May 24

Любовный синдром (О/Пэнг) | Глава 25

— Ты уже закончил съёмку, Пим? — недовольно проворчал Оат, когда тот вошёл в гримёрку.

— Осталась ещё одна сцена, и всё, — отозвался Пим, устало расстёгивая ворот рубашки. — Уже устал? — усмехнулся он, глядя на нахмуренного Оата.

— А ты как думаешь? Я умираю с голоду. Единственное, что съел за весь день — это рис, который приготовил Пэнг. Сейчас уже далеко за два, а я до сих пор ни крошки в рот не брал. Но ничего, недолго осталось, — буркнул Оат, глядя на часы.

— Ладно, тогда давай поедим вместе, — сразу предложил Пим, поднимаясь с места.

— Подожди, ты же говорил, что поедешь к О, разве нет? Думаю, я тогда пойду один, — сказал Оат, уже направляясь к выходу.

— Да, собирался… Но ты всё равно должен поесть со мной, ясно? — твёрдо заявил Пим, преградив ему путь и внимательно глядя в глаза.

— Ладно-ладно, поторопись только, — сдался Оат, вздохнув, и сел обратно в кресло.

Пим поспешно переоделся для следующей сцены, а Оат решил подождать его здесь, в гримёрке. В коридоре было слишком людно, а ему не хотелось никого видеть. Он устроился поудобнее, и спустя какое-то время дверь тихо отворилась и Оат поднял глаза.

— Один сидишь, Оат? — раздался звонкий голос девушки. Он чуть улыбнулся.

— Ага. А ты уже закончила? — спросил он Мики, пока та устраивалась на другом диване.

— Мы уже всё отсняли. Я решила подождать здесь, нужно обсудить кое-что с Пимом. Ну и чтобы составить компанию тебе, — с добродушной улыбкой сказала девушка.

Оат натянуто улыбнулся в ответ, а про себя подумал, что Пим, похоже, был прав. Мики действительно была такой, как он описывал: милая, искренняя, с каким-то по-детски чистым взглядом на мир.

— Пи Оат, вы с Пимом давно дружите? — вдруг спросила она. — Я раньше не видела вас вместе.

Этот вопрос будто выдернул Оата из размышлений.

— Эм... не очень, — ответил он, явно растерявшись, словно сам не знал, зачем сказал это.

— Тогда почему вы пришли вместе сегодня? — невинно поинтересовалась Мики, склонив голову на бок.

— Ну... у нас было одно общее дело. Пим позвал меня с собой и я согласился, — объяснил он с нарочитой лёгкостью, стараясь держаться нейтрально.

— А, понятно.

Оат лишь слегка кивнул в ответ и, чтобы избежать дальнейших расспросов, открыл книгу, которую всё это время держал в руках.

— Оат, ты ведь знаешь, что мне очень нравится Пим? — вдруг сказала девушка, будто между делом.

— А... да, — смог выдавить он. Ответ прозвучал сухо, даже глухо.

— Пи Пим тоже говорил, что я ему нравлюсь. Я так обрадовалась, когда узнала, что у нас взаимно, — продолжила она, улыбаясь так светло, что у Оата защемило под рёбрами.

Словно внутрь плеснули холодной воды. В груди что-то сжалось, болезненно пульсируя где-то глубоко.

— Рад за вас, — почти неслышно прошептал он, не поднимая глаз.

— А ты не хочешь спросить, почему мне нравится Пи Пим? — спросила она, заглядывая ему в глаза.

— Почему? — с вежливым интересом спросил он, хотя чувствовал, как внутри всё скручивается.

— Эм... потому что Пи Пим — старший из всех, он... такой взрослый, заботливый. Пи Оат, ты только не воспринимай мои слова слишком серьёзно, ладно? Прости, если тебе неловко.

— Всё в порядке… правда, — выдавил Оат. Он уставился в книгу, что держал в руках, но буквы расплывались перед глазами. Какой бы интересной ни была история на страницах — она уже не имела для него значения.

— Так это правда, Пи Оат — ты ведь друг Пима, да? — снова заговорила девушка, внимательно глядя на него. — Скажи… ты знаешь, к Пи Пиму кто-то уже клеится?

Если уж на то пошло, то это сам Пим клеится… и вовсе не к ней, — с иронией подумал Оат.

— Я… сам толком не знаю, — уклончиво ответил он, стараясь увести разговор от острого угла. Но тишина, повисшая между ними, была недолгой.

— Но я точно знаю, — вдруг выдала Мики. — Пи Пим — би.

Эти слова вонзились в Оата, как игла. Он мгновенно повернулся и уставился на неё, не веря ушам.

— Но мне всё равно он нравится. И я сделаю так, чтобы он перестал быть би и стал настоящим мужчиной. Ты должен мне помочь! — с вызывающим энтузиазмом заявила она.

Оат не нашёлся с ответом. Он едва сдерживался, чтобы не выдать себя.

Как ты можешь говорить такое? — хотелось закричать. Пим... сам… Пим же сам говорил, что хочет всё закончить с тобой. Разве не поэтому мы здесь?

— В чём ты хочешь, чтобы я помог?.. — едва слышно сказал он. И словно по сигналу, будто кто-то ударил в спасительный колокол, дверь гримёрки распахнулась. Пим вошёл как раз в тот момент, когда услышал, как Мики обращается к Оату за помощью.

Увидев его, девушка тут же вскочила и вцепилась в его руку с показной радостью:

— Не скажу, что мы обсуждали! — засмеялась она, бросая лукавый взгляд на Оата.

Пим перевёл взгляд на него. Оат выглядел напряжённым, будто стоял на краю срыва.

— Оат, что происходит? — тихо спросил Пим.

— Всё в порядке. Ты закончил с фотосессией? — быстро перебил его Оат, стараясь сменить тему.

— Угу. Подожди чуть-чуть, я переоденусь, и пойдём есть, — сказал Пим, даже не удостоив девушку рядом вниманием.

— Пи… ты хочешь перекусить? Давай пойдём вместе, — подала голос Мики, срываясь почти на мольбу.

— Но… — начал было Пим.

— И правда. Идите, — оборвал его Оат. — А я… я просто поеду домой, немного отдохну.

Пим нахмурился. Что-то в голосе Оата, в его взгляде, в том, как он сжал книгу на коленях, настораживало.

— Ну ладно… ведь ты же только что говорил, что умираешь с голоду, — тихо напомнил Пим, оборачиваясь к Мики.

— Уже нет, — отрезал Оат. — Иди с ней.

Он чувствовал какую-то странную смесь — лёгкую жалость к девушке и тяжесть внутри, с которой не знал, как справиться.

Пим вдруг выдернул руку из ладони Мики и без колебаний схватил Оата за запястье, потащив за собой из гримёрки, совершенно игнорируя её.

— Пак! Можно я выйду в этом костюме? Завтра верну, — бросил он на ходу в сторону работника костюмерной, которая шла навстречу.

— Хорошо. А ты точно вернёшься? — переспросила она.

— Вернусь, — кивнул Пим, утаскивая Оата за собой.

Мики рванулась следом.

— Да оставь ты... мне больно, — буркнул Оат, запнувшись.

— А ты сам почему тогда сюда поехал? Зачем вообще заговорил со мной? — бурчал Пим, но не отпускал его руку, продолжая тащить к парковке.

— Пи Пим! Пи Оат! Что случилось?! — закричала Мики, догнав их у машины.
Оат бросил взгляд на Пима — короткий, усталый.

— Блин, я же говорил… — начал было он.

— Садись в машину и подожди, — резко перебил его Пим.

Он распахнул дверь, усадил Оата внутрь, захлопнул её и тут же обернулся к Мики.

Оат с недоумением смотрел, не решаясь выйти, хотя слышал каждое слово.

— Что случилось, Пи? — спросила Мики, явно не понимая, что происходит.
Но Оат уже знал, что сейчас скажет Пим — и затаил дыхание.

— Мики, мне нужно сказать тебе кое-что, — начал тот спокойно, но с холодной решимостью в голосе.

— Что?.. Что за глупости? — дрожащим голосом переспросила она, всё ещё держась за его руку.

— Между нами всё кончено, — твёрдо произнёс Пим.

Мики замерла, будто в неё выстрелили.

— Ч-что? Почему?.. — ахнула она и сразу вцепилась в его руку сильнее.

— У меня есть любимый человек. И я больше не собираюсь быть ни с кем, кроме него, — продолжил Пим.

— Кто? Кто это?! Пи Пим, не говори мне это… пожалуйста… — её взгляд метнулся к машине, где за стеклом сидел Оат.

— Это Оат. Мы будем вместе. Я давно это решил — просто ждал, пока всё расставлю по местам, — отрезал Пим, даже не дрогнув.

На глазах девушки выступили слёзы.

Глупая…

Мики, не сдерживая эмоций, подбежала и со всей силы ударила ладонью по стеклу с той стороны, где сидел Оат.

— Пи Оат… — голос Мики дрожал. — Ты ведь знаешь, что я люблю Пима… Неужели ты меня настолько ненавидишь?.. Как ты мог… так обмануть меня?..

Оат сжал руки в кулаки. Он едва сдерживал желание выскочить из машины и всё ей объяснить, но сердце сжалось от тревожного предчувствия. Он не знал, что именно сказать.

— Мики, прекрати, — чуть жёстче сказал Пим. — Хватит строить из себя жертву. Ты же знаешь правду. Не притворяйся.

Он оттолкнул её от машины, аккуратно, но без колебаний.

— Между нами всё кончено. Я хочу построить отношения с Оатом. Надеюсь, ты поняла.

Он обошёл автомобиль, открыл дверь и сел за руль. Мики кинулась к окну, забарабанила по стеклу возле Оата. Тот сидел, как вкопанный, метался взглядом между Пимом и девушкой, не зная, кому и что сказать. Но Пим не колебался: он завёл мотор, не обращая больше на Мики внимания.

— Блин… я же говорил… — начал Оат, но Пим перебил его:

— Молчи. Я знаю, что ты хочешь сказать. Что тебе её жаль. Я ведь предупреждал: не ведись на неё. Она умеет играть.

— А что ты хочешь, чтобы я делал, а? — вспыхнул Оат. — Ты только что разбил ей сердце и впутал меня в это. Она… она правда любит тебя, Пим.

— Любит? — фыркнул тот, но в голосе слышалась горечь. — Она просто использовала меня, чтобы протолкнуть себя. Хотела сделать из нас «идеальную пару». Для камеры, для контрактов. Я говорю тебе правду, но ты веришь в её спектакль.

— Она сказала, что ты был у неё первым… — Оат говорил уже тише, почти шёпотом. — И… ну, ты ведь мужчина. Ты не хочешь взять на себя ответственность?

Пим резко вывернул к обочине и ударил по тормозам. Повернул голову, глядя ему в глаза.

— Первым?.. Ты даже не представляешь, через что я прошёл, — выдохнул он.

— Почему ты такой… чёрствый? — с болью сказал Оат. — Она хотя бы… женщина.

— Оат! Чего ты от меня хочешь?! Я расстался с ней из-за тебя. Я показал тебе — всё, с ней покончено. А теперь ты сожалеешь? Хочешь, чтобы я вернулся к ней?! Так что тебе нужно, а?! Скажи!

— Тогда зачем ты сделал это… вот так? Ради меня?.. — Оат стиснул зубы.

— А как надо было? Ты хотел, чтобы я тоже играл с тобой, как со всеми остальными? Этого ты ждал, да?!

Оат застыл, опустив глаза.

— Я… хочу… вернуться домой.

— Не отпущу. Пока сам не поймёшь, чего хочешь — не уйдёшь, — резко сказал Пим и вышел из машины, громко хлопнув дверью.

○○○

Пэнг вскрикнул, когда О, охваченный злостью, толкнул его. Он потерял равновесие и рухнул на пол, ударившись ладонью как раз о разбитую тарелку.

— Чёрт… Пэнг! — воскликнул О, потрясённый. Из руки парня струилась кровь. В одно мгновение весь гнев испарился, словно его и не было. О кинулся вперёд, опустился рядом с ним, аккуратно взял его за окровавленную ладонь.

— Не прикасайся ко мне! — Пэнг резко отдёрнул руку, зло глядя на него.

— Тебе нужно обработать рану, кровь же идёт, — О говорил уже мягче, осторожно пытаясь вновь подхватить его руку.

— Это моя рука! И, кстати, кто сделал мне больно, а?! Ты! Ты меня толкнул! Рад теперь?! Чего ещё хочешь? Делай, что хочешь, О, ты всё равно всё делаешь по-своему! — выкрикнул Пэнг, снова толкнув его в грудь, но О крепко удержал его.

— Я сказал успокойся! — голос О прогремел по комнате.

Он резко вскинул руку, и Пэнг инстинктивно сжался, опустив голову — ждал пощёчины. Но удара не последовало. Вместо этого О просто закрыл глаза, подавил раздражение и вздохнул.

— Куда ты меня тащишь?! О, отпусти! — закричал Пэнг, когда понял, что его волоком уводят.

О не ответил. Он затащил его в комнату, аккуратно усадил на край кровати и, не проронив ни слова, принялся рыться в ящике в поисках аптечки. Нашёл её, открыл, вытащил вату, салфетки и бинт.

— Я сам справлюсь, — тихо сказал Пэнг, упрямо отворачиваясь.

Но О, уже стоявший на коленях перед ним, аккуратно прижал марлю к ране, впитывая кровь. Двигался он осторожно, как будто боялся навредить ещё сильнее.

— Хорошо, что не глубоко… — пробормотал он, проверяя порез.

Он уже собирался взять спиртовую салфетку, но Пэнг резко отдёрнул руку.

— Нет! Без спирта! Я не хочу! У тебя есть физраствор? Или хотя бы вода с содой?!

— Нет, — О посмотрел на него. — А чего ты так боишься?

Пэнг молчал, сжав губы.

Рука, тем временем, продолжала дрожать.

— Это же больно, придурок! — закричал Пэнг, сжав зубы. — Вот попробуй сам порезать себе руку ножом и полей спиртом! Посмотрим, как тебе понравится! — Пэнг никак не мог угомониться, выкрикивая всё подряд, лишь бы остановить О.

— Да не больно это! Сейчас промоем, подую, и всё — забудешь, что вообще порез был, — отмахнулся О с улыбкой, уже поднося ватку со спиртом.

— Нет! Ни за что! Пусть лучше так и останется! — упрямился Пэнг, отводя он него руку.

— Ты чего, ребёнок, что ли? Из-за такой царапины такое шоу устраиваешь… — проворчал О, но в глубине души посмеивался над его грозным лицом.

— Я просто… не люблю спирт, — буркнул Пэнг.

— Там что, Оат?

Пэнг тут же обернулся в сторону двери.

— Ай! Ты совсем дурак?! Ах ты… чёртов буйвол! — взвизгнул Пэнг, когда в этот самый момент О, воспользовавшись заминкой, ловко провёл спиртовой салфеткой по ране.

Он тут же шлёпнул О ладошкой по плечу О, не особенно больно, но с явным протестом.

— Мне же больно! — закричал Пэнг, съёжившись.

О тут же начал дуть на рану, чтобы хоть немного унять жжение.

— Ещё раз заорёшь — вылью на тебя весь флакон, — пригрозил он с ухмылкой.

— Мне правда больно… — пожаловался Пэнг, но руку не отдёрнул. О продолжал дуть, нежно придерживая его запястье.— Сильнее дуй! — потребовал Пэнг, почти как ребёнок, и О дунул с удвоенной силой.

— Полегчало? — наконец спросил он, поднимая голову. Пэнг сидел, нахмурив брови и глядя в сторону, как будто старался не показать, что боль отступила. Это было понятно без слов.

О аккуратно достал охлаждающую мазь, намазал порез, потом взял чистую марлю и начал перевязывать ладонь. Пэнг сидел, отвернувшись, чтобы не смотреть ему в глаза — ему было неловко. Всё-таки не так легко оставаться злым, когда тебе с такой заботой бинтуют руку.

Когда О поднял голову, чтобы снова что-то сказать, он заметил, что Пэнг не смотрит на него, а внимательно разглядывает ссадину на собственной руке.

— Всё, готово, — сказал О, отступая на шаг.

Пэнг недоверчиво посмотрел на перевязанную руку. Неужели этот буйвол и правда обработал рану аккуратно? Хотя жжение и липкое чувство всё ещё напоминали о себе, бинт сидел крепко, а боль, хоть немного, но утихла.

О достал из упаковки противовоспалительное и молча протянул ему.

— Прими, чтобы не было воспаления, — тихо проговорил он.

— Только не надо теперь гладить меня по голове и хлопать по спине, понял? — огрызнулся Пэнг, всё ещё раздражённый.

— Пей. Если рана воспалится — снова подскочит температура, — сказал О, но Пэнг всё ещё упирался, отказываясь брать таблетку. — Ладно… извини, — тихо сказал О, заставив Пэнга удивлённо поднять на него глаза. — И нечего так на меня смотреть, — раздражённо продолжил он. — Да, я накосячил, признаю. И с едой переборщил, и наговорил лишнего. Уже сто раз ты меня за это отчитывал. Если бы ещё не эта рана твоя…

— Да у тебя вообще одни гадости в голове, — пробурчал Пэнг себе под нос.

— Слушай, дело не в этом. Я же знаю, что ты умеешь готовить нормально. Так почему ты этого не сделал? Почему решил спровоцировать моих друзей? — спросил О уже серьёзнее, глядя Пэнгу прямо в глаза.

Тот ничего не ответил. Он понимал, что немного перестарался, дразня компанию О. Но признаваться в этом не хотелось.

— Ладно, где таблетки? Ты ведь собирался мне дать, — пробормотал наконец Пэнг, избегая прямого взгляда. Просить прямо было неудобно, но и без лекарства оставаться глупо.

О, не говоря ни слова, налил стакан воды и протянул вместе с таблеткой. Пэнг молча принял их.

— Всё ещё больно? — спросил О значительно мягче.

— Больно, — коротко ответил Пэнг.

— Тогда давай сюда руку обратно, сейчас добавлю ещё одну рану, — проворчал О с напускной угрозой. Пэнг лишь покосился на него, промолчав. — Ты ведь со мной уже не первый день. Должен знать, что я нетерпеливый. Так что в следующий раз не перегибай палку, понял?

— Тогда почему ты сам не попробуешь успокоиться? — резко бросил Пэнг. — Ты меня учишь держать себя в руках, а сам? На себя-то хоть раз взглянул? Если бы ты умел контролировать свои эмоции, не был бы таким нетерпеливым и не сделал бы мне больно.

Он замолчал и отвернулся, собираясь уходить.

— Послушай меня, пожалуйста, — тихо сказал О ему в спину. — Я ведь не садист, чтобы постоянно причинять тебе боль.

— Научись вести себя нормально. И друзьям своим тоже скажи, пусть научатся. Я устал уже с тобой ругаться.

— Ладно, я попробую. Но если я постараюсь, ты ведь тоже сможешь, правда?

— Тогда прекрати уже свои пошлости в мою сторону, — вставил Пэнг, проходя мимо.

О слегка улыбнулся, покачав головой:

— Вот это уже сложно. Вести себя нормально я ещё могу постараться. Но пошлость… это уже врождённое, от неё избавиться трудно.

Вот чёрт… Как же он бесит. Просто невыносимо бесит… — мысленно ругнулся Пэнг, сдерживая раздражение.

— Что там бурчишь себе под нос? — внезапно спросил О, вскинув голову.

— Ничего я не бурчу! — быстро ответил Пэнг, явно не желая нарываться на очередной конфликт. — А кто пойдёт убирать ковёр в гостиной? — спросил он, ловко переводя тему разговора.

— Завтра найму уборщицу, она всё сделает, — махнул рукой О.

— Нет, не надо оставлять гостиную в таком состоянии, — тут же вмешался Пэнг.

— И что ты предлагаешь? Сам будешь убирать? С такой-то рукой? — скептически спросил О.

— А почему бы тебе самому хоть что-нибудь не убрать? — парировал Пэнг.

— Я здесь и так навёл порядок. Что ещё тебе нужно? — искренне удивился О, не замечая, как Пэнг снова нахмурился.

— Ладно, если ты не собираешься прибираться, я сделаю это сам. Я не собираюсь жить в таком свинарнике, — заявил Пэнг, поднимаясь и направляясь к выходу из комнаты.

— Подожди, твоя рука!.. — попытался остановить его О.

— Это моя рука! Если ты не хочешь ничего делать, значит придётся мне.

О, тяжело вздохнув, поспешил за ним. Пэнг уже стоял возле разбитой тарелки и неловко присел на корточки, пытаясь одной рукой собрать осколки.

— Эй, не надо. Я сам уберу, — поспешил О, увидев, как Пэнг беспомощно пытается прибраться одной рукой.

— Ты? — недоверчиво переспросил тот, поднимая на него взгляд.

— Кроме меня здесь никого нет. Не бойся, уж как-нибудь справлюсь, не добавлю тебе ещё одну рану, — проворчал О, уже собирая осколки голыми руками.

— Ладно, тогда поставь сюда мусорное ведро. Ведро, говорю тебе!.. И метлу принеси, сейчас подмету… Ты пока убери остатки еды с тарелки и отнеси их в раковину. И не надо метлой со стола сметать! Там бутылки пустые стоят, сложи их отдельно или в пакет — не выбрасывай, их потом можно сдать… — голос Пэнга, стоящего рядом, не замолкал ни на секунду.

О только вздохнул, бросив на него косой взгляд. Несмотря на раздражение, он чувствовал какое-то странное облегчение. Будто этот сердитый, постоянно ворчащий человек уже стал неотъемлемой частью его жизни. И почему-то ему было приятно следовать его указаниям, хоть признаться в этом он, конечно, не мог даже самому себе.