Пассажирское сидение номер X | Глава 9: После работы
Когда Сонг ещё учился, родители часто говорили: «Не спеши влюбляться. Сначала начни работать, а потом уже думай о любви».
А потом, когда он начал работать, жил одинокой, вялой жизнью, те же самые родители спрашивали: «Почему у тебя до сих пор никого нет?»
Так кто же, в конце концов, виноват?
Трудно сказать, повезло им или нет, но родители обоих (и Сонга, и того, о ком шла речь) уже умерли. Родственники были далеко, никто больше не спрашивал, не торопил, не советовал.
Не то что у других коллег, на которых постоянно давил семейный хор ожиданий:
«Когда уже у тебя появится парень?»
«Дочка соседа уже двоих родила!»
«Тебе бы уже пора жениться, не думаешь?»
Будто всё в жизни обязано следовать заранее написанному сценарию со сроками и отметками, где и когда «надо».
Как будто любовь это не живое чувство, а простая операция, вроде того, чтобы очистить банан от кожуры.
Для Сонга любовь никогда не была случайной наградой или просто присутствием кого-то рядом.
Отношения — это когда двое по-настоящему понимают друг друга, знают слабости и уважают достоинства.
Когда рядом спокойно, когда дом не место, а человек.
Около семидесяти процентов сотрудников Silver Lining Air оставались холостыми.
И не в смысле «пока не женаты», а в полном одиночестве.
Кто-то был доволен такой жизнью, кто-то просто устал от расписаний, перелётов, людей, ответственности.
Уставшие настолько, что мысль о любви требовала слишком много сил.
Но были и те, кто, как Сонг, часто вздыхали: «Хочу, чтобы рядом был кто-то», а когда кто-то действительно появлялся, отступали.
Не из-за страха, а потому, что не видели будущего, не верили, что смогут пройти путь вместе.
Так что да, ещё раз для протокола, любовь найти трудно.
Некоторые ездили по храмам, молились богам любви, приносили дары, и всё равно ничего не получали. Никакого «того самого».
Но если трудно для большинства, это не значит, что трудно для всех. Потому что оставались тридцать процентов.
Это особая, редкая категория. Те, чьё сердце не успело окаменеть под тяжестью взрослой жизни и ответственности.
Кто-то из них любил давно, кто-то нашёл любовь на работе:
стюардесса с пилотом, пилот с коллегой, а кто-то с пассажиром.
Иногда она возникает легко, как будто кто-то заранее расставил всё по местам.
Многих бортпроводников действительно пытались очаровать прямо в полёте. Одни пассажиры протягивали визитки, другие писали номер телефона на салфетке.
А кто-то был ещё хитрее, находил стюардессу в соцсетях по бейджу с именем, подписывался, начинал разговор…
И да, несколько пар в итоге поженились.
Сай, красивая девушка из округа Сан-Сай, шла рядом с Сонгом, таща чемодан.
Она была одной из тех, у кого любовь уже случилась.
Когда-то Сонг сам предлагал подвозить её домой, они ведь жили по соседству.
Но в последнее время в этом больше не было нужды.
— Мой парень за мной приедет, — сказала она тогда.
После каждого рейса тот, кого ждали у выхода, вызывал лёгкую зависть у остальных.
А такие, как Сонг, просто садились в машину и ехали домой.
Не то чтобы ему было грустно, он сам выбрал одиночество и не видел в этом ничего плохого.
Каждый имел право быть один по выбору, а не по судьбе.
Но всё равно, в дождливые дни, в сердце появлялась пустота. Потому что вернуться домой после смены,
спросить у любимого, как прошёл день,
и услышать, что он скучал, улыбнуться, обнять, разве это не самое простое и прекрасное счастье?
— Представляете, кто-то сегодня купил сувениров почти на двадцать тысяч! —
Нам первой нарушила тишину.
— Точно! — воскликнула Сай, сияя. — Я работаю здесь почти два года и никогда не видела, чтобы кто-то покупал столько сувениров за один раз!
— А я за семь лет ни разу не сталкивалась с таким случаем, — добавила Нам.
— Но если спросить, понравилось ли мне… — протянула Сай, намеренно тянув интригу, но все уже начали кивать и дружно рассмеялись. — Я сегодня впервые видела Пи Пхата вживую, и честно, я в шоке! — продолжила она с озорной улыбкой. — Такой мужчина! Красивый до нереальности, высокий, подтянутый, но не холодный. Чем дольше смотришь, тем сильнее притягивает взгляд.
Она рассказывала с чувством, но старалась говорить тише, всё-таки обсуждать внешность генерального директора, когда ты ещё в форме компании, было не совсем безопасно.
Нам и Джам смеялись до слёз, плечи дрожали от сдержанного хихиканья, а два пилота, шедшие рядом, лишь переглянулись и усмехнулись.
Кoрн замедлил шаг, чтобы поравняться с Сонгом и Сай, которые немного отстали от других.
— А ты как думаешь, Сонг? — спросил молодой капитан. — Согласен с Сай?
— Эм… ты о чём, Пи Корн? — приподнял брови Сонг.
— О Пи Пхате, конечно. Он ведь красавчик, правда?
Сонг усмехнулся, вспомнив чёткие черты, спокойный взгляд, рубашку под пиджаком, лёгкий запах парфюма, уверенность в каждом движении.
— Трудный вопрос, Пи Корн, — ответил он, едва заметно улыбнувшись.
Пилот нарочито надул губы, изображая разочарование, но, смеясь, кивнул.
— Тогда другой вопрос. Между мной и Пи Пхатом, кто красивее?
Корн говорил с притворной серьёзностью, но глаза блестели от смеха. Сонг тоже изо всех сил пытался не расхохотаться.
— Ой, ну всё, попал я… — он театрально вздохнул. — Кажется, если скажу не то, потеряю работу. Так что, пожалуй, выберу Пи Пхата.
Он сказал это наполовину в шутку, наполовину всерьёз, но ответ всё же совпадал с его настоящими чувствами.
В конце концов, человек, к которому ты испытываешь что-то, всегда будет самым красивым, даже если объективно это не так.
— Сонг! — воскликнул Корн, изображая обиду, но через секунду рассмеялся.
Ни капли злости, только лёгкость и доброта. Он шёл рядом с Сонгом до самого офиса Silver Lining Air, где экипаж прощался после смены.
Пилоты и стюардессы разошлись кто куда. Одни к семьям, другие к любимым, третьи к кошкам и собакам.
А те, кто был один, как Сонг, просто шли домой и занимались главным послерейсовым ритуалом всех бортпроводников. Спали.
Сонг знал, что сон был делом почти священным.
В их профессии недостаток отдыха превращался в катастрофу, ведь можно было провалить проверку по технике безопасности, перепутать заказы, или, что страшнее, растеряться в экстренной ситуации.
Он открыл дверь машины и сел, ещё не успев включить двигатель, когда телефон пискнул, сообщая о новом сообщении.
Это была группа в мессенджере, где собрались только те, кто прошёл с ним один курс подготовки.
Когда-то их было тридцать, но за три года осталось двенадцать. Кто-то ушёл учиться, кто-то женился, кто-то занялся семейным бизнесом.
Так что решаем? Сонг и Нид Ной, вы идёте?
Дай мне минутку, сейчас отвечу!
Да ладно тебе, приходи, скучаем уже!
Ну вот, теперь точно ясно, что они хотят увидеться.
Натти назначила встречу в девять вечера, и Сонг подумал, что успеет немного поспать.
К тому же завтра он никуда не летел, так что можно позволить себе вечер с друзьями.
Оставалось одно «но», если его подруга Нид Ной не пойдёт, он не был уверен, что сам захочет.
Иначе вечер рисковал превратиться в серию зевков и вежливых улыбок.
Не то чтобы Сонг не пил вообще, просто предпочитал избегать алкоголь, потому что не любил себя в состоянии опьянения.
В обычные дни он почти ни с кем не делился своими стрессами, а под действием спиртного вдруг становился до безумия болтливым, срывал с души всё подряд. Не раз случалось, что тайны переставали быть тайнами только потому, что он позволял себе ещё один бокал.
Он завёл двигатель, включил кондиционер, чтобы в салоне стало прохладнее, и открыл чат с подругой, которая, похоже, всё ещё не ответила
Напиши, как приземлишься. Натти спрашивает, идёшь ли ты, похоже, она уже бронирует столик.
Сонг почувствовал лёгкое сочувствие. Если рейс и правда задержали, значит, смена Нид Ной затянется, и ей придётся провести больше времени с той самой строгой старшей стюардессой, которая умела вымотать всех до последнего.
Он опустил стекло, у машины стоял молодой пилот в форме.
— Думал, у тебя машина сломалась, — сказал тот, улыбаясь.
— Пи Корн, похоже, ты сам хочешь, чтобы она сломалась, — поддел Сонг, прищурившись.
Кунакорн рассмеялся и замахал рукой:
— Эй, я бы не пожелал такого даже врагу. Но если и правда что-то случится, обещай, что позвонишь мне.
Сонг молча кивнул. Он не любил обещать зря, если сказал «да», значит, действительно сделает.
— Вот и хорошо. Тогда езжай аккуратно. Увидимся на рейсе в Тайвань, — сказал пилот, делая шаг назад.
— Ты будешь капитаном на том рейсе?
— Что, не смотрел расписание? Даже имя PIC не проверил? — фыркнул тот.
— Я обычно смотрю только имена стюардов, не пилотов, — усмехнулся Сонг.
Пилот пожал плечами, без обиды, и махнул рукой:
— Ладно, не задерживаю. Едь осторожно.
— И ты тоже, Пи Корн. До встречи на рейсе в Тайвань.
Он плавно выехал с парковки, а Корн проводил взглядом белую японскую машину, пока та не скрылась за поворотом. И вдруг вспомнил разговор с Нам перед тем, как они разошлись после смены.
Она потянула его в сторону, понизив голос, будто собиралась выдать государственную тайну.
— Знаешь, с Сонгом всё не так просто.
— Я и не думал, что просто, — усмехнулся он.
— Нет, я серьёзно. Это... очень сложно.
— На уровне генерального директора, — с тяжёлым вздохом ответила она.
Теперь, стоя у обочины, Корн смотрел вдаль. Машина Сонга давно исчезла, а фраза Нам всё ещё крутилась в голове.
Что она имела в виду под этим «на уровне генерального директора»?
В это время человек, о котором шла речь, уже открыл дверь своей квартиры.
Он снял лакированные туфли, надел чёрные домашние тапки и повесил тёмно-серый пиджак в шкаф у входа, из которого горничная легко могла забрать одежду для химчистки.
Положил пакет с сувенирами Silver Lining Air на кухонный остров и направился в гостиную.
Солнечный свет пробивался сквозь дождевые тучи.
Пхат сел на длинный диван, закинул ногу на ногу, но вскоре опустил обратно. Врач ведь предупреждал, что сидеть так долго вредно, вес тела смещается на одну сторону, и можно заработать искривление позвоночника.
Он вздохнул. Привычки, особенно старые, нелегко ломать.
Как и привычку чистить зубы слишком часто.
Несмотря на предупреждения, что от этого у него начнут опускаться дёсны, он всё равно продолжал, будто именно частота движений могла стереть тревогу из его головы.
Острый взгляд Пхата упал на холодильник, на дверце которого висел розовый стикер. Он нахмурился.
Говорят, с возрастом зрение ухудшается, но уж точно не настолько, чтобы читать надписи с такого расстояния.
Он поднялся, подошёл ближе и мгновенно узнал аккуратный почерк, даже гадать не требовалось.
«Тётя передала тебе еду. Всё в холодильнике, не забудь поесть.»
Его сводная сестра — дочь от другой женщины, о существовании которой он узнал всего четыре года назад.
Наверняка она снова принесла еду, приготовленную его матерью. Всегда одно и то же. Стоило маме оказаться в хорошем настроении, как она тут же что-нибудь готовила и передавала через Пхра Пай.
Эта актриса, сияющая звезда с экранов, называла его мать тётей, и делала это спокойно, естественно, без тени неловкости.
И это при том, что одна была законной женой, а другая внебрачной дочерью её мужа.
Но самым удивительным было даже не это, а то, что Пэн Кхэу — та самая жена его отца, мать Пхра Пай, относилась к его матери с теплом и уважением.
Они никогда не объявляли себя «второй семьёй» Адисака Киратитаворна.
Наоборот, его мать помогала им тайно, тихо, не желая выставлять напоказ семейные раны.
Потому что сам Адисак, как и всегда, оставался безразличным.
В обществе он был уважаемым политиком, заботливо выверенным образом, но за закрытыми дверями деспотом, вспыльчивым и жестоким мужем.
Пхат понял это очень рано, ещё в подростковом возрасте, когда уже умел различать добро и зло.
Перед камерами отец блистал щедростью и обаянием, а дома обрушивал раздражение на всех вокруг.
Если бы не слёзы матери, умоляющей его остаться, Пхат, возможно, уже давно бы ушёл, бросив эту фамилию.
Она не просила остаться из любви к мужу, только из страха, что, если он уйдёт, всё, что принадлежало ей и сыну, будет уничтожено.
Пхат никогда не хотел быть наследником Адисака Киратитаворна.
Единственная причина, по которой он не разорвал связь с отцом, была мать.
Он тяжело вздохнул. Считал себя сдержанным человеком, но всё, что касалось отца, превращало его в бурю.
Стоило закрыть глаза и вспомнить это лицо, и пульс в висках начинал бить чаще, как при лихорадке.
Даже спустя годы после смерти того человека, ненависть не потускнела.
Как странно, он умер, а люди до сих пор одновременно радовались и проклинали его.
Ни законная жена, ни любовница,
ни сын, ни дочь, никто не пролил по нему ни одной слезы.
Адиcак не только был никчёмным мужем и отцом, он был человеком без сердца.
Он стал живым воплощением слова гомофоб.
Он презирал своего старшего брата за то, что тот был геем, и унижал собственного сына, когда тот признался, что он бисексуален.
Адиcак ненавидел брата с детства, насмехался над ним при встречах, как будто стыдился его существования.
Зато дядя, Супачок Киратитаворн, был его полной противоположностью.
Пхат уважал его, даже любил больше, чем родного отца.
Все знали это. Он выбрал вести гостиничный бизнес дяди, отвергнув политические связи и наследие отца, и был доволен этим решением.
Мысли о прошлом всё ещё били током по вискам, особенно когда он вспоминал то, что произошло пять лет назад… То, что выбило его из колеи.
Только через четыре года он понял, почему тот человек тогда ушёл от него.
Он поднял телефон, собираясь набрать номер, но остановился.
Где-то читал, что стюардессы и стюарды после рейсов почти всегда спят, особенно после утренних перелётов, как сегодняшний.
Если позвоню сейчас, наверняка разбуджу его, — подумал он, положив телефон обратно.
К ночи, возможно, Сонг уже проснётся.
Джирапхат открыл зелёное приложение для сообщений, набрал короткое «спасибо» матери за еду и Пхра Пай за то, что та принесла пакеты. Потом проверил черновик письма, составленного ещё днём.
Глаза скользнули по строчкам без единой ошибки. Он нажал «отправить всем» в корпоративной рассылке Silver Lining Air.
Тишина мгновенно вернулась, обволакивая просторную квартиру, как мягкий плед.
Жизнь после работы у Джирапхата была почти такой же, как у любого другого человека: фильмы, музыка, друзья, тренажёрный зал.
Но сегодня он не хотел никуда идти, слишком устал.
Иногда ловил себя на мысли, что вдвоём ведь лучше.
Квартира была достаточно большой, чтобы вместить ещё одного человека.
Кровать размера California King позволила бы кататься хоть поперёк, а диван без труда приютил бы кого-то рядом.
Он не мечтал о постоянных разговорах, тишина между двумя близкими людьми казалась ему самым уютным звуком на свете.
Просто иметь кого-то в поле зрения,
чтобы кто-то спросил «ты устал?», чтобы кто-то улыбнулся после длинного дня.
Вот и всё, что было нужно взрослому мужчине, чтобы снова захотеть улыбаться.
И всякий раз, когда воображение рисовало эту сцену, перед глазами неизменно всплывало одно и то же до боли знакомое лицо.
Он поднялся, снял рубашку, бросил её на спинку дивана и снова лёг.
Привычка спать без одежды у него была давняя, так легче расслабиться.
Веки сомкнулись, дыхание выровнялось, и никакой эспрессо, выпитый на борту, уже не помогал.
Он слушал, как дождь шуршит за окном, и позволил ему убаюкать себя,
надеясь, что во сне увидит того, кого хочет, пусть даже издалека.
— М-м… — вырвалось у него, когда он перевернулся, сонно потянулся.
Обычно он спал крепко, а особенно в такую погоду.
Прохлада кондиционера, влажный воздух после дождя, и вот он уже проспал почти до девяти вечера.
Перед самым сном Нид успела написать, что не в настроении идти в бар.
Похоже, и сегодня всё повторилось: тяжёлый день, плохое настроение и единственное лекарство, сон.
Он перевернулся на другой бок.
Если выбирать между едой и сном, сон всегда выигрывает.
Он усмехнулся, потянулся к аппарату и, даже не взглянув на экран, взял трубку, будучи уверенным, что звонит Нид.
— Эй, проснулась уже? — спросил он, улыбаясь.
— Откуда ты знаешь, что я спал?
Голос на том конце был ниже обычного, и сердце Сонга сразу ухнуло вниз.
Он резко сел, забыв про сон, про всё.
Он отдёрнул телефон от уха и посмотрел на экран.
Он слишком хорошо помнил этот номер.
Нид всегда звонит через мессенджер, — осознал он, чувствуя, как ладонь становится влажной.
— А… может, вы ошиблись номером? — пробормотал он, заикаясь. Левой рукой машинально прижал грудь, сердце билось так, что в висках стучало.
— Если тебя зовут Сонг, то не ошибся.
На том конце слышался сдержанный смешок.
— Так кому ты там говорил «проснулся уже»?
— Э-эм… другу… я думал, это он, — запинаясь, ответил Сонг. Он ненавидел, когда начинал заикаться, особенно перед этим голосом.
Глаза Сонга метнулись к экрану, и он едва слышно выдохнул:
Кровь бросилась в лицо, будто кто-то включил внутренний прожектор.
— Понял, Пи Пхат… эм, Кхун Пхат, — юноша провёл рукой по растрёпанным волосам, не зная, куда девать взгляд.
Если он сам знает, зачем заставляет повторять? — подумал он, сдерживая раздражение. Чтобы отвлечь разговор, спросил:
— Зачем… зачем ты звонишь, Пи Пхат?
Телефон выскользнул из рук и ударился о пол. Пальцы дрожали, когда он торопливо поднял аппарат и прижал к уху.
— Я… просто испугался, — пробормотал Сонг.
— А почему испугался? Я не имею права скучать по тебе? Или это право теперь у того капитана?
— Нет! — выпалил он, не раздумывая. — Совсем не так, Пи Пхат.
— И всё же… он тебя добивается, да? И ты не против?
Сонг замер. Едва он успел перевести дух после шока от звонка, как его прижали к стене вопросами о личном. Он не знал, зачем Пхат спрашивает это, просто боялся, что если ответит не так, разрушит что-то хрупкое между ними.
Он не понимал даже самого себя.
Возможно ли, что он всё ещё… чувствует?
Он посмотрел в окно, за которым по-прежнему лил дождь. Казалось, даже небо изменилось за эти годы, а с ним и всё остальное. Дождь, запах, тишина… и внезапное возвращение человека, которого он когда-то любил.
— Ответь мне, чтобы я знал, как поступать дальше.
— Если ты о капитане с сегодняшнего рейса, — тихо сказал он, — да, он флиртует со мной. Но я… нет.
Он замялся, глядя на свои пальцы:
— Я не уверен… нравится ли он мне.
Он боялся, что тот поймёт неправильно, и поспешил добавить:
Но в ответ получил лишь тишину. Такую, что грудную клетку начало неприятно сжимать.
— Почему молчишь? — спросил он, не выдержав.
— Когда улыбаешься, звука ведь не слышно.
Сонг прикусил губу так сильно, что почувствовал вкус крови. Сердце билось быстро, в теле бушовал адреналин, хотелось смеяться и плакать одновременно. Он не помнил, когда в последний раз чувствовал такое волнение.
И всё же оставались вопросы, которые давили с полудня.
— Пхат… ты не злишься на меня?
В трубке послышался тихий смех.
— Когда-то злился. А теперь… уже нет.
Голос был мягким, спокойным. Никакой злости, никакого холода, только усталое тепло. У Сонга пересохло в горле. Перед глазами всплыло серебряное кольцо, превращённое в подвеску на цепочке. Глаза защипало.
— Прости меня, Пи Пхат… — прошептал он.
За пять лет у него не было ни единого шанса сказать это. Не знал, поздно ли теперь, но всё равно хотел, чтобы Пхат услышал, что тому, кто сказал «прощай», тоже было больно.
— Да… — выдохнул Сонг, но всхлип предал его быстрее, чем слова. Он вытер слёзы со щёк и поднял голову, стараясь сделать так, чтобы голос не дрожал.
— Плакать по телефону мучительно, — тихо сказал Джирапхат.
Он провёл ладонью по лицу, чувствуя, как где-то внутри сжимается сердце.
Паршиво, что они были далеко друг от друга, и он ничего не мог сделать, кроме как слушать.
Если бы не предстоящий ранний рейс в Тайвань, он бы, пожалуй, сел за руль и поехал прямо сейчас, только чтобы вытереть эти слёзы своими руками.
— Если я скажу, что тоже виноват. Что хочу попросить прощения… мы сможем всё исправить?
Сонг с трудом подавил очередной рывок дыхания.
— Пи Пхат… что ты сейчас делаешь?
— Подглядываю в твоё расписание и спрашиваю личное прямо во время твоей работы, — ответил он с лёгкой усмешкой. — Прости.
По лицу Сонга снова покатились слёзы. Для кого-то всё это могло бы показаться серьёзным, но он не чувствовал злости. Ни капли.
— Ничего страшного. Я… я рад, что снова встретил тебя, Пхат. Скажи, ты давно стал генеральным директором? Ты в порядке? — он говорил быстро, сбивчиво, не успевая упорядочить мысли.
— Об остальном потом. Сейчас я хочу знать только одно, почему ты снял кольцо?
Сонг замер. Голос в трубке был мягким, но в нём звенело напряжение.
— Я бы не растерялся, если бы не увидел твою руку тогда, на рейсе в Чиангмай. Скажи, что случилось? Ты… возненавидел меня? Или… у тебя кто-то есть?
— Как можно тебя ненавидеть? — выпалил он, не дав договорить. — Я просто думал, что у тебя уже есть кто-то… и поэтому не имею права носить кольцо.
Он выдохнул, сбивчиво, будто сам пытался убедить себя, что всё сделал правильно.
— Я… думал, что так будет честнее.
В трубке повисла тишина. Та самая, от которой хочется сорваться.
— Пи Пхат… — Сонг протянул его имя, и слёзы, наконец, уступили место улыбке. Он прижал к себе подушку и уткнулся в неё лицом.
Джирапхат тоже улыбнулся, слушая этот ласковый, тянущийся зов. Он стоял у стеклянной стены, наблюдая, как редкие капли дождя скользят по окну, а внизу красная лента стоп-сигналов растягивается вдоль мокрой дороги.
— Да. Льёт с вечера, я заснул под него и проснулся под него же. А у тебя? Всё ещё живёшь в старой квартире?
— Да. И здесь тоже идёт дождь.
Он поднял взгляд к серому небу и вдруг ощутил странное тепло, будто расстояние между ними исчезло, растворившись в общей погоде.
— Ты что-нибудь ел после посадки?
— Нет, я вырубился от усталости. Сейчас, может, закажу еду. А ты? Успел поесть?
Глаза Джирапхата засияли, уголки губ приподнялись. Он не ожидал, что простое, человеческое «ты ел?» может так сильно согреть.
— Поел, когда проснулся. А ты сильно устал? Ты ведь почти каждый день летаешь.
— Стоит чуть-чуть отдохнуть, и всё в порядке. А ты? Не утомился от бесконечных совещаний? Чиангмай, Пхукет… тебе ведь некогда вздохнуть.
— Устал. Но когда ты спрашиваешь, усталость сразу проходит, — голос стал чуть тише, почти шёпотом. — Можно, чтобы ты спрашивал меня так каждый день?
Фраза прозвучала, как лёгкий флирт, но, сказав её, он сам смутился.
Он не знал, что в этот момент на другом конце линии лицо Сонга уже полыхало красным.
Сонг уткнулся в подушку, катаясь из стороны в сторону, как подросток, которого впервые назвали «милым».
В груди бушевал рой бабочек, и все они рвались наружу.
После стольких лет тишины, когда сердце будто было заперто в клетке, сегодня оно, наконец, распахнулось.
— Молчишь, значит, улыбаешься, да?
— Пи Пхааат!.. — простонал Сонг, растягивая его имя, и на этот раз в нём звучала не грусть, а смех.
— Иди поешь, Сонг. Не буду больше отвлекать. Мне тоже нужно собирать чемодан. Увидимся в Тайване.
— Что? Ты тоже летишь в Тайвань? Ты там надолго?
— Да. На неделю. Подожду тебя там. Вернёмся вместе.
— А… да, хорошо, — едва слышно ответил он.
Ни один не хотел быть тем, кто первым нажмёт «завершить звонок».
Они просто слушали дыхание друг друга, в этой тихой паузе было больше слов, чем во всей беседе.
Сонг задерживал дыхание, чтобы уловить ровное дыхание Джирапхата, а Джирапхат ждал, когда его «малыш» всё-таки решится повесить трубку.
— Эм… тогда я отключаюсь, ладно? А этот номер всё ещё привязан к твоему Лайн?
— Хорошо… тогда я точно кладу трубку… — произнёс он, но голос дрогнул, будто сам себе не верил. — Если добавлю… можно написать тебе?
— А… — он чуть улыбнулся, не зная, что добавить.
— Кажется, тут один малыш никак не хочет класть трубку.
— Конечно. Хотя… я и сам не хочу. Если мы поговорим ещё хоть немного, я, наверное, отменю рейс и приеду к тебе прямо сейчас.
— Всё-всё, я кладу! Правда! Спокойной ночи, Пи Пхат.
Джирапхат отключился, даже не догадываясь, что в этот момент двадцатишестилетний парень на другом конце сидел с открытым ртом, полностью оцепенев.
Сонг не слышал этого слова уже много лет.
Раньше Пхат говорил его только в шутку, зная, как он краснеет каждый раз, будто внутри по телу пробегал ток.
— Ты опять дразнишь меня, — прошептал он в пустоту, чувствуя, как горят щёки.
Когда пришёл в себя, было уже половина десятого. Он заказал ужин (простое крабовое жареное рисовое блюдо с яйцом) из ближайшего кафе и открыл Лайн.
Вбил номер, с которого только что звонили, и добавил новый контакт.
На аватарке молодого генерального директора была не его фотография, а мордочка крошечной собачки породы силки-терьер, до смешного очаровательная.
От одного взгляда хотелось улыбнуться.
Сонг тоже когда-то купил себе такого щенка по корпоративной скидке для сотрудников.
Он давно сменил и номер телефона, и аккаунт в Лайн, потому старые чаты с Джирапхатом бесследно исчезли.
Открыл камеру, сфотографировал своего кота, развалившегося на кровати, и отправил фото в новый диалог, адресованный пользователю с сухим, почти деловым именем Джирапхат К.
Имя звучало слишком официально для человека, который только что назвал его «милым».
Он и не ждал ответа, так как был уверен, что тот сейчас занят.
К тому же, насколько Сонг помнил, Джирапхат никогда не любил переписываться.
Но прошло всего три минуты, и на экране всплыло сообщение, от которого Сонг не смог сдержать смех:
Он тихо рассмеялся, дождался, пока привезут еду, и аккуратно разложил всё на тарелке. Крабовый жареный рис, яйцо-глазунью, несколько ломтиков огурца и маленькую чашку с рыбным соусом и перцем чили — идеально, будто снимал для журнала.
Потом сделал снимок и отправил.
Под фото появилось лишь короткое уведомление «Просмотрено» и больше ничего.
Сонг улыбнулся. Он знал этого человека слишком хорошо. Если тот просмотрел, значит, всё понял. Если не ответил, значит, просто был спокоен.
Этому мужчине никогда не нужно было много слов, одно «просмотрено» означало «я рядом, всё в порядке».
Он ел, тихо смеясь, и вдруг снова открыл тот самый вечерний корпоративный имейл, который Пхат отправил всем сотрудникам.