Богиня благословит тебя от смерти | Глава 39: Место жертвоприношения
Дыхание стало ритмичным, сливаясь с шумом дождя. Сингха смотрел на железный прут, пронзивший его сбоку. Кровь уже не текла. Боль притупилась, уступив место онемению — воздух становился всё холоднее.
Мек в панике подбежал к нему, весь в грязи.
— Ты меня проклял сейчас?.. — ответил Сингха с тем же упрямым выражением. Похоже, рассудок пока оставался с ним.
— Подожди немного. Врачи уже в пути.
— Чёрт… А как Тхап? Помоги мне вытащить эту хрень.
— Может, сперва подумаешь о себе?
Мек с угрюмым выражением на лице уставился на торчащий прут. Он знал: если вытащить его сейчас — Сингха истечёт кровью.
— Ты мне поможешь, или мне самому вытаскивать?!
— Если он доберётся до остальных... он начнёт убивать. Без сомнений — двое детей, Рин, Кинг, лейтенант Кхем…
— …им конец.
Мек сжал кулаки. Они сражались вместе, плечом к плечу. Сколько раз та четвёрка оказывалась на грани — и только он ушёл в разведку, потому что боялся не справиться на передовой.
Но Сингха не изменился. Всё тот же — до невозможности преданный делу, всегда ставящий расследование выше собственной жизни.
Мек понял: если он не поможет, тот и правда выдернет железяку сам. Он быстро добрался до фургона и достал аптечку. У полевых агентов есть всё — связь, оружие, медикаменты. Только вот — найдётся ли что-то, что поможет Сингхе выжить?
— Нашёл шовный набор и анестезию!
— И бухло есть! — Мек радостно плеснул себе немного виски. — Не говори потом, что я тебя не люблю. Я просто настраиваюсь…
Он залпом сделал глоток и протянул остатки Сингхе. Тот взял бутылку, выпил так, будто это была вода, а тем временем Мек полил железный прут спиртом и обработал рану физраствором с Бетадином. Всё равно, пользы немного — но если Сингха протянет ещё хотя бы час, это уже будет чудо.
— Чёрт… Если бы Рин была здесь — всё было бы куда проще. Я вообще не для этого приспособлен, — пробормотал Мек.
— Да. Если сдохну, так хоть не буду ни о чем сожалеть.
Мек закатил глаза, но достал из внутреннего кармана куртки одну сигарету и зажигалку. К счастью, кожа не пропускает воду — сигарета осталась сухой.
Дождь закончился, зажечь было легко. Никотин зашёл в лёгкие, превратившись в клубы белого дыма, растворяющиеся в прохладном воздухе.
Сингха хмуро посмотрел на рану. Он прекрасно понимал: всё, что происходит сейчас — не просто плохо. Это безумие. Но если дождаться медиков, поехать в больницу, дождаться осмотра — будет уже поздно. Спасть будет некого.
Минуты тянулись. Сигарета догорала.
Анестезия начала действовать. Сингха выкинул окурок и встретился взглядом с другом.
— Проклятье... Бьюсь об заклад, если я сделаю это, ты сдохнешь.
— Быстрее. У нас почти не осталось времени.
Мек вздохнул, как человек, подписывающий смертный приговор.
Подошёл. Уперся обеими руками в ржавую арматуру. Он тянул, Сингха — напрягался в противоположную сторону. Казалось, будто из него вытаскивают не железяку, а душу.
— Терпи! — Мек вдавил бинт в рану, пытаясь остановить кровь.
— Да я в курсе, гений! Вот и твоя гениальная идея… Если бы я тебя не знал — ты бы сдох, даже не успев спасти пацана, — тяжело дыша, буркнул Мек. Он взглянул на лицо Сингхи. Нет, это не первая его рана. Но такая — впервые. Та, что кажется смертельной.
— Я сам сделал выбор, — прошептал Сингха.
— Я слышал. Когда ты говорил с мальчишкой. Ты ведь знал, что можешь умереть… Но мне самому интересно — как ты его надул?
Сингха промолчал. Только опустил глаза.
— Ладно. Последний этап. Потом я заклепаю тебе рану степлером, промою, обмотаю бинтами — и ты пойдёшь умирать по дороге, понятно?
Сингха глубоко вдохнул. Взялся за окровавленный железный прут. И надавил.
Мек напрягся. Использовал всю силу, чтобы вытащить это дерьмо наружу.
Когда ржавая арматура наконец выскользнула из тела, Сингха потерял равновесие и рухнул — но Мек успел его поймать. Не теряя времени, он начал зажимать степлером рваную рану на животе, потом — на спине. Это было далеко от уровня врача, но кровь удалось остановить. Этого было достаточно.
Опираясь на азы первой помощи, он дотащил товарища до фургона, уложил его на пол и подключил к переносному кислородному баллону, чтобы предотвратить потерю сознания из-за сильной кровопотери.
— Что дальше? — выдохнул Мек, глядя на его измотанное лицо.
Сингха стянул с лица кислородную маску.
— Включи трекер два-четыре-восемь.
— Что? — Мек в замешательстве уставился на экран.
— Я спрятал маячок... в кармане рубашки Бома, когда мы сцепились.
— Вот это голова, товарищ следователь.
— По координатам с трекера. Живо.
— Я вообще-то не полевой агент!
— А кто у нас остался? Только ты.
— Сволочь ты, Сингха. Если помрёшь, я тебя с того света доставать не стану!
Тем временем Тхап вышел к старой заброшенной фабрике. Район был окружён глухим лесом с высокими деревьями, что делало это место идеально изолированным. Никто не услышит, никто не увидит.
Но не от страха он закрыл глаза — а оттого, что увидел слишком многое.
Стены, крыша, проходы — всё было усыпано тенями, сгустками, силуэтами. Это были духи. Их было больше, чем где-либо ещё.
— Похоже, ты насмотрелся на мертвецов. Должно быть, красивое зрелище, — усмехнулся мужчина сзади и подтолкнул его стволом пистолета. — Заходи.
С первого шага внутрь его накрыло от запаха жжёного ладана. Свет от десятков свечей. Гул древнего заклинания. Всё это било по чувствам, будто он попал в храм… только осквернённый.
И когда он вошёл во внутренний зал — Тхап застыл.
Зрелище было как из кошмара. Пол залит кровью. Пахло одновременно животными и людьми — разница уже стиралась.
И сквозь этот металлический смрад неслось пение… не голос толпы, как показалось сперва, а голос одного-единственного человека.
Посреди зала, залитого кровью, восседал мужчина в чёрном. В его руках — мачете. Он спокойно рассёк себе руку, позволяя густой, почти чёрной крови стекать в серебряный поднос перед ним.
Перед алтарём, где проводился ритуал, на четырёх сторонах висела белая ткань, подвешенная к балдахину из камбоджийской материи. В центре комнаты, на серебряном подносе, лежали бронзовая мантия, ритуальная бритва, чётки и священные нити, разложенные в строгом порядке.
Повсюду стояли чаши с цветами франжипани, благовония, подношения — острые и сладкие блюда, рис, крепкий алкоголь, бананы, аккуратно разрезанные под бетель, всё — для духа. Но эта церемония не походила на традиционное поклонение. Это было нечто иное — жертвоприношение чудовищу. Духу, чья голова принадлежала не человеку, а зверю, покрытому кровью.
— Пусть страдает Вичитмаван Ван Нонгкран, истинный трёхмерный титан, — раздался низкий голос. — Пусть придут Як Ноньяо, Э Кха Лай и семь матерей Ту, да примут угощение, приготовленное для них.
Глаза Тхапа метнулись к заклинателю. Он снова испытал тот же ужас, как при встрече с настоятелем. Только теперь он понял — перед ним не просто человек. Это был фанатик. Колдун, преданный сверхъестественным силам, которым слепо верил.
Шершавая рука резко сжала его подбородок, заставляя всмотреться в глаза человека напротив.
— Глаза у тебя — как у матери. Всё верно, — прошипел тот, с хриплым, скребущим голосом.
— Ты должен остановиться, — произнёс Тхап, заставляя себя говорить ровно. — Это неправильно. Настоящие Матери Ту не такие. Ты обманут… духом, который водит тебя за нос.
Мужчина резко ударил его по щеке. Рот наполнился вкусом крови. Тхап крепко прикусил губу, чтобы страх не выдал его перед ними.
— Прояви уважение! — зарычал тот.
— Я не не уважаю тебя. Но ты правда веришь, что всё это произошло случайно? Это дух сказал, что поможет тебе и твоему сыну выздороветь — и ты решил, что он добрый? — голос Тхапа был спокоен, но слова резали, как нож. — Как дух, называющий себя благим, может велеть тебе убить собственную жену и дочь?
Он смотрел прямо в глаза мужчине, которого когда-то звали монахом.
— Я видел духов всю свою жизнь. И то, что вселилось в тебя… это не дух. Это что-то другое.
— Заткнись! Не произноси имени моей жены и дочери! — рявкнул мужчина, но голос его дрогнул.
— В глубине души ты знаешь, что всё это ложь, — продолжал Тхап. — Ты носишь шафрановую мантию, и если уж на то пошло — она должна была дать тебе зрение. Но ты всё равно отвернулся от правды.
Он посмотрел мимо тела бывшего настоятеля… и увидел.
Два духа — женщина и девочка — сидели на коленях и ели принесённые дары. Их души были связаны, и, как Тхап понял, именно поэтому он не мог чувствовать их раньше. Они были привязаны… как узники.
— Этого не произойдёт, — прохрипел мужчина. — Ни я, ни мой сын не умрём! Увести его. Связать, как остальных. Готовь алтарь. Очередь вторника.
Настоятель... или, точнее, тот, кто отрёкся от этого титула, махнул рукой. Его сын подошёл, достал красную нить и иглу.
Тхапа грубо повели прочь от алтаря. Он пытался не смотреть, но взгляд всё равно упал на безжизненные тела Сонга и Дир. Священные нити, обмотанные вокруг них, объясняли, почему он не чувствовал их духов. Они были связаны и... ушли.
— Пи Рин… Пи Рин… — прошептал он, подбегая к Дарин.
Её руки были связаны, лицо — смертельно бледное, а тёмное пятно крови на боку заставило его сердце оборваться.
— Она не умрёт. Её время — на алтаре, — раздался голос Бома.
Живот Дарин был перевязан бинтами, как будто кто-то пытался остановить кровотечение. Но не из милосердия — просто нужно было, чтобы она дожила до ритуала.
— Если ты всё ещё сомневаешься, я могу всадить в тебя пару пуль. Всё равно ты умрёшь.
— На этот раз ты не справишься, — глядя прямо в глаза Бому, прошипел Тхап. — Даже если и справишься — тебе придётся повторять всё снова, уже не через пять лет, как раньше. Эти духи голодны. И если ты не сможешь отдать им то, чего они хотят… следующим будешь ты.
Бом провёл языком по пересохшим губам. Они уже проводили ритуалы каждые пять лет. И всё время удавалось улизнуть.
Однако обряд пришлось повторить дважды. Отцу стало казаться, что одной жертвы недостаточно. После кровавой бойни на прошлой неделе они оба были в таком смятении, что в итоге их чуть не поймали.
— Лучше заткни свой поганый рот! — заорал Бом, больше не в силах сдерживать страх, который бурлил у него внутри. Он резко ударил Тхапа прикладом пистолета, сбив его с ног.
Но на этом он не остановился. Он оседлал его и с яростью стал избивать. Удары сыпались один за другим — в скулы, в челюсть, в висок.
Только выплеснув всё, что накопилось, он встал, тяжело дыша и улыбаясь. Взгляд скользнул по окровавленному лицу юноши. Разбитые губы, рассечённая скула, заплывшие глаза — всё это доставляло ему странное удовольствие. Тхап больше не мог говорить, только хрипло дышал, изо рта струилась густая кровь.
Бом присел, развязал верёвки и, свистнув, схватил Джампа за плечо, волоком потащил его к алтарю.
Тхап закашлялся, потом отвернулся и сплюнул кровь. Всё тело болело, но эта боль была ничто по сравнению с тем, как разрывалось сердце. Он всё ещё видел перед глазами Сингху — там, в лесу. Он надеялся... умолял судьбу, чтобы Мек успел.
— Вот он, папа, — бросил Бом, швыряя Джампа на каменную платформу.
Его руки и ноги были связаны, словно готовили не человека, а очередную жертву. Бывший настоятель — теперь полностью утративший свой сан — подошёл и встал над ним, готовясь к следующему шагу ритуала.
— Ещё жив. Я же сказал: делай с ним что хочешь. Чего ты боишься? — перебил сын.
Отец и сын спорили недолго. Потом оба замолчали и обратили взгляды к центру площадки, где на полу лежал Тхап.
Рядом с ним уже поставили Статуэтку Сиакбан Хуамхимса Мэй Ту, предназначенную для обряда во вторник.
— Что ты собираешься делать? — слабо простонал Тхап, с трудом фокусируя взгляд.
— Бом, не надо... Пожалуйста, помоги... — прошептал только что очнувшийся Джамп, тут же осознав, что происходит. Он увидел смерть совсем рядом. Его голос стих, и с каждым вздохом он всё сильнее приближался к своей последней черте.
Ветер внезапно налетел с такой силой, словно кто-то распахнул все окна и двери, хотя ни того, ни другого в помещении не было. Воздух наполнился пением — протяжным, монотонным, извращённо ритуальным — вперемешку с душераздирающими воплями Джампа.
Он кричал, как животное, которого тащат на бойню.
Кончик иглы впивался в веки — медленно, мучительно. Снова и снова. Алый шёлк был уже насквозь пропитан его кровью.
Крики Джампа пронзали сознание. Тхап зажмурился, но от этого было не легче. Горячие слёзы медленно стекали по его щекам. Он не мог смотреть на происходящее — но не мог и отвернуться. Именно в этот момент он почувствовал, как что-то коснулось его пальцев на ноге.
— Кхун Кинг! — прошептал он, с трудом удерживая дыхание.
Перед ним лежал Кинг — одежда из дорогой ткани пропиталась кровью, струящейся из рассечённого виска. Его губы едва шевелились:
— Тхап... Видишь осколок стекла?
Он кивнул, указывая подбородком.
— Возьми его. Осторожно. Не дай им заметить.
Тхап кивнул и взглянул на бывшего настоятеля и его сына. Оба были поглощены ритуалом: один продолжал прошивать лицо жертвы, другой начитывал молитвы. Медленно, почти ползком, Тхап приблизился к стеклу. Всё время оборачивался, чтобы убедиться, что никто на него не смотрит.
Пальцы сомкнулись на осколке. Но когда он поднял глаза — лицо его уже не было спокойным.
Перед ним — в нескольких сантиметрах — склонилось нечто.
Это была женщина. Точнее то, что когда-то могло быть женщиной.
Белые, выдавленные глаза. Улыбка до ушей — так, что был виден даже язычок гортани. Она склонила голову на бок, будто рассматривая, как еда выглядит перед тем, как её съесть.
— …съесть. Надо съесть… — вырвался хриплый шёпот из её гнилого рта.
Ритуал начался… Мёртвые мотыльки — принесите тела… Подвешенные кости — дайте им голоса… Мы взываем к духам… Пусть усилится сила, и плоть исцелится!