Кхемджира | Глава 26
Пхават был словно гигантская волна, размывающая берег и медленно, но неумолимо проникающая в сердце Кхемики. Сердце, которое по праву должно было принадлежать Кайоте.
Но правда оказалась жестокой. Кайоте не мог отрицать, что перед своим братом он бессилен. Ни внешностью, ни образованием, ни положением он не мог тягаться. Всё, что ему оставалось, наблюдать, как чувство между двумя людьми расцветает день за днём, становясь всё крепче и прекраснее.
И вот появилась возможность, о которой он не смел мечтать. Им предстояло расстаться. Кайоте ухватился за этот шанс, изо всех сил стараясь подобраться ближе к Кхемике. Он делал всё, что было в его силах, напрямую или обходными путями, хорошее или плохое, и ему было всё равно, каким клеймом его отметят. Он не заботился о том, насколько тёмным покажется, единственное, чего он хотел, это быть рядом с Кхемикой.
К несчастью, всё пошло не так. Он не только не смог заменить Пхавата, но и разрушил ту, кого любил больше всего. Окончательно, бесповоротно. Кхемика погибла при трагических обстоятельствах, у неё при себе осталась поддельная записка, которую имитатор использовал, чтобы ввести её в заблуждение. Этот образ стал для Кайоте ночным кошмаром, преследующим его с каждым вдохом.
Он страдал, мучился, и всё, чего хотел, это исчезнуть с лица земли.
С момента смерти Кхемики прошло пять лет. В календаре значилось двенадцатое октября. В этот день Кайоте решил покончить с собой. Он прыгнул с крыши и разбился насмерть.
Лил сильный дождь, как и в день, когда он впервые увидел Кхемику на школьной площадке. И как в день её кремации.
Кхем распахнул глаза, полные слёз. Теперь он понял, почему Кайоте всё это время оставался рядом и не уходил. Он любил Кхемику. Любил сильнее, чем кого бы то ни было в этом мире. Даже сильнее, чем самого себя. Но в итоге потерял её. Дважды.
Но именно потому, что Кайоте никогда не знал, что такое любовь и забота со стороны семьи, он не умел быть хорошим возлюбленным. Он не знал, как выражать любовь. Потому его конец оказался таким трагичным.
Наставник медленно открыл глаза, разделяя увиденные Кхемом образы. Всё это он тоже видел, предварительно установив контакт с духом Кайоте, заключённым в сосуд, и войдя в его воспоминания. Все эти картины передались Кхему через него как посредника.
Разумеется, были и слишком ужасные для восприятия сцены. Наставник немного изменил их, чтобы Кхем увидел более мягкие, не пугающие образы.
— Если мы сможем договориться, я зажгу благовония, — произнёс Паран.
Кхем поспешно вытер слёзы и взял тонкие палочки с подноса, который приготовил наставник. Он зажёг одну, потом ещё, сложил их вместе и начал читать приглашение духу. Тем временем наставник подошёл и снял красную ткань с заклинанием, закрывавшую сосуд.
— Кайоте… Мне стыдно, — выдохнул он.
Внезапно мимо Кхема пронёсся холодный порыв, и дым от благовоний исказил пространство. Хотя в комнате не было окон, и ветер не мог проникнуть снаружи.
Кхем подумал, что Кайоте услышал его голос… но всё ещё не решается предстать перед ним.
— Кайоте, я никогда не злился на тебя. Я понимаю, что ты не хотел зла. Не бойся. Выходи. Съешь немного того, что приготовила Кхемика, — добавил он и опустил палочки в маленькую чашу перед собой.
Когда он поднял голову, то увидел силуэт молодого человека в униформе цвета хаки, окутанный клубами дыма… но вскоре туман рассеялся.
Кайоте выглядел почти как живой, совсем не страшный, как во снах. Лишь кожа его была бледна, взгляд безжизненен. Он стоял на коленях, склоняя голову, и сжимал руками штанины, словно подавленный, переполненный страхом и виной.
Кхем тихо выдохнул и подошёл к нему, садясь рядом.
— Кайоте, — прошептал он, протянув руку и коснувшись его холодной, белой кисти.
Кайоте медленно поднял глаза и встретился с ним взглядом. Он не ожидал, что Кхем осмелится прикоснуться к нему, несмотря на все ужасы прошлого, что он только что ему показал.
Какой проступок в прошлой жизни может быть настолько непростительным?
Кхем долго смотрел на него, а затем тепло улыбнулся. Глаза изогнулись полумесяцами, прежде чем из них снова потекли слёзы.
— Кайоте… Я так благодарен тебе за всё, что было тогда. В той жизни я был очень упрямым. А в этой всё ещё слаб, мне постоянно нужно, чтобы кто-то меня защищал. Это, наверное, утомляло тебя… — он прикусил губу, опустив голову. — Прости, что так вышло… Быть рядом со мной, наверное, было трудно. Но… я действительно хочу, чтобы ты был счастлив. Правда… Прости, Кайоте.
Эти слова были как тёплая вода, заливающая его изнутри, а лёгкое прикосновение к ладони согревало душу. Возможно, никто никогда не дарил Кайоте таких слов прощения, сострадания, признания.
Он всё ещё был человеком, который никогда не таил обид и всегда был готов простить, даже после всего ужаса, что Кайоте причинил тому, кто всегда заботился о нём и дарил ему наивысшую теплоту и внимание.
Глубокий всхлип вырвался из груди Кайоте. Он едва сдерживал рыдания, вспоминая этот кошмарный момент. Осторожно сжав маленькие ладони в своих, он опустил голову, прижимая лоб к их теплу, в то время как слёзы безудержно текли по щекам.
— Прости меня, Кхем... Прости за ту боль, что я причинил, заставив тебя ждать письма. Прости, что ты умер, когда ещё не настал твой час. Прости, что тебе не довелось быть с тем, кого ты любил, кого так долго ждал… Прости...
Слова Кайоте эхом отозвались в сердце Кхема. Он признал свою вину, искренне раскаивался в содеянном.
Словно тяжесть ушла, как только всё было сказано. Кхем поднял свободную руку и положил её Кайоте на плечо, мягко поглаживая, утешая и принимая его раскаяние.
— Всё в порядке. Мы прощаем тебя. Отныне тебе больше не за что себя винить, Кайоте. Ты никому ничего не должен.
Кайоте оставался рядом с ним не потому, что хотел, а потому что чувствовал вину за смерть Кхемики. Он хотел остаться, чтобы оберегать Кхема в этой жизни, защищать от всего, что могло бы причинить ему вред.
Кайоте просто хотел, чтобы Кхем жил как можно дольше.
Он кивнул, не в силах сдержать слёз. И в этот момент в клубах дыма появилась ещё одна фигура, его старший брат.
— Наставник… — выдохнул Кайоте, голос дрожал. Он тут же опустил взгляд, избегая пронизывающего взгляда. Его старший брат в этой жизни был совсем не таким добрым и ласковым, каким был раньше…
Но каким бы ни был человек, вновь завладевший сердцем Кхема, он, кажется, всегда был отмечен небесами.
С какой бы страны он ни пришёл, с ним Кайоте не мог соперничать…
Он лишь почувствовал ладонь, мягко коснувшуюся его головы.
Глаза Кайоте округлились от неожиданности. Прикосновение напомнило ему о детстве, когда он всегда держался за ноги старшего брата, следовал за ним, куда бы тот ни пошёл.
Это была чистая, безусловная любовь. Как младший брат, он всегда нуждался в заботе и защите. До тех пор, пока старший брат не получил стипендию за границей, когда Кайоте было всего тринадцать. Постепенно между ними возникла дистанция. А потом пришло осознание, что он не может угнаться за старшим. Родители всё чаще сравнивали их, навешивали ярлыки. Он чувствовал себя никчёмным. Пропасть между ними становилась всё шире, пока вместо близости не осталась только холодная отстранённость.
Когда Пхават вернулся после учёбы, всё было иначе. Его младший брат, раньше с радостью бросавшийся ему на шею при каждой встрече, теперь лишь улыбался, вежливо здоровался и всё чаще проводил время с друзьями вне дома. А вернувшись, сразу уходил в свою комнату и закрывался там, больше не прося посмотреть вместе телевизор, как прежде.
Паран отдёрнул руку, прежде чем тихо произнести:
— Прости меня... Я не был тем старшим братом, которого ты заслуживал.
В прошлой жизни он так сильно был сосредоточен на своей мечте стать врачом, что не заметил, как оставил младшего брата наедине с болью. Даже в тот день, когда тот умер, Паран всё ещё находился в полевом госпитале, продолжая лечить раненых, и мысли не допустил о возвращении.
— Если бы я знал, как с тобой обращались наши родители... я бы обязательно забрал тебя с собой. Если бы тогда просто спросил, что с тобой происходит… Если бы уделял хоть немного больше внимания… Всё могло бы быть иначе. Я виноват во всём, что произошло. Я причинил тебе боль.
Кайоте с недоверием посмотрел ему в глаза.
Глубокие, спокойные, полные честности и твёрдости глаза Парана. Ни капли фальши. Только искренность.
— Но я не буду просить прощения. Просто скажи, чего ты хочешь. Если я смогу это сделать, я сделаю всё, что угодно.
На глаза Кайоте снова навернулись слёзы. Он так долго ждал этих слов… Жаждал защиты, заботы и любви, как все обычные дети, у которых был старший брат.
Если уж родителям было всё равно, то надеялся получить немного тепла хотя бы от брата. Но вода не течёт вспять, и время не повернуть назад.
Теперь, когда он услышал искренние извинения, всё внутри будто отпустило. Больше не хотелось любви. Не нужно было внимания.
Он просто вытер слёзы и кивнул со сдавленным всхлипом. Сжал руки в кулаки, опустил голову и, встав на ноги, низко поклонился:
— Ещё раз… Спасибо. Благодарю. И прошу прощения за всё, что я сделал.
Прошу тебя… — сквозь слёзы, почти рыдая, проговорил Кайоте. — Пожалуйста, прости Кхема… И позаботься о нём за меня. Сможешь?
Он судорожно вздохнул, глядя в глаза Кхему.
— Обещаю, что уйду туда, где мне и положено быть. Больше не стану мешать ни тебе, ни Кхему…
Единственное, что всё ещё держало его, это тревога за Кхемджиру. Он знал, что мстительный дух, связанный с ним кармически, не отступит, пока не заберёт его душу.
Паран молча поставил перед ним пиалу с рисом, добавил к ней ещё два блюда и тихо сказал:
— Я прощаю тебя. И всё, о чём ты меня попросишь, я постараюсь исполнить. Так что не думай ни о чём дурном.
Кхем прикусил губу, не понимая, говорил ли наставник это лишь для того, чтобы Кайоте смог отпустить прошлое и уйти с миром… или же в его словах действительно была доля истины. Но, как бы то ни было, сердце его наполнилось тёплой радостью.
Кайоте снова вытер слёзы, кивнул, взял ложку и зачерпнул немного риса. Он медленно поднёс еду ко рту. Уже после первого укуса грудь наполнила волна тепла, настолько вкусной пищи он не ел уже давно.
На глазах вновь выступили слёзы, но теперь он улыбался.
— Вкусно. Такой же вкус, как раньше…
— Тогда ешь побольше. Я обязательно посвящу тебе заслуги. Не переживай.
Кайоте, услышав это, только счастливо улыбнулся. Несмотря на то, что в глубине души было больно от предстоящего расставания, он понимал, что это правильно.
После трапезы настало время последнего прощания. Кайоте должен был вернуться в сосуд, чтобы на следующий день наставник и Кхемджира могли передать его Луанг Пхору для проведения Ритуала Вознесения.
Он протянул руку и бережно погладил Кхема по голове.
— Береги себя, хорошо? — произнёс он.
— Хорошо, — кивнул Кхем. — Ты тоже.
Кайоте улыбнулся. После еды его лицо стало светлее, чем прежде. Он повернулся к старшему брату:
— Удачи, — кратко кивнул Паран.
Кайоте поднялся и медленно вернулся в глиняный сосуд. Как только он исчез, Паран накрыл горшок алой тканью с янтрой, поднял его и поставил на прежнее место. Затем спокойно повернулся и пошёл к Кхему, который всё это время ждал с лампой в руках.
Его голос был мягким, но уверенным:
— Завтра вставай пораньше. Мы пойдём в храм делать подношения.
На следующее утро Паран и Кхемджира вместе пришли в деревенский храм. Паран был в своей привычной чёрной рубашке с длинными рукавами, серых брюках, чёрных кожаных туфлях и солнцезащитных очках. Кхем же был одет в традиционную белую рубашку из местного хлопка, ткань, которую Чан купил ему на днях просто так, по настроению.
Наставник отправил его друзей по делам в соседнюю деревню, поэтому они не смогли пойти в храм вместе.
По пути они остановились у дома дяди Ла, чтобы сделать подношения вместе с его семьёй.
Когда прибыли в храм, Паран передал сосуд настоятелю, а затем они вместе подали еду монахам и посвятили заслугу душе Кайоте.
Они вдвоём медленно переливали воду из латунного кувшина в ритуальную чашу, проговаривая слова, которым их научил настоятель:
— Да будет заслуга эта передана всем, с кем когда-либо были связаны, пусть они обретут покой и счастье.
После этих слов над ними пронёсся мягкий ветерок, и оба, словно по договорённости, молча кивнули.