Воспоминания в письмах | Глава 9: Пространство между нами
В один из вечеров Аксон получил звонок из больницы. Он выбежал из аудитории, не представляя, насколько взволнованным окажется по дороге.
Каждый раз, когда такси останавливалось на красный свет, ему казалось, что дыхание перехватывает.
Он заплатил не глядя и почти бегом пересёк больничный двор. На ресепшене уточнил о пациенте и… в какой-то момент страх заставил его остановиться посреди коридора.
Сердце болезненно сжалось, накрыли чувство вины и беспомощность, даже несмотря на то, что он всегда пытался принимать верные решения.
Аксон боялся, ведь речь шла не просто о ком-то важном, а об его отце.
— Его состояние стабильно, — сказал врач, и слова прозвучали для него как облегчение. Тревога немного отпустила, когда он увидел отца на больничной койке. Врач и медсёстры вышли, и Аксон остался в углу палаты, глядя на спящего человека.
Он понял, как сильно любит и боится потерять его, только когда раздался тот звонок. Отец потерял сознание в офисе после недели беспрерывной работы.
Сколько раз они ссорились на эту тему… Отец ценил работу больше здоровья, а иногда, как казалось Аксону, даже больше, чем собственного сына. Из-за этого они часто спорили и почти не разговаривали.
Отец выглядел уставшим. Он заметно похудел, а глаза, такие же, как у Аксона, только спокойнее, теперь были закрыты. И в этом молчании было что-то незнакомо мирное. Может, всё это время он видел в отце лишь занятость, вечные заботы ради содержания семьи… но не замечал, что за этим скрывался уязвимый человек, которому тоже нужен покой.
Аксон не думал, что сможет плакать перед ним. Но он плакал. В конце концов, он оставался лишь слишком хрупким мальчишкой, пытающимся держаться ради отца, но на самом деле загнанным в угол, всё ещё боящимся остаться один. Он просто был ребёнком, который вырос со страхом, что однажды отец уйдёт.
Когда он пытался вытереть слёзы, в палату вошла медсестра. Он ведь прибежал налегке, даже ничего с собой не взял. Выслушав инструкции о состоянии отца, Аксон решил вернуться в общежитие и собрать вещи. Похоже, придётся провести в больнице несколько ночей.
И снова почувствовал себя странно, когда понял, что не знает, как успокоить Сонгджама, чтобы тот не волновался. И даже себя убедить не мог, что эта разлука всего лишь пустяк.
Впервые они не будут видеться каждый день. Вроде бы мелочь, но страх потерять Сонгджама не отпускал. Когда отец выйдет из больницы и он вернётся, будет ли зеркало всё ещё на месте? Или Сонгджам исчезнет?
Или, может, всё это лишь тревога за то, кто окажется рядом с тем мальчиком, когда тот будет учиться.
Аксон позвонил начальнику, чтобы взять отпуск.
Когда он вышел из такси, хозяйка общежития как всегда поливала цветы во дворе. Небо сияло особенно ясно, хотя солнце уже клонилось к горизонту.
Увидев его задумчивый взгляд, устремлённый на растения, женщина поставила лейку.
Несмотря на то, что именно её Аксон больше всего боялся ввести в курс своих тайн, хозяйка оставалась и самым надёжным человеком, которому он доверял.
— Мне придётся уехать на время. Вы присмотрите за моей комнатой? — попросил он, сложив руки в жесте уважения.
Женщина улыбнулась и продолжила поливать цветы.
— Никого не пущу в твою комнату, даже сама не стану заходить, дорогой.
— На самом деле, можете заходить, если понадобится, — тихо сказал он. — Всё равно никто не узнает.
— Не извиняйся за то, что в тот раз был груб со мной.
— Простите… — Аксон опустил глаза.
— Всё в порядке. Я понимаю. Я присмотрю за комнатой, не волнуйся.
Он ещё немного постоял, не зная, как заговорить о Сонгджаме. На сердце было тяжело, а тот мальчик всегда слишком остро чувствовал чужие тревоги.
— Похоже, тебя что-то гложет, — сказала хозяйка.
Женщина снова посмотрела на него, поставила лейку на землю и своей сухой морщинистой рукой мягко коснулась его плеча.
— Могу я помочь тебе чем-нибудь?
Аксон вздохнул и, встретившись с ней взглядом, честно признался:
— На самом деле, я хотел поговорить с вами кое о чём.
Она молча кивнула и повела его к скамейке перед домом. Там они уселись рядом, наблюдая за шумной улицей. Небо начинало наливаться оранжевым.
— Говори, — произнесла она, когда Аксон слишком долго молчал. От былой упрямой дерзости, с которой они встретились в первый раз, не осталось и следа. Перед ней сидел только потерянный и одинокий юноша.
— Я переехал сюда посреди семестра, потому что поссорился с отцом… — начал Аксон, украдкой взглянув на женщину, чтобы увидеть её реакцию.
Но та слушала молча, и он продолжил:
— Моя мама умерла, когда я родился, я её никогда не знал. С отцом у нас всегда были натянутые отношения. Я решил уйти, начать жить самостоятельно, думал, что так буду счастлив, пока…
Он прикусил губу. Женщина тихо продолжила за него:
— Пока твоего отца не увезли в больницу, верно?
— Да, — он опустил голову, уставившись на собственные ноги. Так проще, чем смотреть в небо и позволить слезам упасть. — Я боюсь, что отец уйдёт, даже если именно я оставил его первым.
Молчание было невыносимым, пока женщина не заговорила снова:
— Думаешь, твоему отцу было бы радостно знать, что ты живёшь один вот так?
Сердце болезненно сжалось, лицо Аксона исказилось.
Она кивнула и пристально посмотрела на него.
— Ты сделал это, думая, что станешь свободным, но в итоге страдаете оба.
— Вы хотите сказать, что я ошибся?
Он знал ответ и не собирался отрицать, хотя понимал, что на его месте поступил бы так же.
— Если твой выбор привёл тебя к этому раскаянию, значит, это была ошибка. А если нет, тогда с этого момента тебе нужно доказать себе, что решение было правильным.
И тут Аксон осознал, что у него даже нет плана что-либо доказывать. Он был эгоистом. Не таким, как отец, который всегда думал о его будущем.
— Я не знаю, что делать, — выдохнул он. Возможно, это был первый, или второй, раз, когда его голос дрогнул при ней, выдавая боль так открыто, как он только мог.
— Аксон, — мягким голосом произнесла она. — У тебя всегда будет выбор, когда придётся искать ответы. Но, может быть, сейчас не время отвечать кому-то ещё. Сначала ответь себе. Чтобы потом не пожалеть, если услышанное окажется не тем, чего ты ждал.
Он кивнул, не находя слов, и они сидели так, пока небо окончательно не потемнело. Попрощались только тогда, когда Аксон проводил хозяйку до её кабинета, а сам, глубоко вздохнув, вернулся в свою комнату.
— Добрый вечер, — сказал он тому, кто всегда его ждал, и кто, как обычно, поприветствовал первым. Тот сидел перед зеркалом с книгой. — Почему сидишь именно здесь? Не устал? — спросил Аксон с лёгкой улыбкой, удивляясь, что после такого тяжёлого дня у него вообще остались силы улыбаться.
— За столом было скучно. Смотреть в твою комнату куда интереснее, — отозвался тот.
Аксон медленно стал собирать вещи в рюкзак, надеясь, что Сонгджам первым задаст вопрос.
Сомнение в его голосе заставило сердце сдаться. Аксон улыбнулся, хотя эмоции рвались наружу.
— Еду в больницу, ухаживать за отцом.
Собеседник замолчал, переваривая сказанное, и лишь потом снова заговорил:
— Всего несколько дней. А ты береги себя, ложись не слишком поздно и ешь вовремя, — с каждой фразой держать маску спокойствия становилось всё труднее. — Эй… — Аксон поднял взгляд. На той стороне Сонгджам внимательно, с тревогой, смотрел на него. — Подойди.
В конце концов он приблизился, опустив голову. Их взгляды встретились через зеркало, отражаясь друг в друге. Сонгджам вздохнул и заговорил первым:
— Ты говорил, что я могу быть кем угодно рядом с тобой. Я чувствую то же самое. Тебе не нужно быть сильным рядом со мной…
Аксон понял, что мир, возможно, не такой уж и одинокий.
Один из них тревожился и переживал так сильно, что другой больше не мог скрывать собственных чувств.
— Не извиняйся. Мне важно только знать, что с тобой.
Холод ночи был ничем по сравнению с холодом страха, сковывающего Аксона изнутри.
— Всё слишком быстро. Отношения с отцом всегда были трудными. А потом вдруг… я ушёл, и сразу после этого он оказался в больнице, — Аксон прикусил губы до боли. — Слишком быстро.
Сонгджам понял, что просто наблюдать за ним через зеркало уже недостаточно.
— Мне очень страшно, Сонгджам. Боюсь, что не справлюсь со всем этим.
— Пи… — его голос дрожал. Он хотел утешить, но сам едва сдерживался. Медленно поднял ладонь и приложил её к зеркалу, надеясь, что тот почувствует, что между ними уже давно есть связь, сотканная сквозь границы миров. — Могу ли я обещать тебе, что всегда буду рядом?
Аксон моргнул, проглотил застрявший в горле ком и улыбнулся юноше, в глазах которого читалась тоска.
— Я всегда доверял тебе, — ответил он.
Пусть их связь существовала лишь через зеркало и, возможно, вовсе не была реальной.
— Для меня этого достаточно, — Сонгджам улыбнулся, и улыбка стала шире, когда Аксон поднял руку и положил её на зеркало, в то же место, где лежала его ладонь.
— Когда меня не будет, ты должен заботиться о себе, — серьёзно сказал Аксон, пожалуй, даже серьёзнее, чем когда объяснял обществознание.
— И ты тоже, Пи. Позаботься о себе и постарайся как можно больше говорить с отцом.
Аксон не нашёл в себе силы ответить, но и не стал отрицать.
— Переработал, не отдыхал как следует, но сейчас в безопасности, — сказал он скорее для того, чтобы убедить самого себя, что всё будет хорошо. — Мне пора идти.
Они простились ещё одним взглядом. И всё же уверенность в том, что кто-то присмотрит за его комнатой, не давала такого утешения, как улыбка Сонгджама на прощание. Тот мальчишка умел улыбаться так, как не умел никто.
Было уже поздно, когда Аксон вышел из комнаты и поймал такси до больницы. Мысли постепенно раскладывались по полочкам: что важно, о чём не стоит тревожиться. Узел в голове чуть ослаб, хотя и не развязался до конца.
Он проводил время рядом с отцом, делая то, на что, возможно, не решился бы, если бы тот был в сознании. Читал книгу матери до девятой главы, обедал, вслух рассказывая смешные истории, которым отец всё равно бы не поверил, укрывал его, когда приходило время сна.
И тогда Аксон спросил себя, что мешает делать всё это, когда отец рядом и видит? Ответа он так и не нашёл.
Поздно вечером он поднялся на крышу с банкой газировки, наклонился через ограждение и вдруг посмотрел на себя самого, словно со стороны, как наблюдатель. Если убрать все роли и отношения, оставалось одно. И он, и его отец были одинаково упрямы, холодны, скрытны… и, возможно, одинаково одиноки.
Аксон проснулся на больничном диване от голосов в коридоре. Тело будто реагировало на каждый шорох. В палате всегда было беспокойно, но он облегчённо выдохнул, увидев, что отец всё ещё здесь.
Минувшей ночью тот ненадолго приходил в себя. Вспышка пробуждения прошла в тишине, они только встретились глазами. Аксон сразу позвал врача. Отец выглядел крепче, но лекарства снова погрузили его в сон, и разговора так и не получилось. В противном случае Аксон даже не знал, что бы сказал.
Он сходил в душ, взял чистые вещи, надеясь застать отца бодрствующим, но, выйдя, снова увидел его спящим.
Дыхание теперь было ровнее, спокойнее, чем тогда, когда они жили вместе. Дома их комнаты были разделены, а общие пространства больше напоминали поле боя, чем дом.
Сходив за кофе в больничной столовой, он поймал себя на том, что улыбается. Дома Сонгджам вечно ворчал, что он пьёт слишком много кофе и должен больше двигаться.
— Ты мой первый пациент. И самый упрямый, — всплыло в памяти его тёплое замечание.
Аксон сжал стакан, собираясь вернуться и дочитать десятую главу книги, но теперь уже осторожнее, ведь отец мог проснуться. Это была возможность послушать совет Сонгджама и больше разговаривать с отцом.
Но попытка провалилась с самого начала. Когда он вошёл в палату, отец уже сидел и смотрел в потолок.
— Ты голоден? — вырвалось у Аксона.
Забавно, что именно этот вопрос пришёл в голову первым.
Он вздохнул, понимая, что еду принесут только по разрешению врача.
— Немного, — прозвучало неожиданно мягко. И это принесло облегчение.
— Медсестра сказала, что еду принесут после лекарств.
Снова воцарилась тишина. Белые стены, стерильный запах, чужой холод.
Аксон хотел бы сыграть роль сына до конца. Кормить, помогать, но отец уже уверенно держал ложку, принимал таблетки, двигался самостоятельно. И тогда в голове Аксона мелькнула мысль: если всё время, что он жил отдельно, отец тоже падал без сил и приходил в себя один, позвонил бы кто-нибудь его сыну?
Или только теперь, когда всё было по-настоящему плохо, система решила известить его?
— Нет занятий? — спросил отец, глядя на сына с кровати.
Тот покачал головой и поднялся с дивана, чтобы забрать миску с едой и стакан воды, когда отец снова попытался лечь.
— Иди на учёбу. Со мной всё не так уж плохо.
— Спешить некуда. У меня сегодня нет занятий, я здесь только для того, чтобы побыть рядом, — ответил Аксон, поправляя одеяло.
— От того, что ты сидишь рядом, мне лучше не станет.
— Зато я могу помочь, когда ты проголодаешься. Больничная еда невкусная, ты съедаешь всего пару ложек.
Отец и сын, по сути, ничуть не изменились. Но сейчас в воздухе не было прежней вражды. Аксон смотрел, пока отец не закрыл глаза, потом тихо подошёл и задвинул шторы. Хотелось сохранить этот момент в памяти, осознать, что встреча с отцом оказалась не такой тяжёлой, как он думал. В голове постепенно выстраивались какие-то ответы, намечались шаги, и даже улыбка задержалась на лице. Если бы не взгляд, устремлённый в окно палаты, в сад за больницей.
Поздним утром он увидел там кого-то. В затуманенном сознании ему показалось, что этот кто-то смотрит прямо на него, будто их глаза могли встретиться сквозь расстояние. Как это возможно?..
Аксон застыл, словно перед тем, как сон вдруг прорывается в явь. Тоска толкнула его вперёд, и ноги сами понесли прочь из палаты. Лифт был переполнен, ждать невыносимо, и он рванул по лестнице, вспоминая слова Сонгджама, что пора бы заняться спортом. На последней ступени он уже задыхался, но не позволил себе остановиться.
Он не собирался отпускать этот образ. Лицо, улыбка, взгляд были слишком ясными, слишком живыми, чтобы их игнорировать. Аксон словно поклялся себе найти этого человека и бежал из последних сил, разум не успевал уследить за эмоциями.
Неужели Сонгджам действительно смог появиться в его мире?..
Он резко остановился в том месте, куда стремился. Ноги дрожали, то ли от усталости, то ли от… пустоты.
Он стоял, тяжело дыша, потерянный, глядя на окно палаты, которое отсюда действительно было видно. Но того, кого он искал, там не оказалось. Ни Сонгджама, ни малейшей надежды.
Аксон горько усмехнулся. Наверное, это была всего лишь галлюцинация. Пора перестать о нём думать, пока он не осознал, что этот мальчик уже давно вплёлся в его жизнь.
Через пластинки, которые Аксон покупал снова и снова, даже не имея проигрывателя.
Через записку на зеркале, оставленную перед утренними занятиями.
Через роман, развивавшийся параллельно с их историей.
И, может быть, через слезу, скатившуюся в темноте, когда он, окружённый пустотой, понял, что Сонгджама здесь нет.