважения. Ты, дорогой, загляни на пасеку, скажи Корейцу, от моего имени, пусть выделит людям на дорожку медка.  Деревня не ударит лицом в грязь.

Бригадирыч сразу же заметил   подавленное состояние заказчика,  а узнав в чем дело, заверил:

-не переживай! Нам только бы добраться до Согры, а там мы считай дома. Абакан город маленький. Знакомых полно. Доберёмся и через реку переплавимся.

Плотники сильно соскучились по дому. Это было видно по их торопливости и даже суетливости. Они почти бегом  носили мешки, узлы и баулы с инструментами и одеждой в широкую рыдванку. Для расчета требовались наличные деньги, которые были заранее припасены, но ведь артель старалась, строила как себе.  Вдобавок   приделали кладовочку и крыльцо.  Вечером рассчитались с добавкой – все чин по чину. Настал час отъезда. Последний раз попили вдоволь утреннего молока. Старший произнес:

-ну хозяйка, спасибо за молоко и хлеб. Никогда так вкусно и обильно не кушали и, наверное, больше не придется. Доведется ли еще встретиться?

Лицо Моти подобрело, довольная улыбка украсила лицо. Все тяготы сразу забылись и  каторжное  месение теста, и стояние у жаркой печи, и бессонные ночи. Редко она слышала доброе слово. Кстати, глава артели ошибался. Поистине пути человеческие сходны. Через пару лет,  ту же артель  нанял Илья Хисматуллин. И иногда  один из них приходил с пятилитровым бидоном и приветливо говорил:

-Матрена Макарова, хозяюшка,  лучшего молока мы не пили. Налейте еще. И хлеба, пожалуйста,  одолжите.

Обратите внимание – «одолжите».  Мотя, улыбалась доброй зырянской улыбкой,   наливала  бидон  до краев.  Чего  жадничать, люди хорошие, работящие, хотя и городские. А хлеба отрезала ломоть-  целую булку отдавать уж слишком.    Брать деньги за  продукты со своего огорода (картошка, огурцы), от своей скотины (молоко, сало, масло)  считалось не приличным.  Давали  за просто так.  Такие были нравы.  После    посмеивалась:

-надо же! С другого конца деревни идут.  А что бы молоко было вкусным, надо коровенку жалеть, холить,  хорошо кормить комбикормом, вареной картошкой, добавлять в пойло обрат, не жалеть  моркови, отрубей, яиц, -и открывает секрет вкусного молока, - дело же не в корове, дело в уходе за ней. А что бы хлеб был вкусным - вставать пораньше,  просеивать на два раза муку,  дрожжи свои иметь, месить тесто, не лениться, печь хорошо протопить.   Он и  испечётся  пышным, да пахучим.

-... дом будет стоять на века, уверено продолжал Бригадирыч, - никакой ветер, дождь и мороз ему не страшен. Старались на совесть..., -  он перекрестил и дом, и хозяйку.

Мотя  заранее собрала каждому по сумке гостинца  детям (коровье масло, сметану, творожка,  по курице   и шматку сала).  Все что смогла. Степа принес  от Корейца  бидончик меда. Узнав о времени отъезда городских, потянулись   ближние и дальние соседи. За полтора месяца познакомились, сблизились, сошлись. Люди труда находят общий язык.      Лукъяновцы старались одарить горожан,  несли кто что мог: яйца, переложеннные золой, пожелтевшие куски сала, замотаннные в тряпицу, коровье масло,завернутое в газетенку и даже  вязанные носки.   Баскак  не пожалел  три овечьи шкуры, Устымиха -  узелок с семечками, Пономарева Федора   передала   три  клубка пряжи: "носочки, варежки свяжут жены - смущенно бормотал она. А Земцовы  положил в телегу полведра картошки: «такой вкусной бульбы как наша белорусская нигде не отыщите, мамки - мои".  Впрочем народу набралось не так  много,   люди работали в поле. Плотники знали себе цену ни от чего не отказывались,  они отвечали одно и то же:

-спасибо. Старались на совесть.

Хозяйн, вынес ружьйшко и сунул его в солому. На немой вопрос Бригадирыча промолвил:

-Что делать? Деньги не малые. У лихих людей на них нюх.

-Нас четверо, отмашимся топорами, - возразил было собеседник.

-Настовят ствол и топор не поможет.

Бригадирычу пришлось кивнуть головой. Береженного Бог бережет. Степа не любил все эти встречи-расставания. Он не стал дожидаться, пока подойдут люди с дальних изб,  подмигнул горожанам:

-ну что  в путь? Чего время терять, рассусоливать!

Все трое одновременнно отозвались:

- и мы про то же. Пора! Пора!

Степа легонько ударил вожжами,  по спине  лошади «но пошла», телега тронулась, все четверо вскочили на мягкое сено   и вскоре  повозка исчезла  из глаз в низине.  А люди стояли и ждали, когда она появится. Уж очень понравились работящие, немногословные и  расторопные плотники. В  пути горжане ускоряли движение как могли.   Дорога в гору они   спрыгивали и подталкивали телегу, помогая лошади. Дорога под гору   запрыгивали и радовались рыси.  Уже   в темноте  добрались до парома. Очередь большая. Двое побежали вдоль нее. Вернулись довольными. Нашли знакомого шофера. Быстро покидали свои манатки в кузов, попрощались в последний раз.  Действовали как в лихорадке - уж очень не  терпелось скорее попасть домой.

Степа же  возвращаться не торопился. Он подъехал ближе  к реке, распряг коня, завел в воду, помыл и поскреб шкуру животного щеткой. Затем насыпал пару гарнцев овса, а сам занялся телегой. Обильно смазал колеса и передок солидолом, чтобы катили легче и не скрипели, проверил спицы. Взбил солому, положил вилы, под руку, сунул  в сено  под правую руку топор. Дождавшись времени, когда весь овес без остатка конь съест,  навешал на него сбрую и завел в оглобли.   Выехал  уже в темноте.  Во время пути дремал, поспать не пришлось. Он  все время направлял  лошадь не по тракту, а восточнее - там горы положи и  меньше шансов столкнутся с грабителями. С восходом солнца благополучно добрался до  деревни. Выехал из ложбины на косогор и  в глаза бросился его новый дом. За заботами и тревогами не удавалось рассматривать его издали.  Среди низеньких кособоких саманушек он выглядел настоящим дворцом. Ровные стены, высокая крыша, приветливо раскрытые ставни  производили впечатление.   «Витязь среди калек», - мелькнула мысль. Ладони непроизвольно натянули вожжи, голос скомандовал «тпру, стой» и несколько минут рассматривал свое детище. А оно было именно его. И оно ему понравилось. Оно стоило   и бессонных ночей и неустанного многолетнего труда и жульничества и нервов и беспощадной эксплуатации жены, с привлечением родни и старших детей. Только на фундамент и возведение потрачено  почти два года, да еще годик понадобиться довести до ума. И все же главные трудности позади. Цель достигнута. «Стоило ли оно того?»,- задал он себе вопрос и сам же ответил: «стоило, конечно, стоило. А так бы просидел на лавочке да водку пил и возвращался в тесную, душную избу. Главное детям хорошо».  Вместе с тем какая-то червоточина не давала настоящей полной радости. «В чем дело», - задавал себе вопрос, - почему не  хочется веселиться, орать, петь? И вдруг сообразил: причина в   этих неказистых хижинах. Стояли они издавна, к  ним привыкли.  Как буд- то так и надо.  Люди в них жили, теснились, задыхались, мерзли.   Но не  умирали же.  А теперь. вот он, красавец - бельмо на глазу. Он не может не раздражать женщин и мужчин, женщин особенно.  Степа вздохнул " вот что плохо, вот что не даёт порадоваться от всего сердца».

-Но, Коська, - дёрнул слегка вожжами, - отдохнём чуток и на работу.

Гл.IV Подводящая к неожиданному выводу о том, как реализованные грезы, порождают новые грезы

Наступает 1957 год, бесспорно, самый событийный и шумный  во всей истории  СССР. Это год рождения космической эры: запущен первый искусственный спутник; выведен в Космос «Спутник –2» с собакой Лайкой на борту.  В Москве проходит IV международный фестиваль молодежи и студентов. Продолжается строительство Красноярской ГЭС.  А введение первого в мире   атомного ледохода «Ленин» разве не эпохальное событие! Продолжается развитие советской науки,  в Новосибирске закладывается академгородок. В этом же году  власти, наконец-то, занялись жилищной проблемой, стартовала массовая застройка городов «хрущевками».  Село естественно, в программу не входит. События исторические, крупные, громкие, настоящие  прорывы! Казалось бы страна развивается, летит вперед, а люди в ней живут  благополучно  и счастливо.  Хотя спусти со стапелей еще хоть пять-десять  аналогичных пароходов,  запусти в космос двадцать  спутников, они  не  остановят будущий развал страны.  И даже размести   по стране  десятки   научных центров они  так же не продлят  существование социализма. Более того эти грандиозные стройки и достижения неминуемо ведут к остановке в развитии и подготавливают развал.  Зададимся простым вопросами. Во - первых, что это за государственное устройство, если из бюджета бесконтрольно можно брать сколько угодно средств на  проекты (хоть и грандиозные), без общенародного обсуждения и  без одобрения Верховным Советом СССР (я уж не говорю о расчете экономической выгоды)?  В СССР так и происходило, по  одним данным  50% бюджета страны, по другим данным 75%   тратилось  по личному распоряжению первого лица страны. Сегодня он пускал народные денежки в космос, завтра  палил их в атомных проектах, послезавтра топил в подводных лодках.   Во- вторых, гораздо больше, отраслей народного хозяйства не получало "подпитки" из бюджета (автомобильная промышленность, сельскохозяйственное машиностроение, электроника, станкостроение, общественные науки и так далее и тому подобнее. Они хирели. В третьих,  условно возьмем численность СССР в 200 млн. человек и  почти 198 млн. жителей отодвинуты от средств производства, от реального принятия решений.  Инициатива, предприимчивость, самостоятельность, свобода принятия решений миллионов тружеников властью подавляются. Такое государственное устройство не отвечало времени и не могло существовать долго.  Рано или поздно данные недостатки привели бы к его смерти. Однако, пропаганда старается изо всех сил. Со страниц газет не сходят сообщения о  ходе строительства, о    рекордах по укладке бетона, о присвоении очередной  бригаде звания «коллектива коммунистического труда».  Радио  трубит о том же и  передают песни  по заказам знатных строителей, сталеваров, трактористов. Безусловно, пропаганда продляет жизнь социализму и СССР. Но какое значение пропагандистский шум   может оказать  на обычных деревенских жителей? Правильно, никакого.  Шумят, кричат где-то там, далеко. А здесь люди   выживают:  тягают  сено и зерно с колхозных полей, выращивают и прячут от властей скотину,    придумывают способы ухода от налогов и трудятся от зари до заката.   Вырастил, выкормил голову скота,  ура!  И сразу же за горло берет более сложная  задача – как  ее родимую превратить в деньги. Удалось, реализовал, можно порадоваться. Тут не до гордости за собаку Лайку или  за  Международный форум молодежи. Сельских жителей заботит более приземлённая проблема о том,  как деньги превратить в школьную форму, учебники, тетради. И даже  располагающая улыбка Гагарина (святая святых), призванная покорять мир, их не очень то волнует.

Главные крестьянские заботы 1957 года 

Конкретно,  лукьяновцев заботили три  чрезвычайно  важных и   новых   событий:

1. Проведение электричества.  Утром в задымленной  самокрутками конторе, днем -на полевом стане, вечером- на лавочках. Одни и те же вопросы:

-на какой улице копают ямы под электрические  столбы ?   Когда начнут вешать провода?  Что с электростанцией? Какие страхи ждать от электричества?  Сколько  ток убьёт  детей, скота и птиц?

К концу лета появились в деревне электрики, они заходят в дома,  крепят  проводку,  вешают патроны, прикручивают  выключатели,  розетки.  Незнакомые слова «выключатель», «патрон», «розетка», "фаза" будоражат детей, волнуют   взрослых.   В этот же год в деревне появляется электричество. Лампочка Эдисона, которую у нас назвали на свой лад «лампочка Ильйча» дошла до Сибирской глубинки.

2. Новость не менее  сногсшибательна.  Вышли с лопатами на подготовку  строительных площадок   молодой тракторист Илья Хисматуллин, а так же его сосед  домовитый и работящий, отец  большого семейства Костя Ковалев и не менее многодетный, бригадир трактористов, толковый  Щеглов Алексей Степанович. Закладываются  сразу три  деревянных дома!   «Еще немного, еще чуть чуть»  и строительная лихорадка  охватит  деревню.

3. Властью доводятся планы –задания каждому  подсобному хозяйству: сдать от каждой коровы -  по 300 литров молока, от каждой курицы – 10 яиц, от свиньй 50 кг мяса и шкуру и так далее. По дворам ходила специальная комиссия и пересчитывала поголовье.   Третья новость коснулась всех, в том числе и  ребятишек.  На их плечи то же ляжет обязательства выполнения планов-заданий. Им придется относить тяжелые  ведра с молоком в пункт приема. Внимание от    «великой стройки»    отвлекается.  И это хорошо! Меньше расспросов, больше дела.

Ответственность давит

После того, как плотники уехали,  сразу образовалась какая то неуютная пустота. Непривычная,  тоскливая, непонятная.  Пока  специалисты из города стучали топорами, шуршали двуручной пилой, переговаривались    душа радовалась.    И стойка у них продвигалась,  и  сруб рос, и  крыше дали толк, кроме того , благородно довели  до ума сенцы и кладовку.     Последним пристроили высокое и просторное крыльцо. Казалось бы заходи и живи. А  вот уехали  и непонятная тяжесть  начала давить. И причина ее не в тишине, не в опустевшем дворе, а в чем-то другом, неуловимым.  И Степа, и Мотя ее ощущали и не могли понять природу. До  въезда   было ещё далековато.  Внутри вид не жилой –не застеленный пол, дырявая крыша,  голые неровные стены,  печь-полуфабрикат.  И любой кто строил  знает,  сруб под крышу – половина объема работ. Другая половина – не менее  трудоемкая, длительная по времени и дорогая в исполнении.    Как ни готовились  строители, сколько запасов (денег, продуктов, водки) не  запасли,  а дом  прожорливое чудовище  требовал и требовал. И    рубероида, и стекла, и краски с олифой, и реек для оштукатуривания,  и скобяных изделий, и так далее.

- Вишь как мужик измотался, - показывали на Степу, – еле  ноги волочит.  Кожа да кости. Не живет, а мучается. И жену загнал, в гроб краше кладут.

Для крестьянина долги -  хомут и путы одновременно. Они не дают расслабиться ни на день и тяжелой ношей давят на мысли.  Степа ранней  осенью     заколол две свиньи и  через Ковязина Петра (Бригадирыча) удачно их реализовал. За ними пошли под нож три подсвинка – на базаре продали.  Зарезали бычка и сдали в потребсоюз.  Как ни жалко отогнали туда же корову и первотелку.   Пришлось распрощаться почти со всеми овцами, оставили на развод  четыре ярочки и одного баранчика. И тем не менее денег  не хватило  рассчитаться с кредиторами. Мотя, перво- наперво отвезла  требуемую сумму в Краснополье. Оставшиеся деньги разнесли по   соседям:

-спасибо, выручили. Дай Бог здоровья.

Родня потерпит, всем пообещали «рассчитаемся на следующий год». Как ни трудно, как ни безденежно, а предстоящую  осень, зиму, весну и лето  не придется сидеть сложа руки.

Осень и зима

Первое на первое жизнь диктовала  необходимость   распределения  всего фронта предстоящих работ. Что можно  сделать за осень, что-  за зиму, а  какие виды оставить на лето.  Предстояло утеплить крышу, а это тонны  глины, которую ещё надо  накопать, доставить,  замесить, затащить наверх и намазать равномерно по всей площади толстым слоем. И чем толще слой, тем  теплее в доме. Тепло уходит  основном через потолок  Работа троим на несколько недель.  Ещё не малое времени требовалось на то, чтобы оштукатурить внутренние стены и потолок. А для этого необходимо изыскать тонкие рейки, короткие гвозди. Обрешетку замазать опять же приготовленной по рецепту глиной, высушить и побелить.  Сделать это ровненько и аккуратно.  Предстояло так же вырыть и подготовить подполье. Однако, эта часть незавершёнки умелого землекопа не напрягала. В первую очередь настелить пол - надоело прыгать через матки. Требовалось так же довести печь до ума: переложить несколько кирпичей, промазать и побелить.  И ещё масса на первый взгляд, мелких работ: покраска, побелка, подгонка. Только тот, кто строил дом или дачу,  поймет, как  медленно  продвигаются вспомогательные работы и как быстро бежит время. Оглянуться не успел – а неделя прошла. Вот в чем истинная причина тяжести  вдруг навалившейся,  в  неясности и ответственности. Когда трудилась артель, ей помогали чем могли. А теперь все оставшиеся работы легли на плечи хозяина и хозяйки. Им требовалось самим овладевать  новыми навыками, работать столярным инструментом, приколачивать штукатурку,  красить, придумать технологии, изготовить подсобные инструменты. И довести дом до состояния пригодного для проживания  в свободное от работы время. То есть в третью смену. Степа  решил начать самостоятельные работы  с копки подполья. Выкопать в доме яму, вытащить и вывезти землю  требовало немало времени. Затем    всю осень, в промежутки рабочего времени, занимался полом: подгонял, торцевал, сжимал, приколачивал. Работа с деревом даже  приглянулась. А что?  Не тяжёлая, спокойная, не грязная, продвигаюшаяся.   Не ровно - подтесал топором, прогнал фуганком. Половые доски разной толщины – прикинул в каком месте нагрузка на пол больше, туда и определил потолще, по крепче.  Стружкой приятно пахнет, не то что навозом. Приколотил доску и уже заметно, любо дорого взглянуть.  Никто не подгоняет, устал - перекури, замёрз - подбрось полено в печь. Можно сказать не работа, а отдых.  Если бы не мысли. «Каким образом извернулся? Где добыть средства? Все припасенное закончилось. Утащить, своровать неоткуда. Да и не  пойдем мы    оба на преступление. Хоть выходи на Большую  дорогу. То же преступление».

За копкой подполья и укладкой пола прошла осень. Все морозное время строитель отвел под добывание, не хватающих материалов. И как только пришли настоящие холода, глава семьи  принялся  мотался то в район, то в город, то на центральное. Он надевал ватный брюки,  обувал валенки, накидывал полушубок, натягивал на руки  меховые рукавицы,  кидал за спину  котомочку с салом, луком, яйцами, хлебом и  решительными шагами выходил из дома. И вид у него был решительный, словно в бою. Добирался до района, города   пешком, если повезет на попутных подводах. Останавливались в то время, на постоялых домах, чаще всего у своих, бывших деревенских. Телегу загоняли во двор, коня кормили, привезенным сеном. Обитали в одной большой комнате. Кушали за большим деревянным столом, своей едой. Спали тут же на полу на соломенной подстилке. Постояльцы, поочередно выбегали во двор, присматривали за лошадьми. По делам выезжали рано, приезжали поздно. И Степа жил на постоялых дворах, спал прямо на соломе,  не раздеваясь, но не расстраивался, не унывал  и чувствовал  в себе  энергию, ведь грёзы сбывались. Дочь и зять постоянно приглашали к  себе на квартиру. А он отказывался. Не мог находится в замкнутом пространстве, стыдился пользоваться туалетом, боялся «объесть».  Уж лучше на полу, на соломе, среди таких же деревенских мужиков. Отпрашиваться приходилось теперь уже не у председателя колхоза, а управляющего отделением.   Тот  шел навстречу - зима работ в совхозе не много.

- Поезжай, -наставлял управ, -  теперича мы не колхозники. Теперяча нам выдали паспорта.  Раньше могли тебя арестовать, а меня  наказать. А  сделали нас свободными  людьми,   любой милиционер не страшен. Спасибо Никите Сергеевичу!

В то же время добавил:

- в страду отработаешь.

Ласковенько так, по-дружески.  И   он отправлялся  знакомится  с нужными людьми, угощать, уговаривать, упрашивать. Как, правило,  подходил к нужному человеку и спрашивал:

- с какого ты фронта?

Именно так – грубовато и просто. Не  «здравствуйте», «не привет»,   без   пространных вопросов типа  «как погода» или  «ты воевал», « в каких частях». Если человек  называл фронт,  срабатывало фронтовое братство.  Если не воевал,  то,  в свою очередь, слышал в ответ:

- а ты что! Фронтовик?

Приходилось, скромно, отвечать:

-какой я фронтовик? Я - окопник.

И ему , как правило, шли навстречу. Мужиков, воевавших на передовой,  уважали.  И почти каждый раз привозил из поездок,  то  керосиновую лампу, то ящичек гвоздей, а то и банку дефицитной краски и банку не менее драгоценной олифы или  еще более  редкое  полотно стекла или  рулон толи.  Бывало, конечно,  возвращался хмурым, с пустыми руками. Тем не менее  кладовочка постепенно наполнялось. Добиравшись  до родного дома,  первым делом брал большую чашку, вытаскивал из печи кастрюлю с борщом, вылавливал поварешкой кусок мяса на кости, размером с половину чашки,  остальной объем заполнял жидкой субстанцией, садился за стол, отрезал от круглой, белой булки, ломоть  хлеба, подносил его к носу, вдыхал запах  и с удовольствием приступал к трапезе. Насытившись произносил:

- сало у меня в желудке уже не переваривается, - первую фразу и только потом принимался  задавать вопросы о местных событиях: не захворал ли кто? как учатся дети? спрашивал ли о нем председатель? и так далее. Мотя, толково и неспешно  проговаривала каждую новость, начиная, с самого важного, с детей,  затем переходила на домашних животных    и, в последнюю очередь     освещала деревенский события. Надо заметить,  рассказчиком она была потрясающим.   И тем не менее,   слушатель быстро начинал зевать, кивать головой,  глаза у него закрывались, и, в конце концов,  он засыпал,  положив голову прямо на стол. Жена тянула большое хозяйства одна. Она не ворчала, не жаловалась. Понимала - муж занят важными и нужными делами. В поездках живет впроголодь, ночует где придется, рискует замерзнуть в степи. В СМИ, кино, много рассказывается о трудной доле офицерских жен. Посмотришь, почитаешь, даже разжалобишься. А сравнишь их жизнь и жизнь крестьянских жен, берет оторопь. Да они, офицерские жены, не испытывают и половины трудностей деревенских жительниц. Причем, офицерские жены, становятся майоршами и генеральшами. А доля деревенской труженицы, работать до конца жизни.

Утром ему обязательно приходилось идти в контору, показываться начальству и отвечать на животрепещущие расспросы: что в городе толкуют о возможности  войны с НАТО?  Начали ли строить мост через реку Абакан? Какие цены на мясо на базаре?  Что говорят о снижении  налогов на крестьян? Разрешат ли разводить овец? Наслушавшись на постоялых дворах новостей, Степа  подробно старался отвечать. Правда,  слухи ходили в народе не радостные.

В самые же неудачные моменты,  хозяин и хозяйка, заходили в новый дом, растапливали печь. Сидели, намечали в каком месте поставят полати, где прикрепят люльку,  в какой угол задвинут сундук, перед каким окном разместят стол. Как просторно разместятся во второй комнате дети и  как  будут сидеть и дружно учить уроки. Посидят, помечтают  и буд-то сил прибавится.

Гусиная сделка

Дом, даже по строительным нормам, должен  оседать, не менее года. Таким образом штукатурные работы на стенах   выпадали на лето, в разгар полевых работ,   что не радовало. Однако,  материал  для штукатурки, необходимо добыть  этой зимой.  Данной проблемой  он решил не загружать ни Бригадирыча, ни дочь Валю и не его зятя Володю.  «У них своя жизнь, им в городе трудно, я и так на их плечи взваливаю  свои проблемы. Решу на месте,  к  высокому начальству не пойду,    договорюсь с  начальником поменьше, с ними проще». Он  убеждался много раз в том, что в любом подразделении, все вопросы решает Сам. Хочешь успеха – ищи подходы  к распорядителю. Он  припомнил  розовощекого молодца с рыжей гривой, прораба, который мотался в тайгу,  и у которого зимой снега не выпросишь  и  которые слово – держит. На этой слабости Степа и решил сыграть. Ответственное и рискованное  дело он оставил на самые морозы, когда добрый хозяин собаку со двора не выгонит.   К концу  января, снега навалило выше крыш, следом  пришли холода под 40 градусов, деревня словно вымерла, даже воробьи  перестали чирикать. В такую погоду никуда далеко особенно не отправишься. Казалось бы, управился по хозяйству и сиди дома в тепле, подчиняй валенки,  приводи в порядок сбрую или  шагай   к Ельчихе, где народ до одурения  режется в карты.  Степа решил- время  лучше не придумаешь, прораб обязательно на работе.  С вечера занес тушу гуся в хатенку, к утру она отошла и он попросил супругу  приготовить птицу в печи.  К обеду, вдвоем они замотали горячего гуся в большое полотенце, затем  обернули в  толстую вязанную шаль,  увесистый сверток едва вошел в котомку. Котомку Степа  положил на сани, накрыл попоной, со всех сторон обложил соломой и отправился в стройцех выполнять задумку.    Он приехал немного раньше обеденного перерыва,  как и рассчитывал,  не торопясь опустил подпругу, ослабил перетягу, развязал супонь, положил перед конем навильник сена, накрыл  от крупа до хвоста коня  попоной. Заглянул в щель забора –  рабочие отряхивались от опилок и тянулись   в конторку или  как называли «прорабскую». «Пора», - приободрил себя, вытащил из соломы  котомку и то же отправился  в конторку или прорабскую.   На всякий случай, для убедительности  спросил у бредущего навстречу хлопца в фуфаечке и огромных подшитых валенках:

- подскажи, где прораб?

Тот  оторвал рукавицу от носа, махнул в сторону прорабской, быстро пробормотал:

- у себя в комнатушке! Где ж ему быть?

Клубы пара  вырвались  на мороз, хлопец поднес рукавицу   к носу  и скукожившись потопал мелкими шагами в сторону села. Главный момент в задуманной   затее, близкой к авантюре подошёл. Отступать  негоже.  Он открыл дверь и оказался  в просторной комнате, с лавками у стен и столом посредине.  В дальней дощатой стене -  две двери без надписи. «В одной бухгалтерша, а другой прораб», - сообразил Степа. Люди уже устало расселись на лавках  некоторые  дули на замерзшие пальцы, особо проголодавшие   рылись в своих сидорах.

-Здравствуйте! Я   из  Лукяновки, строю дом, - стараясь говорить как можно громче,  произнес первые слова.

Народ живо отозвался на разные голоса:

- наслышаны, наслышаны. Так вот ты какой есть. Геройствуешь! Орел!

-  у меня остановка, нету реек на штукатурку,  выручите!

-о!, все отходы у нас  в драку. Мороз стоит, люди в домах ими дырки затыкают. Рады  бы помочь,  но как говорится "грехи в рай  не пускают», -раздался в ответ  простуженный голос, по видимому, бригадира. Умел  он отказывать, что и говорить, но и проситель воробей стрелянный- фронт прошел:

-а у меня документ серьезный, заверенный  печатью!- произнес во всю мощь своих легких.

-Какой документ?  От кого? Покажи?-  выскочил из своей биндюжки сам прораб. За тонкой дощатой перегородкой  ему хорошо слышалось все, что происходило в общей комнате.   Степану только того и надо.

-Пожалуйста, - смело шагнул к столу, расчистил  от пустых кружек место, поставил рюкзак, достал из него,     сверток, затем  развязал узел и на столе, на серой  шали и белом   полотенце оказался крупный гусь, -  вот вам, документ,  начиненный гречкой, чесноком, перцем, луком, морковью.

Гусь лежал окороками к верху, блестел янтарной поджаренной корочкой, парил, распространяя аппетитный запах, запечённого мяса.

- А вот и печать, - и он вынул из грудного кармана бутылку Московской и как бы ввернул ее в стол, подражая счетоводу, ставящему настоящую печать -  сгодится!

Какое впечатление оказала "справка" на желудки намерзшихся и проголодавшихся мужиков не трудно представить. Установилась тишина, все глазели на натюрморт на столе. Гусь еще только входил в моду. О его вкусовых качествах мяса и целебных свойствах жира, ходили легенды. Да что там легенды, масса людей еще ни разу в жизни  не пробовала мясо царь-птицы. Степа с Мотей извернулись (отдельная история) и развели небольшое стадо. По длительному молчанию он определил «наживку заглотили». Выждал паузу:

- Если не  подходит, то уж извините, -  и сделал вид, что собирается  сложить, выложенное на стол обратно в котомку. Рисковал, конечно.

Прораб   сообразил, какая будет реакция рабочих- «растерзают же  за отказ, да и у самого желудок  стонал и ныл на все голоса», - быстро произнес:

-справка у тебя серьёзная и печать что надо. Что мужики, уважим просьбу?

- уважим, уважим!! Человек то хороший и документы в порядке, -не замедлил рявкнуть мужской хор.

- вот, что Миша, -обратился прораб к розовощекому, кудрявому молодцу в расстёгнутом полушубке. Возьмешь помощника и напилите ему  реек из двадцатки.  Слышишь Миша! По одной  доске в день, не больше. За месяц с небольшим наберем.   Прятать  в  специальном складе. Ключи  будешь брать у меня.  Справишься доложишь, а я  от директора  позвоню управляющему фермой, а он сообщит  тебе, знатоку гусятины. Но  такой оборот не совсем устраивал Степу.  Он опять громко произнес:

- так что! По рукам!

- По рукам!

И только когда в ответ прозвучало по рукам, непривычное и изматывающее напряжение опустило.   Задумка удалась.  Он   вытащил из под гуся шаль и полотенце, сложил их аккуратно в котомку:

- я пошел, дела. Счастливо  порезвиться, -   и шагнул к деревянной двери. Он  был доволен, а  то, что прораб сдержит слово, данное, перед всеми работниками не сомневался. В след  донесся знакомый простуженный голос:

-жди и    не сомлевайся. В морозы распускать не будем, а потеплеет,  начнем. Мы строители слово держим.

Степе спешить особенно не куда,  он переживал за лошадь, оставленную на лютом морозе.
Ждать пришлось довольно долго, Степа уже решил наведаться второй раз в стройцех, как ему сообщил управляющий:

-звонили из стройцеха. Ждут! Что у тебя за дела с ними?

- да так. Ничего особенного, - постарался отделаться ничего не значащими фразой Степа  и в этот же день  постарался добраться до стройцеха. Прораб сдержал слово, а Миша с помощником постарались. Рейки ровненькие, одинаковой толщины и длинны, связанные в пучки ждали его  в особом  складе. Главная проблема зимы  решена!

Весенние подвижки

Весной   родился   еще один ребенок. Рожали  тогда на дому. Принимала роды фельдшерица – Синякина Ольга.   Грудничок требует  внимания. Хорошо, что мальчик оказался спокойным. Дадут соску – сосет, нет соски – плачет.  Под соской  в деревне  понимали размоченный в молоке мякиш хлеба, завернутый  в двойне сложенную марлю (кто победнее в любую материю). Весна пришла дружная, сугробы чернели, оседали,  рождали ручьй,  ручьй несли воду в озера и озерки.  Дороги развезло. Степь, на какое то время, превратилась в непроезжую равнину. Вояжи пришлось прекратить. В конце апреля произошло знаковое событие. Тук -тук- тук, вдруг оживил околоток    звук молотка, а из новой трубы потянуло дымком, в окнах заблестел  свет. Дом как бы ожил. Это  хозяин   занёс лампу, подтопив чуток печь, что бы не мёрзли пальцы и принялся обрешечивать  потолок.  Иногда раздавался крепкий мат - попал по пальцу. Но опять тук-тук стучал неутомимо молоток. Труд довольно рутинный и нудный, хотя не сложный. Знай себе прикладывай дранку к  потолку, да приколачивай, да присматривай, чтобы ромбики получались одинаковыми. Ещё бы  молоток по легче, меньше бы пальцы в кровь разбивались, да где его взять.   Забивать гвозди с поднятой вверх головой, когда в глаза летит пыль, мелкий мусор не у каждого нервы выдержат. Болела шея, молоток чаще находил пальцы, изощрённые раздавалась ругань. Соседи уже облюбовали завалинки, слушали и посмеивались. К концу  мая с помощью упорства, света керосиновой лампы и матерной ругани  потолок, а заодно перегородка между комнатами удалось  заштукатурить. И тук- тук-тук прекратилось. Очередной этап пройден и слава Богу.  Далее перерыв: страда – вспашка зяби, посевная компания, начало сенокоса. Но ведь дом притягивал, недоделки мешали и  пахать пашню, и сеять зерновые, и косить сено.  К совхозной работе появилось равнодушие, что было не свойственно Степе и он старался при первой же возможности  отбыть на дом.  Дело дошло до того, что ему пришлось объяснится с управляющим. Вечером, пахари, проходили последний круг, как всегда спешили. Подъехал управляющий, как водится приободрил работников, рассказал о событиях в животноводстве. Затем отозвал Степу  в сторону:

- что рано смываешься. Мне донесли, что в семь вечера уже на своем доме. Уж от кого, а от тебя не ожидал.

Его ответ удивил даже самого:

-так не введу избу, зимовать будет негде, старая избушка совсем развалилась, четвертый сын родился... -надо же,  впервые за столько лет, позволил себе перечить начальству. Управляющий долго молчал и согласился:

- делай как знаешь, - дружески промолвил, - в колхозе я бы тебе задал, а теперь мы государственное предприятие.   Посеем не посеем, уберём не уберем, а зарплату государство выплатит, -  он,  до сих пор стоял за колхоз, -   я  маракую, что  ты решаешь так же государственную проблему. Зарплату тебе начислю. Мне не жалко. Но не наглей.

И для  собственного успокоения добавил:

-в уборочную отработаешь.

Управляющий по сути правильно помыслил. В колхозе сколько произвели, часть отдали государству, остаток раздали на трудодни. Совхоз совсем другая организация -  размер оплаты труда не зависел от валового производства. Даже в засуху, рабочим выплачивали заработную плату, хотя и уменьшенную. На том и расстались. Миролюбиво и по –дружески. Степа потом сам долго удивлялся, как он набрался смелости  перечить  начальнику. Получив неофициальное  одобрение, даже не одобрение, а скорее  нейтралитет " царя и бога" деревни, он порадовался возможности уделять достройке больше времени. Опять - таки  перевод колхоза в совхоз обернулся ему на пользу.

Придумки и усовершенствования

На доме  более активно возобновились прерванные работы. В июне  наиболее узким местом, занимающим его мысли была глина. Ее требовалось очень много и если месить ее в корыте, в ванне  лопатой, то работы затянутся.  «Думай Степа, соображай, ищи возможность ускорения заготовки глины». Он старался, напрягал ум и ничего путного придумать не мог, пока не догадался использовать накопленный опыт.  Рядом с домом выкопал неглубокую круглую яму,  в степи отыскал глиняное место, наполнил тачанку глиной,  привез ее и ссыпал в яму. Затем поехал к озеру, наполнял две  бочки водой. Воду вылил в яму с глиной. Вечером, добавил  измельченной соломы, посадил на коня старшего сына. Яма, конечно, не большая, лошади пришлось  крутиться  и она и седок быстро выбивались из сил. Однако, лучшего варианта не просматривалось. На следующий вечер долил раствор водой и  месение продолжалось, в результате которого получался довольно сносный раствор.  От ямы на крышу  соорудил желоб из двух длинных плах. Не гениально, конечно, но что мог, то и придумал. По его  замыслу лучше всего работать   четверым: один человек в яме накладывал бы в ведро глину, второй за веревку по желобу вытягивал его на верх и передавал третьему, который и относил тяжёлое ведро в нужное место. А там женщины бы  занимались привычным делом - выравниванием и замазкой  чердака.  Родни много и позвать на помощь двоих не представляло труда. Придумка не очень уж толковая, но значительно должна была ускорить и облегчить труд.  В первый вечер на зов  откликнулись младший брат Миша, Мотина сестра Дуня и брат Вася. Работали до тех пор, пока не закончилась глина,  с шутками, не устали и прилично продвинулись.   Опять неделю подготовительных работ. Снова  крикнули клич и отозвались помощники и уже треть чердака утеплены надёжно.  Росла уверенность в своих способностях, тяжесть из души улетучивалась. С каждым удачным этапом, отступала тревога,   теснее сплачивалась семья. Хотя ничего не обычного, давно отмечено, что успех (удача) придают уверенность в своих возможностях, а последнее порождает успех. Степа в своих кирзачах, прямо летал и откуда бралась энергия?  Когда отдыхал и спал? Каким образом успевал первенствовать и в совхозе,  и продвигать стройку?  На такие вопросы  сложно  найти правильный ответ. Поистине человеческие силы безграничны.   Дело шло к финишу. Но возникли непредвиденные обстоятельства. В стране началась кукурузная эпопея. "Царицу полей" в первые годы сеяли квадратно - гнездовым способом. На поле требовалось масса народа: сеяльщики, переносчики проволоки, сигнальщики, поливальщики. Коснулась компания и деревни.  По приказу директора всех  от мала до велика выгнали в поле. Степина придумка, рассчитана на четверых, а остались только двое, ровно половина требуемого. Все в поле! Никак не мог он предположить о том, что никто не сможет помочь. Пришлось на ходу  поменять технологию.  Сам накладывал глину в ведро, поднимался по лестнице наверх, затаскивал по желобу ведро и через слуховое окно, подавал его жене. А чтобы Моти было полегче,  положил широкую плаху, смазал ее тоже глиной,  для того, что бы тяжеленое ведро женщина не тащила руками,  а скольжением доставляла к месту назначения,  вдобавок, соорудил ей "совалку".  Мотя принимала  несколько ведер, затем «совалкой» разравнивала глину. Труд заметно облегчаться, и качество улучшилось. Но тем не менее  производительность труда  заметно  упала, потому, что пока управищься по хозяйству, обработаешь молоко, наступает вечер. Работать приходилось уже в темноте при свете лампы.  Однако, не зря говориться упорство и труд все перетрут.  К концу июля удалось завершить очередной этап. На конечном стадии в воскресение (кукурузу  совхоз уже давно отсеялся) созвали всю родню и за день замазали  обрешетку, стену между комнатами и печь.  Не обрешеченные стены пришлось оставить на будущее. Фактически главные трудоёмкие работы к концу июля закончились. Оставалось мелочевка:   приколотить к стенам рейки, оштукатурить их глиной, побелить, а так же  покрасить пол, подоконники, рамы. Перетащить домашнюю утварь, манатки за работу не считалось. В середине лета, Степе удалось выпросить отпуск. На недельку! В первый раз в жизни! Все отпускное  время было затрачено на оштукатуривание стен, замазку и побелку. Настоящий работящий крестьянин любит ни от кого не зависеть, только от себя, от своего трудолюбия, умения, хватки. Никому не быть обязанным, что может быть соблазнительнее. Трудись, изворачивайся, волохай.  После окончания отпуска он в конторе поделился  ощущением:

-отдохнул, выспался, отъелся. Как буд-то на курорте побывал.

К концу лета     -  постепенно  переносится    всякий скарб  в новое жилье и сам переход осуществляется  незаметно и буднично. Многолетний сбор денег, экономия каждой копеечки, ограничение в еде, работа с  рассвета до заката, остались в прошлом.  Сбывается мечта фронтовика – что бы как в Германии. Лампочка Ильйча загорелась  чуть позднее и совершила  бытовую революцию среди хозяев. Из темных углов  высветились  груды тряпья, овечьих шкур, старых валенок,  другой хлам. При лучине, керосиновой лампе они не замечались.  Хозяйки принялись старательно наводить порядок, прибираться, рассовывать, выкидывать ненужное.  Ребятишкиже изо всех сил легких  бросились задувать свет, словно  в керосиновой лампе, а взрослые   посмеивались добродушно:

- дети! У лампочки  дырки для воздуха нет. Не  потушите. Дуй хоть лопни.

В  новой избе  было тепло зимой, прохладно летом и уютно  по  вечерам. Десятилетка трудов и забот,  в том числе ударных и тревожных  почти два года, закончена. Все бы хорошо, да возникло препятствие совершенно иного, непредвиденного  характера. Сработал фактор любопытства.

Паломничество

В деревне люди проявили чрезвычайное любопытство и любознательность к «новым хоромам» и появилось движение, которое можно даже назвать «паломничество». Возникло оно стихийно и как бы само собой. Каждый житель деревни от мала до велика считал своим долгом, побывать в доме и задать пару вопросов. А потом в разговоре авторитетно заявить "сам, собственными глазами видел", "я посоветовал", "сени такого-то размера» и так далее. А начало движения паломников положила, конечно, Дуська-мордовка.

- Зачем крыльцо? Прыгать как кузнечик. Ты Мотя, представь себя с тяжелыми ведрами. Три ступеньки вверх, три ступеньки вниз. И так каждый раз. Замучаешься, - и дает бесплатный совет (на то она и Дуська-мордовка), - разберите его, не нужное оно. Барам, пожалуйста, посидеть вечерком, полюбоваться на природу, подышать свежим воздухом, отдохнуть от обжорства, а нам крестьянам крылечки не к чему. Зряшное дело.

Мотя пытается защититься:

-так грязи меньше в избу. Обувь можно оставить.

Дуська за словом не лезет:

-а чего бояться грязи? Из нее вышли, в грязь и уйдем. Ну веди дальше, показывай.

Экскурсовод открывает входную дверь и перед глазами предстает чистенькое, ладненькое помещенице:

-это сени.

- Понятно, не учи ученого. А зачем вешалка?

- для того, что бы в сенях раздеваться и оставлять сырую, грязную, вонючую верхнюю одежду. Зачем ее тащить в избу.

-А это?- Дуська показывает на два шкворня на левой стене.

-На них будем вешать хомуты, сбрую (седелки, уздечки, запасные гужи, супони), что бы не размокали под дождем на улице, - и предугадывает новый вопрос, - лавка, нужна. Я на ней буду хранить ведра с молоком, кринки, кадушку с хлебом и шанешками, бачек с квасом. Летом в сенях прохладно и темно, мух меньше. Под лавку поставлю грязную обувь.

-Это правильно, хорошо,- не находит к чему придраться Дуськаи голос ее звучит миролюбиво,- а дверь вправо для чего?

Мотя толкает дверь в кладовку. Глазастая Дуська охает:

-вот это, да!

-кладовая, поясняет хозяйка, -и не дожидаясь вопросов рассказывает, - в это месте поставим ларь, на него определим ящик для сала. Дальше на жердях, повешаем овечьи шкуры для выделки, в дальнем углу – мешки с зерном. Наверх, видишь полку, закинем мешки с шерстью. На левой стенке полочки, где разместим разные хозяйственные вещи: лампу, сало барсучье, ведро с яйцами, листы для выпечки хлеба, сито, ножовку, щипцы, рубанок, скобы, ящик с гвоздями, «кошку» (приспособление для вытаскивания из колодца, сорвавшихся ведер), баночки с мазями для лечения скота. Кручья под потолком – для гусиных и утиных тушек…

Дуська молчит, обозревает, ее лицо пока никаких эмоций не выражает. Кладовую она видит впервые в жизни.

- Понятное дело, веди в дом.

Мотя закрывает кладовую и тянет за кованную ручку, солидной, широкой, деревянной двери. Перед Дуськой предстает довольно просторная комната. Побеленные свежие стены, печь, два больших окна, сквозь, которые ярко светит солнце, делают ее светлой до боли в глазах. А пол деревянный да ещё покрашенный совсем сбивает с толку любопытную гостью. Дуська явно потерялась. Она не могла  вымолвить хоть словечко. Да и какими словами можно выразить ее потрясение. Сравнить с царскими палатами? Так она не то что в них  не была, но и даже не имела малейшего представления о царских полах. Из дерева они или из золота.  Выразится крепко, так язык прирос к небу.

-Это что у тебя? - опомнившись вопрошала Дуська, - горница, гостиная, кухня, - меня мама в детстве водила,  маленькой еще была в господский доме, так у них каждая комната имела название.

 Когда это она была и в чём  господском доме? - Мотя не стала расспрашивать.

- А не знаю. Мы называем Первая комната, Вторая комната.

- а ещё вторая комната! - познакомимся, глядика двери двойные со стеклом. Ничего себе девки пляшут. Как в кремлевской дворце. Ну размахнулись, ну даёте!Откуда прорыва денег? Это ж тысяч на сто! Да нет, больше!

- не знаю, ещё не подсчитывали. Но прорва!

- комната для детей, по углам поставим четыре кровати. В середине круглый стол, стулья. Ребята  будут готовить уроки - мечтательно поделилась хозяйка, ... светло, три окна, тепло - стена печи, духовка, душники. Дай бог выучиться, в люди выйдут.

Напоминание о детях портят настроение у собеседницы.  Ее лоб хмурится, глаза разом заблестели от влаги, вот вот появятся слезы.  Женщина мужественно перебрасывает минутную слабость:

-это хорошо, это правильно, - подрагивающий голос выдает ее сильное расстройство.

А Мотя делает вид о том, что не замечает страданий Дуськи и старается представить, как будет выглядеть комната в идеале. На столе скатерть, чернильница, стопки учебников, сверху льется свет из лампы с абаджуром. На полу половики, на стене зеркало, этажерка с книгами. Кровати застелены покрывалами, на окнах шелковые шторы.

Проходит довольно много времени и, наконец, Дуська подает голос:

-ну куда, такие хоромы, заблудится можно!

И наконец совсем придя в себя, принялась допытываться:

-так зачем вам такая громадина, ее же не протопишь?

Хозяйка не выдерживает и взрывается:

-от етит твою мать! Здесь поставим рукомойник, под ним помойное ведро. Дальше скамейка, на которой я буду перерабатывать молоко, за ней кудель, прясть пряжу я же должна, еще дальше стол обеденный, в дальнем углу кровать, возле нее зыбка. И все!

-ну ты подруга размахнулась,- гостья не сдается и вообще на свете еще не родился человек, который ее мог переспорить, - и скамейка для молока, и для кудели, и то и другое. Пропустила молоко, убралась и здесь же взяла кудель. Размахнулись! Размахнулись! И не говори, и не спорь.

У Моти нет желания перечить. Она еще не знает о существовании сервантов, гардеробов, гарнитуров, трюмо, стенок, кресел и диванов. Но даже когда узнает, ни разу не пожалуется на большие размеры комнаты. Как и на маленькие. На всю ее оставшуюся жизнь - «домишко теплый, уютный, вместительный».

-Мотя, слышь, Мотя, - возвращает ее к действительности Дуськин голос, - а когда переезжать будете- то?

-Да скоро, сами ждем, не дождемся. Подполье смотреть будешь?

-А как же? Я обязана все обследовать.

Хозяйка подняла крышку за кольцо, Дуська склонилась, внимательно все осмотрела и только потом воскликнула:

- вот это подполье. На случай атомной войны и даже лестница! С таким подпольем, погреба не потребуется.

А печь тебя интересует?

Дуська вспоминает свою полуразвалившуюся печь, на которой она спасается от холодов и утвердительно машет головой:

-хвастайся, чего уж.

И Мотя, словно, казак, водит ее вокруг печи и рассказывает о каждой заслонке, каждой загнетке и не без гордости заканчивает:

- самая важная вещь в печи –дымоходы, чем длиннее, тем лучше. Больше тепла остается внутри. А чердак осматривать станешь?

-А че не нее смотреть! Еще с лестницы сорвешься. Пойду я, пожалуй, по хозяйству требуется управляться, корову доить, овцам свежего сенца подкинуть.

Моти осталось проводить глазами, ее легкую походку и ладное тугое тело молодой женщины. Дуська шла уверенно, так как под напаслась информацией выше крыши. Ей теперь есть чем заняться. Есть с чем подойти к людям. А если добавить ее фантазию, то можно быть спокойным. Дом представит в истинном виде как в отрицательном, так и в положительном. Уж в этом на Дуську положиться можно. С результатами ее работы Моте пришлось столкнуться на следующий день. Сидят, значит, лукьяновцы, на лавочке, беседуют. Самый старший Егор Лихицкий «хвилософствует»:

-жизнь- штука не на сытная. Сколько не живи все мало! Все помирать не хочется. Пятьдесят лет- вроде еще молодой, жить да жить. Шестьдесят – вот она, пенсия! Пора бы пожить для себя. Семьдесят исполнилось, а буд-то и не жил. Восемьдесят – солидно. Но я еще ого-го! Девяносто лет – тяжеловато, но Белый Свет люблю страстно, привык, привязался. Сто лет – о! Это дата. Жить уже привык. Ведь не хочется в сырость, темноту, одиночество. Да, сколько не живи, а ложиться в гроб все равно рано.

Его поддерживает Румянцев Иван:

-другой раз, на сенокосе, так устанешь сил нет. И комары с мошкой донимают, и солнце палит, и жажда мучает, и вилы из рук валятся. Упал бы и лежал. А на тот свет, ни за что!…

Так бы и философствовали. Да подбегает неуемное "сарафанное радио":

-Чего расселись. Делать нечего. Только языками чесать. Идите к Степану. Да, поскорее. Хоть на диво-дивное подывитесь. Молодость припомните.

-А что мужики, поглазеем?

-Пойдем, уж столько наслышался, что любопытство разбирает.

И небольшая группа неспешна направляется к месту всеобщего паломничества. Люди подходили ежедневно: по двое, трое, семьями, группами. Ради любопытства приезжали да же из соседних деревень. Отрывали драгоценное время от побелки, покраски, подгонки, приладки… И ведь не прогонишь, даже грубого слова не произнесешь и тем более не накричишь «шляетесь тут, людей от дел отрываете», «вас много, я одна», «надоели, хуже горькой редьки», «век бы вас не видеть!». Не отделаешься лаконичным «некогда» или дипломатично «приходите в следующий раз». Тем более, что в дом неоднократно, наведывались люди помогшие в строительстве.

-Моя обвязка, - с гордостью трогал плахи Иван Качур.

-Мой кирпич, - напоминал о своем подвиге Кускашев Иван.

-Я то же к фундаменту руки приложил, - рассказывал слушателям Колька Зуб.

Хозяева всем отвечали одинаково:

-твоя, твоя, спасибо, добро помним. В долгу не останемся.

Совершила вторично вояж и Небылица. Посмотрела внимательно, проронила любимое:

– «о- це, людыны дурны, так дурны! Ой, дурны! Делать им нечего» - и ушла. На этот раз ее проводили, как полагается, улыбками и продолжили хлопоты.

И каждой группе приходилось пояснять, показывать, рассказывать и отвечать на самый разнообразные и неожиданные вопросы:

-А зачем пять окон? Света не хватает! Лишние.

- Подполье! На кой черт оно. Нам погреба хватает.

- Рукомойник, воды не напасешься.

-Еще комната! Зачем!

- А смотри, окна двойные! Вот это да, как в магазине.

- Просторно, высоко. Глупо! Не протопишь, зимой замерзнете.

К слову сказать, дом получился теплым, еще раз спасибо плотникам – срубили на совесть. В лютые зимы саманушки промерзали, в ветра –продувались. И соседи вечерком походили коротать долгие морозные вечера. На улице мороз, ветер гудит в трубе, а в доме светло, тепло, уютно. Люди вели разговоры, вспоминали прошлую жизнь, защёлкивали неимоверное количество семечек. Одновременно женщины пряли или играли в карты, ребятишки резвились в прятки.

Адепты (последователи)

В самую позднюю осеннюю пору пришли с другого конца деревни Алексей Щеглов, Костя Ковалев и Илья Хисматуллин. Все трое соседствовали и решились на строительство. Щеглов Алексей мужик дельный, обстоятельный. Пожалуй самый толковый во всей округе. Он понимает и в технике, и в полеводстве, разберётся и со строительством. Не для себя, для детей старается. Их у него воз и маленькая тележка, и все головастые, толковые. Костя Ковалев, то же мужик не промах, на все руки дудец. И то же многодетный. Они доведут начатое до конца, другого варианта не просматривается. А Хисматуллин, совсем ещё молодой, только женился. И сразу в омут головой.

- Илья, куда гонишь? Подкопи деньжат, материалу,- попробовал посоветовать Степа с высоты своего опыта, -легче дело сладится.

Но Илья, если что задумал, то уговорить, отсрочить- дело безнадежное.

- а что делать? – звучал в ответ, стальной голос Ильй и его нос краснел, признак негодования, - пропадать зимой в конюховке, резаться в карты. И копить деньгу? Так у нас в государстве то понос, то золотуха, -Илья в выражениях не стеснялся, - власти то затеют денежную реформу, то вместо денег всучат облигации, а то и вообще деньги изымут . С них станет! Власти верят наивные да дураки. Уж лучше я…

По своему Илья был прав. Степе еще повезло, с 1947 года до 1961 год денежных реформ не проводилось. Пострадал, конечно, от принудиловки в приобретении облигаций Государственных займов, но не смертельно, не больше и не меньше, чем все. «Вольному воля», решил Степа и перестал уговаривать строптивого. Тройку никак нельзя отнести к паломникам. К последователям, сотоварищам, соратникам? Степа даже терялся в названии. Они приходили с линейками, рулетка и листками, вырванными из  школьных тетрадей.  Старательно срисовывали архитектуру, отмечали размеры. Дотошно  расспрашивали. А почему это так, а не иначе? А это зачем, можно же проще? Все у них вызывало интерес: размеры и количество душников, ширина подоконников,  размеры окон их расположение и расстояние между собой, крепление половых поперечных  маток, породы дерева, толщина досок и так далее. После обмерки и вопросов-ответов еще вели долгие разговоры.  Их  любознательность простительна и понятна. Степа терпеливо, подробно давал пояснения. Он сам ещё не отошёл, еще снился ему брус, горбыль, плотники, поездки в Абакан, он еще не остыл, не отошел, ещё горел.  Треволнения, нервное напряжение не отпускали – пока мало прошло времени. Он понимал какую непосильную ношу мужики взваливают на свои плечи. Он даже им сочувствовал.  Ведь ему удалось подготовить задел. А ребята сразу  головой, да в омут. Отчаянные! Бог с ними, удачи.

У супругов свои заботы. Во-первых, рассчитаться с долгами, во-вторых, размножить поголовье. Мотины сестры помогали чем могли. Паша привезла с Летника пару ягнят, Зина из Алтая выделила подсвинка. Дуня то же не отстала от сестер и пригнала несколько уток. Коми-зыряне выделили парочку сгусыньей. Сама Мотя принесла с работы, безнадежно больного сепсисом теленочка. Выпаивала из бутылочки. Осенью и зимой пошел приплод: отелилась корова, опоросилась свинья, окотились овцы. Молодняк разместили в старой избе. Хозяйство потихоньку восстанавливалось.Следующей осенью разнесли остаток долгов и вздохнули свободно.

Обналичка

Казалось бы  простая вещь – обналичка окон.  Ни в одной капиталистической стране  на такие мелочи даже не обращают внимания.  А в СССР -попробуй реши!  Не проблема и  даже  не беда. Просто такого вопроса не стояло, его как бы не существовало. Ставни!  Еще чего захотели! С жиру люди бесятся. И дом под крышей, и пол постелен, и печь  дает дымок, внутри   оштукатурен и побелен.    Все   как полагается. Казалось можно спокойно доделывать, достраивать, довольствоваться, тем, что есть.  Но ведь  крохотной детали не  хватает. И нет покоя. И не спится, не лежится, не отдыхается. Так бывает, такое чувство испытал наверное каждый человек.    Чувство неудовлетворенности мучает, не дает покоя. Наличники и ставни к ним, по сути завершали  стройку, ну или почти завершали.  Эти  деревянные изделия привезли  Степа с зятем Володей.   Последний настоль дорожил ими настолько,   что каждую деталь  обмотал тряпками, бумагами, переложил соломой и стружкой. И когда  погружали на телегу и выгружали  постоянно предупреждал:

- осторожнее, осторожнее! Не поцарапайте.

Причину такого  бережного отношения объяснил чуть   позже, когда   Мотя   кормила работников сдобными булочками с молоком.

- Ставни и наличники мы  изготовили, соорудили диадему, сухарики,  свесы фартука, резные накладки, ушки очелья, декор. Прикрепили их  надежно, хорошо пропитали филенку, - хозяева молча переглянулись. Ни одного слова из сказанного они не слышали и не понимали о чем идет речь. А зять продолжал:- ... работали с увлечением, получилось хорошо. Не хватало для завершения  затейливого орнамента и правильной раскраски. Что бы изделия смотрелись на все пять.  Что делать? Мы же столяры.  А в  нашей мастерской   работает   ссыльный художник, из Ленинграда. Выполняет разные подсобные работы: поднести, подать, придержать, отнести, подмести, прибрать. Человек безобидный и малоразговорчивый. Живет в бараке неподалеку. И вот когда  Степан Николаевич   доставил очередную партию продуктов, все разобрали, а ему не хватило. И он взял то, что осталось – носки. Ну взял и взял, кому нужны летом носки из овечьей шерсти.  Настала зима, ударил мороз. И он  принялся их расхваливать: теплые, мягкие, ноские – вы же их подшили кожей.  И в знак благодарности сам попросился разрисовать и наличники, и ставни. Трудился с неделю. Оставался вечерами и рисовал на бумаге орнаменты, браковал, рвал бумагу, рисовал по новому. Остался на работе и в воскресение:
- у нас в бараке не теплее, чем в мастерской. Главное ноги в тепле.

Пришли мы  утром в понедельник и сразу же бросилась в глаза  диво дивное. Его крашенные изделия  расставлены вдоль стены, сохнут. Мы, столяры, как и художники понимаем в красоте толк.  Конечно, оценили. Мастер! Во всем Абакане таких ставень не найти. Нет, вы сами посмотрите и убедитесь. Глаз не оторвать….

Длинную речь  Володя закончил сожалением:

…эх как бы нам эту красоту не испортить! Как бы наличники  посадить на шурупы! Да где их взять?  Придется приколачивать на сотку. Жаль, гвоздь начнет непременно ржаветь, дерево чернеть…

Степа в плотницких делах мало смыслит, тем более в художественных. И все же  высказывает мысль:

-солидолом  или карболкой подмазать, вот и не почернеют,  - и внимательно вглядывается в лицо зятя, стараясь определить – глупость сморозил или дело предложил. А тот продолжал  излагать столярские мудрости:

-знаешь, Степан Николаевич, предлагаю прибить наличники, а шляпки замазать густой краской. И следить, подновлять подкрашивать. На твой век хватит.

На прощание Володя  наказал:

- не вздумайте без меня  взяться за тонкое дело- всю красоту испортите. Вырвусь с работы и сделаю как надо.  И прихватив с собой узелок, приготовленный тещей, пошел на тракт дожидаться попутки.
Через неделю, уже солнце почти не грело, он  появился и привез с собой отвес, краску, гвозди, мел и пару приборов, название которых Степа не знал.

С первым наличником возились долго. Володя много раз измерял, делал отметки мелом, перемещал наличники  левее-правее, снова измерял, отходил подальше, приглядывался. Никому никакой работы не доверял: сам размечал,  наносил отметки  и даже бронзовым  молотком вбивал гвозди сам: «промажите, попортите мне структуру дерева». От усердия пот лил со лба градом, рубашка вылезла из брюк, а он ничего не замечал. Помощникам оставалось беспрекословно подчинятся, поддерживать, подавать, относить.  А  когда    навешали ставни, отошли и посмотрели со  стороны и ахнули. Вся торцовая стена приобрела нарядный, приветливый вид. Как буд-то вместо  бельма у слепого появился нормальный голубой глаз. Сами наличники, украшенные орнаментом и окрашенные в белый и голубые цвета,  смотрелись как буд-то с лубочной картинки. Смотреть  бы на них и любоваться. Так же много времени затратили на второй наличник, уже на фронтальной стороне. За день удалось  прикрепить  все пять наличников  и  привинтить в ним ставни.  Работа неплохая, не тяжелая и даже увлекательная. До конца Степе  помочь  не удалось.  Приехал бригадир и срочно увез его на конюшню, в помощь конюху для проведения случки  кобылиц. Оттуда хозяин  вернулся поздно, в темноте. Напротив его дома толпилась небольшая кучка соседей, в фуфаечках и дивились на ставни. Ему не до любования. Добраться бы до постели. И уже засыпая, отдал должное Володе: «а он прав. Сами бы столько не мерили, приколотили  и все. А то,  что криво косо, не симметрично (как добивался Володя), гвозди  не подходящие не обратили бы внимание. Крестьянину не до красоты. Испортили бы труд художника. Но опять таки,  незачем нам красота, не пить же с нее. Покрасили бы одним цветом, что бы не гнили и достаточно. Не к месту, не нужна она…». По его убеждению ставни должны были закрывать окна от света в летнее время  и защищать от  страшных по силе ветров, когда    словно какой-то разъяренный бес   кидает  горстями в стекло  песок, землю, семена растений, все что попадает под руку.  Или когда хозяева куда-то уезжали по делам.  И все. В мыслях сказывалась равнодушие к  вычурности, броскости, яркости. Природная скромность  перебарывала. Для крестьянина главное функциональность, нужность, пригодность. Таких ставень  еще деревня не видела. Резанные,  выделанные орнаментом, выкрашенные в голубой и белые цвета, они  украсили  дом, как украшает   породистого коня добрая сбруя, как царицу, золотая диадема. Теперь кто въезжал в Лукьяновку  со стороны Абакана, приостанавливался и любовался домом,  словно храмом, прохожие так же не отводили глаз. Подобная обналичка в наше время выставляется в музеях или на выставках народного творчества,  что бы  люди дивились, любовались,  отдыхали,   припоминали  свои корни. Эта малюсенькая деталь на доме изменила быт целой деревни. Вечерком усталые соседи, выходили передохнуть на лавочке,  садились так, что бы перед глазами были ставни. Если же отправлялись куда-то по делам, старались выбрать путь, что бы проехать мимо нового дома.  Все же люди, как ни говори, а понимают прекрасное и тянутся к нему.   А  в деревне в войну, да и после войны ничего красивого. Рваная одежда, засаленные фуфайки, полумрак в  избах, лужи и грязь на улицах,  тощие коровенки…  Все  неприглядно, убого, хотя привычно, обыденно. И вдруг – красота! Революция сознания! Что думали люди, рассматривая орнамент? Какие мысли возникали в головах? Светлело на душах или мрачнело? Добрели или   озлоблялись?  Желали добра дому или   завидовали?  Кто сейчас ответит? Шли годы, соседи по околотку  потихоньку разъезжались, уходили на тот свет.  А наличники и ставни на них продолжали радовать взгляд свежестью красок, правильностью форм, четкостью линий. Они казались вечными. Но время  всегда возьмет свое. Хозяева умерли, подделывать, подкрашивать стало некому.  Ставни рассыхались, краска коробилась, шелушилась, орнамент блек. Дом терял вид.  Теперь бродить взглядом по орнаменту и разгадывать зашифрованный  в нем смысл  стало трудновато.   История ставней  подтверждая истину «искусство вечно»,  а произведения искусства  тленны…. без человеческих рук.

Инвестиции в инвестицию

Человек обычный  ставит  всегда перед собой цель. На то он и человек,  бесцельная жизнь не для него.   А достигнув цели,  человек  не останавливается?  Запомните. Цель не может быть конечной.  Достигнув одной  цели,  у человека  необратимо вырастает другая цель, как продолжение первой.  С такой цепью целей столкнулись и   наши строители.  Казалось бы,  желанный дом построен, живи радуйся. С долгами то же рассчитались.  По крайней мере,   самое время взять небольшой перерыв.  Увы и ах!   Как сказал поэт «Покой нам только снится».  Первый вопрос возникает уже на  следующий день после перехода в новое жилье. Как в пустом доме жить? Голоса раздаются гулко. Вещи  сложены на полу  или висят на дверях.  Пустота требует заполнения. Закон природы. И нашим героям,  пришлось заняться наполнением дома.  И опять же  на пути все те же почти непреодолимые препятствия: отсутствие магазинов и  возможности приобрести.    Такова  реальность Союза Советских Социалистических Республик. Дом для человека это все, это  главный показатель состоятельности. Ни  заработная плата, ни наличии  автомобилей, ни другие блага,  не могут быть критерием. Въезжая, проезжая деревню,   люди, прежде всего обращают на дома. Какие, из чего,  каким материалом  покрыты, как поставлены  ворота, заборы, другие хозяйственные постройки (бани, сараи, гаражи).    По домам судят о местном начальстве.    Идет строительство, добротные дома – значит успехи, значит хорошо. Дома развалюхи –ни как не докажете, что жизнь хороша, что налаживается и так далее.  Обращайте  на дома – они критерий деятельности власти. Говорят,  иметь крышу над головой, свой угол и так далее,  первостепенная потребность человека.  Я согласен. Не зря придумали ипотеку,  жилищные сертификаты, материнский капитал. Но думаю  и для государства, наличие  собственника         жилья  наиважнейшее условие  экономического и культурного развития.

По нашей улице  проходил главный тракт  из г. Абакана в  направлении поселка Майна.  Едущему на телеге или пешеходу по тракту  вид на деревню  загораживала гора Каменушка.  Перед самой деревней дорога опускалась  в ложбинку, а  затем  резко поднималась на пригорок. И сразу  же, перед глазами  представал новый дом. Он сиял, переливался красками на солнце, невольно тянулась ладонь к глазам, в виде козырька. Путешествующий уже не сводил  взгляда, перед неожиданно возникшим зрелищем.  Дом поражал не только размерами, но и выверенными формами, гармонично сочетающими ширину, длину  и высоту, а  по  мере приближений  и  большими  окнами,   украшенными наличниками и ставнями необычайной красоты. От простого, свежевыструганного дерева, человеческий глаз не отрывается, а тут цельное деревянное произведение!    Дом словно укорял людей за то, что они  привыкли к убожеству.  Подъехав поближе путешествующий мог различать более мелкие детали. Наличники, украшенные не заурядными голубками, а замысловатым орнаментом. Затем карниз. Было видно, что он важен, выполняет важную роль и придает строению разнообразие. Прав был Бригадирыч, когда убеждал хозяина в том, что на карниз не обращают внимания, а зря. Без четко выделенного на фоне неба, карниза дом терял изящество. Карниз необходимая деталь. От  карниза  тянется  вверх крутая  кровля.  Чуть повыше кровли труба их красного кирпича. Если вверху карниз, то внизу ему гармонировал фундамент- высокий, ровный, основательный. И то же вносил свою лепту в архитектуру строения. Обналичка, как бы говорила  «заходите гости дорогие! Здесь  проживают хорошие, приветливые, счастливые люди, здесь вас гостеприимно встретят, накормят, выслушают, помогут горю». Не дом – сказка. А если проще -  обычный четырехстенок,  разделенный на две комнаты с крыльцом-прирубом и холодными сенями. Строение  подсказывало власти: «Вот в каком помещении достоин жить твой крестьянин - труженик!  Не ютиться, не мучиться, не тесниться. А вы о ракетах, космосе, успехах непонятного народного хозяйства! Что в них толку, если утром, приходится выскакивать от спертого воздуха землянки на волю, на свежий воздух, продышаться, прийти в норму». С момента похода на экскурсию, не было   женщины в деревне, которая  не толковала бы мужу:

- Люди смогли, а мы, что, хуже! И каждый   хозяин,   думал по себя «если  Степа с Мотей смогли – мы  не хуже.  И дети наши то же

С другой стороны, дом выглядел сиротливо, одиноко, оголенно. Без забора, ворот, палисадника. Возле него не росло ни цветов, ни деревца. Он, казался, вырванным из родной, привычной далекой планеты и неведомой силой перенесенный в «медвежий угол» Земля. На фоне вросших в землю избенок -чужой, чуждый, неприкаянный. Вот такая раздвоенность. С одной стороны, дом-красавец, образец для подражания, с другой стороны, чужак, иностранец.

-бедная деревушка, бедные люди – вздыхал проезжающий. И его вывод точен.

Но ведь поставить громадину хотя и подвиг, но полдела. Дом без мебели и не дом вовсе. У человека, в нормальном государстве,  должна быть одна забота – заработать деньги, затем прийти в магазин и приобрести приглянувшуюся вещь. Задача  власти  создать возможность для зарабатывания денег. Все остальное люди  сотворят сами.    И  торговые заведения откроют и наполнят его нужными товарами.  Степа с Мотей  тешили себя надеждой – построим дом,   передохнем. А когда постепенно перенесли  малочисленную утварь и сундук в практически в пустое помещение, то переглянулись. Отдых  придется отодвинуть по срокам.
На первых порах ребята спали на печи, и  им уже там было тесно,  старшие днём занимали родительский топчан. Первая покупка – две кровати. Одна для старшего сына, другая для себя. Кровати не простые, железные, с модной панцирной сеткой.  Когда их собрали, детской радости не было конца – они прыгали, качались на сетках. Если дети восторженно визжат, хлопают в ладоши,  то и у родителей теплеет на сердце и забываются невзгоды. Вторая покупка (и не покупка вовсе, а результат обмена «продукты-стол») круглый большой стол. И не просто стол, а раскладывающийся, с резными ножками. Вещь! К столу нужны стулья. И они так же не застали себя ждать. Оплата -бартер. Следующие приобретения приходятся на год позднее и носят иностранные названия. Первого "иностранца" Степан Николаевич и Мотя  привозят из Абакана. Он настоль громадный, что еле вмещался в телегу.  Подходят  соседи, громадину заносят во вторую комнату. Бандура  оказывается с двумя дверьми и обе двери закрываются на внутренние замочки.  Если ключиком открыть правую дверь, внутри  сплошное пространство  и вешалки. Если открыть вторую дверь, перед глазами предстают полочки. Само собой возникают вопросы:

-  в этот большой отдел   что класть? А как он называется? Для чего столь полок?

Мотя  мнется, забыла,  Степа приходит на помощь:

- это –  платяной шкаф, что бы вешать платья, костюмы, рубашки.     А на верхние    полочки кладут простыни,  наволочки,  пододеяльники. На нижние полочки – подштаники, трусы, портянки, носки. В нижних отделах хранят валенки, сапоги и другая обувь.

-Степа! а как это вся  штукенция называется, - любопытствует сосед Василий Лукич.

- Гардероб.

Вот оно иностранное слово! Сразу же и не запомнишь! И еще долго гардероб стоит пустой и его дети используют для игры в прятки.

Месяца через три- новое приобретение.  Называют его комодом.   Довольно красивое строение из фанеры, дерева вызывает  невольный трепет. Опять  знакомство и недоумение – для чего столько полок, ящичков, отделений?

-Для посуды, - добродушно отвечает  Степан Николаевич, - в Германии в каждом доме  комод. Без комода  комната не комната. Навроде,  того  бедно, пусто, голо. Ребятишки переглядываются – еще одно удачное   место для игры в прятки. А взрослые, внимательно исследуют глазами, каждое отделение, каждую полочку.

-Глупость, - выносит вердикт  сосед Плахотнюк  Колька. Посуда должна быть на полках.  Захотел взял. А тут надо открыть дверцу, отыскать на нужной полке чашку или кружку. Затем закрыть. Нет, мне такая вещь в доме и даром  не  нужна.

В следующий раз, дочь привозит в картонной коробочке, заботливо сохраненной, другие невиданные столовые  штуковины. Мотя   прерывает  дела и присаживается к столу. Валя открывает коробочку, достает  замотанную в бумагу вещицу. Аккуратно освобождает ее от бумаги и на свет появляется очередное изобретение цивилизации.  Оно небольшое и  передаёт ее маме:

-это блюдце! -и сразу объясняет, -  на  него ставят чашечки, когда пью чай или кофе или кладут конфеты.

-красивые,- вертит в руках Мотя, - а я думаю, для чего они? Для супа мелкие, для каши маленькие.

По квартире  раздается  довольный  смех. Насмеявшись, Валя спешит удовлетворить любопытство и достает уже более крупные предметы, так же аккуратно запакованные в  бумагу. Вначале один,  за ними  еще три. Освободив от бумаги она их расставляет  по разным углам стола:

-тарелочки. Под вторые блюда, - и сообразив, что требуются пояснения,   добавляет, -   под котлеты с гарнирам или пельмени, или рыбу.

Чистенькие, беленькие тарелочки с  нарисованными цветочками  по дну  смотрятся оригинально и необычно. Обе любуются. Мотя говорит:

-наши с них не наедятся. Я их поставлю в буфет на первую полку.

Валя одобрительно кивает:

-правильно, мама. Еще разобьют. Ведь не привыкшие. А в буфете им самое место. По праздничным дням или когда гости можно выставить на стол.

Рассмотрев все привезенные предметы, Валя    бережно заворачивает их опять в ту же  бумагу, складывает обратно в коробочку.  Вечерком   обязательно подойдут соседки и знакомство со столовой посудой продолжиться.  Начнутся расспросы и о том  как удалось купить, и какая цена, и в каком магазине, и прочие мелочи. И она подробно   ответит  на все вопросы, просвещая  деревенских  жителей. А сейчас  требуется  переодеться  и  помогать управляться по хозяйству. Дело не ждет. С наступоением темноты собираются соседки и начинается вторичное знакомство с посудой.

-А это что за тарелки? –  любопытствует Федорка.

-Салатницы, вроде.

-А для чего?

-А я по чем знаю, Степан в Германии насмотрелся-  смеется  Мотя.

Каждый новой диковинке находится  место на полке. Хозяйка закрывает стеклянную дверцу и вместе со всеми любуются.

-Красиво, - хвалит тетя  Таня Качур.

-Красиво, - соглашаются остальные.

-Глупости толковал Плахотнюк. На полках посуда пылится, покрывается сажей, засиживается мухами. А в комоде в целости, сохранности и чистоте, - тонким голосом, высказывается за  сервант  Бушуева Танька.

-Мужик, чего с него взять, -  поддерживают ее остальные.

В следующий приезд Валя, показывает то ли рюмки, то ли стаканы, на тоненьких ножках. Вопросов к ней много:

-Для чего? Откуда? Надежные или хрупкие?

-Это фужеры, для шампанского, деликатная посуда. Вы их лучше в руки не берите, сломаете ненароком.

Ее совета послушались, осторожно поставили оба бокала в сервант. Реакция у собравшихся солидарная:

-красиво!

Федорка, не нарком критиканула:

-совсем люди рехнулись. Хвужеры придумали. С жиру бесятся.
Расходятся соседи  уже в темноте, спотыкаясь о кочки, рытвины, навозные кучки.

Кто то толкует:

-какая Валя дочь хорошая. Родителей не забывает. Все в дом, все в дом! Мне особенно   небольшие тарелочки, разрисованные цветочками приглянулась. Наши детки когда подрастут, так же будут привозить из города гостинцы, а?

-Наши не хуже. Только куда вести? Не в  завалюху же. Строится надо.

-Надо,  сам понимаю, а как? –  неожиданно в ответ  из темноты доносится  мужской голос.

- Человек же построился. Он же и подсказывает «главное начать».

Появление в доме сепаратора создаёт повышенный интерес. Сепаратор вещь не просто  промышленная, технически сложная,  но и чрезвычайно нужная.  Первая сборка и запуск поручаются самому  соображающему в технике, Мотиному родному  брату Черных Васе. Он распечатывает ящик, долго изучает инструкцию и с досадой произносит:

-понапишут, сам черт не разберет. Конструкторы  называются. Попробую  собрать   без бумажки.

Вася достает из коробки массу деталей, в основном  светлых, стальных и раскладывает их на столе.  Долго смотрит, прикидывает и  ставит перед собой самый  массивный узел. Женщины  даже перестают щелкать семечки. На узел ему удается прицепить одну деталь. Далее дело стопориться. Вася опять изучает инструкцию, чешет голову, и вдруг быстро набрасывает одну деталь на другую. На самый верх ставит ведерную посудину, больше похожую на чашку.

- Все сепаратор готов к работе. Сестрица давай молоко и две посудины одна под обрат, другая под сливки.

Мотя подает крынку и большую чашку. Он сам заливает молоко, под сливы ставит посуду и  принимается за ручку  раскручивать  новую технику. Та отвечает недовольным ворчанием, затем ворчание сменяется равномерным гулом. Вася открывает заслонку, через некоторое время из одного слива побежала белая жидкость, немного погодя   из второго  слива закапали густые капли.

- техника  что надо, - торжественно провозглашает он.

Отсепарировав все молоко,  брат в обратном порядке разбирает сепаратор на множество деталей:

-каждую деталь требуется промыть теплой водой и просушить, иначе они заржавеют. Я побежал в клуб. Завтра приду учить пользоваться техникой, - и  торопливо исчезает. Мотя  греет на плите ведро воды, тщательно промывает каждую  деталюшку,  стелит на скамью  чистый рушник и раскладывает  сушиться. И все под разговоры:

-вот техника! Полчаса и ведро обрата и кринка сливок.

-и не говори, сливки же завтра сгустятся, и пожалуйста, сметана.

-а мы, отстаиваем, собираем сверху жир. Сутками.

-Мотя, можно мне  потом приносить свое молоко?

- можно! Можно!

К  кроватям, комоду,  серванту,  сепаратору, постепенно добавляются: трюмо, абажур, радио,  белые  простыни, наволочки,   пододеяльники, тюлевые шторы.  Заметили  термины иностранные.  В быт проникали    незнакомые  слова и предметы. Их быстро запоминали и считали уже своими.  Сепаратор повысил отдачу от коров.

У хозяина новые заботы и думы: «дом Мотя и дети стараются содержать в чистоте.  Грязь тащится в дом со двора. Следовательно, возникает необходимость завести во двор песка, мелкой гальки, проложить, где надо трапы. А может побегать, порыскать и добыть цементу и забетонировать двор? А для этого придется убрать скотину со двора. Что бы переселить животных, требуется возвести новые, теплые животноводческие помещения. И сам двор огородить забором от чужого скота. Не менее острый вопрос – строительство бани. Грязные простыни, наволочки, пододеяльника надо где-то стирать. И самим париться и мыться...». Много подобных мыслей роится в голове. «Уже не знаешь с чего начинать. То ли со двора, то ли со стаек, то ли с бани…Рук не хватает».

Вот так, дом построен, грезы реализованы, но они порождают новые заботы и хлопоты. Добротный дом  превращает Крестьянина  в…гражданина. Володя  Голованов, если забыли - зять,  то же не забывал тестя с тещей. Он   привозил то стул, то весёлку, разделочные доски, а то и кадушку. Когда квартира есть, возрастает потребность в вещах домашнего обихода. Мотя с  удовольствием принимала любую новую вещь,  рассматривала. Настоящее же удовольствие получила,  когда Степа привез от зятя объёмный ларь. Не просто ларь, а всем ларям ларь. Тонкие доски выструганы идеально ровненько, плотно прилегающие, без малейших щелей,  покрыты лаком. Три отделения, на каждом крышки на шарнирах,  с медными ручками. И как приложение -совок,  аккуратный алюминиевый  с деревянной ручкой. Что и говорить подарок царский, особенно для того, кто  подарков вообще не получал. Есть чему порадоваться!  За такой подарок и двух трехмесячных поросят не жалко и даже в придачу гуся. В то же время, сказать о том, что содержание дома - новое ярмо на шее, никак нельзя. Дом, как инвестиция, начал приносить доходы. В квартире стало суше, свежее, просторнее. Сепаратор, серьезно сократил время на переработку молока. Отдельная комната давала возможность передохнуть, набраться сил, дети заметно подтянулись в учебе. Даже подполье, значительно облегчило утро- набрать из него картофель ещё с вечера проще, чем утром бегать и открывать погреб в огороде. А запасенная с вечера вода, за ночь,  прогревались и  животные напоенные теплой водицей меньше болели, лучше росли, давали больший привес. Это не саманушка, в которой лишнее ведро поставить  где. Хороший свет и свободная территория давали возможность в долгие зимние вечера использовать с толком. В том числе собираться всей семьёй и обсуждать злободневные вопросы, принимать гостей, чинить сбрую, вязать. Кладовая так же помогала хранению мяса, сала, птицы. На чердаке летом сохли  шкуры животных, зимой хранились концкорма. А в ларе надежно сохранялась мука от грызунов и так далее и тому подобнее. В хорошем хозяйстве всему находилось место.

На  домовитых  государство   держится. Ведь  что движет экономику? Прежде всего личный интерес. Последний опирается на частную  собственность. Частная собственность  дает стимулы, развивает конкуренцию.   На этом и играет капитализм  и  выигрывает. На  таких стимулах  и должно  развиваться  государство. Создавать условия для личной заинтересованности.  В США,    в Европе  соперничество  умело подогревается.  Недаром Америка - благоустроенная страна. Обустроилась бы и  сибирская деревня.   В Лукьяновке  почти все многодетные и полноценные семьи, поставили перед собой задачу – поставить  Брусовой дом.  Деревня была готова разродится. Но, до  «родов», как говориться, дело не дошло.   А почему?   «Дорогой Никита Сергеевич»  переменился. Первый секретарь КПСС и глава правительства  принялся  произносить  иные  речи: «похороним в гробу капитализм», «ракеты делаем, как сосиски», «покажем им Кузькину мать".   У крестьянина - труженника уши заворачивались. Опять  милитаризация!  Шкурой,   сельский труженик,  почувствовал беду.       Деньги бюджета,  высвобожденные из военной сферы, до села так и не дошли. Начались перебои с хлебом,  обложили натуральными   налогами, вдобавок обрезали огороды,  ограничили поголовье скота, овец вообще запретили держать. Зато «человек с ружьем, обрадовался.  Он опять на первой месте.   Развернулось строительство атомных подводных лодок,  танковых  армад,  ракетных  шахт,  увеличилась численность  армии. Военный начал пухнуть, а крестьянин хиреть.  Рост экономики страны и  благосостояния   народа замедлились. Никита Сергеевич, высек сам себя, как та вдова. Отсутствие хлеба, голодные бунты, расстрел рабочих Новочеркасска,  Кубинская авантюра привели к его   удалению от власти. Как в таких условиях возвести дом? Скотины сколько надо не выкормишь и не реализуешь на рынке,  нужную сумму, не мечтай, не не заработаешь. И как в Лукьяновке сложились дела с  жилищным строительством? Неужели не строились? Невозможно же!  Строились -  куда деваться. Например, построил  большой дом Каменщиков Шурка и Фенька.  Уж очень  обрыла жизнь  в саманушке.  Шурка  крутил баранку – вез во двор  и складировал разный строительный материал, вернее, все что могло использоваться в строительстве – камень, обломки кирпича, саман,  обрубки дерева, доски…  С использованием фантазии  возвел дом, который можно было приспособить для жизни.  А при первой же возможности покинули  жилье и уехали из деревни.  Потом когда стало по свободнее вернулись, получили казенную квартиру. А их дом разрушился. Таким  же  способом построился Ишмаев Дмитрий,  Дуська- мордовка и еще  семьи.  А в основном уезжали,  вернее не захотели ютиться в саманушках:  Надуевы, Карначевы, Мамаевы, Плахотнюки, Земцовы. Были бы    возможности построить собственный нормальный дом,  не  отправились бы за лучшей долей в  другие края.   Степа с Мотей  возвели, так сказать,  «отчий дом» в узкий промежуток времени очередного вождя, между распрекрасным началом и  отвратительным  продолжением очередного главы государства.  И вот что  желательно отметить.  А ведь без Сталина (благодетеля и защитника) о смерти которого горожане  лили слезы, горевали, деревня   ожила, начала развиваться. А сельских жителей в то время насчитывалось   более 107 млн. человек, 54 %  населения страны.  Зажили и не пропали.  Раньше бы  помер, раньше бы, наверное, и зажили.  И главное, ни  Степан Николаевич, ни Матрена Макаровна  ни разу не пожаловались на трудности, на тяжелую работу или усталость. Не зря говориться «своя ноша не тянет». Они делали дело, они строили дом для себя, для детей.  Они обустраивали  Родину.  И так же работали  бы миллионы остальных  крестьян.  Дай свободу, дай стимулы, обеспечь поддержку.  Только таким способом и можно поднять страну «с колен».

Встретились Степе и поздравили его бывшие подопечные, которых он отвозил на Лох и привозил. Они поздравили и порадовались:

-ну все, теперь в деревне есть дом, как у немцев.

Что мог ответить. Согласится, значит слукавить, не согласится, испортить настроение ребятне:

- как у немцев, как у немцев. До немцев нам далеко.

Ни одна российская власть не тягается с соседней Европой уровнем благосостояния народа. И даже не заикается. И не случайно, в глубине души наша власть понимает отсталость, а главное, что руководители они никудышные, рылом, так сказать не вышли. Не сопоставляют заработную плату у подведомственного населения с европейский, а так же пенсии, обеспеченность благоустроенным жильем, обеспеченность медицинскими учреждениями, ценами на продукты питания и так далее. Слабо! Зато со времен И. Сталина хорохорятся, доказывают подведомственному населению о том, что «жизнь стала лучше, жить стало веселее». Придумали собственные показатели для сравнения, которые ни о чем не говорят: добычу нефти, выплавку металлов, экспорт зерна. Пускают «пыль в глаза» миллиардами отпускаемых на здравоохранение, спорт, образование. Так же меряются тем, что нельзя проверить: количеством танков, военных самолетов и ракет. Придумывают пятилетки, индустриализации, государственные программы, национальные проекты. Главные хозяева страны- долгожители: Сталин, Брежнев, Путин, никогда ни чем конкретным ни руководили. Ни совхозом, ни заводом, ни даже банком. Не вывели подведомственные предприятия в передовики. Не доказали свою состоятельность делами. Не выносили в себе собственное воззрение на экономику, на пути и методы развития, на государственное устройства. Никаких «козырей» предъявить не могут. Все они пробирались к трону извилистыми, известными, тихими чиновничьими тропами. В научной среде и среди белых воротничков их презрительно называют "аппаратчиками". И самые квалифицированнные советники и помощники не компенсируют "руководителю-аппаратчику" их невежество. На уме у них собственное благополучие, жажда продлить свою власть, аппаратные игры. Разве допустимо ставить командующим армией, военнослужащего, не прошедшего ступеньки от командира взвода до командира дивизии? Или быть успешным министром промышленности, не поработав в кресле директора завода? А управлять целой страной без опыта, знаний оказывается запросто.

Разумеется Степан Николаевич так не мыслил и не мог мыслить, хотя глубоким крестьянским нутром чувствовал. И потому промолвил:

-запомните, нам никогда не жить, так как немцам

Грустно, тихо, обреченно.

Хорошо, что ребятишки, не придали значения его словам. Они радовались тому, что в деревне появился дом как у немцев. И разубедить их не возможно. Степа с Мотей в исторической перспективе ничего особенного не сотворили – возобновили, прерванный в темные годы жесткого  сталинизма – процесс становления в Сибири крепкого крестьянства. В то же время, для своего короткого времени совершили  трудовой подвиг. Но можно ли их дело назвать подвигом?

Трудовой подвиг

Что же такое трудовой подвиг? За который награждали высшей Государственной наградой? Ведь не существовало и не существует в развитых странах понятия "Герой капиталистического труда Германии", или Франции, или США, или Великобритании.  Там "Герои" или открывают свой бизнес, или продают "идею" и она обогащает владельца, или получают от фирмы, в которой трудятся заработную плату, в соответствии с "трудовым подвигом". А в СССР и ее преемнице России (изменив название на Герой России) оно жило, живёт и процветает. Привыкли, притерлись, сроднилась. Хотя само понятие трудовой подвиг не определено и абстрактно. Что значит "за особо выдающиеся результаты"? Как выделить это особое? А судьей кто? Здесь целое поле для обид,  несправедливости и не понимания. Отношение к подвигу усложняется по мере знаний.

Есть подвиги не нужные. Например, все советские люди  гордились  подвигом  Валерия Чкалова.  А когда  я узнал какие великие трудности Чкалову «со товарищи» пришлось  преодолеть, уважать, преклоняться стал еще больше.  И даже младшего брата предложил назвать Валерием. Труд, безусловно, затрачен не малый, мужество проявлено не дюжинное.  А  будучи зрелым,  задумался над простыми  вопросами: а  за каким чертом   отправился лучший летчик СССР "сотоварищи"  через Северный полюс в США? Какова цель перелета? И что  он  привнес государству? Какой прок от перелета обычным людям?  Я бы понял если бы   возникла  какая - то потребность: нужда в новой  трассе; необходимость испытать мотор;  проверить на прочность человеческий организм; развить собственные технологии самолетостроения.  Однако, ничего  такого правительством не  ставилось. Перелет ради перелета! Рекорд ради рекорда. Цель - пустить пыль в глаза "америкашкам". Результат нулевой: трасса не востребована до сих пор и не будет использоваться, по видимому, никогда. Новые технологии?  Так их не было, и не появились. Мотор? Откуда! как летали на купленнных по лицензии американских двигателях, так и продолжили . Сами жители Америки, по аплодировали, послушали свист Чкалова, да и забыли. А ведь вбуханы немалые   средства и не вождя, и не новоявленного героя. Они бессовестно отняты у  тех же жителей деревни, на них можно было бы поставить не один добротный дом.   Получается что Валерий Чкалов совершил подвиг ради подвига и во вред народу?   Возникло сомнение, оно росло. К самому Валерию претензий нет. Он конечно, рисковал и рисковал бешено. Но ведь шахтер опускаясь в шахту рискует больше и ему за риск платят деньги, но почетное звание не присваивают. Можно перечислить массу рискованных профессий: атомщики, эпидемические врачи, подводники. Чкалов рисковал, что бы побаловать хозяина Кремля. Потешил, получил Звание.  Полет из СССР в США, через Северный полюс никак нельзя назвать трудовым подвигом.

И пример, подвига другого рода-   чиновничий. Директор строительства Красноярской ГЭС Бочкин Андрей Ефимович. Он Герой Социалистического труда, заслуженный строитель СССР и так далее и тому подобнее. Правительственные чиновники дали ему задание, снабдили всеми ресурсами и сделали чиновником высокого ранга. Со всеми, полагающимися властью и привилегиями.  За Бочкиным стояло государство. Не хватало на строительстве цемента, Андрей ехал в Белокаменную, добивался и ему отпускали фонды на строительство цементного завода. Возникала потребность в рабочей силе, он обращался в Москву и ему присылали по путевкам комсомольцев. Столько сколько надо.   Но  смог ли Бочкин построить ГЭС,  на свой страх и риск?  Бросался ли он бы  в реку не умея плавать, сумел бы  заработать там,  где невозможно заработать?  Выдержал бы не спать в сутки по восемнадцать часов? Затратил бы на  свое детище   личные  деньги? У меня ответ один – ни в коем разе.  Конечно, он трудился, конечно,  не  досыпал. Естественно,  сильно  нервничал.   И результат его (и не только его) деятельности на лицо -   Красноярская ГЭС, которая  служит людям. Но опять таки –Бочкин не совершил трудового подвига. Он был государственным служащим, исполняющий волю  власти. За что получал огромную заработную плату, жилье, славу, почести. Одни чиновники, наградили другого чиновника. Чиновники всегда во все времена награждают друг друга. Установилась даже правила, при какой должности представлять к какой награде. Но  причем здесь трудовой подвиг?

А вот еще один вид   подвига – придуманный.

Алексей Стаханов  за смену нарубил угля  на  четырнадцать  норм. Прямо скажем крестьянина трудно провести, особенно,  что касается  работы.   Почти по две нормы за один час!  На селе  посмеивались, чесали затылок, крутили пальцем у виска «знаем, мол, не дураки!». На вспашке зяби, что бы выполнить норму надо много  пота пролить, коня загнать.  А по Стаханову за один час  вспахать то,  что за два дня с трудом удается.   Конь, как конек-горбунок   должен   порхать по полю  с трехлемежным плугом.  Невозможно! Никак. На той же  на метке сена утром закладывают зарод и ко второй половине  дня   завершают.  Завершив и немного передохнув,   закладывают второй зарод поменьше, что бы  к ночи  успеть завершить. Оставлять незавершенный зарод нельзя – вдруг  гроза или ветер.   Два зарода за день -норма.   Всем мётчикам ставят палочку.  А по Стаханову   за один час  - два зарода!  Ну никак не лезит! Вывод один – дурят нашего брата. Мухлюют.  Но партия ВКП (б) решила  должен быть маяк. Сейчас точно установлено Стаханов подвига не совершал. Его имя использовали для повышения норм выработки остальным горнякам.

А вот пример, почти подвига.

Жила в нашей местности Анастасия Глазко. Теперь уже не многие ее помнят. А ее слава гремела на всю Хакасию и даже  страну. Великая труженица. Женщина проводила в кошаре с овцами, и день,  и ночь. Она выпаивала и выхаживала каждого ягненочка. Она забросила семью и детей.  Результаты работы ошеломляющие. За трудовые достижения ей присвоили знание Героя Социалистического труда. К ее подвигу претензий нет, ну, или почти нет, ибо червь сомнения грызет. Не должен человек существовать только  для животных.  Не правильно это. Общаясь с животными человек поневоле оскотинивается.  Перед самой Анастасией снимаю шапку, а власть проклинаю. Ну и дает автор! Все наши авторитеты подвергает критике. Не совсем так.  Трудовых подвигов множество и как  любил повторять мой хороший знакомый «в жизни всегда есть место подвигу».

Директорствовал в  Красноярском крае Вепрев Аркадий Филимонович. И  принялся,   на свой страх и риск  применять более передовые технологии в выращивании зерна, кормлении и уходе за животными.  Но это  шло в разрез с  «руководящей и направляющей силе» то есть КПСС: «Крамола! Отказ от линии партии!». И как Вепрева только не «ломали»: и срамили, и разбирали на бюро райкома, и выговора объявляли. Снять с работы не могли - результаты уникальные.    А он продолжал гнуть свою линию, проявляя недюжинную смелость. И стали к нему в хозяйство приезжать коллеги директора, знакомится, перенимать   его  опыт.  В конце концов,   сквозь свой  зубовный скрежет, партократы  признали «Вепрев прав». И даже присвоили звание Героя Социалистического труда. Заслуженно? Конечно. А почему? Потому что  строптивый директор рисковал, пошел  против власти, законов, общественного мнения, проявил гражданское мужество.   Я перечислил критерии необходимые для признания «гражданского подвига». Так что такое  трудовой подвиг? По моему  мнению трудовой подвиг  это поступок  во благо, на свой страх и риск, вопреки  сложившимися догмам, под собственные деньги  с проявлением гражданского мужества.  По этим критериям Степа с Мотей – герои. Они действовали на свой страх и риск, тратили  лично заработанные деньги, бросили вызов власти, существующим законам и общественному мнению, их деятельность сказалась благоприятно на  окружающих. Разве не трудовой подвиг?

И все же о существовании самого звания сомнения. Нужно ли оно?  Любым критериям соответствуют  миллионы граждан. Миллионы не наградить. Награждаются избраннные. Что делать?  Вариант один - упразднить и не "дразнить гусей".

В семидесятые годы прошлого века государство спохватилось и  разрешило хозяйствам возводить дома для своих работников. И  не от благородства, а от того, что люди массово бежали  из совхозов и колхозов. В селе образовалась нехватка рабочих рук.  Вначале строили деревянные двухквартирные дома. Их  исполнение  отвратительное: углы промерзали, нижние венцы подгнивали, крыши бежали. Затем перешли на бетонные дома и шлако-бетонные. И они  не страдали  теми же недостатками: низкий, не надежный фундамент, плохо изолированные углы, протекающие крыши. Не очень они нравились селянам. И проекты не плохие, как правило,  три комнаты, ванна и туалет, и материалы качественные, а результат плачевный.  Дело в том, что  подрядчики,   как местные бригады, так и «шабашники» нисколько не были заинтересованы в качестве. Для них главное сдать объект и  чем раньше, тем лучше. С течением времени успешные хозяева принялись обкладывать избы кирпичом. Последнее слово в сельскохозяйственном строительстве! Право смотрятся они не плохо. И тем не менее первый деревянный дом выглядит выше, ладнее, приветливее и теплее. До сих пор! Через почти семьдесят лет! А почему сделан с душой. Вот  как  строили в старину и  какие  были плотники. Скажете не трудовые герои?

Сибирь наш общий дом

Как мы уже отмечали, простая крестьянская семья заимела отчий дом. Совершили почти самую главную инвестицию в жизни (дети главнее). Они стали настоящими хозяевами в собственном доме. Инвестиция потребовала новых вложений. Естественно, от грамотных инвестиций пошли доходы, поступления. Выражаясь высокопарно " мощь отдельной семьй приросла".

Мы в праве задать вопрос, а прирастает ли мощь страны, за счёт Сибири сегодня?
Начнем с необъятной территории, которой так гордимся. Большая часть ее не пригодна для проживания. Хотя территория и приносит стране  кое какой доход. За перелеты самолетов, перевозу грузов по железной дороге и  морским транспортом по Северному морскому пути страна получает    грошовые доходы, на которые не проживешь. Следующие для анализа на очереди –  богатейшие недра. Мог их иметь ввиду Михаило Васильевич? Представляется, что их он и имел, прежде всего. Однако, о существовании и перспективности нефти и газа  в то время речи идти не могло. Но главное не это, а то что сама Сибирь со времен   востребованности природно-сырьевых недр  не имела шанса  ими воспользоваться.  Стоит только  промолвить фразу о необходимости передать  недра сибирякам, как сразу же  обвинят в «сепаратизме», «желании развалить Россию», «отделиться от страны», «иностранном вмешательстве» и так далее.

Для сравнения, на Аляске (США) землю удалось перевести в общественную, то есть принадлежащую  штату.   В результате    удалось сырьевые монополии   взять   под неустанный контроль властей штата и   направить в бюджет природную ренту.  С большими «боями» почти  очистить ветви власти (законодательную,  исполнительную и судебную) от  лоббистов сырьевых  монополий. В результате некогда отсталый, дотационный штат самостоятельно формирует за счет рентных  отчислений     фонды: Аляски, а также страховой,  развития, содержания учебных заведений,     экологический.  Из Фонта Аляски   ежегодно выплачивает  каждому жителю дивиденды и немалые (в 2018 году каждый житель Аляски получил свою долю от нефтяных доходов -$ 1600).   Контроль за деятельностью  сырьевых корпораций  на Аляске очень жесткий. Наши сибирские недра используют сырьевые корпорации, хищнически, бесконтрольно и, практически, бесплатно. Обогащая олигархов чудовищно.

Большие надежды возлагались на комплексное освоении сибирских сокровищ. Теория о комплексом освоении  природных богатств  возникла после Великой Отечественной войны.  Все советское время  партийные органы пытались развивать Сибирь комплексно (территориально-производственными комплексами, промузлами).  И все попытки до одной провалились.  Гладкая,  соблазнительная  теория, на практике  не подтвердилась.  Но если «российское могущество» не прирастает  ни территорией,  ни недрами,  ни комплексным освоением природных ресурсов,  то надежды сибиряков остаются на последний рубеж, на наземные ресурсы. С ними сложнее. Экономическим потенциалом обладает  территория южнее Транссиба и на двести километров севернее. Ими, конечно, сибиряки пользовались и пользуются. Однако, «российское могущество ими не прирастает».

И ведь больше ста лет прошло, со времени  наивысшего развития крестьянства Сибири и прорастания могущества России за счет сибирского свободного крестьянина. И за сто прошедших  лет ничего лучшего придумать не удалось. И люди стали образованнее, и техника совершеннее и  глобализация. Ан нет! Переплюнуть Столыпина слабо.

Вывод один.  Сибирякам  то же придется построить свой дом. И в этом доме они должны стать/быть хозяевами. И вести себя по хозяйски: распоряжаться всеми ресурсами (недрами, территорией, землёй, реками). Отчислять Центру положенные налоги. Допускать /не допускать монополии к своим ресурсам и контролировать их.  Получать от использования собственных природных ресурсов налоги и содержать дороги, школы, здравоохранение другую инфраструктуру. Создавать стимулы  для  нововведений. Каждый сибиряк (от мала до велика) достоин получать дивиденды (прямые выплаты в рублях) из Фонда развития Сибири (который так же придется создать). Проблема ответственная, тяжёлая, рискованная. Но ведь Степа с Мотей смогли! Жителям Сибири так же придется решится на смелые поступки. Во- первых, стать хозяевами всей территории мегаматерика. Во-вторых,  взять управление процессами на территории в свои руки. В третьих, договориться с Кремлем о распределении  прав и обязанностей. В четвёртых, призвать на помощь историю. Изучить подходы Столыпина и столыпинских переселенцев. А также мировой опыт накопленный в аналогичных природно-климатических условий. Решится и пройти весь путь будет не просто. Против выступят мощные силы: Центр, олигархи, многочисленные владельцы рудников, нефте-газодобыдчики и, принадлежавшие им СМИ  и всех те кто присосался, как клоп, к нашим сибирским недрам и наземным ресурсам.

А в самые отчаянные тяжёлые моменты брать в руки книгу и вспоминать, какие тяжкие испытания преодолели первые переселенцы,  как сражались двое простых крестьян за светлое  будущее себя и своих детей. И как победили.

В добрый путь!