Индивидуальный проект | Глазами парней | Глава 49.5: Сны и кошмары
Когда Гермиона заснула между ними, Драко отложил книгу. Он вроде бы читал, но сосредоточиться было невозможно, слишком уж уютно устроилась рядом с ним довольная и расслабленная Гермиона.
Притворяться больше не имело смысла, особенно когда она начала тихо посапывать. Он осторожно убрал книгу, которая скатилась ей на грудь, и отложил её тоже. Теперь, когда свидетелем был только Тео, Драко не пытался скрыть мягкость во взгляде и смотрел на неё открыто.
Он смотрел, пока глаза не защипало от того, что забывал моргать. Смотрел, пока не стало трудно дышать. Смотрел, пока не пришлось отвернуться, только чтобы встретиться с внимательным, выжидающим взглядом Тео и убедиться, что всё это реально. Что это не плод его воображения.
— Всё в порядке, любимый? — тихо спросил Тео, голос звучал хриплым шёпотом в комнате, где единственным звуком было потрескивание огня в камине.
Драко кивнул, не говоря ни слова, и потянулся, чтобы убрать прядь непослушных кудрей с лица Гермионы. Она сонно фыркнула от щекотки, но не отодвинулась, наоборот, придвинулась ближе, пока не устроилось у него на груди, а худые коленки не упёрлись в его бедро. Ему было всё равно. Он не хотел, чтобы она отодвигалась. Он почти задерживал дыхание от одного только ощущения чуда.
Они уже делили постель и раньше, но это было не то. Не в его собственной спальне, не в его доме. Не после того, что только что произошло. После того, как она доверилась ему настолько, что пришла сюда. После того, как позволила связать себя, и даже сама попросила об этом. После того, как согласилась испытать боль, просто чтобы узнать, каково это, и не сочла жестокостью. Она доверяла ему так сильно, что это делало его одновременно могущественным и слабым.
— Да, — наконец выдохнул он. — Просто… я не знаю, как…
Тео ждал, не торопя его, но когда стало ясно, что Драко не способен закончить фразу, он сам подсказал окончание:
— Как любить её так, как она того заслуживает?
Глаза Драко распахнулись от внезапного удара паники при этих словах. Казалось, Тео вслух назвал его самую сокровенную неуверенность.
Что он недостаточно хорош. Что она заслуживает лучшего. Что и Тео тоже заслуживает лучшего.
— Не надо, — сдавленно выдохнул он, с надеждой, что Гермиона не проснётся и не услышит этого разговора.
Но взгляд Тео оставался тёплым и мягким, будто он боялся спугнуть что-то дикое. И это одновременно давало Драко чувство понимания и разжигало защитную реакцию.
— Всё в порядке. Она наша, — заверил его Тео. — Ты сам видел её сегодня. Слышал, что она сказала о том, что мы сделали. Это… правильно. Мы. Мы вместе это правильно. Я знаю, ты тоже это чувствуешь. И она, думаю, тоже.
— Хватит, Тео. Слишком рано делать такие выводы. Не существует никакой судьбы, и всё это… Пока нереально.
Драко всмотрелся в его глаза и не нашёл там ничего, кроме уверенности. Всё же он слегка пожал плечом, чтобы не сдвинуть Гермиону с места, и сказал:
— Нужно время. Нужно время, чтобы узнать, быть уверенным, чтобы использовать такие слова, как «моя» или «наша».
— Я знаю, сколько времени тебе понадобилось, чтобы сказать мне вслух, что ты любишь меня. Но я надеюсь, ты понимаешь, что я знал это и раньше. Я знал, потому что ты говорил это тысячей других способов. Ты говорил это в поцелуях, во взгляде. В том, как прикасался ко мне и держал меня. В том, как учился ради меня, как защищал. Я знал. И знал, что большая часть того, почему ты не мог произнести эти слова, заключалась в том, что ты думал, что тебе не дано чувствовать любовь, если ты делаешь всё то, что должен для своей семьи. Или что я не достоин того, чтобы меня любил кто-то вроде тебя, — прошептал Тео.
Драко слушал. На самом деле, ловил каждое слово. Но губы его всё же скривились в самоуничижительной усмешке, когда он процедил:
— Пожиратель смерти. Тот, кого нельзя искупить. Можешь сказать прямо.
Тео лишь тепло улыбнулся и ответил:
— Ты не безнадёжен. Думаю, ты просто не видел для себя хорошей жизни. Никакой жизни, которую мог бы предложить тому, кто тебе дорог. Вот почему ты отказался и от помолвки с Паркинсон.
— Прошу, расскажи мне побольше о моих собственных мотивах, — язвительно протянул Драко, но в его взгляде сквозило настоящее любопытство, пока он наблюдал за Тео поверх растрёпанных кудрей Гермионы.
— Хорошо, расскажу, — без тени раскаяния отозвался тот. Он замолчал, когда Гермиона зашевелилась между ними, но как только она снова устроилась поудобнее, прошептал: — Ты думал, что если Тёмный Лорд победит, тебе придётся прожить злую жизнь. А если проиграет, ты умрёшь или окажешься в Азкабане. В любом случае, тебе казалось, что предложить тебе нечего, верно? Но теперь всё иначе. И она видит тебя так же, как я. По крайней мере, она смотрит на тебя также как я смотрю на тебя. Я не хочу, чтобы ты боялся сказать ей, что чувствуешь. Особенно когда… ну, она ведь сказала нам сегодня, что чувствует, не так ли?
Драко задумался, взгляд скользнул с лица Тео на профиль Гермионы. На дыхание, от которого дрожал локон у виска.
— Ты не причинил мне боли. Это… это было блаженство. Я никогда не чувствовала ничего подобного. Мой разум был… тихим. Он никогда не бывает тихим. Ни когда я читаю, ни когда работаю, ни даже когда сплю. Никогда. Но тогда он был тихим.
Он помнил её слова, потому что они осели где-то глубоко внутри. Он подарил ей блаженство и тишину, то, чего ему самому всегда так не хватало. Гермиона не восприняла то, что они сделали, как боль, как жестокость или насилие, хотя в каком-то смысле это было выражением этой стороны его натуры. Нет, она увидела в этом нечто хорошее, то, что он дал ей, потому что они оба этого хотели. Она не просто приняла это ради него, а наоборот, как часть себя.
Это было… настоящее чудо, что тёмная жилка оказывалась чем-то, что они все понимали. Потому что она была частью их всех.
И этого было достаточно, чтобы его мысли ушли от слов Тео к тому, что может чувствовать к нему Гермиона, и что он чувствует к ней сам. Особенно когда после всего она всё равно хотела их обоих. Позволила им заботиться о себе, позволила ему омывать её, вытирать, нести в кровать. Она даже позволила им намазать мазью следы от ударов, которые он ей оставил, и спросила только о том, не сотрёт ли это полностью отметины, которые она заслужила. Не потому, что не доверяла его зелью или намерениям. Потому что хотела помнить. Потому что то, что они сделали, имело значение и для неё.
Потом Гермиона свернулась клубком у него на груди с книгой. Улыбалась ему сонной, почти одурманенной улыбкой, от которой у него кружилась голова. Тихие, сонные выдохи, которые она издавала, прижавшись щекой к его коже, заставляли сердце колотиться так сильно, что становилось трудно дышать.
Как она вообще могла спать под этот яростный стук сердца, с щекой на его груди?
Нет, не на подушке. Гермиона сдвинулась, губы приоткрылись, и, может быть, она даже чуть-чуть пускала слюну. Как он умудрялся находить милым даже это?
— Да, я безнадёжно влюблён, — тихо признался Драко, заставив себя снова поднять взгляд на Тео. Он пока не мог сказать люблю, но мог признаться в чувствах.
Тео, конечно, только ухмылялся и прижимался ближе к Гермионе, зарываясь лицом в её волосы:
— Да. Я тоже. Вот почему я уже сказал ей, что люблю её.
— М-м, — задумчиво протянул Драко.
Он попробовал представить себя, произносящим эти слова. Мысль о том, чтобы любить её, пугала. Казалось, не может быть такого, чтобы Драко Малфой оставил себе Гермиону Грейнджер. Разве это не приглашение разбить себе сердце, если позволить себе её любить?
И всё же, сможет ли он остановить себя? Он не был уверен, что достаточно силён для этого. Может, и так слишком поздно.
— Мне кажется, она лучше меня во всём, в чём только человек может быть лучше. И кажется, что мне не должно быть позволено её любить, — признался он.
Улыбка Тео не исчезла, но глаза стали грустнее.
— Ну, значит, может быть, вдвоём мы сможем быть достойными…
Эти слова вырвали у Драко удивлённый смешок. И тут же он замер, когда Гермиона пошевелилась от звука. Она что-то пробормотала, уткнулась носом в его горло, одна рука закрутилась так, что пальцы почти оказались у него под мышкой. Она во сне тянулась к теплу, и Драко не мог не улыбнуться.
Улыбка стала ещё светлее, когда он понял, что её движение включало и то, как она прижалась задницей к Тео, который тут же прикрыл глаза. Тот прикусил губу и шумно выдохнул.
— Представь, если бы каждая ночь была такой. Как бы мы были счастливы? — спросил Тео. — Я никогда не думал, что смогу быть счастлив. Или что мы вместе сможем. Долго я думал… Я думал, что буду любить тебя столько, сколько ты позволишь, пока сможем, но в конце концов… в конце концов появится женщина, к которой ты испытаешь чувства, и нам придётся учиться любить друг друга чуть меньше. Сначала я даже думал, что этой женщиной будет Гермиона.
— Но ведь ты всё равно потянулся к ней. Ты всё равно попросил её…
— Я хочу, чтобы у тебя было всё, чего ты хочешь. Особенно то, что действительно имеет значение, — объяснил Тео. — И сколько бы я ни понимал, что для тебя важны наследия семей Малфоев, Блэков и Розье… думаю, дело не только в этом. Не только в ценности или обязательстве истории и наследия. Думаю, ты ещё и по-настоящему хочешь быть отцом.
Нахмуренность Драко стала уже откровенно неловкой, и он отвёл взгляд.
— Не таким отцом, как твой, — продолжил Тео. — Хорошим отцом. Тем, кто добр, любит, поддерживает и вдохновляет. Думаю, ты хочешь построить ту семью, о которой сам мечтал. Ту, что была возможна в любви твоей матери, за пределами всех этих ожиданий традиции. Думаю, именно это было бы для тебя доказательством твоего искупления. И я отчаянно хочу, чтобы у тебя это было, даже если я сам не могу тебе этого дать.
Не было нужды говорить вслух, что теперь у Тео появилась надежда, что у троих из них может быть шанс на такое будущее. Что если Гермиона любит их обоих так, как он думает, или только начинает любить, то их жизни могут переплестись этим путём.
Часть Драко считала несправедливым по отношению к ней надеяться на это. А что, если она не захочет? Но разве суть любых отношений не в общей надежде на то, что взаимное влечение перерастёт в любовь и приведёт к совместной жизни? Жизни, где они будут искать желаемое вместе.
Не было никакой гарантии, что это получится, что они захотят одного и того же, или что даже если захотят, то окажутся к этому готовы в одно и то же время. Всё, что им оставалось, надеяться.
И всё же, какими бы ни были его надежды, Драко не знал, как построить такую семью. Добрую, любящую, поддерживающую. Одного лишь желания быть её частью было мало, а сам он не знал, как это сделать. Тео справился бы лучше него. Гермиона тем более. Оба они куда лучше владели искусством доброты, любви, поддержки, чем он сам. Настолько лучше, что, возможно, им и вовсе будет проще искать это без него.
— Даже если я хочу, не знаю, как это построить, — тихо признался он.
— Разберёшься. Мы всё ещё молоды, глупы и пробираемся сквозь последствия травм на ощупь. У тебя есть время. Ты уже сделал столько, чтобы стать самим собой. И этот процесс никогда не заканчивается, но… — Тео замолчал, протянул руку через Гермиону и положил ладонь на грудь Драко, большим пальцем надавив на самые глубокие шрамы от Сектумсемпры. — Ты вырос куда больше, чем сам готов признаться.
Драко долго смотрел на него и сказал:
— А если не получится? Если она нас не выберет?
— Оно того стоит. У неё вообще не будет шанса выбрать нас, если мы оба не выберем её, — заметил Тео.
С трудом сглотнув, Драко понял, что не может это отрицать. У него был выбор, рискнуть с Гермионой, и тогда могло не получиться, или удержаться, и тогда гарантированно не получится. Его пугало, что он может оказаться для неё недостаточно хорошим, даже если рядом будет и Тео, но чувство страха ему было привычно. Он годами жил в постоянном страхе. По крайней мере, теперь это был страх чего-то великого и светлого, а не ужасного и тёмного.
Потому что она была светом. Достаточно ярким, чтобы осветить даже самые глубокие тени.
— Когда она была связана… Когда стонала и задыхалась… И тот момент, когда её взгляд помутнел, а потом она кончила так сильно, что выронила деревянную ложку… — задумчиво проговорил Драко, и только тогда осознал, насколько близко её бедро прижимается к его члену в этой позиции. — А потом слова… о том, что в голове стало тихо, что это было блаженство…
— Да. Она невероятна, — с благоговением вздохнул Тео, скользнув рукой с груди Драко вниз, вдоль тела Гермионы, пока не коснулся изгиба её ягодицы под ночной рубашкой. — И твоей матери она нравится.
— Давай без разговоров о моей матери в постели, ладно, — ответил он, закатив глаза.
Хотя Тео и не ошибался. Для Драко было важно, что Гермиона и Нарцисса ладили. Может, это были всего лишь несколько разговоров, но всё равно ощущалось настоящим.
— Хорошо. Тогда давай поговорим о Гермионе, особенно о том, как она выглядела, когда всё глубже погружалась под каждый удар хлыста, — тихо сказал Тео, лаская один из красных следов, что оставил Драко. — Как она извивалась для тебя, выгибалась для тебя, кончала для тебя… В следующий раз нужно связать её иначе, чтобы я мог видеть, как она становится всё мокрее с каждым ударом. И то, какой уязвимой она позволила себе быть с нами… Салазар, я думал, что взорвусь, когда ты положил её в мои руки после этого, когда она тихо застонала и уронила голову мне на плечо, пока ты готовил ванну…
Тео не договорил и сдавленно застонал, уткнувшись лицом в волосы Гермионы, нашёптывая что-то нежное. Драко представил, что он признаётся ей в любви, говорит слова, которые всегда давались ему куда проще, чем самому Драко. Тепло Тео стало для него не просто привычкой, потребностью. Любовью.
Это тепло отогрело в нём те части, что без него давно бы зачахли.
Слушая, как Тео шепчет ей что-то ласковое, Драко ощущал и тепло Гермионы, проникающее в его кожу там, где они соприкасались. И ему в голову пришла до смешного сентиментальная мысль о том, что, может быть, их общее тепло разожжёт искру и в нём самом.
— Я не хочу её отпускать. Никогда.
— Я тоже, — улыбнувшись, ответил Тео.
Но в конце концов и их сморил сон. Одного лишь наблюдения и желания было недостаточно, чтобы не дать телу поддаться усталости, хотя даже сон не мог это заглушить. Сны Драко были полны и того, и другого. В них он снова видел, как Гермиона скачет на Тео в ванне, и снова жаждал её, когда она приходила к нему.
Чем глубже он засыпал, тем больше мысли отходили от простых воспоминаний и превращались во что-то почти призрачное. Пар собирался вокруг них облаками, унося из-под власти реальности в мир эфемерный. В его снах и Тео, и Гермиона двигались для него, показываясь ему, чтобы он мог видеть их, чувствовать тёплые, податливые тела под руками. Он слышал и прекрасные звуки их наслаждения, пока они вместе искали кульминацию.
Но вскоре стоны Гермионы в его сне начали разноситься всё громче и громче, не стихая, а нарастая. Облака потемнели, звуки вытянулись, исказились, стали резче. Они превратились в другой звук, который он никогда не забудет.
Они трещали в его голове, как буря, становясь всё громче, пока энергия этих звуков не начала сотрясать всё вокруг. Голова раскалывалась, и Драко стоял на коленях, безмолвно крича, наблюдая, как она корчится и истекает кровью. Широко раскрытые глаза нашли его, пронзили, пригвоздили к месту так, что он не мог броситься к ней.
Он не мог подойти, а крови становилось всё больше. Слишком много. Она залила комнату. Он ощущал её вкус, дышал ею, захлёбывался в ней. Захлёбывался в её глазах, свет которых угасал с каждой секундой, янтарь и золото вытекали из них.
Жизнь покидала её, а он стоял на коленях, скованный. Страхи того дня оживали вновь, пока тьма вокруг неё сгущалась в бесчеловечную темень.
Он всё ещё не мог издать ни звука, но её крики постепенно стихли, сменившись безумным хохотом его тёти. Тени обретали облик. Наполовину воспоминание, наполовину чудовище, пасть широкая, глаза горят красными искрами, словно подсвеченные из-за завесы.
Кошмар, который никогда не умирал, начал рвать Гермиону на куски у него на глазах, разрывая и калеча её.
Он проснулся, задыхаясь, в панике как от тех частей сна, что совпадали с реальностью, так и от тех, что исказили её в кошмар. Всё это давило на грудь, мешало дышать, душило.
— Ты в порядке. Это был всего лишь кошмар, — прошептал рядом Тео.
Всё тело Драко было напряжено, словно застывшее, сведённое судорогой, настолько туго, что он не мог расслабиться даже для вдоха.
— Эй. Посмотри на меня. Ты здесь. Ты в безопасности, — настаивал Тео.
Драко заставил себя разжать челюсть настолько, чтобы выдавить хрип:
— Она… я не уверен. Но уверен, что с ней всё в порядке. Наверное, просто не смогла уснуть, — мягко, но твёрдо сказал Тео. — Просто дыши. Вдох и выдох. Попробуй…
Но Драко рванулся вперёд, не дав Тео договорить, оттолкнув его, с трудом хватая воздух и спотыкаясь, выбежал из комнаты. Он слышал, что Тео следует за ним, но не ждал. Ему нужно было убедиться, что Гермиона не…
В далёкой, логичной части сознания, которую сейчас душила паника, Драко понимал, что Беллатриса мертва, Гермиона в безопасности. Но прошло всего несколько месяцев с тех пор, как поместье не было залито ужасом, и оставались места, слишком пропитанные мраком, чтобы он мог им доверять.
Именно туда он сейчас направился. Небольшая лестница вела из его спальни к коридору между кухней и столовой. Сразу за ними была нужная дверь.
Но она оставалась закрытой и запертой. Гермионы там не было. Значит…
— Драко! — негромко позвал Тео.
Гермиона была одна в этом доме, полном демонов и скелетов в углах, и он должен был её найти.
Если она не в том месте, что было корнем его кошмаров, значит, она наверняка в том месте, что было домом для её мечтаний.