Воспоминания Рати | Спэшл: Великое путешествие
Французское сообщество дышало очарованием и духом западной цивилизации. По булыжным улицам гремели колёса конных экипажей, звеня в унисон с мелодией шумного города. Вдоль улиц высились изящные здания, архитектура которых поражала воображение. Мужчины и женщины в непривычной для сиамцев одежде заполняли пространство, воплощая утончённость и культурное многообразие.
Для путешественников Париж источал богатство и порядок. Женщины носили длинные платья с высокими воротниками, пышными рукавами и плотно облегающими корсажами, украшенными вышивкой и лентами. Широкополые шляпы были усыпаны перьями и цветами, а на лицах некоторых женщин красовались тонкие белые вуали из кружева. Эти украшения для волос особенно нравились женщинам из Сиама.
Мужчины же щеголяли в костюмах из плотной ткани с высокими воротниками. Под пиджаком — рубашка с длинным рукавом, а поверх неё жилет с пуговицами, дополняемый галстуком или бабочкой. Этот стиль уже перекочевал в Сиам и стал официальной заменой традиционной куртке Кхун Ратч.
— Кажется, ты забыл обо всём на свете, — хмыкнул мужчина. — Что тебя так увлекло, цивилизация или барышни?
— Ха-ха, пойдём, друг. Раз уж ты впервые во Франции, сперва я отведу тебя в гостиницу. А там уже решим, что делать дальше.
— Я хочу увидеть Нонг Рати. Сначала к нему.
— Упрямец, — недовольно нахмурился Его Высочество Май. — Разве мы не договаривались заранее? Ты приехал без предупреждения, а я из кожи вон лезу, чтобы скрыть твоё прибытие. Если ты вот так ворвёшься, бедняге-преподавателю может стать плохо!
— Ты же знаешь меня. Все эти годы я терпел, преодолевал преграды и даже был на грани жизни и смерти. В последний раз, когда я видел Рати, он уплывал. Я увидел его только на мгновение, пока он поднимался по трапу. Ты думаешь, этого достаточно?
— Но ты только прибыл. Может, ты и не устал после океанского пути, а вот я изнемогаю. Отдохни пару дней, и я лично устрою тебе встречу.
— Всё. Довольно. Мы всё обсудили в письмах, так что следуй плану и не упрямься.
Его Высочество Май был непреклонен. Он буквально потащил Тиратхона за собой.
— Через три дня свадьба дочери посла Лютена. Ты пойдёшь со мной как гость консульства. Даже если сам посол тебя не одобрит, на таком великом приёме он не посмеет устроить скандал. Я всё подготовил. За день до церемонии я организую вам встречу с преподавателем. Если вы не увидитесь до этого, он может потерять дар речи прямо на свадьбе. После этого говори что хочешь, никто тебя не остановит.
— Если бы знал, то написал бы Нонг Рати напрямую, чем оказаться в твоём плену.
Когда они добрались до гостиницы, Тиратхон наконец ощутил, как устал его организм. Он только теперь осознал, насколько прохладнее здесь, чем в Сиаме. Иностранный город, непривычная погода — всё это напомнило ему день, когда он впервые встретил Рати на ярмарке при храме. Рати, должно быть, чувствовал то же самое, впервые оказавшись в Сиаме. Много раз за эти годы он чувствовал себя чужим среди чужих.
Два дня спустя, в золотистом свете заката над Парижем, лёгкий ветерок гулял по улицам. Тиратхон вошёл в небольшое кафе в самом центре города. Взгляд тут же остановился на молодом человеке у окна, который, казалось, высматривал кого-то среди проходящих мимо парижан. Тиратхон не смог сдержать улыбки. Он беззвучно приблизился, склонился, пока их лица не оказались на одном уровне, и прошептал:
— Ждёшь кого-то, мой дорогой Кхун Луанг?
Рати вздрогнул и резко повернулся. Лицо — родное до боли — оказалось всего в нескольких сантиметрах от него. Ещё чуть-чуть и их носы соприкоснулись бы.
Он моргнул несколько раз, пытаясь собраться, но черты лица остались прежними — знакомыми, живыми, настоящими.
Улыбка на лице Тиратхона стала шире. Рати вскочил на ноги и недоверчиво уставился на него. Их взгляды встретились, и мир будто замер. Все годы ожидания, вся тоска и тревога в одно мгновение исчезли.
Тиратхон протянул руки. И Рати, не колеблясь, бросился в объятия.
— Во Франции... мужчины могут обниматься вот так, и никто не осудит? — прошептал тот с иронией.
— Ах... — Рати тут же отпрянул, оглядываясь по сторонам. Увидев пару любопытных взглядов, поспешно ударил Тиратхона по руке и заговорил по-французски:
— Сколько лет прошло... Я думал, мы больше никогда не встретимся, Пи Чай.
Их взгляды всё ещё были прикованы друг к другу. Ни слова, только напряжённая тишина. Сердце Рати билось так яростно, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он боялся отвести взгляд, боялся, что Тиратхон исчезнет. Но нет, совсем недавно он держал его в объятиях. Тепло этих рук было слишком живым, чтобы быть иллюзией. И теперь, когда официант принёс блюда и поставил еду в центр стола, мужчина напротив взял ложку и вилку, заботливо положил Рати порцию.
— Пи Ти... Что происходит? Почему ты...?
Тиратхон расплылся в широкой улыбке и отложил приборы.
— Я прибыл сюда как представитель министерства по королевскому приказу. Ты, должно быть, слышал, что Сиам теперь отправляет учителей по программе языкового обмена. Той самой, что была основана Луангом Рати Чарупичем.
Рати почесал щёку, неловко усмехаясь.
— Вот именно. Правда, я не должен был ехать. Я не преподаватель, и меня не собирались назначать. Но Его Высочество Май лично подал запрос от моего имени. Так что теперь я здесь, хотя бы на какое-то время, пока всё не устаканится.
— Почему ты не упомянул об этом в письмах?
— Ты разочарован? — спросил Тиратхон, заметив, как лицо Рати потускнело. — Я хотел написать тебе, как только узнал, что смогу поехать. Моё сердце чуть не разорвалось от радости. Но в то же время... я хотел сделать тебе сюрприз. На самом деле...
— На самом деле... ты причинил мне боль. Хоть мы и расстались, ты всё равно продолжал писать, как и обещал. Ты не дал мне страдать в одиночестве. Но за всё это время ты ни разу не сказал, что хочешь вернуться ко мне. Я должен был оказаться в беде, чтобы ты приехал?
— Нет же! Совсем не так! — воскликнул Рати. — Когда я плыл в Сиам, у меня не было разрешения. Мне пришлось просить отца, чтобы он устроил всё официально. А когда я вернулся, мне нужно было строго соблюдать протокол, чтобы не доставить проблем. Сейчас уже третий год, как Кхун Кристофер занимает свою должность преподавателя. Франция должна была провести отбор на замену. Я подал заявку добровольно, но мне отказали. Высшее начальство решило, что дать шанс другим важнее. Я ничего не мог поделать.
— А теперь, когда ты меня увидел, как себя чувствуешь? Даже не сказал, что рад.
— Я скорее ошеломлён! Кто бы мог подумать, что ты окажешься здесь? Даже Его Высочество Май ни словом не обмолвился. Вы, кажется, всё спланировали заранее.
— Я ужасно по тебе скучал. А теперь, когда снова вижу тебя, тоска только усилилась. Я хочу обнять тебя и держать крепко... очень долго. Я не хочу…
— Тише, — Рати приложил палец к его губам. — А если кто-нибудь услышит?
Тиратхон тотчас замолчал, а затем снова заговорил:
— Я знаю, ты не сможешь остаться сегодня надолго. Завтра ведь свадьба твоей сестры, у тебя, наверняка, полно дел.
— А ты сам не собираешься на церемонию с Его Высочеством?
— Собственно, одна из причин, по которой я здесь, чтобы предупредить тебя заранее. Хоть ты и говорил, что твой отец не будет против... мне всё равно неспокойно. Боюсь, моё появление может вызвать ненужные осложнения на празднике. Есть у тебя совет, как мне быть?
— Лучше бы я тебя ущипнул до синяков! Ты хотел меня удивить, но совершенно не продумал, как я теперь должен выкручиваться! — Рати с тяжёлым вздохом отложил приборы, отпил воды. — Если бы ты сказал мне заранее, отец бы сам устроил тебе жильё. Я же столько раз говорил, что отец не против нас. Почему ты мне не доверяешь? Он не такой жестокий к своим детям, как...
Рати осёкся, слишком поздно поняв, что допустил бестактность. Но Тиратхон понял всё без слов. Рати только что сравнил его с суровыми старшими родственниками самого Тиратхона, которые столько лет загоняли его в угол.
— Не стоит извиняться за правду, — мягко улыбнулся Тиратхон. — Я просто... хотел увидеть твою реакцию в такой неожиданный момент. Знаешь, я всё время представлял, как сойду с корабля и ты будешь ждать меня на причале. Это согревало мне сердце. Я был так взволнован, что не мог ни на чём сосредоточиться. Если бы Его Высочество не рассказал мне о свадьбе твоей сестры, я бы не стал устраивать такую шалость. Я просто не хотел мешать тебе, не хотел отрывать от семейных дел.
— Где ты остановился, Пи Ти? Тебе удобно?
— В консульстве. Мне его назначили через официальные каналы, — пояснил Тиратхон. — Только одеяло там тонковато… приходится сидеть у огня, пока не согреюсь, иначе не заснуть. Я знал, что во Франции холодно, но не ожидал, что настолько.
— Тогда почему бы тебе не остановиться у меня дома? Разве власти это не позволят?
— А можно? — Тиратхон тут же оживился. — Твой отец… он бы не был против?
— Он бы не возражал. Раньше он так поступал только потому, что боялся, что меня втянут в скандал. В худшем случае меня могли бы лишить дворянского титула, опозорить дворец Суриякон и подвергнуть опасности. Где бы мы ни были — в Сиаме или здесь — людям вроде нас сложно добиться признания.
— Понимаю, — Тиратхон тяжело вздохнул. — Тогда, думаю, стоит поступить правильно. Может, ты сам сообщишь отцу, что я прибыл во Францию, чтобы просить о встрече? Или мне лучше вернуться с тобой и сказать ему лично?
— Сейчас его мысли, скорее всего, заняты свадьбой Белль. Он и рад, и тревожен. Пока давай отложим наши дела.
— Я так волновался, что даже не подумал об этом... Не хочу добавить ему хлопот завтра. Может, мне вообще не стоит идти на церемонию?
— Наоборот, ты должен пойти. Белль сама не раз говорила, что хочет тебя увидеть. Это важный день, и мне бы хотелось, чтобы кто-то важный для меня тоже там был. Такое бывает раз в жизни, и твоё присутствие как свидетеля многое бы для меня значило.
— Услышать от тебя такие слова... мне даже неловко стало, — признался Тиратхон, потирая шею, словно пытался унять смущение. Но его застенчивая улыбка только добавила тепла, и лицо Рати тут же порозовело. — Мне и вправду очень радостно знать, что твоя семья готова меня принять.
— А мне радостно от того, что ты здесь. Было бы хорошо, если бы ты остался во Франции, как Его Высочество. Это было бы благом для нас обоих.
— Тогда, пожалуй, скажу, что во Франции шторм, и что ни один корабль не может подойти к берегу, — усмехнулся Тиратхон. — Так, может, смогу остаться с тобой ещё года на три-четыре.
— Если Пхра Суратхи Тамматханапич мыслит такими категориями… мне уже жаль семейство Суанг Суралай.
Праздничное настроение расцвело, будто цветы вдоль берегов Сены. Свадебная церемония, устроенная в самом сердце элегантного и очаровательного города, была полна романтики. Всё вокруг украшали роскошные цветочные композиции, создавая изумительную атмосферу, пока гости один за другим прибывали на торжество.
Рати стоял, засунув руки в карманы, наблюдая за младшей сестрой, сиявшей в белоснежном платье, словно настоящая принцесса. Когда настал важный момент, их отец вышел вперёд, чтобы провести свою единственную дочь к алтарю.
Сердце Рати наполнилось счастьем, но когда отец положил её нежную руку в ладонь мужчины, которого она полюбила, по щекам Рати сами собой покатились слёзы. Лютен тепло улыбнулся и передал любимую дочь молодому адвокату, которому предстояло стать частью их семьи.
Они обменялись клятвами перед священником и свидетелями.
Перекинувшись парой слов с отцом, Рати подошёл к Его Светлости Маю и Тиратхону, после чего отвёл сиамского мужчину туда, где ждал Лютен. Один из близких друзей хлопнул Тиратхона по плечу в знак поддержки.
— Приветствую вас, Тан Лютен, — Тиратхон грациозно поклонился в сиамском стиле, но заговорил по-французски, с отчётливо ровным акцентом. — Прошу прощения за то, что прибыл без предварительного уведомления.
— Похоже, вы получили достойное образование, Кхун Чай. Ваш французский весьма беглый, — нейтральным тоном ответил Лютен. Без одобрения, но и без недовольства. Рати неловко улыбнулся и слегка подтолкнул Тиратхона локтём, предостерегая его от поспешных высказываний.
— Я хочу жить во Франции с тем, кого люблю, — признался Тиратхон. — Сожалею, что раньше не подумал обо всём серьёзно. Потребовалось несколько лет, чтобы всё уладить.
Фраза «жить во Франции с тем, кого люблю» прозвучала трогательно, но Рати в этот момент хотелось сквозь землю провалиться.
Лютен тоже был не в восторге. Услышав это, он спросил:
— Не так успешно, как хотелось бы, — честно признался Тиратхон, его французская речь была выверенной, что являлось результатом усердных уроков с преподавателем Кристофером. — Возможно, я не смогу открыто говорить о своей любви, но уверен, что никто не отнимет у меня моего любимого.
— Уверен? — Лютен пронзительно взглянул на Тиратхона, словно пытался заглянуть в самую суть души. — А что, если я не одобрю? Что, если именно я захочу разлучить тебя с твоим возлюбленным? Что ты тогда сделаешь?
— Отец! — поспешно вмешался Рати.
— Оставь нас. Я хочу поговорить с Кхун Чаем наедине.
Рати с неохотой удалился, но в душе его точила тревога. Он нервно шагал туда-сюда, покусывая ногти. В глубине души он знал, что отец уже не был тем, кем был прежде. Он больше не перехватывал письма, не запрещал писать. Даже сам расспрашивал о случившемся в Сиаме. Хоть он и не одобрял методов, использованных тогда, понимал, что выхода почти не было. Он понял, что Тиратхон был доведён до отчаяния.
— Доверься отцу, — прозвучал тихий голос Белль. — Может, он и нагонит страха на Пи Ти, но я не думаю, что будет строг. Пи Ти ведь взрослый, умный, сильный. Он справится.
— Белль... — Рати повернулся к младшей сестре, стоявшей перед ним в подвенечном платье. Он взял её за руки. — Наша маленькая принцесса уже умеет утешать старших?
— Теперь, когда я познакомилась с Пи Ти, — улыбнулась Белль, — я совсем не удивляюсь, почему ты так его любишь. Пи Ти спокоен и ласков. А ты... Ты с детства был под строгим присмотром мамы, нёс на себе ожидания отца и при этом заботился обо мне, когда мама умерла. Ты всегда держался изо всех сил и даже не замечал, как тяжело тебе самому. Теперь, когда есть кто-то, кто заботится о тебе, ты стал мягче. Это естественно.
— Нет, вы только посмотрите на неё... Только потому, что замуж выходит раньше меня, уже думает, что знает всё! Ты себя взрослой возомнила?
— Не прикидывайся, — фыркнула Белль и, рассмеявшись, получила щипок за нос от брата. — Честно, было бы просто чудесно, если Пи Ти останется во Франции надолго. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Не хочу, чтобы ты снова тянул всё в одиночку, притупляя боль работой.
— Я тоже этого хочу, — с мягкой улыбкой признался Рати, но она тут же угасла. — Но если есть встреча, значит, будет и прощание. Всё, что я могу, это хранить эти мгновения в памяти, пока они не исчезли.
— Не грусти из-за меня. Только подумай, какой надеждой для меня стало то, что я увидел Пи Ти здесь, во Франции. Это значит, что даже если нас разделяет океан, мы всё равно найдём путь друг к другу. Если правильно спланировать, мы сможем чаще встречаться. Не всегда же мне одному ехать в Сиам.
— Пока никто не заставит нас снова вступать в брак ради приличия, я верю, что мы сможем прожить свою жизнь вместе. Даже если весь мир будет против, главное, чтобы мы остались верны себе.
Никто не знал, о чём они говорили с глазу на глаз. Рати пытался осторожно выведать у Тиратхона, но тот упорно хранил молчание, и Рати пришлось сдаться. Даже если бы он расспросил отца, тот вряд ли выдал бы хоть что-то.
Белль уже переехала в новый дом к своему молодому мужу. Дом ощутимо опустел, а отец стал тише, задумчивее, хоть и не признавался в этом вслух.
Оно и неудивительно, его девочка, та самая, что когда-то скакала по коридорам, выросла и улетела из гнезда, как птенец, раскрывший крылья в положенный срок.
Рати пригласил Тиратхона остаться у него. Во многом, чтобы вернуть дому жизнь. По крайней мере, Тиратхон был человеком воспитанным, к тому же заметной фигурой в Сиаме, и мог вести содержательные беседы с Лютеном. На деле оказалось, что они прекрасно ладили. Постепенно Тиратхон перестал жаловаться на непривычную погоду и уже не был столь разборчив в еде, как в Сиаме, где его мать ежедневно присылала ему обед в коробке.
До официальных встреч и заседаний у Тиратхона оставалось ещё несколько дней, и Рати предложил показать ему Францию. Они будто поменялись местами. Когда-то именно Тиратхон показывал Рати Сиам, теперь же очередь перешла к Рати. Французская жизнь была разнообразной, но не столь уж далёкой от обыденности в Сиаме.
Единственное, в современной городской застройке не было рисовых полей и густых лесов, куда Тиратхон мог бы сбежать от суеты. Зато Рати повёл его смотреть на архитектуру — гордость страны.
Поезд остановился, пронзительный скрежет металла по рельсам раскатился в воздухе. И Тиратхон, и сам Рати ощутили лёгкое волнение.
Рати уже давно не выбирался просто так, без повода, без протокола. А теперь они вдвоём гуляли по утреннему Парижу — красивому, живому, яркому — и создавали новые воспоминания. Здесь не надо было бояться взглядов со стороны, прятать чувства или шаги.
Тиратхона восхитила вокзальная площадь Гар-дю-Нор — огромный, шумный узел жизни. Люди сновали туда-сюда, а воздух был наполнен звоном шагов, голосами и ароматом свежего хлеба. Они прошли по узким улочкам, наполненным запахом сдобы и кофе, и любовались изящной архитектурой, не похожей ни на одну, что Тиратхон когда-либо видел в Сиаме.
— Такой великий город…Неудивительно, что король хочет, чтобы Сиам развивался и догонял Запад. Но как бы я ни описывал всё это, ничто не сравнится с тем, чтобы увидеть своими глазами. Когда ты был в Сиаме, ты думал, что он ужасно отстал?
— Вовсе нет, — Рати с улыбкой покачал головой. — У Сиама есть своё очарование. Сиам — это Сиам. Наши города разные, наша среда и климат — тоже. Я никогда не пытался сравнивать. У Франции есть то, чего нет у Сиама, но и у Сиама есть то, чего Франция никогда не сможет предложить. Хотя должен признать, в плане транспорта и промышленности нам ещё есть к чему стремиться. Война только закончилась, может, впереди нас ждут позитивные перемены.
— Вчера твой отец подарил мне это пальто. Оно невероятно тёплое. Перед отъездом меня предупредили, что во Франции холодно, но я и представить не мог, насколько. Мом Лек собрала мне дополнительную зимнюю одежду, а я всё равно шёл по палубе, укутанный в два слоя.
— И как прошла твоя первая поездка?
Тиратхон сел на скамейку, открыл бутылку воды и передал её Рати, прежде чем с воодушевлением заговорить:
— Воды Сиамского залива простираются до самого горизонта, одновременно прекрасные и пугающие. Ни клочка земли в поле зрения, только неумолимо разбивающиеся волны. Меня укачивало до тошноты. Каждый раз, когда судно останавливалось, я чувствовал огромное облегчение. Вспоминая, как умолял тебя поехать в Сиам, теперь я испытываю вину, что заставил тебя пройти через такие трудности. Я даже слышал новости о кораблекрушении у мыса Доброй Надежды, и у меня сердце в пятки ушло. Подумал, что не выживу…
— Вот почему важно выбирать надёжное судно. Если путешествовать вместе с дипломатической миссией, хотя бы есть какие-то гарантии. Службы безопасности у госслужащих куда строже, чем у обычных перевозчиков.
— Но в тот момент, когда я увидел тебя, весь страх испарился. Хоть это путешествие и было ужасным, я бы прошёл через него снова и снова, лишь бы видеть твоё лицо каждый день.
— Если воздушное сообщение станет стабильнее, будет куда удобнее. Я слышал, что в Сиаме открыли аэропорт Донмыанг. Возможно, со временем его начнут развивать. Ты мог бы чаще навещать меня, и не пришлось бы так долго плыть морем.
Тиратхон неловко передвинулся, глубоко вздохнув, и изобразил мучительную гримасу.
— Ты же не хочешь сказать, что боишься летать?
Тиратхон почесал нос и заторопился объясниться:
— Однажды я смотрел авиашоу и с тех пор уверен, что самолёты не годятся для путешествий. У корабля хоть вода под килем, а самолёт просто висит в небе, как будто в любой момент рухнет. У меня всё внутри сжимается только от одного вида.
Рати мягко рассмеялся, глядя на любимого:
— Новые технологии всегда развиваются. Не будь старомодным. Мне кажется, это захватывающе.
— Вот ты и наслаждайся ими один.
Когда они добрались до центра города, Тиратхон не мог скрыть восхищения. Цивилизация будто открывалась перед ним новым, завораживающим миром. Но для Рати всё это было знакомым, он не стал говорить об этом, чтобы не уязвить гостя. Вспоминая свою первую поездку в Сиам, он, вероятно, сам вёл себя так же. Всё казалось необыкновенным.
Он привёл Тиратхона в Монпарнас — оживлённый квартал на левом берегу Сены. Вид перед ними напомнил Рати, каким юным Тиратхон выглядит в эти моменты. Такую сторону редко удавалось увидеть, и он часто тайком улыбался, лишь бы тот не заметил.
Один влюблялся в город, другой — в человека рядом. Не удержавшись, Рати взял его за руку и повернул к себе.
— Останься со мной, пожалуйста.
— Я всем сердцем этого хочу, — быстро отозвался Тиратхон и широко улыбнулся. — Где бы ты ни был, я хочу быть рядом. И оставаться с тобой надолго.
Рати чуть склонил голову, пристально глядя в его глаза, будто что-то обдумывая.
— Говоря так, похоже, ты не испытываешь давления со стороны отца, да? Иначе ты бы не был так спокоен.
— Твой отец был очень добр ко мне. Он только просил, чтобы с тобой ничего не случилось, и я сам стараюсь оберегать тебя даже больше, чем себя. Он понимает, через что я прошёл, и старается не создавать мне неловкости. Думает о твоих чувствах, и однажды даже сказал, что сожалеет о случившемся. Ему было больно, когда ты страдал. Он не хочет больше давить на нас. Вот если бы моя бабушка была наполовину такой же чуткой, я бы не оказался в тупике.
— Не говори так. У твоей бабушки были свои причины. Она родилась в знатной семье и не хотела, чтобы род опозорился. Когда ты сообщил мне дурные вести в письме, мне стало очень грустно. Я боялся, что она уйдёт из жизни с неотпущенным сердцем. Не знаю, простила ли она меня... Я до сих пор чувствую вину перед ней.
— Перед смертью она оставила много наставлений. Но то, что поручила мне, касалось долга и заботы о доме Суанг Суралай, а не наследников, как раньше. Теперь, когда она в лучшем мире, мне не стоит на неё жаловаться.
Рати тепло положил ладонь на руку Тиратхона:
— Пусть прошлое останется в прошлом. Сейчас все в доме Суанг Суралай знают, каким сердцем ты живёшь, и этого достаточно. Кхун Чай Тиратхон всего лишь мужчина «на полке», объект восхищения для вдов и незамужних дам.
— А как насчёт французских мужчин? Ни один из них даже не взглянет на тебя? Почему они позволяют сиамскому мужчине вечно ждать без цели?
Тиратхон сам взял руку Рати в свою, под тёплым зимним солнцем.
— И к тому же я не «на полке». Я уже женат. У меня есть собственная жена.
Рати прикусил внутреннюю сторону губы, нахмурившись.
— Человек передо мной. Или ты забыл нашу брачную ночь?
— А? — Рати резко распахнул глаза и быстро оглянулся, чтобы убедиться, не слышит ли их кто-нибудь. Потом сообразил, что даже если и слышат, всё равно не поймут тайский. — Как ты можешь говорить такое вслух? Кроме того, я мужчина. Кто вообще осмелился бы назвать меня женой?
Тиратхон удивлённо приподнял брови:
— Тогда, может, мне звать тебя мужем?
Рати тут же прижал ладонь к его губам:
— Ни слова. Такие вещи не обсуждаются на публике.
— Ладно-ладно, — сдался Тиратхон. — Оставим это для уединения. Скажем… на этот вечер. Чтобы напомнить тебе, кто такой муж… и что значит быть мужем.
Когда они вернулись домой, за окном уже стемнело. Лютен, увидев, что они уехали кататься на поезде, не стал ждать их к ужину. Завершив свои дела, он отправился спать, как обычно. Рати, вернувшись, сразу зашёл к отцу, чтобы тот не волновался, а потом направился в комнату матери — это стало его ежедневным ритуалом. Но в этот раз он пришёл не один. Тиратхон сел рядом, внимательно глядя на фотографию молодой женщины, что в детстве была с ним ласкова, как родная тётя.
— Мама, это Кхун Чай Тиратхон Танин Висут. Ты помнишь его? — с улыбкой сказал Рати, словно портрет действительно мог его услышать. — Он впервые приехал во Францию и так увлёкся, что мы едва не опоздали на поезд. Мы ходили в театр, который тебе так нравился. Пи Ти даже сказал, что хочет остаться здесь подольше, похоже, Париж ему полюбился.
— Не только Париж, тётушка, — тихо добавил Тиратхон. — Я хочу остаться во Франции ради одного человека. Если вы позволите, я бы хотел остаться здесь с Нонг Рати, чтобы заботиться о нём до конца жизни. Обещаю любить его, дорожить им изо всех сил и сделать всё, чтобы вы не пожалели о моём решении.
Тиратхон протянул руку и взял ладонь Рати, вставая перед портретом утончённой женщины.
— Что такое? Твоя мама ведь уже знает о наших отношениях, верно? Или ты… ни разу ей не говорил?
— Говорил… довольно часто, если честно, — Рати неловко почесал ухо. — Но, услышав это от тебя, Пи Ти… сердце начинает колотиться. Мама у меня строгая, но если это ты… она, наверное, не станет возражать. Единственное, что её может беспокоить, сможешь ли ты сдержать своё слово.
— О? Думаешь, я не способен заботиться о тебе по-настоящему? Я ведь всегда был искренен.
— Я не это имел в виду. Просто ты сам сказал, что хочешь остаться со мной. Но рано или поздно тебе придётся вернуться в Сиам, разве не так?
Тиратхон игриво приподнял бровь:
— Я отправил отцу письмо, мол, дорога оказалась слишком трудной для меня. После того как я своими глазами увидел, как тонет другой корабль, я не скоро рискну снова подняться на борт. Если пойдёт снег, путешествовать будет ещё опаснее. Отец ни за что не отпустит меня в путь, пока не установится тёплая погода. Конечно, мне немного неловко жить в твоём доме, но стоило упомянуть, что я остановился в резиденции посла, и никто больше не осмелился возразить. Ну как, сработал мой первый план?
— Ты хитрец, — Рати бросил на него взгляд из-под ресниц. — Похоже, тебе нравится, когда за тебя волнуются. С этими своими продуманными уловками… кто же за тобой угонится?
— А и не нужно. Просто храни моё сердце, этого достаточно.
Рати сжал губы, ощущая одновременно раздражение и нежность к человеку рядом.
— И сколько времени, позволь спросить, ты собираешься остаться?
— А зачем думать о месяцах? Я собираюсь остаться на год. А если вернуться не получится, я просто подам прошение о переводе в сиамское консульство. Весь королевский двор знает, что я свободно говорю по-французски. Если мой дорогой друг поддержит меня… почему бы и нет?
Рати вздохнул и покачал головой. Каков упрямец. Но сердце его дрогнуло. Он понял, что всё это не было случайной затеей. Тиратхон всё продумал заранее ради их любви. Не было и слов, чтобы упрекнуть его.
Очевидно, этот визит был не мимолётным, и он не собирался возвращаться в ближайшее время.
Отец, должно быть, давно это понял. Он слишком хорошо знал сына. Какие бы оправдания ни находил Тиратхон, отец всё равно не верил бы им до конца. Возможно, и Мом Лек его поддержала, уговаривая мужа уступить.
Рати не мог не подумать, насколько опасен этот человек. Особенно тем, как легко он использует ум, чтобы добиться желаемого.
— Ну и что скажет хозяин дома? Позволишь ли ты мне остаться?
— Да, — Тиратхон посмотрел ему прямо в глаза. — Скажи что-нибудь… что согреет моё сердце.
Рати поймал его тёплый взгляд и не смог не улыбнуться. В этих глазах была упрямая решимость. Но, заглянув глубже, он увидел нечто большее. Этого человека невозможно было заменить. Мужчина, всю жизнь живший по правилам, мог ради любви так легко их нарушить.
— Я с радостью приму тебя. И я по-настоящему счастлив, что ты делаешь всё это ради нашей любви. Всё, что ты сделал, я берегу в сердце. Я сам ничего не сделал для тебя, только принимал твою доброту, снова и снова. Так что, чтобы ты ни решил, я буду рядом. Если ты хочешь остаться во Франции, мы постареем вместе здесь. А если однажды ты захочешь вернуться в Сиам, я сделаю всё, чтобы отплатить за твою преданность.
Тиратхон улыбнулся, но, казалось, был ещё не до конца удовлетворён:
— Чего-то не хватает… чего-то послаще.
— Я люблю тебя, Пи Ти. Люблю и думаю о тебе всегда. Если не веришь, спроси у моей мамы. Я говорю о тебе каждый день. Я бы не осмелился солгать перед ней.
— Моё сердце полно сейчас. Стоило того, чтобы рискнуть и приехать так далеко.
Рати улыбнулся, его переполняло счастье, хоть он и поджал губы с игривым недовольством. В конце концов он прижался к плечу Тиратхона, глядя на улыбающийся портрет Мом Раджавонгс Сирибурафапрапай. Закрыв глаза, он позволил теплу объятий любимого окутать себя, врезая этот миг глубоко в память.