Письмо кинематографу
Антон Бертовшиц
Дорогой кинематограф!
Кажется, нам нужно серьезно поговорить. Я никогда не претендовал на то, чтобы “разбираться в кино”, и уж тем более быть кинокритиком. Но чем дальше, тем больше ты воспитываешь во мне уверенность, что кино почти полностью посвящено несусветной чуши.
Я перепробовал с пару десятков разных списков того, что мне нужно посмотреть “прежде чем умереть”. Критики уверяли меня, что это и есть твое истинное лицо. Но я им не верю, ведь все, что я увидел – это картины праздного времяпрепровождения праздных людей, созданные, чтобы уничтожить кусочек праздности у тех, у кого ее не так много.
И я даже не буду писать тебе про ремейки и комиксы – с критикой визуальных аффективных аттракционов прекрасно справляются высоколобые интеллектуалы.
Мне не нужны твои “восхитительные полотна про жизнь общества своего времени, созданные гением”. Так любят писать восторженные комментаторы imdb, и зачастую они обманывают – и читателя, и себя. Извини, кинематограф, но твои режиссеры не смогут ничего показать до тех пор, пока будут пытаться упаковать “жизнь общества своего времени” в тощенькие символы и метафоры, теребящие тщеславную железу обывателя и вызывающие полурефлекторную реакцию самолюбования: “Как глубоко!”.
Ничего у них не выйдет и тогда, когда они будут заниматься “невиданным ранее исследованием человеческой природы”. Потому как это исследование (как и любое настоящее научное исследование) наверняка будет посвящено малозначительным, ничтожным деталям, распухшим в воспаленном разуме художника до поистине титанических масштабов. Знаешь, кинематограф, мне начинает казаться, что твои хваленые режиссеры – вообще не очень умные люди, которые, несмотря на седины, продолжают жить совершенно по-детски. Любая погремушка, попавшая им в руки, полностью захватывает их сознание, заслоняя реальный мир. Но если детская увлеченность вызывает у любого нормального человека умиление, то такой подход к делу от взрослого наталкивает на мысль о преждевременной деменции.
Неужели мир вокруг так прост, тускл и неинтересен, что в нем не найдется завалященькой человеческой истории? Я уверен, что в нем отыщутся миллионы безмолвных людей, для которых художник должен стать голосом: голосом, зовущим на борьбу и преобразования. Извини за шершавый язык плаката, но слово “должен” я употребил в самом что ни на есть точном экономическом смысле. Ведь само твое существование обеспечивается временем жизни этих людей, которое никогда не станет свободным, если ты продолжишь заниматься чепухой.
Знаешь, кинематограф, мне надоело быть бесплатным психотерапевтом для тех, кто напялил на себя костюм кинорежиссера или сценариста (ты, наверное, должен знать, бывают ли такие костюмы). Как и любому приличному человеку, мне может быть их жалко. Но спросил ли кто-нибудь меня, хочу ли я быть безмолвным психоаналитиком возле их кушеток? Я знаю, что ты скажешь: что художники больны настолько, насколько нездорово общество, в котором они живут. Я согласен! Но ситуация складывается, как в том анекдоте: ты предлагаешь мне смотреть на палец тогда, когда я хочу смотреть на луну.
Тем более, что твои сеансы дилетантского психоанализа очень тяжело отличить от эксгибиционизма. А я всегда относился с недоверием к людям, которые демонстрируют гениталии на публике. Особенно за деньги.
Кинематограф, покажи мне человека! Не для этого ли ты нужен в условиях, когда слух, зрение, мысль, чувство стали чуждыми и недоступными мне общественными силами, требующими специально обученных людей, которые умеют с ними обращаться?
Я прошу тебя о помощи! Поговори со мной, чтобы я увидел человека – настоящего и живого. Не символ, не метафору, не аллюзию. Не человека, воплощающего в себе глубокомысленный замысел художника. Нет, даже пошлая формулировка про “герой воплощает в себе всю сложность жизни” мне не подходит. Покажи мне человека, а все остальное я увижу сам.
Я ведь в первую очередь беспокоюсь о тебе! Времена изменятся, и таких людей как я станет больше. Которые придут к тебе, дорогой кинематограф, и скажут: “Извини, что не обращали на тебя того внимания, за которое ты отчаянно борешься. Последнюю сотню лет мы были немного заняты. Но вот мы здесь, и теперь у нас есть вопросы: чему ты за это время научился? Что ты произвел? О чем успел рассказать? Чем ты можешь нам помочь?”.
И что ты сможешь на них ответить?..