Индивидуальный проект | Глазами парней | 40.5
Он оторвался от книги и поднял взгляд, уловив в её голосе ту едва заметную серьёзность, которая обычно предшествовала важному разговору.
— Гермиона, — отозвался он, едва заметно улыбнувшись. Даже произнесённое имя прозвучало как заигрывание, о он уже догадывался, к чему всё идёт. Она кусала губу — её постоянная привычка, когда внутри копилось что-то важное.
— Драко не вернётся ещё несколько часов.
Гермиона выпрямилась, будто набираясь решимости, а он лишь поднял брови, спокойно дожидаясь, пока она сформулирует то, что хотела сказать.
— Мне сложно сосредоточиться, — призналась она наконец, и Тео, уже предвкушая, куда это ведёт, только кивнул.
— Хочу попросить тебя о чём-то, — прямо сказала Гермиона. — Это кое-что из моего списка. Я бы хотела, чтобы ты… связал мне руки. Но только если тебе это тоже интересно.
Его глаза сразу сверкнули. Не от одной лишь просьбы, а от доверия, с которым она её озвучила. Он быстро отложил книгу в сторону, слегка наклонился вперёд и с искренним энтузиазмом ответил:
— Конечно. Да. Серьёзно? Я с радостью.
Гермиона слегка покраснела, но под напором его восторга не смогла не улыбнуться в ответ:
— Серьёзно. Это в моём списке.
— Ну раз уж в списке… — усмехнулся Тео, с такой теплотой, что от этих слов становилось тепло и на душе. — Ты хоть представляешь, как тяжело мне будет держать тебя в своей власти и неиспользовать рот? Знаешь, сколько раз я фантазировал о том, как тебя связываю… как ты кончаешь снова и снова, пока не начинаешь умолять остановиться?
Гермиона медленно, с вызовом провела языком по губам.
— Полагаю, тебе придётся попробовать без помощи рта. Разве что, чтобы разговаривать.
— Это звучит как вызов, Грейнджер, — протянул он, утончённо, с тем самым притворным высокомерием, от которого бросало в дрожь.
А потом тут же расплылся в доброй улыбке и, вскинув бровь, добавил:
— Как тебе моё впечатление Драко?
Гермиона рассмеялась, искренне:
— Почти идеально. Но я хочу, чтобы ты был собой. Так что… свяжешь меня, Тео?
— Без вопросов, — сказал он с тем самым тёплым, настоящим тоном, в котором сквозила не только страсть, но и благодарность. Она всегда давала ему понять, что хочет его. Не потому что он часть пары, не как тень Драко. Его. И это… значило больше, чем Гермиона, вероятно, понимала.
— Ложись на кровать, — уверенно произнёс он. — Всё, что хочешь снять — сними. Остальное я возьму на себя.
Гермиона не заставила себя ждать. Порыв, возбуждение и лёгкая дрожь нетерпения лишь подгоняли. Кардиган, галстук, рубашка и юбка последовательно упали на пол, и Тео наблюдал за этим с ленивым, жарким вниманием, будто смаковал каждое движение.
Она оставила на себе нижнее бельё и устроилась на краю кровати, повернувшись к нему с внимательным, ожидающим взглядом.
— Готова? — спросил он, подходя ближе.
— Готова, — тихо, но твёрдо подтвердила она.
Она вытянула руки, и Тео достал палочку. Мгновение и её запястья обвила ткань, мягкая, почти бархатистая, не слишком тугая, оставив небольшой зазор, чтобы Гермиона могла двигаться. Но, несмотря на это, от самого вида по его телу прокатилась волна желания.
Он подошёл ближе, ухватился за край этой импровизированной повязки и медленно потянул её руки вверх, над головой. Она вытянулась в спине, грудь быстро вздымалась и опадала, дыхание стало прерывистым. Гермиона казалась ему безумно красивой в этот момент: напряжённой, уязвимой, раскрасневшейся от возбуждения. По щекам и шее уже расцветал румянец, плавно сползая ниже.
И, судя по тому, как широко распахнулись её глаза, она чувствовала себя не менее опьянённой этим моментом, чем он.
Тео медленно оттолкнул её связанные руки назад, и когда завёл их достаточно далеко, она сама подалась следом, без сопротивления, позволив ему уложить себя так, как он хотел. Он направлял её движения уверенно, но бережно, и вскоре она уже лежала на его кровати, вытянувшись, словно струна, руки закинуты над головой.
Лёгкое движение палочки, и ткань, что сковывала её запястья, мягко закрепилась на изголовье кровати. Заклинание держалось крепко, но с лёгкой податливостью.
Тео сразу встретился с ней взглядом:
Гермиона провела языком по губам, кивнула и издала тихое утвердительное «м-м», словно не хотела тратить слов, только не сейчас, не когда в воздухе витала столько ожидания.
Его пальцы легко скользнули вниз от её запястий, по внутренней стороне рук, по изгибам плеч, и дальше вдоль боков. Прикосновения были почти ленивыми, но Гермиона вздрагивала от каждого, будто под кожей проходил ток.
— Если что-то будет не так — скажи. Или просто дёрнись. Проверь, — добавил он, голос его стал ниже, чуть хриплым.
Она послушно дёрнула руками, проверяя, как крепко держит заклинание. Оно не ослабло. Руки остались привязанными, но она всё ещё могла извиваться, ворочаться, и это само по себе вызывало у него прилив жара.
— Не жмёт, — прошептала она. — Всё хорошо.
Он откинулся назад, нарочно отстраняясь настолько, чтобы даже не дотягиваться до неё. Хотелось просто… смотреть. Впитывать. Словно эта картина была написана для него.
Кожа у неё была тёплая, гладкая, цвета карамели, струящаяся по телу мягкими изгибами. Простое бельё, белоснежное, без излишеств, но отчётливо женственное, подчёркивало всё, что хотелось подчеркнуть.
Маленькие бантики — один на поясе трусиков, другой в ложбинке между грудей — казались почти насмешкой. Маленькие акценты, которые ещё сильнее цепляли взгляд.
И Гермиона смотрела в ответ. Не просто лежала под ним, а следила за каждым его взглядом, отслеживала путь, которым скользили его глаза, от плеч к животу, от коленей обратно к лицу. И в её взгляде было столько же жадности, сколько он чувствовал в себе.
Она слегка изогнулась, напрягла запястья, охватив пальцами мягкую ткань пут, и в этом движении было столько красоты, что у него перехватило дыхание.
— Чёрт… ты — совершенство, — срывающимся голосом выдохнул он.
Гермиона покраснела под его пристальным вниманием, прикусив нижнюю губу — жест, который он уже знал. Гермиона никогда не воспринимала комплименты с лёгкостью. Они не звучали для неё как истина, даже когда Тео вкладывал в них всё, что чувствовал. Ему даже на мгновение захотелось забрать слова назад, заменить их на что-то менее уязвимое, на предложенное ранее «восхитительна»… ведь она и впрямь была такой.
Но в глубине души он знал, что не просто хотел восхищаться ею. Он хотел, чтобы она чувствовала себя любимой. Ценной. Не желанной добычей, а женщиной, которую хочется оберегать.
— М-м, я выдвигаю предложение, — протянул он с озорной полуулыбкой, — когда ты вот так, полностью в моей власти, я имею право осыпать тебя любыми комплиментами, сколько угодно. Как тебе?
Он провёл взглядом по её привязанным рукам, по изогнутой фигуре, и в голосе прозвучало почти торжество:
— Ты вся связана и на моей милости. Думаю, я вправе свободно наслаждаться тобой.
— Так ты и собираешься наслаждаться? — парировала Гермиона. — Просто комплиментами? А я-то думала, у тебя есть планы поинтереснее.
Её вызов сработал. Лёгкая дерзость в голосе, и лицо Тео вспыхнуло от восторга.
— Гермиона Грейнджер! Да ты прелестная негодница, — воскликнул он, смеясь, и, не теряя ни секунды, забрался на кровать рядом с ней.
Он устроился чуть ниже по уровню, так, чтобы можно было удобно прижаться к ней сбоку, уместив свои длинные ноги на краю кровати. Голова оказалась на уровне груди, и он не делал ни малейшей попытки скрыть, как ему нравится её разглядывать… и трогать.
Пальцы касались кожи с едва ощутимым давлением, словно нащупывали воздух, а не плоть, и Гермиона едва не задохнулась от такой осторожной, почти невыносимой ласки.
— Знаешь, — начал он как бы между прочим, когда рука скользнула между её грудей, играя с крохотным бантиком на бюстгальтере, — я иногда так увлекаюсь всеми этими фантазиями о том, что хочу сделать с тобой, для тебя, с Драко, что забываю… просто остановиться. Посмотреть на тебя. Увидеть тебя.
Он поднял глаза — тёмные, тёплые, полные света — и улыбнулся.
— Ты произведение искусства, — прошептал Тео, почти благоговейно.
Гермиона тихо выдохнула, глаза её чуть затуманились, но она всё же ответила, хоть и с характерной иронией:
— Ты уже получил меня, Тео. Можешь не льстить.
Тео тихо рассмеялся, и в этом смехе слышалось не поддразнивание, а нежность:
— Всё как раз наоборот. Я потому и говорю тебе это, потому что ты у меня есть. И теперь я могу говорить, как я тобой восхищаюсь, сколько захочу.
Он заметил, как после этих слов дыхание Гермионы сбилось. Всего на долю секунды, но вполне достаточно, чтобы понять, что его чувства трогают её. И это радовало его. Радовало до самого нутра. Особенно тот факт, что для неё важна не только страсть, но и забота.
Он аккуратно отогнул чашечки бюстгальтера, обнажая соски, которые выглянули из-под ткани. Каждый раз, когда его пальцы скользили по изгибам её тела, они легко, почти лениво проходили и по ним. И каждый раз она отвечала вздохом, дрожью, тонким изгибом тела.
Вскоре её дыхание стало чаще, а движения нетерпеливее. Но он не спешил. Ладони всё так же медленно скользили по ней, как будто он изучал её форму, запоминал каждую линию, каждую реакцию. Как будто прикасался не к телу, а к чуду.
— Тео, — выдохнула Гермиона наконец. Его имя сорвалось с губ почти как молитва, наполненная мольбой и томлением.
Тео улыбнулся. Именно ради этого он и держал темп, нарочно лёгкий, нарочно мучительный.
Пауза, наступившая после его вопроса, была наполнена смыслом. Гермиона явно обдумывала, что именно сказать. Тео гадал, попросит ли она о большем? И если да, то насколько откровенно? Он был готов. Всегда был готов. Он приучил себя читать её, вслушиваться, всматриваться, угадывать желания. И исполнять их с точностью, в которой он находил почти священное удовольствие.
Но в этот раз всё было в его руках. Она была привязана, лишена контроля. И это открывало перед ним совершенно особую возможность дразнить.
Медленно. Со вкусом. С наслаждением.
Тем более, Гермиона вовсе не выглядела недовольной. Скорее наоборот. То, как она извивалась под его руками, как цеплялась за каждое прикосновение, говорило больше, чем любые слова. Ей нравилось это, даже если внутри уже копилось нетерпение.
И всё же, когда она наконец заговорила, это было не с просьбой, а с тихим, сдавленным восторгом:
И Тео тут же ощутил желание наградить её за это.
— Как думаешь, тебе одинаково нравится лёгкое прикосновение и… более твёрдое? — почти невинно поинтересовался он, а затем с силой сжал сосок пальцами.
Реакция была мгновенной. Гермиона вскрикнула и резко сжала колени, будто пытаясь удержать внутри поднимающуюся волну. Он не мог видеть, но почти физически ощутил, как сильно она отозвалась на этот толчок, как пульсация между её бёдер стала отчётливее.
— Хотя… — пробормотал он, голос стал ниже, хрипловатым, — судя по твоей реакции, тебе это понравилось даже больше.
И, с этой игривой ноткой, он снова перешёл к мягким, едва ощутимым прикосновениям, в контрасте, который сводил с ума.
На этот раз его рука скользнула ниже, под грудь, вдоль рёбер, чуть замедляясь на каждом изгибе. Чем ниже опускались пальцы, тем неровнее становилось её дыхание. Тело Гермионы невольно двигалось, поддаваясь этому мучительно неторопливому темпу. Тео прикасался к ней так, будто дразнил. Не игриво, а с предельной концентрацией, как художник, едва касающийся кистью холста, зная, что даже одно прикосновение может изменить всё.
Гермиона запрокинула голову, веки дрогнули и опустились, рот приоткрылся, а всё тело извивалось в узких пределах тех мягких, податливых, но уверенных пут.
А звуки, что исходили от неё, постепенно они менялись. Сначала прерывистые вдохи, затем тихие, беспомощные всхлипы, почти жалобные. Он едва касался её, а Гермиона уже дрожала, натянутая, как струна, рвущаяся в предвкушении.
— Такая отзывчивая… — простонал Тео, чувствуя, как голос сам срывается на хрип. — Я вижу, какая ты влажная. А я даже ещё не снял с тебя бельё. Хочешь, чтобы я продолжил?
Он отчаянно надеялся, что ответ будет утвердительным.
— Да! — пронзительно пискнула Гермиона, как раз в тот момент, когда его палец скользнул от пупка до края её трусов.
— Ноги в стороны, — прохрипел Тео, заметив, как она снова задвигалась.
Гермиона подчинилась, медленно раздвигая колени.
— Да, вот так… — пробормотал он, и в голосе звучало почти благоговейное одобрение.
Было видно, как сильно она старалась сохранять неподвижность. Каждый его штрих по животу, по бёдрам, по напряжённым, разгорячённым участкам кожи вызывал у неё дрожь. К тому моменту, когда его рука оказалась внизу, Гермиона уже едва сдерживалась, чтобы не сомкнуть ноги и не изгибаться навстречу. А когда пальцы скользнули ближе всего к точке, о которой она уже бессознательно мечтала, бёдра непроизвольно подались вперёд.
— Тс, — мягко укорил он. — Не спеши. Я хочу видеть.
Гермиона заскулила, но подчинилась, невероятным усилием воли вновь застыв на месте. Даже когда его палец провёл по влажной ткани белья, она лишь застонала, но не пошевелилась.
Тео ненадолго отвлёкся, прижавшись губами к её груди, нежно поцеловав каждый сосок, как прощание перед тем, как опуститься ниже. А затем переместился к бедру, устроившись удобнее, и просунул пальцы под край белья, медленно обнажая её.
— Такая блестящая… такая красивая, — прошептал он, склоняясь ближе.
— Без языка, — напомнила она, голос прерывался, почти дрожал.
Он издал глухой, страдальческий стон и уткнулся лбом в её бедро, будто в немом протесте.
— У меня буквально слюни текут от желания попробовать тебя на вкус, — простонал он, почти жалуясь.
Он не задержался в своём страдальческом жесте надолго, вскоре снова поднял голову, взгляд сосредоточенный и тёплый. Один палец медленно скользнул вдоль влажных складок, всё так же дразняще-легко, почти не касаясь, лишь обозначая траекторию. Но затем всё же снял с неё бельё. Медленно, с вниманием, как снимают не одежду, а обёртку с чего-то драгоценного.
Ткань мягко упала на пол, и как только ноги Гермионы вновь опустились на кровать, он вернул руку к её промежности. Прикосновения остались такими же лёгкими, почти невесомыми, но теперь он раздвинул складки, осторожно, внимательно, как будто открывал тайну. Как будто сам акт созерцания для него был священным.
Он знал, что не может коснуться её губами, не сейчас, не при их условии, но не смог удержаться от того, чтобы провести языком по собственным губам. Видеть её обнажённой, раскинувшейся, податливой — и его — вызывало в нём нечто первобытное. Желание и восхищение сливались в одно целое.
Он поднял взгляд. Их глаза встретились.
— Всё хорошо? — спросил он, и в его голосе звучало всё: сдержанная страсть, забота, трепет.
Он бы понял, если бы для неё это оказалось слишком. Но то, что он мог прикасаться к ней, видеть каждую реакцию, чувствовать, как её тело откликается на его прикосновения…
Всё это доводило его почти до одержимости. Возможно, в нём говорил художник. Или просто человек, который хотел знать другого до последнего вдоха.
Он не хотел, чтобы Гермиона чувствовала себя излишне открытой. Не хотел, чтобы ей было некомфортно.
Но вместо колебаний она прошептала срывающимся голосом:
Прикосновения оставались такими же лёгкими, к скользким от влаги складкам, ко входу, к чувствительной точке, что сводила её с ума. Они были как перо на коже, как дыхание, почти неосязаемые, но неумолимые в своей настойчивости. И именно эта нежность, эта медленная, неотступная ласка довела её до края.
Она содрогалась, всхлипывала, срывалась на едва различимые звуки, пока всё тело не выгнулось в конвульсивном рывке, как струна, резко отпущенная после натяжения. Оргазм накрыл внезапно, почти дико, как падение с вершины, на которую он её так долго вёл, заставляя задержаться на каждом уступе.
И это было именно то, чего он хотел.
Она всё ещё дрожала, когда он осторожно, но уверенно ввёл в неё свои длинные пальцы, и изогнув их, коснулся того, что вызвало новый, почти болезненно-сладкий спазм. Она вцепилась в простыни и поджала ноги, дыхание сбилось окончательно.
Тео не остановился. И когда она, едва собрав голос, зашептала:
— Я… я только что… Тео, пожалуйста…
Это не было просьбой остановиться, он знал это. Гермиона только что кончила, но он хотел большего. Хотел, чтобы её следующий оргазм был быстрым, острым, неудержимым. Чтобы накрыл её с новой силой, прежде чем она успеет прийти в себя.
Тео продолжал. Ласково, но настойчиво. Пальцы работали с той же точностью, с какой художник доводит мазок до совершенства. И всё же, он спросил, не потому что не знал ответа, а потому что должен был спросить:
— Хочешь, чтобы я остановился?
Он видел, как на её губах почти появилось это «да», может, от чрезмерной чувствительности, от той тонкой боли, что приходит после блаженства. Но ещё несколько ритмичных движений, и он почувствовал, как эта грань «слишком много» снова переходит в «хочу ещё».
— Н-нет… продолжай, — выдохнула Гермиона.
На глубине каждого толчка он давил туда, где её тело отзывалось особенно остро. Большой палец ловко проходился по клитору. Ритм был чёткий, как дыхание: ввести пальцы и медленно высунуть. Снова ввести и снова высунуть.
Гермиона уже не просто стонала. Тело её будто металось между новой волной и тем, что ещё не успело отступить после предыдущей.
Гермиона запрокинула голову ещё сильнее, будто тело само искало выхода для нарастающего напряжения. Она не просто двигалась в ответ, а вжималась в его ладонь, не давая себе ни малейшего отдыха. Глаза были зажмурены, лицо пылало, губы разрывались от бессвязных слов, в которых отчётливо звучало его имя.
— Пожалуйста, Тео… умоляю… да… пожалуйста, Тео…
Он улыбнулся, не прекращая движений.
— Ты умоляешь меня продолжать или остановиться?
— Продолжать! — почти закричала она, голос сорвался на хрип.
Тео ответил без слов, погрузил пальцы глубже, сильнее, и одновременно провернул их изнутри. Именно этот точный, решительный жест стал последним толчком. Её тело содрогнулось, голос сорвался на низкий, грудной звук, почти рычание, и она отдалась волне, которая смела всё.
Он почувствовал, как её тепло и влага обильно заливают его ладонь.
Тео замер на мгновение, поражённый, почти тронутый. У него не было богатого опыта, особенно с женщинами. Но то, как её тело отозвалось, было чем-то особенным. И если уж в этом можно было искать повод для гордости, он чувствовал её сейчас, в каждом стоне, в каждом движении её тела под его рукой.
На этот раз он дал ей немного передышки.
Пальцы вышли из неё с влажным, хлюпающим звуком, от которого Гермиона покраснела почти до ушей.
— П-прости… я… Это было… слишком мокро…
— Слишком? Да это было… невозможно выразить словами, — прошептал Тео, не отрывая от неё восхищённого взгляда. — Ты невероятна. Салазар мне свидетель, я бы сейчас отдал всё, чтобы вылизать тебя. Ты совершенна, Гермиона.
Он на мгновение задумался, не развязать ли ей руки. Не притянуть ли её к себе, не решить вопрос с болезненным стояком, которым он уже давно вжимался в её бедро. Но вместо этого продолжил. Пальцы, ещё влажные и тёплые, скользнули по внутренней стороне её бедра, по животу, к самому центру.
— Тео… — простонала Гермиона, и в этом звуке чувствовалось всё: усталость, напряжение, трепет, предвкушение.
— Что? — прошептал он. — Я думаю, в тебе осталось ещё немного. Думаю, ты сможешь подарить мне это ещё раз. Всего один раз. Ещё один.
И, чтобы подчеркнуть свои слова, он зажал клитор между пальцами и на мгновение замер. Она не дышала. И только когда он отпустил, а кровь вновь хлынула туда горячим толчком, она почти беззвучно всхлипнула.
Тео знал, что это слишком. Гермиона была на пределе. Два оргазма подряд и напряжение, которым он её держал, могли легко стать чрезмерными. Но он хотел попробовать. Хотел узнать, где та точка, когда тело и душа отдаются без остатка.
Пальцы вновь оказались в ней, уверенно, глубоко. Он знал уже, как и где. А другой рукой он снова принялся ласкать её, ритмично, без пощады, но с невероятной заботливостью, с доверием к телу, которое он читал как открытую книгу.
Гермиона начала умолять слишком быстро, и слишком скоро Тео вновь задал ей тот же самый вопрос.
Ответ был нечётким, почти стоном, но звучал скорее как призыв, чем как просьба прекратить. Он воспринял это именно так и продолжил. Упорный, точный, неотвратимый, он довёл её до третьего оргазма, где границы растворились, а разум перестал различать, где начинается тело.
Гермионы выгнулась в спине, руки рванулись в невольной попытке освободиться, и всё её существо дрожало, словно захлестнутое бурей.
Она прижала лицо к плечу и заглушила крик в собственной коже, будто иначе всё это разорвало бы её изнутри.
Она была ошеломляюще прекрасна в этот момент, растрёпанная, взмокшая. И такая настоящая, что у Тео перехватило горло.
Он потянулся к её запястьям, пока она ещё была в полузабытьи, и мягко развязал ткань, отпуская её.
Осторожно помассировал руки, возвращая ощущение, прогоняя оцепенение. Нежно, сдержанно поцеловал кожу, зная, что оба были липкими от пота, и стараясь не дотронуться до неё открытым ртом, как бы сильно ни хотелось.
Но когда желание пересилило, он просто прижал её к себе, укутал руками, как плащом, и хрипло прошептал в волосы:
— Хорошая девочка. Ты была потрясающей… Подарила мне три оргазма.
Она снова поёжилась. Не от холода, а от его слов. Попыталась освободить одну руку, сжимаемую между ними, но Тео тут же чуть крепче обнял её, останавливая.
— Но я же чувствую… ты прижимаешься ко мне членом, — прошептала она. — Я хочу…
— А я хочу вот этого, — мягко перебил он. — Тебя. Просто так. Поговорить.
Гермиона мгновенно обмякла у него на груди, как будто эти слова сняли с неё всё напряжение.
Он не просто сказал это, а действительно имел в виду. Это был первый раз, когда она позволила себя связать, доверилась ему в такой степени. И для него было гораздо важнее убедиться, что она в порядке, чем гнаться за собственным облегчением.
— Хорошо. Давай поговорим, — пробормотала Гермиона, прижимаясь щекой к его шее.
Он глубже утонул в матрасе, обняв её уже не сдерживающе, а мягко, так, чтобы она могла устроиться поудобнее. Лишь на миг отпустил, чтобы накрыть их одеялом. Сам он всё ещё был одет, а она осталась в одном лишь бюстгальтере.
— Тебе понравилось? — тихо спросил он.
Гермиона кивнула, хоть и порозовела, и он заметил, как она коснулась запястья, будто проверяя, не остался ли там след. Наверное, всё ещё чувствовала отголоски узлов, небольшую ноющую усталость, влажность между бёдер. Конечно, ей понравилось, по реакции это было очевидно. Но Тео спрашивал не об этом.
— Да. Это было… очевидно, — начала она, чуть смеясь, — но мне понравилось не только телесно. Не только ощущениями.
— А как ещё? — с любопытством спросил он. — Что именно тебе понравилось?
Тео понимал, что это сложный вопрос. Как выразить словами то, что именно вызвало такую бурю ощущений? Даже он, пожалуй, не смог бы описать это точно. Оргазмы да, очевидное удовольствие. Но то, как она реагировала, как отдавалась моменту… было чем-то большим. Или он надеялся, что это так.
— Я не совсем уверена, как объяснить… — начала Гермиона. — Звучит эгоистично, если я скажу, что мне понравилось быть в центре внимания. Но дело не совсем в этом…
Тео не перебивал. Смотрел на неё спокойно, с мягким вниманием, в это время проводя пальцами по её коже, рисуя едва ощутимые круги и линии. Не отвлекая, а скорее помогая сосредоточиться. Он слушал. Терпеливо, без тени ожидания, только с интересом.
— Это как… внимание действительно было на мне, но при этом не по моей воле, если это имеет смысл. Не потому что я просила об этом, — запнулась она. — Хотя… я же вроде как просила...
Гермиона нахмурилась. Тео знал, как она не любит, когда слова ускользают. Когда мысль есть, а фразы нет.
Он подумал вместе с ней. Что именно в этом принятии, в этой полной отдаче принесло ей такое удовлетворение?
Это ведь не эгоизм. Она сразу же захотела ответить ему тем же, как только её развязали. Значит, дело не в том, чтобы только получать.
— Ты пытаешься описать, как ты чувствовала себя сама или как ты чувствовала себя в отношении меня? — спросил Тео, надеясь, что это поможет ей нащупать нужные слова.
Её взгляд сфокусировался, брови разгладились.
— И то, и другое, наверное. Просто… думаю, что, когда я была связана и находилась в твоей власти, как ты сказал, мне было легче поверить, что ты действительно хочешь меня. Я имею в виду, я была привязана к кровати. Ты мог сделать всё, что угодно. И ты… прикасался ко мне. Дразнил меня. Был сосредоточен только на мне. Принимать такое внимание, когда это зависит от меня, и у меня есть возможность обратить его на кого-то другого, на самом деле довольно сложно. То, что ты связал меня, лишило меня этой роли.
Тео широко улыбнулся, с признательностью кивнув, не только за откровенность, но и за то, что она позволила ему это понять.
— Я понимаю. Когда Драко связывает меня, — сказал он, голос стал чуть тише, — это дарит то же самое чувство. Я могу просто отпустить. Всё, что происходит, это не про контроль. Это про доверие. Это… про любовь.
Тео не был уверен, как Гермиона отреагирует на это слово, она ведь ещё не произносила его в их адрес. Но вместо того чтобы замкнуться или отстраниться, она только сильнее прижалась к нему, уткнувшись носом в изгиб шеи и прошептала:
— Да… доверие — это важная часть. Я просто могла наслаждаться… быть желанной, ощущать на себе взгляд, прикосновения. Думаю, я чувствую нечто похожее, когда Драко говорит мне, что делать. Или когда я принимаю наказание. В этом есть свобода… отдавать часть контроля. Это помогает поверить, что ты и вправду хочешь меня, что то, что происходит между нами, это твой выбор. А не просто отклик на мой.
Тео издал задумчивый звук, потянулся, чтобы заправить выбившийся локон ей за ухо. Его ладонь осталась у виска, обнимая голову, удерживая её в этом тёплом, тихом пространстве.
— Неужели тебе действительно так сложно поверить, что я хочу тебя? Что мы с Драко оба искренне хотим тебя? Что всё, что мы делаем вместе, это то, чего мы сами желаем?
Щёки Гермионы порозовели, и она отвела взгляд, почти неуловимо пожав плечом:
— Не то чтобы… я знаю. Логически. Просто... я не думаю, что когда-либо по-настоящему чувствовала себя желанной. Или… любимой.
Последнее слово прозвучало особенно тихо. Словно она не была уверена, что имеет право произнести его вслух.
Он понял, что ей трудно говорить это не потому, что она не чувствует. А потому что не привыклачувствовать. Не привыкла верить. А он уже говорил ей и не один раз. И всё же, в этот момент Тео не колебался ни на секунду. Он наклонился к самому её уху и вложил в слова всё, что носил в себе:
— Я люблю тебя. И хочу тебя. Я постоянно думаю о тебе. Я вижу, какая ты блестящая, красивая, умная, и чувствую вдохновение. Ты сильная, страстная, и это волнует до дрожи. Когда ты улыбаешься, улыбаюсь и я. А когда мы вместе, я снова чувствую надежду. Настоящую. Как будто у будущего снова есть цвет, — он целовал и осторожно прикусывал мочку её уха, голос дрожал от чувств: — И, Гермиона… тот взгляд, что появляется у тебя в глазах, когда ты думаешь о сексе, это просто безумие. Да и как ты выглядишь, когда кончаешь… Я хочу касаться тебя везде. Всюду. Всегда. Я хочу делать с тобой вещи нежные и грязные, мягкие и резкие. Я хочу рисовать тебя. Снова и снова. Ты сводишь меня с ума. Я люблю тебя. Я хочу тебя. Я буду говорить это столько раз, сколько ты сможешь вынести. Я совершенно безнадёжно влюблён. Это даже… смешно.
Она притянула его за волосы, повернулась к нему лицом и потянулась за поцелуем. И он хотел— всей кожей, каждой клеткой. Но в последний момент поднял руку и мягко коснулся её губ кончиками пальцев, останавливая.
— Тео, — раздражённо выдохнула Гермиона, но без настоящего упрёка.
Они замерли, лоб к лбу, дыхание смешивалось в общем ритме. Между ними оставалось только это лёгкое касание и тишина, в которой звучало всё: желание, близость, почти невыносимая, сладкая тяга. Это было безумие, но самое прекрасное из возможных.
Спустя пару ударов сердца он заговорил снова:
— Я рад, что тебе понравилось быть связанной. А мне понравилось тебя связывать. Верёвки, фиксация, я обожаю все эти вещи. Ты знала? Драко не любит быть связанным, хотя сам с удовольствием связывает меня. А вот с тобой… я надеюсь, мы попробуем ещё, — он провёл пальцами по её руке, тихо добавив: — Есть что-то, что ты хотела бы попробовать в следующий раз? Или изменить?
Гермиона задумалась, с той самой сосредоточенностью, в которой он находил бесконечное очарование. Тео даже заметил момент, когда нужная мысль нашлась, и подождал, пока она соберёт слова, чтобы сказать её вслух.
— Я сказала, что мне понравилось ощущение, будто всё происходящее это твой выбор, а не мой. И я правда это имела в виду. Ты так редко что-то берёшь для себя… А когда я была связана, это было почти как… как будто я могла просто плыть по ощущению, что ты делаешь именно то, что хочешь. Что ты получаешь удовольствие. Это, наверное, и было самым приятным.
Гермиона посмотрела на него внимательно, словно хотела убедиться, что он действительно хочет услышать, что ничего не испортит.
— Но в какой-то момент, когда ты спрашивал меня, хочу ли я этого, продолжать ли, это немного сбивало тот самый поток. Я понимаю, почему ты спрашивал. Ты заботился, следил за моим состоянием, и я ценю это. Особенно в первый раз. Может быть, ты просто хотел услышать, как я прошу о большем. И это тоже нормально. Но… мне правда всё нравилось. И, думаю, ощущение быть полностью в твоей власти, быть тем, что ты хочешь… оно было бы ещё сильнее, если бы не нужно было словами подтверждать, что я этого хочу. Понимаешь?
Он молча переваривал слова, с тем редким спокойствием, когда в нём чувствовалась не просто готовность услышать, а настоящая радость от того, что она делится.
И наконец широко улыбнулся. Подтянулся ближе и прошептал ей в самое уха, голосом, от которого по коже пошли мурашки:
— Понимаю. Значит, пришло время выбрать стоп-слово.
Его тон был достаточно выразительным, чтобы она сразу поняла, что он в восторге от того, что у них теперь есть необходимость в таком слове. Потому что если оно у них будет, то можно не останавливаться, пока Гермиона его не произнесёт. Можно не переспрашивать. Можно играть.
— О. Да. Ты прав. Давай выберем, — кивнула Гермиона с лёгкой улыбкой, всё ещё прижавшись к нему.
Разговор стал чуть легче, игривее. Тео намеренно предлагал совершенно нелепые варианты, вроде «перивинкл» или «флобберчервь», чтобы разрядить остаточное напряжение. Но он знал Гермиону слишком хорошо, чтобы удивиться, когда она серьёзно сказала, что хочет, чтобы это слово имело смысл.
Они обсуждали слова вроде остановка или пауза на разных языках. И в итоге, именно Гермиона предложила:
Музыкальный и литературный термин. Означал не конец, а перерыв. Временную паузу. Ясное указание, что нужно остановиться, но… без финала. С возможностью вернуться, продолжить. Слово с уважением и значением.
И именно в этот момент за дверью раздался стук, и ручка начала поворачиваться слишком быстро.
Тео всё же на всякий случай подтянул одеяло повыше, ведь Гермиона всё ещё была почти обнажённой. В дверь шагнул знакомый силуэт, волосы растрёпаны, щёки румяные после квиддича. Он захлопнул за собой дверь и, не глядя на ситуацию в целом, лениво произнёс вместо приветствия:
— Так и было, — с улыбкой сказала Гермиона. — А потом… мы перебрались в кровать.
— Я довёл её до трёх оргазмов и только что помог выбрать стоп-слово, — с радостью вставил Тео, опираясь на локоть и глядя на Драко с гордой ухмылкой.
— Правда? — откликнулся тот, сразу оживившись.
— Да. Я выбрала сэзьюра, — сообщила Гермиона, чуть приосанившись.
Глаза Драко потемнели от интереса, но он усмехнулся и подошёл ближе.
— Прекрасный выбор. Одобряю, — сказал он, протянув руку и начав неспешно стягивать одеяло с Гермионы.
— Он трижды довёл тебя до оргазма и при этом даже не разделся? Поразительно. Альтруизм, достойный награды, — похвалил он, скользнув пальцами по внутренней стороне её бедра.
— Ты бы видел её, — прошептал Тео, хотя и сам явно наслаждался похвалой. — Я привязал её руки к изголовью… и просто работал пальцами, пока она не начала дрожать. Это было… прекрасно.
— Восхитительно, — прошептал Драко и, не теряя ни секунды, потянул Тео за край рубашки. — Думаю, ты заслужил особенную награду. А раз уж рты нам пока не доступны…
Он дотянул Тео до края кровати и начал расстёгивать его одежду.
— И какая же награда мне полагается? — с энтузиазмом уточнил Тео, помогая избавиться от лишнего.
— Я, — с беззастенчивой ухмылкой ответил Драко.
Это был первый раз, когда Гермиона наблюдала, как Тео берёт Драко. Хотя… наблюдала не совсем точное слово.
Драко устроился между ними, Тео встал за ним на колени, и несколько заклинаний позже медленно вошёл в него сзади. А в это время Драко и Гермиона ласкали друг друга. Их движения подстроились под ритм Тео, и в кульминационный момент Драко довёл её до четвёртого оргазма одновременно с тем, как он и Тео достигли своего первого.
Сперма Драко оказалось у неё на животе. Он сам всё аккуратно убрал, пока Гермиона лежала, тяжело дыша, сбивчиво бормоча, что даже не представляла, что возможно испытать четыреоргазма за такой короткий срок.
Когда все трое устроились вместе в кровати Тео, Гермиона, всё ещё обнимая их, пробормотала:
— Надеюсь, нам не придётся начинать с мандрагорами заново. Я скучаю по поцелуям.
— М-м, я тоже, — отозвался Тео. — Придётся довольствоваться тем, что будем читать голыми, — и с ленивым взмахом призвал скомканные ранее учебники.
Он с улыбкой наблюдал, как Драко, не удосужившись взять свою книгу, вместо этого устроился рядышком с Гермионой, обнял её и, прижавшись щекой к её виску, стал читать через плечо.
— Впервые в жизни мне не мешает, когда кто-то читает у меня из-за плеча, — усмехнулась она.
— Трудно устоять перед объятиями, — отозвался Тео с другой стороны. — Он всегда такой тёплый.
Драко закатил глаза, но ничего не сказал, и вскоре в комнате установилась тёплая, уютная тишина. Все трое читали, прижавшись друг к другу.