July 22

Кхемджира | Пролог

В тёмной комнате бедного района, посреди ночи, восемнадцатилетний Кхем — ученик выпускного класса — не отрываясь смотрел на экран старенького компьютера. На экране медленно загружались результаты вступительных экзаменов в университет. Лицо юноши сияло от волнения.

Слева на столе тикал будильник, показывая ровно полночь. Справа стоял небольшой торт с воткнутыми в него свечами, освещавшими тьму комнаты сверху вниз.

Гул стрелок эхом отдавался в голове, накатывая волной напряжения и давлением, всё сильнее сжимающим грудь. Кхем неосознанно прикусил губу.

И вот… Результаты появились. Его приняли. Именно в тот университет, на тот факультет, о котором он мечтал.

— Да! — закричал Кхем от радости и в порыве благодарности сложил ладони в молитвенном жесте, склонив голову.

Сегодня ему исполнилось девятнадцать.

Он сидел в комнате, где единственным источником света оставался монитор, поедая торт, и с улыбкой на лице рассматривал фотографии мест, где проходил экзамен.

Он ел, смотрел, мечтал. И всё это время не переставал сиять от счастья. Пока не взглянул на часы и удивлённо не округлил глаза.

— А я ведь даже не попробовал... — пробормотал он.

На следующий день он собирался отправиться в храм, чтобы сообщить монаху радостную новость. Подумав об этом, Кхем поспешно доел торт, выключил компьютер, убрал за собой, почистил зубы и лёг спать.

И той ночью ему приснилось нечто, чего прежде он никогда не видел.

Словно плёнка старого фильма, перед ним пронеслось далёкое прошлое. Старинный тайский дом времён, когда рабство ещё не было отменено.

Перед домом бегала юная девушка. За ней гнались слуги, но ни один не мог её поймать. Она хихикала, весело, с озорством. Её смех, лёгкий и искренний, эхом разносился по всему двору.

Затем картина изменилась. Он оказался перед деревянным домом цвета яичной скорлупы — уже более поздняя эпоха, автомобили, обстановка, словно из восьмидесятых.

Кхем стоял у окна и вглядывался внутрь.

За столом в столовой сидели мужчина и женщина. Они ели вместе, улыбались, были счастливы. Кхем нахмурился, сердце защемило, мягко, но так сильно, что он вынужден был прижать руку к груди.

Что ты там высматриваешь? — раздался холодный голос за спиной.

Сердце Кхема подпрыгнуло и бешено застучало. Он почувствовал, как кто-то тяжело дышит позади. Всё тело налилось свинцовой тяжестью, как будто он окаменел. Он не мог пошевелиться.

Тёплая атмосфера исчезла, сменившись ледяной дрожью. Дом цвета скорлупы — тот, что только что был полон жизни — вдруг превратился в заброшенное, мрачное здание, словно забытое всеми.

Кхем стиснул зубы.

Он пытался проснуться.

Что, чёрт побери, происходит?.. Проснись. Проснись!

— Хочешь остаться здесь со мной?..

Он вздрогнул, почувствовав тёплое дыхание у самого уха. Страх медленно поднимался из груди и сковал всё тело дрожью.

— Вдвоём…

— …

— Ты хочешь?

В тот миг Кхем почти ответил «да». Почти, потому что хотел поскорее выбраться из этой пугающей неопределённости. Но со всех сторон вдруг раздался чей-то зов:

Кхем, проснись, сынок.

Кхем подскочил, вынырнув из сна в шум и панику. Он резко огляделся, ища глазами хоть кого-нибудь в своей комнате. И тут заметил, что рядом с кроватью на пол упало что-то знакомое…

Его амулет Такрут — талисман из тигриной кожи, с которым он не расставался сколько себя помнил.

[п/п: Такрут — традиционный тайский амулет в форме трубочки, известный с древности. Его носят для защиты от злых сил. Может быть сделан из металла или пальмового листа и закрепляется на теле шнурком. Особенно часто упоминается в тайской эпопее «Кхун Чанг Кхун Пхэн».]

Когда он упал?

Этот Такрут был освящён мастером, которого Кхем не помнил. Считалось, что он защищает от всего, что невозможно увидеть. Мать заставляла его носить амулет постоянно. Даже в последние дни своей жизни она вновь и вновь повторяла:

— Никогда не снимай, даже если будет больно.

А всё потому, что Кхем родился в проклятой семье.

Обречённой.

Если рождалась дочь, всё было спокойно.

Но если появлялся сын, его ждала смерть до наступления двадцати лет.

Мать дала ему имя Кхемджира — в честь девушки, чья подруга чудом выжила. Имя означало: «Вечно в безопасности».

Кхему никогда не нравился этот амулет, но он не спорил. Что бы ни говорила мать, он молча слушал. А когда она умерла от болезни семь лет назад, он продолжил носить Такрут, потому что это был единственный оставшийся предмет, связанный с ней.

Когда Кхему было всего полгода, он случайно поранился иглой. Но ничего страшного не случилось. Все решили, что это просто обычный бытовой инцидент. И всё было спокойно… до этой ночи.

До этого сна.

С самого рождения ему ещё ни разу не снилось ничего подобного. Это было странно. И жутко.

Он старался взять себя в руки и успокоиться, хотя мурашки от реалистичности сна не проходили.

Собравшись, он поднял Такрут с пола и повесил обратно на шею. Затем пошёл в душ, умылся, оделся и отправился в храм, чтобы сообщить монаху радостную новость.

Он сел в маршрутку и вышел у местного храма. Именно здесь жил Луанг Пхорпиньо — его настоящий отец. После смерти матери он навсегда стал монахом. К тому моменту Кхему было пятнадцать.

Пхор Кру, который вручил Кхемджире магический амулет, велел его отцу выбрать подходящее время, чтобы принять монашеский обет на всю оставшуюся жизнь. И посвятить накопленные заслуги врагам их семьи — кармическим должникам, чья тень тяготела над каждым поколением. Всё ради того, чтобы попытаться продлить жизнь Кхемджиры.

Так объяснил ему отец. С самыми искренними слезами. Но Кхем протестовал. Он плакал, не желая принимать эту жертву.

Но в конце концов ему ничего не оставалось. Он не мог перечить отцу и родне. Только стоял в храме и смотрел, как отец остригает волосы, надевает жёлтую рясу… И, не в силах справиться с собой, отвернулся и вошёл в монастырь в день монашеского посвящения.

После этого Кхем переехал к родственникам по отцовской линии.

Родня матери отказалась его приютить, так как все боялись попасть под действие семейного проклятия.

Кто-то со стороны мог бы сказать, что это невежество. Но в их семье и во всей деревне в это проклятие верили свято. Ни один мальчик из семьи его матери не дожил до двадцати.

Родственники по отцовской линии, вызвавшиеся заботиться о нём, — дядя с тётей — с первого же дня, как оформили опеку, забрали все алиментные выплаты, что присылал отец, и медицинскую страховку матери.

И сбежали. Уехали за границу, чтобы жить в своё удовольствие. Оставили Кхему всего несколько тысяч бат наличными и старый дом.

Он не хотел причинять боль отцу, поэтому молчал, даже спустя несколько дней после его монашеского посвящения. В конце концов, отец всё равно узнал бы… но тогда уже ничего нельзя было изменить.

С тех пор он жил один. К счастью, соседи были добрыми и часто приносили еду. Кроме того, когда Кхем приходил к Луанг Пхорпиньо в храм, ему всегда давали еду с собой, чтобы было чем поужинать.

Постепенно он стал хорошо учиться. С четвёртого по шестой Маттайом он получал стипендии.

[п/п: Matthayom 4 — предпоследний год средней школы, Matthayom 6 — выпускной класс.]

Так что жить стало немного легче. К тому же, при поступлении в университеты такой способ конкурсного отбора стипендий был обычным делом.

— Я пришёл поклониться Луанг Пхорпиньо, — произнёс Кхем, входя в монастырь. Он трижды поклонился и поднял голову, неловко улыбаясь. Монах внимательно посмотрел на него.

— Появились результаты экзаменов, да?

Кхем покраснел и прикрыл щёку рукой, хотя вторая всё ещё оставалась сложенной в почтительном жесте.

— Откуда ты узнал, отец? Я ведь хотел сделать тебе сюрприз...

Луанг Пхорпиньо одарил его нежной улыбкой:

— Вчера двое молодых послушников ушли из монастыря. Они сказали мне, что теперь ты точно попадёшь в университет. Можешь быть спокоен.

— Ах… — Кхем нервно улыбнулся. — Я поступил на факультет изящных искусств… в университете в Бангкоке…

Последние слова он произнёс тихо, почти шёпотом. Руки были сложены, а взгляд устремлён прямо на монаха.

— Тебе нужно ехать в Бангкок? — спокойно спросил Луанг Пхорпиньо, но в глазах его промелькнула тревога.

Кхем поёжился. Он знал, насколько отец переживал за его безопасность. Особенно с проклятием, что всё ещё висело над ним. В большом городе не будет взрослых, кто мог бы присматривать за ним.

Но он мечтал стать художником. Уже раньше зарабатывал немного, рисуя на заказ, и успел отложить средства. На них он собирался купить себе базовые учебные принадлежности и багаж для общежития.

Он хотел идти по этому пути. Даже если ему уготована печальная судьба умереть до двадцати, он всё равно хотел прожить свою жизнь по-своему.

— Таких факультетов здесь не преподают, — честно признался Кхем и поднял глаза, чтобы показать отцу решимость.

Луанг Пхорпиньо видел её. За годы в монашестве он ясно понял, что рождение, старость, болезнь, смерть — всё это естественно для человека. Он сделал всё, что мог, как отец. Остальное дело судьбы.

— Хорошо. Тогда учись усердно. Чем бы ты ни занялся, пожалуйста, будь осторожен и не забывайся, — спокойно проговорил он.

Кхем улыбнулся, почувствовав облегчение, и поспешно кивнул:

— Да, отец.

Они поговорили ещё немного. Затем Кхем поклонился, попрощался и отправился по делам.

А в это время Луанг Пхорпиньо остался сидеть, скрестив ноги. Он смотрел вслед сыну, который удалялся в дальний свет, и чья тень, казалось, сливалась с очертанием...

...таинственного духа, стоящего рядом.
Духа, с которым, похоже, у него была куда более глубокая связь.