Бесконечно | Спэшл #3
Юноша с недоумением уставился на то, что держал в руках, нахмурился и уже собирался спросить мать, но та только подогнала его, велев быстрее заканчивать приготовления. Перед ним лежали целые горы благопожелательных сладостей и солёных блюд, а также гирлянды из цветов, которые он сам сплёл накануне.
Каэвта не мог понять, почему новоселье больше походило на свадебную церемонию: тут тебе и еда, и украшения, и вся атмосфера... Он уже было повернулся к подруге с вопросом, но та только отмахнулась: «Ты слишком всё усложняешь». Когда он задал вопрос матери, она отрезала, что он просто придирчивый, и велела закончить дело. В итоге ему оставалось только растерянно сесть и продолжить работу, спрятав сомнения глубоко внутри.
— Иди помоги ему накрыть подношения для монахов, — строго сказала Чанпхен, подтолкнув сына в сторону Кхуна Яя, который как раз занимался сервировкой. Монах посмотрел на них с улыбкой, не сказав ни слова. Каэвта поднял поднос с едой, чтобы подать его мужчине, но тот замер и не захотел отпускать его из рук.
— Пи, давай держать его вместе.
Каэвта, хоть и был полон сомнений, всё же поднял руки и помог Кхуну Яю поднести поднос к монахам. После благословения он не отпустил Каэвту ни на шаг, усадив рядом, пока монах окроплял всех святой водой.
— Что именно? — спросил он, опуская над кроватью полог из москитной сетки.
— Сегодняшняя церемония, — пробормотал Каэвта, хлопая по подушке.
— А что с ней? — усмехнулся Кхун Яй, забираясь на кровать и ложась рядом с Каэвтой.
— Почему еда и сладости были такими, будто мы на свадьбе? — наклонил голову Каэвта, выглядя так очаровательно, что мужчина не удержался и поцеловал его в мягкую щёку.
— Не думай об этом. Спи. Завтра вставать рано, снова надо подносить еду монахам, — мягко ответил Кхун Яй.
Каэвта хотел было продолжить, но, будучи прерванным так просто, лишь вздохнул и лёг.
Пейзаж за окном проплывал мимо, а в воздухе уже чувствовался солёный морской запах, это означало, что после долгих часов в дороге они почти приехали. Каэвта взглянул на красивого водителя рядом и улыбнулся. Добравшись до дома отдыха, оба принялись разгружать чемоданы.
— Мне отлично, — ответил Каэвта и даже демонстративно напряг «мышцы», чтобы тот посмотрел.
Глубокий смех прозвучал рядом, и Пхра Най взял его за руку, потянув прогуляться.
Ветер с моря был липким, а закат окрасил небо в розово-золотистые оттенки. Их руки не разъединялись.
— На самом деле Руди не обязана была быть такой командиршей и тащить нас аж в Хуахин. Смотри, мы и так уже всё закончили, даже вещи не успели разобрать! — ворчал Каэвта, но на его лице всё равно сияла улыбка.
После постройки Белого дома вчера выбрали благоприятный день для церемонии открытия. Все были заняты, как пчёлки. Каэвта, ничего не подозревая, стал жертвой заговора, ведь все, включая этого высокого улыбающегося мужчину, его обманули!
Он-то думал, что это просто новоселье, а оказалось — церемония связывания рук между ним и Кхуном Пхра Наем.
Сильно удивился, когда увидел сладости и солёности, приготовленные матерью. И только потом, когда его посадили перед старшими рядом с Кхуном Яем, чтобы благословили, до него начало доходить. А уже потом... его заперли на всю ночь с Пхра Наем в Белом доме. Теперь всё стало ясно.
Стоило им войти, как Руди тут же втолкнула их к монахам, а потом небрежно швырнула ключи от машины Кхуну Яю и отправила их в «медовый месяц» в Хуахин.
— Но мне это даже нравится, — сказал Кхун Яй и метнул в Каэвту долгий взгляд.
— Пошли плавать! — засмеялся Каэвта, скинул обувь и рванул к берегу.
Высокий мужчина лишь покачал головой, глядя вслед с нежной улыбкой. И это тот, кто говорил, что не хочет ехать?
— Каэвта, надень обувь. Там ракушки, поцарапаешься.
Вот, пожалуйста. Не успел договорить. Пхра Най бросился к нему, пока тот сидел, держась за ногу. Присел рядом и поднял его ступню. Порез был не сильным, но кровь уже шла, и выглядело это тревожно. Он смахнул песок с ноги, а потом повернулся спиной:
— Пошли. Я отнесу тебя. Надо промыть рану.
— Я… сам могу идти, — пробормотал обладатель румяных щёк, упрямо отказываясь. Чтобы его несли на спине? Ни за что!
— Тут совсем близко, — попытался возразить он.
— Тогда я тебя всё равно понесу...
— Нет-нет, я... я сам! — не дав договорить, он поспешно прыгнул к нему и обвил руками его крепкую шею.
— Вот и славно, — усмехнулся Пхра Най, глядя на него через плечо с видом «ну что я тебе говорил». Каэвта фыркнул, демонстративно недоволен: сидеть у него на спине, конечно, не так уж плохо, но всё же... Стыдоба!
Позже, в гостиной дома отдыха, на мягком диване, его щёки пылали сильнее, чем на солнце. Высокий мужчина аккуратно держал его ногу, будто боялся причинить боль. Прохладная вода мягко текла по ране, потом лекарство, и белая ткань, бережно обёрнутая вокруг ступни.
Каэвта с нежностью смотрел на его красивое лицо. Не было ни одного дня, чтобы он не чувствовал, как сильно тот о нём заботится. Даже в самых мелочах этот человек был рядом. Он задавался вопросом, уставал ли когда-нибудь Кхун Яй от всей этой заботы. Но ответ уже давно знал: нет. Он видел это в улыбке, когда проявлял тревогу. В мягком взгляде, когда тот его баловал. В смехе, который звучал в ответ на его слова. В нежности, когда тот перевязывал ему рану.
Он не уставал. Потому что делал всё это для любимого.
Тот не поднял головы, но его рука на мгновение замерла.
— Кхун Яй, — выдохнул Каэвта, заставляя своё сердце хоть немного успокоиться. Но с жаром в лице справиться уже не мог.
— Что такое? — Пхра Най поднял голову и одарил его ослепительной улыбкой.
Каэвта прикусил губу: Вот ведь! Как только я сказал «Кхун Яй» сразу отозвался!
— Спасибо, — тихо произнёс он.
— Я счастлив делать это. Потому что люблю Каэвту, — сказал юноша, по-прежнему не сдвинувшись с места.
— А Каэв тоже любит Кхуна Яя, — пробормотал он, опустив голову.
Сколько бы раз он это ни говорил, всё равно не мог привыкнуть. Каждый раз сердце начинало колотиться, будто выскочит из груди. Щёки жгло, как будто на них плеснули солнце.
Пхра Най улыбнулся, медленно наклоняясь к нему. Глаза Каэвты расширились в удивлении. Тёплые губы коснулись его щиколотки.
Он дёрнулся, чтобы убрать ногу, но сильная рука всё ещё мягко удерживала её. Горячие губы скользнули выше, к икре.
— Не надо... — дрогнувший голос прозвучал едва слышно.
Тепло губ поднималось всё выше... по ноге. Тело мелко вздрогнуло, кожа вспыхнула от возбуждения. Он слегка толкнул его в плечо ладонью, почти символически, без настоящего намерения остановить.
Рука мягко соскользнула со ступни, поднимаясь выше, к тонкой талии, обхватив её через ткань одежды.
Кхун Яй приподнялся и медленно, с лаской коснулся его губ. Поцелуй был настойчивым, но нежным, язык скользнул внутрь, забирая всю сладость из его рта, дразня и пробуждая огонь, проникая в каждую клеточку тела.
Он отстранился лишь на миг, чтобы взглянуть на порозовевшее лицо. Сердце гулко забилось в груди. Его Каэвта... всегда был прекрасен. Всегда.
Ладонью крепче сжал мягкую талию, скользнув вдоль тела. Дыхание Каэвты сбилось, глаза полуприкрылись, в них бушевала буря. Его нежное лицо слегка склонилось, принимая и отвечая на поцелуй.
Те руки, что секунду назад пытались оттолкнуть Пхра Ная, теперь крепко вцепились в широкие плечи. Дыхание стало прерывистым, дрожащим. Звуки смешивались в воздухе, становясь оглушающими. Каэвта поднял руки, прижав их к его щетинистым щекам, словно хотел удержать, а затем отстранил лицо, запыхавшись, будто не хватало воздуха.
Приоткрыл влажные и покрасневшие губы, приглашая, зовя.
Пхра Най легко подхватил его, прижав к груди, не разрывая поцелуя. Каэвта обвил его шею, вцепившись изо всех сил, будто боялся упасть... или отпустить.
Спина коснулась мягкой поверхности кровати. Маленькие плечи вздрогнули. Тёплые, слегка шершавые ладони скользнули под рубашку, лаская чувствительную кожу. Кончики пальцев коснулись небольшой точки на его бледной груди. Каэвта дёрнулся, и из горла вырвался тихий, сдавленный стон. Их губы всё ещё не разъединились.
Пхра Най отстранился, взглянув на прелестное лицо под собой. Щёки раскраснелись, глаза были затуманены, полны томной неги. Красные влажные губы приоткрылись, ловя воздух. Всё это — взгляд, дыхание, мягкость — вызывало в нём острое желание прижать Каэвту к себе так, будто весь мир мог исчезнуть.
Он прижался носом к изящной шее, вдохнул аромат кожи. Затем к округлому плечу, к груди... Осторожно прикусил сосок, и Каэвта задрожал, выгнувшись навстречу. Он запустил руку в волосы Пхра Ная, будто бы хотел оттолкнуть, но при этом тянул сильнее.
С губ слетел ещё один сдавленный стон, мучительный и сладкий одновременно, словно он терял контроль над дыханием, собой... чувствами.
Грубые ладони гладили нежную кожу, оставляя алые следы страсти, как память о каждом прикосновении. Ни одна часть не осталась без внимания Прха Ная. Тело Каэвты содрогнулось, когда его горячие губы овладели его чувствительной плотью, ублажая медленными и сладкими ласками, чередующимися с быстрыми и возбуждающими, пока он не закричал, достигнув кульминации.
Кхун Яй приподнялся и нежно поцеловал его. Затем медленно надавил кончиками пальцев на сжавшееся кольцо мышц, заставляя человека в его руках вонзить ногти в его широкую спину, чтобы высвободить боль. А когда он погрузился глубже, Каэвта и вовсе впился в его плечо зубами. Пхра Най наклонился и прижался к щекам, по которым катились слёзы, взмокшего лба, остановившись на губах, в то же время не переставая двигаться. От медленного к быстрому, ускоряясь с силой страсти...
Он прижимал тело Каэвты к себе, обнимая за тонкую талию, не давая вырваться, снова и снова двигая бёдрами. Обладатель красных распухших губ закричал, чувствуя себя подавленным и возбуждённым. Ему хотелось отвернуться от свирепости человека над ним, но у него не было сил. Пхра Най сжимал его бёдра, не в силах контролировать свои эмоции. Ноги, лежавшие на его сильных плечах, дрожали.
Каэвта не знал, где начинается граница между болью и блаженством. Всё его существо плавилось от прикосновений. Он хотел бежать и в то же время остаться в этом объятии навсегда. Тело отзывалось на каждое движение, каждая дрожь была как вспышка, ослепляющая и сладкая.
Пхра Най снова поцеловал его, не ради страсти, а чтобы утешить. Но вместо того чтобы облегчить, поцелуй лишь сильнее унёс их вглубь друг друга.
Каэвта крепко обнял Кхуна Яя. Из глаз катились слёзы. Это были слёзы счастья. Такого полного, тёплого, всепоглощающего, что оно будто достигло кончиков пальцев. Он дрожал не от боли, от переполняющего чувства, которое невозможно было унести в одиночку.
Пхра Най прижал его к себе крепче, проник так глубоко, как только мог, и остался так, неподвижный, долго…
…оставляя в нём самую искреннюю, самую глубокую каплю любви.
Дом отдыха стоял так далеко от других, что пляж у него почти можно было считать частным, и это невероятно радовало Пхра Ная. Ведь как бы он ни дразнил или ни задирал своего любимого, теперь можно было делать это в полную силу, без страха, что кто-то подслушает или увидит.
— Кхун Яй, иди есть, — позвал Каэвта того, кто стоял на балконе, наслаждаясь морским воздухом.
— Выглядит аппетитно, — Кхун Яй улыбнулся, глядя на еду, расставленную на столе. Каэвта наполнил стакан водой и сел напротив.
— Морепродукты. Приготовил, как умею. Не знаю, по вкусу ли тебе будет, Кхун Яй.
— Очень вкусно, и совсем не пахнет рыбой, — с одобрительной улыбкой ответил тот, попробовав блюдо, и Каэвта застенчиво улыбнулся в ответ.
— Кстати... может, поплаваем сегодня днём? — предложил он. С самого приезда он так ни разу и не попал в воду. И всё из-за этого самого человека напротив. Только он виноват, что никто не плескался в море! После того, как Пхра Най обработал ему рану, сразу же потащил его в постель, где они и провели всю ночь. Утром, проснувшись, Каэвта тайком решил, что если сегодня не искупается, просто набьёт Кхуну Яю синяков по всему телу!
— А нога? Уже лучше? Если намочишь, может воспалиться... — с беспокойством отозвался мужчина.
— Кхун Яй! Сегодня я иду купаться, и ты тоже идёшь! — заявил Каэвта, нахмурив брови. — Как можно приехать аж в Хуахин и просто сидеть в доме, дрыхнуть, а не в море плескаться?!
Пхра Най только вздохнул. Устоять перед этим выражением лица было невозможно.
— Только аккуратно. Там полно камней, — сказал он, зная, что Каэвта упрям и, скорее всего, проигнорирует его слова.
Так и вышло. Стоило юноше зайти в воду, как он тут же поплыл подальше, весело болтая ногами, будто в первый раз увидел море.
Кхун Яй покачал головой, глядя, как тот уплывает всё дальше. Он поспешил за ним и обнял, крепко прижав к себе.
— Только не порежь ногу снова, — пробормотал он, касаясь губами прохладной щеки Каэвты.
— Но там такие красивые кораллы! Кхун Яй, ты должен их увидеть, — с сияющим лицом ответил Каэвта.
— Откуда ты знаешь, что они там есть? Ты здесь уже был?
— Конечно, я приезжал сюда с Руди в прошлом году. Я специально хотел показать их тебе, — ответил тот, с трудом скрывая радость. Он так уговаривал, что Кхун Яй сдался. Они поплыли дальше, недалеко от камней в прозрачной воде действительно были видны яркие, живые кораллы.
Глаза Кхун Яя распахнулись от восторга. Каэвта заметил это и внутренне обрадовался, исполнив задуманное.
Когда они вдоволь наплавались и нагляделись на подводную красоту, Кхун Яй помог Каэвте устроиться на большой, прогретой солнцем скале. Тот, зажмурившись от удовольствия, прижал щёку к тёплому камню.
— Немного, — отозвался Каэвта, не открывая глаз. Тогда Пхра Най приблизился и ткнулся носом в его прохладную щёку. Каэвта вздрогнул и открыл глаза. — Эй! Что ты делаешь, Кхун Яй?! — сказал он, изображая строгость, но на губах уже играла улыбка. Он даже не пытался оттолкнуть его.
— Грею тебя, Каэвта, — спокойно ответил тот, подходя ближе.
Каэвта оторвался от скалы и посмотрел прямо ему в глаза.
— Чего-то не чувствуется тепла.
— Тогда, может, обнять тебя? Так точно согреешься, — с хитрой улыбкой предложил Кхун Яй.
Каэвта отодвинулся немного, прищурившись, будто что-то обдумывал.
— Даже если мы в воде... я всё равно смогу тебя согреть.
Кхун Яй опустил взгляд на губы своего любимого, прежде чем приблизиться и притянуть маленькое тело Каэвты к себе. Тот слегка наклонил голову, не сразу понимая, что происходит, но уже через мгновение спина коснулась тёплой скалы, а крепкое тело Кхуна Яя нависло над ним, прижимаясь и лишая пространства.
Мягкие губы накрыли его собственные, осторожно прикусывая, прежде чем углубить поцелуй. Широкие ладони скользнули под тонкую мокрую рубашку, легко находя дорогу. Их тела соприкасались всё ближе и теснее, тёрлись друг о друга, и Каэвта едва слышно задыхался от нарастающего жара.
Когда их губы разъединились, Каэвта только и мог, что растерянно смотреть, пока его снова не поцеловали. На этот раз медленно, мягко, с нежностью, но в следующую секунду с пылом, который невозможно было сдержать. Тот холод, что он ощущал раньше, будто испарился. Тело быстро согрелось под горячими ладонями. Щёки вспыхнули, и Кхун Яй, не удержавшись, прижался к ним носом, вдыхая его аромат.
— Мы же на пляже… А если кто-то увидит?.. — прошептал Каэвта, едва удерживаясь, ведь крупные руки уже начали ласкать его бёдра, сжимая их с такой силой, что он дрожал и прижимался к источнику тепла, словно ища в нём спасения.
— Солнце уже почти зашло, — бархатистым голосом произнёс Пхра Най, прижимаясь лицом к изящной шее того, кого держал в объятиях. Горячее дыхание скользнуло по влажной коже, и Каэвта невольно вздрогнул. Мокрая ткань рубашки прилипла к телу, обрисовывая каждую черту настолько чётко, что Кхун Яй с трудом сдерживался, чтобы не поддаться искушению.
Он облизнул губы, прежде чем наклониться и прикусить сосок. Зажал второй между пальцев, и Каэта закричал. Острая боль превратилась в возбуждающее ощущение, которое заставило его заткнуть рот, чтобы не кричать громче. Каэвта опустил взгляд и посмотрел на Кхун Яя, который продолжая покусывать и облизывать его сосок.
Дыхание стало ещё более затруднённым после того, как молодой человек почувствовал удовлетворение. Он приподнял рубашку Каэвты, и тепло его рук и горячих губ снова овладело им.
Их роли словно поменялись: то один поддавался, то другой. И с каждым движением этот ритм вёл их всё глубже, туда, где не было места ни холоду, ни одиночеству.
Каэвта пытался оттолкнуть его, но в этих прикосновениях не было ни капли грубости, только ласка и то трепетное тепло, которое невозможно спутать ни с чем. Как он мог замёрзнуть снова… если его согревали вот так?
Тихий стон сорвался с губ. Каэвта с трудом сдерживался, ему хотелось влепить Кхуну Яю за такую дерзость. Ну как можно... в открытом месте?! Пусть солнце и клонилось к горизонту, но это ведь вовсе не уединённый уголок. И всё же, едва он открыл рот, чтобы возразить, как его губы были снова пойманы в поцелуе — долгом, безжалостном, почти лишающем сознания. Тело прижали к тёплой, нагретой скале. Его ноги дрожали, но в следующий миг оказались приподняты и сомкнуты вокруг талии любимого, и острая боль пробежалась по всему телу. Горячее дыхание, сплетающееся с его собственным, жаркое прикосновение и ритм, который накрывал, как волна.
— Ай... больно! — вскрикнул Каэвта, зажмурившись. Он пытался отстраниться, но чем сильнее отдалялся, тем ближе оказывался любимый.
Кхун Яй стиснул зубы, притянул его ближе и коснулся губами виска, щеки, прижался к алым губам, как бы утешая, унимая боль. Его пальцы гладили тонкое тело, вызывая дрожь. Он не спешил, чувствуя, как любимый постепенно сдаётся, как его дыхание становится ровнее, движения расслабляются.
Он коснулся его сосков, оставляя лёгкие поцелуи, чтобы разбудить в нём не боль, а желание. С каждым прикосновением он будто заново зажигал тепло между ними. А когда почувствовал, что тело в его объятиях стало мягким и поддатливым, начал двигаться, медленно, сдержанно, будто в танце. Потом чуть быстрее, позволяя ритму нарастать, а звукам вырываться из его груди.
Каэвта застонал, тихо, почти неосознанно.
Пхра Най снял рубашку и подложил её под спину Каэвты, прежде чем полностью раствориться в ритме, в чувствах, в дыхании двоих. Каэвта обнял его крепко, будто боялся отпустить, будто хотел удержать этот миг навсегда. Его тело отзывалось на каждое движение, и вскоре возбуждение захлестнуло его с головой, пронзив, как электрический разряд, каждую жилку.
Он вцепился в спину любимого, по коже пробежали мурашки, ноги, обвившие талию, двигались в такт, как будто их тела говорили на своём языке, забытом всеми, кроме них. Он приоткрыл губы, издав беззвучный стон, дыхание стало прерывистым. Ресницы затрепетали, и вместе с ними с глаз скатились тихие, крошечные слёзы — не от боли, а от переизбытка чувств.
Кхун Яй обнял его, проведя руками под коленями, прижав к себе, так словно боялся потерять, словно сам не мог удержаться. И, когда они достигли кульминации этого непередаваемого танца, всё вокруг будто растворилось, остались только двое. Сердца. Дыхание. Ощущение, что этот момент будет жить в них вечно.
Юные влюблённые, встретившиеся впервые, Любовь стала невыносимо яркой, словно надвигающаяся буря в волнах, вспышки молний озарили небо, река разбивалась пеной о берег, а мир дрожал в моём сердце. Я не знал любви прежде, но, разделив подушку, увидел в этом чудо. Гром гремел над головой, сотрясая землю и небо, погружая в хаос. Небо пролилось дождём,
и оба сердца узнали, что такое любовь.
[п/п: Эта сцена отсылает к поэтической традиции древнего тайского эпоса «Кхун Чанг Кхун Пхэн», особенно к эпизоду, где Плай Нгам добивается Нанг Сри Малы. Авторство — Его Высочество Принц Дамронг Рачанубхаб.]
Горячие губы осторожно касались алых следов, оставленных на спине Каэвты — в извинение, в утешение. Затем он поцеловал затылок, скользнул к щеке и, наконец, к припухшим от поцелуев губам. Измотанный Каэвта лишь бросил на него укоризненный взгляд, даже голос звучал слабо. Сил уже не оставалось, он просто позволил Кхуну Яю делать с ним всё, что тот захочет.
Пхра Най поднял его на руки и отнёс обратно в дом.
Каэвта надеялся, что теперь-то он сможет отдохнуть. Но любимый и не думал сдаваться. Он не отпускал. Вся комната, казалось, была пропитана следами их страсти. Каэвта, которого переворачивали то так, то эдак, как куклу, только и мог, что хрипло ворчать и бессильно протестовать.
— Ты с ума сошёл, Кхун Яй! — задыхаясь, простонал Каэвта. — Ты зачем это устроил в таком месте?! И даже не остановился! Я думал, ты меня до потери сознания доведёшь!
Он впился ногтями в руку Кхуна Яя, лежащую у его лица.
— Ты такой милый, — хрипло прошептал тот, коснувшись губами его плеча, а затем вновь скользнув вниз, к спине. Второй ладонью осторожно провёл по боку, заставив Каэвту вздрогнуть и приподнять голову.
— Кхун Яй… — прошептал он, но не успел договорить, как его вновь заключили в объятия.
Сладкий звук флейты заставил Каэвту моргнуть, посмотреть на пустое место рядом и приподняться, чтобы сесть. Но стоило ему пошевелиться, как боль резко отозвалась внизу и прокатилась вверх по позвоночнику. Он замер на месте, скривившись от ощущения, и провёл так несколько минут, пока боль не утихла.
Нахмурился и прикусил губы, чтобы не застонать. В душе разгоралось раздражение на человека, из-за которого он всё это испытывал. Он натянул на себя ткань, обмотавшись, и, стараясь идти как можно медленнее, направился к балкону. Там, спиной к нему, стоял Кхун Яй и играл на флейте.
Как только тот услышал шаги, убрал инструмент от губ и обернулся.
— Почему перестал? Я же наслаждался, — тихо сказал он, пока Кхун Яй прижимал его к себе, мягко целуя в висок.
— Зачем ты встал? Всё ещё больно?
— Зачем ты так говоришь?! — вспыхнул Каэвта, слегка ударив его в грудь кулачками. Щёки тут же вспыхнули, выдавая смущение.
Чем больше он краснел, тем больше Кхун Яй улыбался, дразня:
— Покажи, — и, не ограничившись словами, потянулся, чтобы обхватить его бёдра, даже делая вид, что вот-вот снова...
— Ты с ума сошёл! — Каэвта засипел и начал лупить его по плечам, как мог.
Кхун Яй рассмеялся, прижал его к себе и отнёс обратно в спальню.
Осторожно уложив его, он сел рядом, приподнял тело Каэвты и уложил его себе на грудь, обняв. Поцеловал в лоб, мягко, с любовью.
— Ум… Я тоже люблю тебя, Кхун Яй. Очень, — прошептал Каэвта и потянулся, чтобы поцеловать его небритый подбородок.
Снова зазвучала флейта. И под её сладкий, тёплый напев словно шёл шёпот сердца:
Я люблю тебя, как саму жизнь. Буду любить вечно. Пусть мы и далеко друг от друга,
моё сердце тянется к тебе, заботится, тоскует. Даже если я умру, моё чувство не исчезнет. Моя любовь так же постоянна, как солнце, что любит небо. Как рыба любит воду, как кольцо — свой драгоценный камень, Как гора любит свою землю. Она велика, как океан, не знает границ, И всё же надёжна, как скала. Я верен, как солнце, что каждый день возвращается в небо. Моя любовь чиста, без лжи, Так же неизменна, как это обещание. Умоляю, поверь. Я буду чтить тебя всегда, всегда… всегда.