Танцы луковых колец
Некоторые спрашивают, как твои дела? Я обычно отвечаю или «нормально» или «хорошо». Нормально – значит «ну такое». Хорошо – значит «нормально». Если я не отвечаю, значит, что-то не очень. Если бы сейчас меня спросили «как твои дела?», то знакомому я бы ответил «хорошо», другу — «нормально», а кому-то не нашёл бы что сказать.
Почему? Напряжение извилин рождает в голове какой-то смутный образ: что-то зелёное, рот на пол-лица и уши в виде тромбонов… Ты ли это, Шрек? Хм…
А ведь этот мнимый простак (на самом деле, выдающийся философ) как-то сказал: я, Эдди (обращаясь к ослу), как луковица… К чему это было, я не запомнил: для моих 10 лет сравнение взрослого мужика себя с луковицей выглядело вызывающе смело. Но в этом явно что-то было… Тут, из глупин моего сознания, донёсся голос зелёного чудища.
Запомни: внешние слои – сплошной сухарь, ничего интересного, оболочка для защиты. И если ты будешь оценивать луковицу по ним, то ничего не поймёшь – сходи-ка лучше за ножичком. Дальше идут более сочные слои: то, что можно обсудить со знакомым, в чём ты уверен, что может тебя выставить выгодно с Петей. Ещё глубже идут нежные слои, которые не так уже хочется показывать какому-то Пете. Их можно доверить себе и кому-то более близкому. Они скрывают сердцевинку – то, из чего всё растёт. Её не то что показывать никому не хочется, сам туда взглянуть лишний раз боишься, а вдруг там гнильё? Ну, хрен его знает, где у луковицы глаза, но я лично вижу один принципиальный способ посмотреть, что у неё внутри: добраться туда. В деструктивной вариации луковица ложится под нож овощереза и говорит: шинкуй меня полностью. Садюга шинкует, пока не доберётся до почек (та самая сердцевинка), а когда отобьёт и их, он доходит до донца с корнями и вот тут-то всё про луковицу становится ясно. Но, как фарш невозможно прокрутить назад, так и луковые колечки не отжаришь обратно. Поэтому сторонники неразрушающего контроля придумали много разных вариаций: потыкать иголочкой, сделать лукотомию (взять керн), УЗИ и томографию. Первый – самый доступный, последний – самый технологичный и безопасный. Что выбираешь?
Я охереваю от того, что стало с угрюмым, но милым персонажем спустя годы, проведённые в моей голове. Его аллегорические привязки туманны, его тексты не поддаются деконструкции, его торренты ведут вникуда, а хэши не совпадают… Как пел Шнур: кто-то упарывается иголкой, кто-то вскрывается,
а я лично
ходил в субботу вечером в бар.
Всё началось задолго до этого места. Как минимум с прошлого понедельника – моего первого дня после отпуска, и вплоть до пятницы я уставал. Субботним днём я пытался выдавить себя из под гнёта атмосферного столба, но тщетно. Искусства дворца, увиденные мной, кофе, чай и бальзам, поглощённые через рот, не возымели эффекта. Сомнамбулой я тащился вглубь города в поисках живой музыки: стражи клубов давали недельных советов. И вдруг, моя рука наугад открыла бутылку поющих чернил – необходимое и достаточное требования были соблюдены. Я обмяк на барном стуле и вытаращился на меню. Первый коктейль я разделил с приятным химиком, работающим в магаданской области. Второй коктейль я разделил сам с собой: долгий и тягучий внутренний монолог завис где-то вне времени. Я смотрел в пустоту, я был пустотой. Среди этого шума я познал спокойствие и умиротворение, я взял себя за руку и…
— Молодой человек, вы такой сосредоточенный, с вами всё в порядке? Как вас зовут?
Ненадолго я приоткрыл окно своего седана мчавшегося по магистрали неизведанного, зауверил девушек, что я не собираюсь суицидничать, и вновь погрузился на своём батискафе из чистого разума в пучины отрешенности. Проваливаясь в круговороты червоточин своего я, меня всё дальше увлекало притяжение таинственных возможностей медитативного самоконтроля. Я пытался нащупать эти новые для себя плодородные почвы, несмело ступая, обретал…
— Можно мы с вами посидим? Вам не скучно? Вы весь такой спокойный.
Мои новые овладения собой удалялись, таяли и затухали. Но я не боялся их потерять: невозможно потерять что-либо, когда у тебя ничего нет. Когда ты мгновение в череде рождений и смертей всего сущего, твоя жизнь – всего лишь вспышка цвета перед глазами пустоты.
— Подержите моё место, я ненадолго отлучусь.
Невольно начавшееся общение с коктейльными знакомками трансформировало моё состояние и через час я уже танцевал с ними, не чувствуя тяжести бытия и удивляясь разительной смене опыта созерцания опытом участия. Выпивка была заменена водой и с течением времени, эта живительная река на шлюпке убера привела меня домой. Только упав на кровать почистив зубы, приняв душ и упав улегшись на матрас, я понял, как…
— Алло, привет, ты уже проснулся?
К вечеру я проснулся оказался в Корпусе. Там и правда было очень много людей. Удивительнее всего в таких местах не то, что ты встречаешь множество знакомых, а то, что каждый раз ты встречаешь самые разные подмножества своих знакомых. Но все множества объединяла музыка, служившая мерилом правды: познать её можно было только успевая просачиваться между створками электродиезов. Чтобы выжить, нужно было двигаться. Конвульсивно, припадочно, закатив глаза – так танцуют только доставшие дна. И я.
Лишь чудом силы воли, подстёгнутой сорокаминутным закрытием дверей метро, удалось прервать этот тарантизм. До дома я шёл едва переставляя ноги от усталости: зверские танцы обожглись о лаву.
Спасибо Корпусу и лично папе Бо за музыку. Спасибо коллегам, что я смог вздремнуть втихаря. Спасибо знакомкам, что прервали медитативные блуждания усталого разума. Спасибо барменам за невероятные смешения нереального с ощущаемым. Спасибо всем, кто был с нами. До следующих выходных.