Таблетки от инакомыслия*
“Несчастна страна, где простая честность воспринимается в лучшем случае как героизм, в худшем — как психическое расстройство”.
Владимир Буковский
“Советская власть настолько объективно хороша, что каждый, кому она не нравится полностью или частично, является сумасшедшим”.
Владимир Войнович
Большевики проявляли действительно чудеса изобретательности в плане устранения неугодных, оппозиционеров и вообще мыслящих людей. Одним из таких изобретений была “карательная психиатрия” — орудие борьбы с инакомыслящими, которых нельзя было репрессировать по закону. На принудительное лечение попадали абсолютно здоровые люди — диссиденты и правозащитники, “неугодные” режиму люди, которым ставили несуществующие диагнозы и на несколько лет отправляли в палаты для сумасшедших. По разным оценкам, только в СССР через такую практику прошли более двух миллионов человек.
Родитель №1. Не любить Россию может только “помешанный”
Карательная психиатрия основана на идее, что если инакомыслящего признать безумцем, то все о нем скоро забудут. Однако история доказывает обратное. Когда император Николай I признал невменяемым Чаадаева, это только способствовало росту популярности последнего.
Идею объявить неугодного помешанным предложил самодержцу главный жандарм тогдашней России Александр Христофорович Бенкендорф (вроде нынешнего Золотова). Тот самый, принимавший активное участие в следствии по делу декабристов и утверждавший, что "законы пишутся для подчиненных, а не для начальства". Вскоре он же чуть не объявил "помешанным" Лермонтова, прочитав его стихотворение "На смерть поэта". Так что именно Бенкендорфа можно считать родителем карательной психиатрии в России.
Эпидемия сумасшествия
Однако на промышленные рельсы карательная медицина, как и все другие способы уничтожения умных и талантливых, встала при большевиках. Злоупотребление психиатрическими диагнозами позволяло властям избегать гласного судебного процесса над инакомыслящими, отправляя их в психиатрические больницы без суда и на неопределённый срок. Кроме того, объявление несогласных психически больными позволяло властям уходить от вопроса о политических заключенных, не привлекая внимания мировой общественности. При этом можно было заявлять, что в СССР исповедуется самая либеральная концепция права, поскольку правонарушитель в подобных случаях рассматривается скорее как больной, которого следует лечить, чем как преступник, подлежащий уголовному наказанию.
Одной из первых жертв советской карательной психиатрии стала Мария Спиридонова, лидер партии левых эсеров, выступавшая против Ленина и большевистского террора. Поскольку ее дореволюционные заслуги и слава были огромны, просто так расстрелять ее Дзержинский не решался и предложил Ленину при помощи лояльных новому режиму врачей Владимира Обуха и Николая Семашко поместить ее “в психиатрический дом, но с тем условием, чтобы оттуда её не украли или не сбежала". Хотя в дальнейшем Спиридонову все-таки расстреляли, видимо заключение в больнице не вызывало доверия Железного Феликса.
Поначалу большевики не стеснялись в средствах, декларируя, что все они хороши ради великого будущего. Но затем пришла пора притворяться демократическим государством, и случаи использования психушки как тюрьмы начали проявляться все чаще. Например, в 1921 году в Томскую психиатрическую больницу тайно были доставлены кронштадтские мятежники, выступившие против Ленина и других "большевиков-узурпаторов". По мнению коммунистов, это было форменным безумием, и потому тех, кто избежал расстрела, решили “вылечить”.
В 1930-х по инициативе прокурора Андрея Вышинского начинается строительство специальных психиатрических больниц тюремного типа, которые до последних дней существования Союза находились в ведении МВД (а на деле КГБ), а не Минздрава и были бесконтрольны со стороны врачебного сообщества.
В 1939 году по личному распоряжению Берии был создан специальный корпус Казанской тюремной психиатрической больницы, куда были заключены тысячи человек. По углам территории стояли вышки, над тюремной стеной была натянута колючая проволока. Эта "больница" знаменита тем, что во время войны стала фактически лагерем уничтожения: практически все пациенты, прибывшие до лета 1942 года, погибли от холода и голода. Именно в этой больнице находился президент Эстонии Константин Пятс, который был арестован после оккупации Прибалтики советскими войсками в 1940 году. Позднее там держали участницу демонстрации 25 августа 1968 года против ввода советских войск в Чехословакию Наталью Горбаневскую. Существовала также больница в Томске, куда во время войны был эвакуирован Московский НИИ психиатрии со всеми врачами и пациентами. Чуть позже открыли спецкорпуса рядом с питерскими “Крестами” и московской “Бутыркой”.
Через эти "заведения" прошли тогда многие известные люди. Например, в 1949 году крымскотатарский поэт, писатель, драматург, режиссёр и актёр Умер Ипчи вместо освобождения из тюрьмы строго режима был отправлен в Томскую больницу, где он и умер спустя 5 лет.
“Пациентами” были авиаконструктор Андрей Туполев, сотрудник Свердловского райкома КПСС Сергей Писарев, осмелившийся написать Сталину письмо против "дела врачей". Писарев стал потом первым в СССР борцом против карательной психиатрии, он продолжал требовать закрытия спецбольниц и при Хрущеве, и при Брежневе.
Александр Есенин-Вольпин, сын Сергея Есенина, в 1950-60 годы на протяжении девятнадцати лет был пять раз госпитализирован в психиатрические учреждения по политическим причинам, среди которых написание стихов “антисоветского” характера и поданное заявление о выездной визе для визита на научную конференцию в США.
Вместо ГУЛАГа
Со смертью Сталина начался постепенный процесс расформирования системы ГУЛАГа, однако “враги” продолжали “не дремать”. В 1960-е критика социалистического строя продолжала расцениваться как антисоветская агитация, и психиатрия стала главным инструментом политических репрессий. В 1960-е вместо Колымы инакомыслящих определяли в лечебницы, которые использовались властями в качестве тюрем.
Если с 1935 по 1955 годы количество койкомест психиатрических больниц возросло втрое, то после расцвета карательной психиатрии с 1962 по 1974 год оно увеличилось еще в 10 раз. Всего к концу 1979 года на территории Советского Союза действовало 83 режимных психиатрических учреждения, а количество “больных” составило 6308 человек.
В 1955 с диагнозом “шизофрения” по обвинению в принадлежности к тайной марксистской группе, написании антисоветской прозы и хранении антисоветской литературы был госпитализирован писатель Виктор Рафальский. Он провел в больницах в общей сложности 26 лет, из них 20 — в больницах специального типа. Свои “приключения” он после опишет в книге воспоминаний “Репортаж из ниоткуда”.
С 1956 по 1964 года находился в Ленинградской тюремной психиатрической больнице известный геофизик Николай Самсонов. Попал туда он за написание трактата “Мысли вслух”, где рассматривался вопрос о создании бюрократической элиты и искажении ленинских принципов. Психиатры больницы советовали ему признать свой трактат плодом больного воображения, что “свидетельствовало бы о его выздоровлении”. Лишь в 1964 году, после того как ему начали вводить аминазин и состояние его здоровья ухудшилось, Самсонов подписал заявление, где утверждал, что во время написания трактата был душевно болен.
В 1958 году был арестован и на шесть месяцев помещён в психиатрическую больницу за распространение антикоммунистической литературы будущий первый президент независимой Грузии Звиад Гамсахурдия.
В 1961 году у писателя Михаила Нарицы было диагностировано “параноическое развития личности” за то, что тот имел “собственную систему взглядов на государственное устройство с позиций свободных идей, советскую действительность оценивал болезненно неправильно, исходя из неправомерных обобщений отдельных недостатков”. Такие “идеи” стоили Нарице 3-х лет заключения в психлечебнице.
В 1964 открыто критиковавший политику партии и правительства и призывавший к восстановлению ленинских принципов и норм генерал-майор Красной Армии Пётр Григоренко провел несколько лет в специализированных психиатрических больницах с диагнозом “паранойяльное развитие”.
В том же году суд постановил направить на принудительную судебно-психиатрическую экспертизу Иосифа Бродского. Невменяемым его не признали, но нервы попортили. Три недели “лечения” Бродский после вспоминал, как худшее время в его жизни.
Родитель №2. Расцвет “вялотекущей шизофрении”
Уже в начале 2025 года Костромскую областную психиатрическую больницу назвали академика Андрея Снежневского, за которым тянется слава отца-основателя советской карательной психиатрии и изобретателя термина "вялотекущая шизофрения". Решение было принято Костромской областной Думой.
Именно этот Герой Социалистического Труда в свое время лично ставил диагнозы Владимиру Буковскому, Петру Григоренко и многим другим знаменитым диссидентам. Учитывая, что в последнее время российские власти начинают все более охотно использовать психиатрию для борьбы с инакомыслящими — такое решение уже не вызывает удивления.
В начале 50-х Снежневский возглавил Институт Сербского в Москве, где начал кампанию против тех своих коллег, которые "неустанно припадают к грязному источнику американской лженауки". Смысл “открытия” Лысенко-от-психиатрии и основателя “советской школы психиатрии” состоял в том, что внешне человек может выглядеть абсолютно нормальным и его реакции остаются реакциями здорового человека, но где-то в глубине сознания у него скрывается шизофреническая патология. Такой диагноз можно было поставить любому неугодному искателю справедливости. Разумеется, идея была подхвачена силовиками и властью, а все многообразие психиатрических школ и направлений было объявлено буржуазными пережитками и преследовалось.
После того, как в 1961 году вступила в действие “Инструкция по неотложной госпитализации психически больных, представляющих общественную опасность”, в психушку стали упекать и без возбуждения уголовного дела. При этом заключение было бессрочным, пациент лишался права на защиту, адвоката и подачу апелляций.
Диагноз “вялотекущая шизофрения” имели практически все диссиденты того времени, хотя лишь эти люди и смогли сохранить нормальность в обстановке тоталитарного безумия.
В конце 80-х Владимир Буковский, давая в США интервью, не без иронии говорил: "…вялотекущая шизофрения – диагноз, изобретенный нашим отечественным, уважаемым психиатром профессором Снежневским, и идея, состоящая в том, что шизофрения может развиваться так незаметно и так долго, что только он, Снежневский, может это заметить. Мне он поставил диагноз "вялотекущая шизофрения" в шестьдесят втором году. Я счастлив сообщить, что она до сих пор течет вяло".
В 1963 году Буковский был арестован за изготовление двух фотокопий книги югославского инакомыслящего Милована Джиласа “Новый класс”, запрещённой в СССР. Его признали невменяемым и отправили на принудительное лечение в Ленинградскую спецпсихбольницу. В 1965 его “лечили” за активное участие в подготовке “митинга гласности” в защиту Синявского и Даниэля. Позже он получил известность на Западе тем, что предал гласности практику карательной психиатрии в СССР. Находясь уже в тюрьме, в соавторстве со своим солагерником психиатром Семеном Глузманом, написал “Пособие по психиатрии для инакомыслящих” — руководство, призванное помочь тем, кого власти пытаются объявить невменяемыми.
“Лечение от антисоветчины”
Настоящий расцвет карательной психиатрии в Советском Союзе начался после назначения председателем КГБ Юрия Андропова. За три месяца до его назначения, 14 февраля 1967 года, Минздрав СССР утвердил инструкцию о принудительном психиатрическом лечении.
При Андропове сеть специализированных психиатрических учреждений “для защиты интересов советского государства и общественного строя” постоянно расширялась, условия содержания в них ужесточались, в качестве санитаров стали использовали уголовников, надзора за которыми практически не осуществлялось.
Массовая кампания по отлову инакомыслящих началась после знаменитой демонстрации на Красной Площади против ввода войск в Чехословакию в 1968 году, и не ослабевала до середины 80-х.
Один из участников протеста — Виктор Файнберг, по причине того, что у него были выбиты после задержания передние зубы и его присутствие на суде стало нежелательным, был направлен на психиатрическую экспертизу, признан невменяемым и подвергнут принудительному лечению. В заключении "специалистов" политическая подоплека не упоминалась вообще, поступок Файнберга описывался лишь как “нарушение общественного порядка на Красной площади”, а в диагнозе значилось, что он "с увлечением и большой охваченностью высказывает идеи реформаторства по отношению к учению классиков марксизма, обнаруживая при этом явно повышенную самооценку и непоколебимость в своей правоте”. За “идеи реформаторства” Файнберг был направлен в Ленинградскую спецпсихбольницу, где находился 4 года. Невменяемой была признана и другая участница акции — Наталья Горбаневская, однако без госпитализации. От заключения ее спасло наличие грудного ребенка, с которым она пришла на демонстрацию.
Тогда же на принудительное лечение в “психбольнице особого типа” с диагнозом “вялотекущая шизофрения” был направлен Илья Рипс, совершивший попытку самосожжения в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию. Была признана невменяемой Ольга Иофе, которая вышла на площадь Маяковского с лозунгами: “Вечная память Яну Палаху!” и “Свободу Чехословакии!”
Начиная с 1969 года 17 лет в тюрьмах и психбольницах провел белорусский диссидент Михаил Кукобака. Он провинился тем, что написал открытое письмо английскому писателю Айвору Монтегю, которое хотел опубликовать в газете "Комсомольская правда", а также "отказом от участия в выборах, субботниках и мероприятиях КПСС, распространением текста Всеобщей декларации прав человека в общежитии города Бобруйска" и "манией переустройства общества".
В том же году психиатрическая экспертиза в Институте имени Сербского признала душевнобольным советского правозащитника и литератора Владимира Гершуни. Его направили на принудительное лечение в Орловскую специальную психиатрическую больницу, где пребывал с декабря 1970 по апрель 1974 года. Оттуда ему удалось передать Петру Григоренко ряд сведений о врачах и других политических узниках Орловской спецпсихбольницы, благодаря чему эта информация стала достоянием общественности.
29 мая 1970 года в калужскую психиатрическую больницу был помещён известный биолог и публицист Жорес Медведев, написавший несколько статей о нарушениях прав человека в СССР, среди которых был очерк о цензуре советской почты. Когда за ним приехали сопроводить его на психиатрическую экспертизу, Медведев ответил, что добровольно не поедет, но и оказывать сопротивления не будет. Тогда на глазах коллег Медведеву заломили за спину руки и увезли насильно. Ученому удалось выйти на свободу буквально через несколько дней только благодаря заступничеству таких светил, как Петр Капица, Андрей Сахаров и Александр Твардовский.
“Бредовыми идеями реформаторства” по заключению врачей страдали диссидент Виктор Кузнецов, утверждавший говорил, что “не сможет успокоиться, пока хоть один человек на свете будет жить плохо” и Леонид Плющ — математик и правозащитник, поплатившийся за “антисоветскую агитацию и пропаганду”. Плющ,выехав за границу после четырехлетнего пребывания в Днепропетровской СПБ, описывал избиения, злоупотребления инъекциями и другие издевательства, создававшие непереносимые условия пребывания.
В 1970-72 году в спецбольнице с диагнозом “шизофрения, параноидальное развитие личности” находилась Валерия Новодворская, организовавшая студенческую группу, в которой всерьез обсуждалась необходимость свержения коммунистического режима.
С той же “шизофренией” был направлен на “излечение” вячеслав Игрунов, распространявший книгу “Архипелаг ГУЛАГ”.
Виктора Некипелова с заключением: “склонность к правдоискательству и реформаторству” направили на обследование в Институт Сербского. Об этом лечебном заведении он написал ставшую знаменитой документальную книгу “Институт дураков”.
В 1982 году в Томске арестовали группу преподавателей и ученых местных вузов, читавших и распространявших запрещенную литературу. Один из "книжников", переводчик Виктор Арцимович, был отправлен в психиатрическую больницу, где ему поставили очень странный даже для той маразматической эпохи диагноз "философская интоксикация" Во время обыска у Арцимовича изъяли "несколько мешков фотокопий" философских трактатов: Гегель и Кьеркегор на немецком, Сартр на французском, Блаженный Августин – на латыни.
Последней жертвой карательной психиатрии того времени стал в 1985 году поэт и музыкант Егор Летов. Он пробыл в психбольнице несколько месяцев с диагнозом “вялотекущая шизофрения”. Через два года его пытались “лечить” снова, однако он бежал и вынужден был путешествовать автостопом по России. Позже он написал в автобиографии: “В конце концов, благодаря усилиям моих родителей розыск прекратили и меня оставили в покое — к тому же начинался новый этап „перестройки“, и диссиденты уже никому не были нужны”
Побег из рая
"Не любить социализм могут только сумасшедшие", – заявил когда-то Никита Хрущев. Поэтому пытавшиеся покинуть “коммунистический рай” автоматически считались ненормальными.
Юрия Ветохина направили на лечение в Днепропетровскую больницу после третьей попытки сбежать из СССР. Он написал заявление с признанием "Я никогда не боролся против правительства СССР, а мое желание эмигрировать согласуется с правом любого человека, записанном в Декларации Прав Человека, под которым имеется подпись и представителя СССР. Прошу компетентные органы разрешить мне эмигрировать из СССР хотя бы голым!"
Он провел в Днепропетровской спецбольнице восемь лет. “Ветохин годами отказывался признать себя больным, поэтому его так и мучили, " — писал о нем Александр Шатравка, попавший в ту же лечебницу несколько лет спустя.
Поняв, что другим способом ему отсюда не выбраться, Ветохин все-таки “признал себя психически больным”, пообещал оставить попытки бежать и был выпущен на свободу, где сразу начал восстанавливать здоровье и готовиться к новому побегу.
В круизе он выпрыгнул из иллюминатора возле островов Индонезии и доплыл до ближайшего острова. Попав в Штаты он написал книгу воспоминаний о “рае”. Умер Ветохин в Сан-Диего, не дожив 13 дней до 94 -х лет.
Александр Шатравка провел “на лечении” пять лет также за попытку побега. Тем не менее он смог выйти на свободу и покинуть страну в 1986 году, реализовав таким образом свою мечту. Ему дали разрешение на выезд в США под давлением западных активистов. Спустя несколько лет он забрал и родителей.
Мания справедливости
Помимо явных “врагов народа” репрессиям подвергались лица, обратившиеся с жалобами на бюрократизм и те или иные злоупотребления местных властей в высшие органы государственной власти, а также добивавшиеся справедливости в решении конфликтов с начальством на работе, незаконного увольнения.
В записке руководителей КГБ, МВД, Генеральной прокуратуры и Минздрава, направленной в ЦК КПСС 31 августа 1967 года, упоминалось, что “особую опасность вызывают приезжие в большом числе в Москву лица, страдающие манией посещения в большом числе государственных учреждений, встреч с руководителями партии и правительства, бредящие антисоветскими идеями”. Таких “правдоискателей” — особо настойчивых посетителей приемных — также направляли в лечебницы.
По сведениям Московской Хельсинкской группы "примерно 12 человек в день милиция направляет дежурным психиатрам только из приёмной Верховного Совета СССР; ещё 2–3 человека из тех, кто пытался пройти в посольство, неопределенное число из других мест присутствия. Из них примерно половина — госпитализируется". Только за 1966-67 годы из приемных центральных учреждений и ведомств были доставлены в больницы свыше 1800 “психически больных”. Госпитализировать на короткий срок могли и просто по указанию партийных или государственных органов в целях запугивания.
Начиная с 70-х годов за пару недель до 1 Мая и 7 Ноября власти предписывали госпитализировать "людей с непредсказуемым поведением", чтобы обеспечить порядок во время праздников. В эту категорию входили как действительно неадекватные люди, так и диссиденты, члены религиозных общин, активисты, и многие другие — набиралось несколько тысяч человек. То же самое повторялось в случае визитов иностранных гостей, во время проведения съездов КПСС и во время Олимпиады 1980 года.
Все по Оруэллу
"Да, жаль мне вас, Юрий Александрович! – вдруг заявила Бочковская. – Не поддаетесь вы лечению! Вы уже много приняли лекарств. Больше, чем другие больные. А сдвигов в лечении не намечается! Вы говорите и думаете по-старому. А нам надо не только чтобы вы начали говорить другое, а чтобы уверовали в другое. Нам надо, чтобы вы полюбили то, что раньше ненавидели, и возненавидели то, что раньше любили. Надо, чтобы у вас изменилась личность. Пока личность ваша не изменится – мы не выпишем вас из спецбольницы". Из книги Юрия Ветохина “Склонен к побегу”.
"Мы не довольствуемся негативным послушанием и даже самой униженной покорностью. Когда вы окончательно нам сдадитесь, вы сдадитесь по собственной воле. Мы уничтожаем еретика не потому, что он нам сопротивляется; покуда он сопротивляется, мы его не уничтожим. Мы обратим его, мы захватим его душу до самого дна, мы его переделаем. Мы выжжем в нем все зло и все иллюзии; он примет нашу сторону — не формально, а искренне, умом и сердцем. Он станет одним из нас, и только тогда мы его убьем. Мы не потерпим, чтобы где-то в мире существовало заблуждение, пусть тайное, пусть бессильное. Мы не допустим отклонения даже в миг смерти. В прежние дни еретик всходил на костер все еще еретиком, провозглашая свою ересь, восторгаясь ею. Даже жертва русских чисток, идя по коридору и ожидая пули, могла хранить под крышкой черепа бунтарскую мысль. Мы же, прежде чем вышибить мозги, делаем их безукоризненными". Из книги Дж. Оруэлла “1984”.
Подробности “лечения от антисоветчины” в своей книге описывал Ветохин, о них можно узнать в мемуарах Александра Шатравки, а также из других книг бывших политических узников психлечебниц.
Кто читал Оруэлла — может и так себе представить: отличий действительно мало.
Авторы, пережившие “лечение” писали о переполненных палатах, отсутствии туалетов и свежего воздуха, содержании вместе с тяжелыми больными. В некоторых психбольницах применялась принудительная трудотерапия, за которую платили от 2 до 10 рублей в месяц. “Пациенты” вели малоподвижный образ жизни, получали рацион более скудный, чем в тюрьмах, так как еда разворовывалась медсёстрами, фельдшерами, надзирателями, работниками пищеблока, а также санитарами — бывшими уголовниками. Эти санитары, при полном попустительстве администрации, шантажом, угрозами и побоями вымогали у узников и передачи с воли, и без того достаточно скудные. По сведениям заключенных нормы питания в советских политических тюрьмах мало отличались от гитлеровского Освенцима .
Постоянно применялись избиения и другие физические наказания. "Лечили" привязыванием, элеткрошоком, бормашиной, методом "влажной укрутки" в простыню: высыхая, она сжимала тело как в тисках.
Да и сами процедуры “лечения” скорей напоминали пытки. Высокие дозы сильнейших нейролептиков, галоперидола, вызывавшие адскую боль и мучительные двигательные нарушения — все это могло действительно разрушить психику даже самого здорового и выносливого человека. Узников иногда залечивали до органического поражения головного мозга, которое потом длилось годами, если вообще излечивалось.
Нередки были случаи самоубийств пациентов. "Почти каждый день неведомыми путями в наши камеры проникали слухи о том, что на таком-то этаже покончил самоубийством еще один заключенный, — описывал Ветохин пребывание в Днепропетровской больнице. — Как правило, на прогулке слухи подтверждались. Мы видели проезжавший пикапчик с откинутой задней дверцей и голые ноги трупа, торчащие из машины. "Вот и "выписали" еще одного…" – замечал кто-нибудь. Другие молча смотрели вслед. К смерти относились спокойно. Немало было таких, кто завидовал покойнику: для него пытки и издевательства кончились.
Если удавалось покончить с собой, это считалось удачей. Но даже в этом везло далеко не всем. "Как только больные отправились на прогулку, дежурный санитар стал проверять под койками. Под одной из них он нашел больного с петлей на шее, но еще живого. Сбежавшиеся на его зов санитары выволокли самоубийцу из-под койки, дали ему отдышаться, а потом били привязанного до тех пор, пока он не скончался от побоев".
Часто жертвы выходили из стационаров инвалидами вплоть до полной неработоспособности, психически сломанными. Украинский шахтер и правозащитник Алексей Никитин и слесарь Николай Сорокин из Ворошиловграда (Луганска) были замучены до смерти. Журналист Борис Евдокимов, болея раком и пребывая в психиатрическом стационаре, не получал необходимого лечения. После освобождения он вскоре умер в возрасте 56 лет. За пять месяцев до смерти Евдокимову было отказано в разрешении выехать за границу на лечение.
Разоблачения и оправдания
В 1971 году Владимир Буковский обратился с письмом к зарубежным врачам-психиатрам. К письму были приложены 150 страниц документов, свидетельствующих о злоупотреблениях психиатрией в политических целях в СССР: копии заключений судебно-психиатрических экспертиз шести признанных в СССР невменяемыми известных инакомыслящих: Петра Григоренко, Натальи Горбаневской, Валерии Новодворской и других. В результате западные психиатры впервые получили возможность изучить особенности “диагностических методов” советских психиатров. На основании документов группа британских ученых сделала вывод, что диагнозы этим шести диссидентам ставились исключительно по политическим мотивам.
До сих пор не существует точной статистики жертв этой пыточной машины. Скорее всего, речь идет о десятках тысяч за десятилетия существования карательной психиатрии.
Советские власти признали систематическое использование психиатрии в политических целях лишь в 1989 году, а в 1992 в России был принят Закон о психиатрической помощи и реабилитирована часть пострадавших. С психиатрического учёта сняли около двух миллионов человек, однако ответственность за содеянное никто не понёс.
Наоборот, участвовавших в репрессиях психиатров пытались оправдывать, утверждалось, что они таким образом спасали диссидентов от лагерей и тюрем, что действия психиатров были следствием ошибок, а не злого умысла, они искренне ошибались и были уверены, что критика советского строя является явным признаком психического расстройства. Однако, по свидетельствам диссидентов, психиатры в частных беседах признавались, что не видят у них признаков психической болезни, зато согласившегося сотрудничать со спецслужбами сразу признавали “вылечившимся” и выписывали.
Кроме того, сами диссиденты предпочитали тюремное заключение насильственному помещению в психиатрическую больницу. Узник психиатрической лечебницы был бесправен даже больше, чем зэк, одним из стрессоров было отсутствие конкретного срока заключения, в отличие от тюрьмы, где заключенный жил ради конкретной даты освобождения. Да и после “излечения” пациентов ждал как правило пожизненный психиатрический учёт, а то и признание недееспособным, лишение гражданских прав и опека. "В лагере, в ссылке тебе дают срок: ты отсидел, вышел или тебе добавили, — писал Олег Радзинский. — Но там ты как бы понимаешь конечность наказания, и там у тебя есть какие-то права. В психиатрии нет сроков — когда ты “вылечишься”, решают врачи".
Врачи, которые могли казнить и помиловать, санитары, беспредел которых никем не контролировался. “Официально они называются врачами и медсестрами. И когда их называют палачами, они оскорблены. Внешне они и не похожи на палачей. Они любят цветы! В ординаторской на столе у Бочковской в любое время года стоят живые цветы. И у них у всех чистые, даже иногда надушенные руки. Ни у кого из них не найдешь рук, измазанных в крови, как принято думать о палачах. Кто же они все такие? Обыкновенные люди или наоборот – нелюди? А если нелюди, то как они воспитывались и откуда они взялись? Как коммунисты умеют находить таких людей, которые пытки и убийства превращают в свою рутинную работу?" — писал Юрий Ветохин в книге воспоминаний о пребывании на “излечении”.
Многие из этих “палачей” до сих пор находятся на высоких должностях, а именами некоторых называют психбольницы, как произошло только что в Костроме.
Назад в СССР
Разумеется, при отсутствии осуждения подобной практики она смогла возродиться в наше время. Хотя карательная психиатрия сейчас не так широко распространена, как в советское время, но “шаги в этом направлении уже делаются,” — считает Александр Подрабинек, автор книги "Карательная медицина", одного из фундаментальных трудов по истории этого вопроса в России, написанную в 1977 году. Книга основана на данных о более чем 200 жертв злоупотреблений психиатрией. Материалы для нее Подрабинек собирал три года, посетив психиатрические больницы различных республик Советского Союза, опрашивая сотрудников и бывших пациентов. Часть собранных материалов конфисковал КГБ в марте 1977 года, но оставшиеся материалы появились в самиздате в мае того же года. Подрабинек также добился освобождения нескольких узников специальных психиатрических больниц.
Осенью 2024 года Госдума приняла скандальные поправки в закон "О психиатрической помощи" сразу во втором и третьем чтениях. Согласно этому закону права пациентов на переписку, телефонные переговоры, свидания, в том числе и с адвокатом, на получение денежных переводов могут быть ограничены врачом, как и возможность иметь при себе личные вещи, даже предметы первой необходимости. Врачи будут обмениваться с полицией данными о пациентах с психическими расстройствами, которые представляют “опасность для окружающих”. (Бог знает, кого они посчитают опасными). Также упразднена независимая от органов исполнительной власти в сфере охраны здоровья служба защиты прав пациентов, находящихся в медицинских организациях.
Похоже Россия вернулась ко временам преследования за инакомыслие в самом его жестком смысле.
Сегодня количество людей, "взятых" по статьям о "дискредитации армии", "оправдании терроризма" (и другим новомодным заменителям старинной 58-й статьи об измене родине), отправленных на психиатрическую экспертизу и принудительное лечение, исчисляется уже десятками. Причем часто решение направить человека в психбольницу еще до суда принимают не врачи, а сотрудники полиции и следователи. “ОВД-Инфо” и Центр “Мемориал” утверждают, что только с начала войны на принудительное лечение по политическим мотивам отправили около 50 человек
Еще в 2021 году иркутского блогера и бывшего волонтёра штаба Навального Дмитрия Надеина отправили в психушку. В апреле 2024 его перевели из психиатрической больницы на амбулаторное лечение. Сейчас активист вынужден регулярно отмечаться у психиатра и в отделении полиции по месту регистрации.
В октябре 2022 Ростовского музыканта Михаила Селицкого, 28-летнего студента консерватории суд приговорил к полутора годам ограничения свободы и принудительному амбулаторному лечению в психиатрической больнице за лозунг “Путин – вор!”
В мае 2023 суд Владикавказа отправил 32-летнюю жительницу Северной Осетии на принудительное амбулаторное лечение у психиатра. Виной всему стали высказывания женщины во “ВКонтакте” и Инстаграме. Суд посчитал горожанку виновной в повторной “дискредитации армии” России.
В ноябре 2023 года красноярскую общественницу Евгению Елизарьеву направили на психиатрическую экспертизу в стационар на 30 дней. Тогда, видимо, очень важно было зачистить поляну перед выборами президента.
В октябре 2023 года прокуратура потребовала психиатрическую экспертизу сопредседателю "Мемориала" Олегу Орлову из-за "обостренного чувства справедливости и полного отсутствия инстинкта самосохранения".
В феврале 2024 года Красноярской правозащитнице Ольге Суворовой, участнице инициативной группы по выдвижению кандидатом в президенты Екатерины Дунцовой, назначили принудительную психиатрическую стационарную экспертизу в течение 30 дней
В экспертном заключении сказано, что Ольга: "Фиксирована на стремлении помочь окружающим…", "со школьного возраста активно участвовала в общественной жизни школы, активно участвовала в общественной жизни региона, и это представляет собой отклонения от образа обычного человека…"
Уяснили? "Стремление помочь окружающим", "участие в общественной жизни", "обостренное чувство справедливости” — по путинским законам является отклонением от нормы.
В феврале 2024 года 19-летнему Максиму Лыпканю назначили принудительное психиатрическое лечение. Лыпканя обвиняли по статье о "фейках" из-за его публикаций в телеграмме, потом уголовное дело прекратили — из-за "невменяемости в момент совершения преступления". Его защитник добавил, что на оглашение приговора приехали четыре бойца спецназа в масках и с автоматами.
В декабре 2024 года Станислава Корвякова, активиста из Липецка, отправили на принудительное психиатрическое лечение. Корвякова обвиняют в “повторной дискредитации армии” из-за его постов в соцсети “Дзен”. По словам прокурора, он написал “много грязи” о путинской армии и сравнил символ Z со свастикой.
Это только особо резонансные дела. Есть и такие, о которых еще не известно правозащитным организациям.
Одним из самых известных “невменяемых” сейчас является, наверное, шаман Александр Габышев. История с им является очень показательной для уяснения – с какой стороны от кремлевских стен находятся сумасшедшие. Шамана, над желанием которого “изгнать демона” их Кремля можно было лишь посмеяться — этот самый демон действительно испугался. До такой степени, что упрятал в психушку. Посадить шамана в тюрьму было бы, наверное, слишком позорно для путина.
Габышева упекли в результате сфабрикованного обвинения о насилии к сотруднику Росгвардии и после явно постановочной психиатрической экспертизы, он до сих пор находится на принудительном лечении.
“Если шаману однажды удастся выйти из заточения, Путин растает в небе над Кремлем, как струйка дыма, — пишет автор статьи “Вялотекущая Россия” Сергей Ташевский. — Похоже, в это верят даже соратники президента России, даже его верные слуги, иначе зачем бы Габышева держали в психбольнице? Не могут же все они – следователи, судьи, врачи – быть сумасшедшими? Или все-таки могут?”
*Глава написана с использованием статей:
"Вялотекущая Россия",
"Завидовали покойнику: для него издевательства кончились",
а также статья Википедии "Использование психиатрии в политических целях в СССР"