Немного о любви и ненависти
"За почти две недели в Белгородской области от террористических атак со стороны ВСУ пострадали 152 человека, в том числе 11 детей. Погибли 24 мирных жителя, среди них два ребёнка", — сообщил Губернатор Белгородской области Вячеслав Гладков в своем телеграм-канале 23 марта 2024 года
Где я вас спрашиваю цветы, соболезнования от властей, очереди из москвичей в донорские пункты?
На это не последовало команды сверху. Потому, что для властей это не важно. А Крокус — важно. Поэтому и народ возмущается. Хотя не удивлюсь, что и это народу не важно. Сота, "Твердый знак" и Анастасия Шевченко пишут, что власти различных регионов России сгоняли людей на траурные мероприятия в Тамбове и Ростове-на-Дону после теракта. Пытались устроить "организованную скорбь" и через родительские чаты. Призывы сопровождались просьбами сфотографировать возложения цветов и прислать для отчетности
Одной из самых типичных черт русского менталитета считается терпение — вроде бы христианская добродетель. Однако, если разобраться, то НАШЕ терпение — это на самом деле рабская покорность, равнодушие и пофигизм
Да, за последнее время многие отмечают обесчеловечивание российского народа и связывают это в первую очередь с войной. Однако если углубиться в историю, мы увидим, что со временем мало что изменилось
“Мы жили по-другому, мы были добрее друг к другу, помогали, сочувствовали”, – вспоминают наши бабушки. Кому вы сочувствовали? Мейерхольду? Бродскому? Сахарову? Депортированным народам? Миллионам репрессированных и тысячам расстрелянных? И “кто-то же написал четыре миллиона доносов!”
Сестра Ольги Берггольц смогла ненадолго вывезти ее в Москву из блокадного Ленинграда. Ольгу поразило, что москвичи ничего не знают о блокаде. “О голоде и смертях не желают слышать, об этом нельзя ни говорить, ни писать”. Как это похоже на то, как сегодня вся страна равнодушна к страданиям не только украинцев, но и своих же сограждан, если только государству не выгодно это сочувствие. Но государству гораздо больше выгодна ненависть к врагам, благодаря которой послушные рабы сплачиваются вокруг очередного кровожадного вождя
…Сердцу, готовому для любви, все равно кого любить. Сердцу, переполненному ненавистью все равно кого ненавидеть…
Народы, живущие на территории Российской империи, а позже — СССР, всегда были приучены к тому, что любой может быть объявлен врагом. Мы никогда не удивлялись репрессиям, направленным против соседнего государства, целого сословия или национальности. Враг назначался могущественным перстом и тут же ненависть находила отклик в как-будто подготовленных для этой ненависти сердцах. Словно нам было все равно кого ненавидеть — контрреволюционеров, евреев, кулаков, белогвардейцев, “пиндосов”, интеллигентов, украинцев…
“В тюрьмах побывало столько людей, что вряд ли в стране было хоть одна семья, родственники или знакомые которых не подвергались преследованиям и репрессиям. После вредителей настала очередь кулаков; после кулаков — "троцкистов", после"троцкистов" — людей с немецкими фамилиями. Крестовый поход против евреев чуть-чуть не был объявлен. Всё это привело людей к величайшему равнодушию, воспитало в народе полное безразличие к людям, отмеченным Уголовным кодексом в любой его части”, — писал Варлам Шаламов, прошедший несколько лет лагерей
Постоянные войны, которые вела российская империя, тоже не способствовали воспитанию в народе сострадания. "Главное губительное воздействие войны в том, что вплотную, воочию подступившая массовая смерть становится обыденным явлением и порождает покорное согласие с нею", — в этом был уверен фронтовик Виктор Астафьев
Одним из самых вопиющих преступлений немецких нацистов на территории СССР были расстрелы в Бабьем Яру в 1941-43 годах. Одних евреев было убито более 33 тысяч. Наряду с Освенцимом, Бабий Яр стал самым страшным и самым известным символом Холокоста
Однако между Холокостом в Европе и на советской территории было существенное отличие, — считает Артем Кречетников из Русской службы Би-би-си
В Европе нацисты хотя бы отчасти считались с общественным мнением, евреев уничтожали в тайне от остального населения, а большей части позволили уехать
Из трех миллионов евреев на советской территории, погибли 2,825 миллиона человек - около 94%. Весь Киев знал о том, что творится недалеко от их домов, многие местные помогали совершать расправы
В Европе Холокост маскировали, потому что у жителей цивилизованных стран уничтожение ни в чем не повинных людей могло вызвать только ужас и отвращение. Объявление целого народа расово неполноценным только насторожило бы подавляющее большинство голландцев или французов: сегодня они так с евреями, а завтра с кем?
Советских же граждан приучили к массовым убийствам без суда и личной вины, репрессиям по абсурдным обвинениям, доносам, и боязни заступаться за смертников: “умри ты сегодня, а я завтра”
Для людей, видевших красный террор, раскулачивание и Голодомор, в Бабьем Яру не происходило ничего из ряда вон выходящего: вчера стреляли одних, сегодня других
Сталинские репрессии безусловно ужесточили советский народ, однако в 1920-х годах писатель Максим Горький написал ряд статей, где указал на жестокость, как главную черту русского национального характера. “...И то жестокость садистическая. Говорю не об отдельных взрывах жестокости, а о психике, о душе народной”, — писал Горький. Приведу некоторые отрывки:
“Я должен заметить, что в русской жестокости эволюции, кажется, нет, формы её как будто не изменяются. Я думаю, что русскому народу исключительно — так же исключительно, как англичанину чувство юмора — свойственно чувство особенной жестокости, хладнокровной и как бы испытывающей пределы человеческого терпения к боли, как бы изучающей цепкость, стойкость к жизни”
“В России вообще каждый почти с удовольствием бьет кого-то. "Народная мудрость" видит в наказании на теле что-то человеку нужное и полезное. Выражением этого является присказка "За битых двух дают" (За одного битого двух небитых дают — С.Ч.) Если уж говорить о московской жестокости, то нельзя обойти молчанием еврейские погромы. Факт, что эти погромы организовывались в согласии с глуповатыми представителями власти, ничего и никого не оправдывает. Эти дураки и каналии, позволявшие убивать и грабить евреев, не приказывали их мучить, насиловать женщин, забивать детей, вбивать в головы гвозди. Все эти кровавые ужасы шли из инстинкта самих масс”
Об этом писал не только Горький и не только в новейшее время. О жестокости московитов часто вспоминали и иностранные путешественники, приезжавшие к нам в прошлых веках. Многие из них упоминают и намеренные действия властей и “знати”, воспитывавшие грубость в сердцах народа и поощрявшие проявления бесчеловечности
"Видя грубые и жестокие поступки с ними всех главных должностных лиц и других начальников, они так же бесчеловечно поступают друг с другом, особенно со своими подчиненными и низшими", — констатирует в своем труде "О государстве Русском" английский дипломат Джайлс Флетчер", возглавлявший посольство в Москву в 1588 году"
Георг Тактандер, посол Священной Римской империи в начале XVII века пишет: “Насколько я мог заметить, они имеют ни за что 10 заповедей и легко наказывают за их нарушение. Убийца, или другой какой преступник, наказывается за свое злодеяние заключением в тюрьму на два, или на три года. Отбыв это наказание, он становится еще худшим, нежели был раньше”
Яков Рейтенфельс, путешественник и дипломат, в 1676 году удивляется, что “жестокость московиты почти не относят к порокам, а считают ее вполне разрешенной и необходимой”
“Лучший друг убивает в этой стране своего товарища, если подозревает, что тот может украсть копейку или су. Для того чтобы ослабить беспорядки, довольствуются усилением отрядов стражников, но солдаты, столь же корыстные, как и все остальные, приходят только после того, как дело сделано, и ограничиваются своей долей добычи, так что преступник уверен, что спасется. В этой стране не ужасаются, находя каждый день убитых людей на улицах", — вспоминает Фуа де ла Нёвилль, французский дипломат, побывавший в России в 1689 году в своих “Записках о Московии"
Петр Петрей, шведский дипломат, XVII века ужасается тому, как московиты обходятся с пленными. “Их жестокость, гнусная жизнь, варварская и немилосердная природа достаточно известны многим, бывавшим в земле их, а особливо тем, которые приведены туда пленниками из чужих краев и должны были выдержать муки и истязания плена. Потому что русские днем и ночью думают и ломают голову, какими бы новыми способами мучить людей: вешать, или варить, или же жарить их? И ни один народ, ни турок, ни татарин, не сделают ничего страшнее и ужаснее. Даже если бы был у них Берилл, подаривший тирану Фалариду медного быка для муки и истязания в нем людей, сказать по правде, они не посадили бы его в быка, а, наверное, сделали бы ему большой подарок за то, что выдумал такую муку, что люди, посаженные в вола, ревут точно быки”
Немец Конрад Буссов, в том же XVII веке дополняет Петрея: “С пленными немцами и поляками московиты обращались во много раз грубее и безжалостнее, чем прежде обращались с ними поляки. Если московитский крестьянин начинает свирепствовать, они ведут себя как обезумевшие и помешанные, как дикие свиньи, не щадят ничего, разрывают и разбрасывают что только могут, и, ударив раз, продолжают бить по тому же месту. Не дай Бог попасть им в руки какому-нибудь честному воину. Одного немца сварили, вскипятив котел меда”
Не лучше, чем с пленными, россияне того времени обращаются и с провинившимися соотечественниками, о чем свидетельствует голландский политик Николаас Витсен. Он описывает жестокие наказания в том числе за незначительные провинности, например, отрубание руки за ошибку в написании царского титула, или сожжение живьем на костре монаха, который обокрал монастырь и “колдовал” крестом. “Кроме того, что сжигают людей, их бросают живых и связанных в огонь для пытки и оттуда вынимают… В другом месте я видел еще двоих повешенных, у которых отрубленные руки и ноги были пригвождены к виселице. Еще в одном месте женщине вырезали язык. В общем, то здесь, то там вешали, обезглавливали и т.д. Кнутом бьют, прогоняя по улице… Жены и дети часто наблюдают это правосудие”
Маркиз де Кюсти́н, французский путешественник, уже в XIX веке, сравнивает русских с французами времен революции не в пользу первых, приписывая жестокость не горячей натуре, а естеству русских. “Многие жестокости французской революции даже и не упомянутые историками, — пишет он, — могли бы стать доказательством того, что и у наиболее цивилизованных наций зверство в людях не исчезло, а всего лишь задремало. И все же методическое бесстрастие и низменная жестокость отличается от недолговечного бешенства французов. Для французов война против Бога и человечества не была естественным состоянием. Мода на кровь изменила их характер, и поступки их диктовались разгулом страстей, ибо никогда не были они более свободны, чем в эпоху, когда все у них совершалось во имя свободы
У россиян же, наоборот, вы увидете, как они убивают друг друга, ничем не изменяя своему характеру. Они как бы выполняют свой долг. Здесь убийство просчитано, и совершают его размеренно. Люди убивают других людей по-военному, скрупулезно, без гнева, без волнения, без слов и их покой хуже любых безумий ненависти, они толкают друг друга, бросают вниз, топчут ногами, словно механизмы, равномерно вращающиеся вокруг своей оси. Физическая беспристрастность при совершении наиболее произвольных поступков ужасной дерзости замысла, холодности его исполнения, молчаливая ярость, немой фанатизм — вот из чего состоит преступление”
Нам казалось, что гуманизация общества с его развитием необратима, что невозможно снова вернуться к диким временам, где народ с удовольствием ходит на публичные казни и требует "хлеба и зрелищ". Но мы сами не заметили, как вдруг целый народ за какие-то несколько лет деградировал даже не до прошлого века, а до средневековья…