Мистика в зеркале | Глава 32
В последние минуты сеанса терапии, уже перед самым окончанием…
— Возможно ли, что если я вспомню своё прошлое, галлюцинации исчезнут?
— Я бы предпочёл, чтобы ты не называл это галлюцинациями, Алан. Ты помнишь, о чём мы говорили на этот счёт?
— Ладно, ладно, пусть будут бредовые образы. Если я вспомню своё прошлое, исчезнут ли эти… бредовые образы? — перебил я его, не дав закончить фразу, и не смог скрыть раздражение в голосе.
Доктор Нин, похоже, удивился моему тону.
— Ну… это возможно, — сказал он. — Более того, если спрашиваешь моё мнение, я считаю, что вероятность довольно высокая. Однако мой наставник любил повторять, что мы часто не понимаем вещей именно потому, что находимся в конце пути.
— Что значит «в конце пути» и поэтому не понимаем?
— Хм… — протянул доктор Нин, задумчиво потирая подбородок. — Возьмём, к примеру, эволюцию. У нас ведь больше нет хвостов, верно? Мы на самом деле не знаем, какие препятствия на протяжении эволюционной истории привели к тому, что хвосты исчезли, почему наши предки «решили» эволюционировать, отказавшись от хвостов, а не развив их дальше. Мы просто находимся в конце этого эволюционного пути без хвоста.
— И как это связано со мной, доктор Нин? Я всё ещё не до конца понимаю.
— Сейчас у нас нет хвоста, но иногда у человека возникает странное желание вернуть его. Мы не знаем, почему хвосты исчезли. И не знаем, всегда ли есть разумная причина, по которой что-то исчезает.
Я пытался следовать его аналогии, но она казалась мне чрезмерно усложнённой. Я уловил смысл лишь поверхностно и так и не понял, что именно доктор Нин хотел донести. Он, должно быть, заметил моё замешательство, потому что вскоре подвёл итог.
— Алан, иногда мозг умнее, чем мы думаем. Иногда он блокирует воспоминания по определённой причине. Когда мы не можем что-то вспомнить, это может быть потому, что мозг делает это намеренно. Мы можем хотеть вернуть эти воспоминания, но мозг знает, что некоторые из них… лучше не возвращать.
— Это вообще можно считать веской причиной? — с явным неодобрением спросил я.
— Можно, — твёрдо ответил доктор Нин. — Именно поэтому существует выражение «быть счастливым в настоящем».
Его слова напомнили мне о том, что сказал Вин перед тем, как мы разошлись. Он говорил, что хотел сохранить моё счастье в настоящем.
— Я думал, задачей врачей является находить способы лечить пациентов, а не позволять им забывать вещи только ради того, чтобы они были счастливы каким-то… обманчивым подарком.
Вот оно снова. Я не смог удержаться и добавил в голос нотку сарказма. Я не видел своего лица, зеркала здесь не было, но улыбки на нём точно не было.
Доктор Нин сложил руки на коленях.
— Совсем нет, Алан. Не всех пациентов нужно лечить одинаково и постоянно. Иногда мы должны искать баланс между счастьем пациента и болезнью, которую необходимо лечить. Эти вещи кажутся разными, но они связаны. Наш долг не навредить.
— Не навредить пациенту, да? — сухо усмехнулся я. — Если бы я был врачом, как вы, доктор Нин, возможно, я бы понимал это лучше. Но сейчас… я всё ещё этого не понимаю.
Доктор Нин улыбнулся в ответ на мою усмешку.
— Если бы ты тоже был врачом… — он взглянул на часы. — Думаю, на сегодня нам стоит закончить.
— Пожалуй, это единственное, в чём мы сегодня с вами согласны.
Я не стал ждать, пока доктор Нин попрощается или добавит что-нибудь ещё. Взял свой блокнот, поднялся с дивана и вышел за дверь.
К этому моменту стало очевидно, что каждый из нас знал, что знает другой.
Доктор Нин не был наивным. Даже без прямых доказательств он, должно быть, догадывался. Он подозревал, что я что-то знаю. С этого момента между нами начиналась игра в раскрытие карт. Игра стратегий, где каждый пытался вынудить другого выдать свои тайны.
Я не был уверен, что смогу победить.
Но в этой игре я не имел права проиграть.
Без Вина я внезапно остался без занятий, которые могли бы заполнить время между терапией и сном. Поэтому комнатой отдыха я сделал своим убежищем.
Я сел в углу, листая старый дневник и пытаясь его читать. Он был толстым, заполненным множеством записей, некоторые из них были важны, многие нет, и я старался вычленить самые полезные детали, чтобы переписать их в текущий дневник.
Теперь я знал, что уже бывал в этой больнице раньше. Вероятно, именно отец привёз меня сюда, а доктор Нин занимался моим лечением. И всё же оба они вели себя так, будто это был мой первый раз.
Затем был Вин. В прошлый раз я его любил, стал его парнем, а потом забыл его. Как вообще такое могло случиться? Когда я встретил его снова, он вёл себя так, будто мы никогда не были знакомы, и начал отношения заново, с нуля.
Мои спокойные размышления прервал внезапный вскрик.
Я обернулся и увидел Пита, присевшего на корточки и собирающего разбросанные по полу комнаты отдыха документы. Должно быть, он споткнулся чуть раньше. Мимо проходили люди, но никто не спешил помочь, поэтому я поднялся с дивана и подошёл к нему.
— Я могу помочь, Пит, — сказал я и опустился рядом, помогая собирать папки.
— Спасибо, Алан, — с лёгкой улыбкой ответил он, продолжая торопливо подбирать документы.
— А что это? — с любопытством спросил я.
— О, это медицинские карты зарегистрированных пациентов. Я несу их в архив, — объяснил Пит.
— Медицинские карты пациентов? — переспросил я, уже внимательнее.
— Да. Заметки о пациентах. Каждый раз, когда врач лечит пациента, он делает записи: анамнез, осмотр, сканы мозга, препараты, результаты лечения, — продолжил он.
— То есть… всё о пациентах? — уточнил я.
Мы закончили собирать бумаги, я аккуратно сложил их в две стопки и был готов помочь нести, но Пит жестом остановил меня.
— Правда, Алан, не нужно. Я сам справлюсь, — сказал он и попытался поднять обе стопки сразу. Они были такими высокими, что почти закрывали ему лицо.
— Ничего, я лучше помогу. С такими стопками легко снова упасть. Ты же ничего не видишь перед собой и можешь споткнуться, — предложил я.
— Спасибо, Алан, — рассмеялся Пит.
Архив находился недалеко от моей комнаты, но это было место, куда я никогда раньше не заходил. Дверь всегда была закрыта. Пит приложил карту, открыл её и поставил документы на центральный стол. Я огляделся.
— Ого… тут столько шкафов с медицинскими картами!
— Да. Здесь хранятся истории всех пациентов, — ответил Пит.
— Но пациентов ведь не так много, верно? — спросил я.
— Зато архивы сохраняются с момента основания больницы. Поэтому их так много. Обычно больницы хранят карты не больше десяти лет, а потом уничтожают, но доктор Нин сказал, что, раз пациентов немного, архивы на всякий случай решили оставить.
— А-а… — кивнул я. Это объясняло количество папок. Здесь были и старые записи.
Это значило, что и сведения о моём прошлом пребывании в больнице тоже должны быть здесь.
— Пит, а в медицинских картах есть все детали лечения? — спросил я снова.
— Да, — кивнул он. — Симптомы, наблюдения, анализы крови, сканы мозга, лечение, его результаты, лекарства во время лечения и препараты «на вынос». Тут записано всё, иногда даже объём мочи и частота посещения туалета.
Эврика. Это и был мой источник информации.
Больше никаких сомнений. Если я буду читать только дневники, я получу информацию с точки зрения «обманутого». Но если доберусь до медицинских карт, написанных «врачом» (а это, без сомнения, доктор Нин), я увижу всё с точки зрения «организатора обмана».
Вот информация, которую я искал.
— Пит, там есть сведения и обо мне? — спросил я.
— Конечно, — ответил он. — А-а-апчхи! — он чихнул снова, гораздо громче прежнего.
— А чисто гипотетически, Пит… если бы ты хотел найти мою карту, что бы ты сделал?
— Сейчас мы работаем через компьютер, — он указал на стол с компьютером. — Почти все данные оцифрованы. Документы сканируются и загружаются в систему. Но если нужно найти бумажную карту, это делается по номеру HN.
— А если я… — начал я задавать следующий вопрос.
— Давай-ка выйдем отсюда, Алан! А-А-АПЧХИ! — на этот раз Пит чихнул так сильно, что я испугался, как бы у него не вылетел мозг.
— Ты в порядке? — спросил я, заметив, как часто он чихает.
— Наверное, бумажная пыль. Со мной здесь всегда так. Пойдём отсюда, — сказал он и почти бегом направился к выходу.
Я пошёл за ним, оглядывая ряды шкафов с медицинскими картами с чувством странной утраты.
— Это помещение всегда закрыто? — спросил я уже у двери.
— Да, — ответил Пит, снова чихнув и вытирая нос платком.
Он закрыл дверь, проверил замок и убедился, что всё надёжно.
— Медицинские карты одни из самых важных документов в больнице. Поэтому сюда имеют доступ только уполномоченные сотрудники.
— Иди отдохни, Алан. Я пойду в медпункт, — сказал Пит.
— Ты сегодня будешь раздавать лекарства вечером? — спросил я.
— Нет, — покачал он головой. — Я только до вечера. Ночную смену возьмёт кто-то другой.
— Тогда я вернусь в комнату отдыха.
Пит сказал, что доступ есть только у персонала.
Но я видел, как его карта открыла дверь.
А значит, если я хотел туда попасть, мне тоже понадобится карта.
Но всё оказалось почти слишком простым.
Перед ужином я зашёл в медпункт. Пит как раз заканчивал смену, идеально по времени. Я сделал вид, что хочу, чтобы он посмотрел корочку на ране, высохла ли она как следует. Он согласился, но попросил подождать, потому что как раз сдавал дела.
И тогда я это увидел. Куртка Пита лежала на стуле.
В тот момент, когда он отвлёкся, я сунул его карту в карман. Всё произошло за долю секунды, никто ничего не заметил. Но внутри меня кольнуло чувство вины. Я украл у Пита.
Он не был настороже, потому что доверял мне. Он не ожидал от меня грязного хода.
Технически я не собирался красть чью-то информацию. Я всего лишь хотел получить доступ к собственным записям, а это, по идее, моё право, разве нет?
Так что, в каком-то смысле, я ничего не украл. Я просто «одолжил» карту доступа Пита, чтобы добраться до своего забытого прошлого. Если я в чём-то и виноват, то, может быть, процентов на двадцать пять, за то, что взял её без его ведома. Завтра я обязательно найду способ незаметно вернуть карту.
После того как Пит осмотрел корочку, я почти бегом вернулся в свою комнату и больше не решался выходить. Мне было страшно смотреть людям в глаза. Вот что делает вина, ты боишься взглядов, боишься, что тебя разоблачат.
Но потом я понял, что пропуск ужина может выглядеть ещё более подозрительно. К счастью, я сообразил это вовремя и успел прийти в столовую до того, как всё убрали.
После еды я сел в комнате отдыха и стал ждать. Медсестра, сменившая Пита, проследила, чтобы всё было спокойно. Сам Пит уже ушёл, так и не заметив, что его карта пропала, и это было облегчением. Я собирался вернуть её завтра, ведь лишь «одолжил» её на одну ночь.
Теперь оставалось только дождаться поздней ночи, чтобы пробраться в архив. Одно лишь ожидание заставляло меня нервничать.
И всё же… мне было странно без Вина.
Сейчас было бы куда легче, будь он рядом.
Хоть меня и злило, что он скрывал правду, я не мог не скучать по нему.
Вин был не просто моим возлюбленным, он стал частью моей повседневной жизни. В шутку таких называют «соучастниками», но для меня он действительно был соучастником.
Вопрос был в другом. Если бы он вернулся ко мне сейчас, был бы я готов его простить?
Прощение это одно. Доверие совсем другое.
С той любовью, что я к нему чувствовал, и с теми искренними извинениями, которые он принёс тогда, я мог честно сказать, что да, я был готов простить.
А вот снова доверять… на этот вопрос у меня не было ответа.
Пока я размышлял об этом, полностью погружённый в свои мысли, часы пробили половину десятого.
Пациенты начали понемногу начали брать лекарства и расходиться по комнатам. Я сделал то же самое.
План был прост: получить лекарство, сделать вид, что принял его, как и каждую ночь, а затем уйти в свою комнату и дождаться полуночи. Когда я буду уверен, что все крепко спят, а дежурная медсестра не делает обход, я выскользну в архив, используя «одолженную» карту… не украденную. И там я найду своё досье.
План был простым, всего несколько шагов, но каждый из них был рискованным. Я надеялся, что всё пройдёт гладко.
Я подошёл к своей комнате и посмотрел на номер на двери. Двести три.
Мне не нужно было проверять его каждый раз, ноги сами знали дорогу. Даже если бы я шёл во сне, я всё равно оказался бы здесь.
Но на этот раз я всё равно перепроверил, чтобы случайно не войти не в ту комнату.
— Алан, я знаю, что ты собираешься сделать. Не делай этого, — послышался голос изнутри.