Бесконечно | Эпилог
Софи безутешно плакала, почти сходя с ума. Она искала его, вновь и вновь, без остановки. Потому что любила слишком сильно.
— Почему он так жесток? Почему он отвергает меня вот так?! — шептала она в исступлении. — Всё из-за него, из-за этого мальчишки из дома танцовщицы! Такие, как он, не заслуживают жить! Никто не имеет права отнять его у меня. Он должен быть только моим!
— Софи... дочь моя... неужели ты и правда убила человека? — раздался хриплый, срывающийся голос.
Сгорбленная фигура, некогда гордая, теперь казалась раздавленной горем. В руке он держал письмо. С глаз капали слёзы.
— Он заслужил это! Он забрал у меня моего брата!
— Ты… — пожилой отец закрыл лицо рукой, не в силах больше сдерживать рыдания. Его обожаемая дочь теперь была лишь тенью той Софи, что когда-то была красива и утончённа. Теперь она казалась безумной, потерявшей разум.
— Папа… Где мой брат? Папа, помоги мне найти его. Я выйду за него замуж!
Он опустился на колени перед решёткой, протянул руку сквозь железные прутья и мягко коснулся её растрёпанных волос.
— Нет… Куда он ушёл? Он на службе?
Она застыла, потрясённая, как будто не могла поверить в то, что только что услышала.
— Нет, Софи. Я не лгу. Он и правда умер. Умер от горя… вслед за тем танцовщиком.
После этих слов тишину тюрьмы разорвал крик. Она вопила, звала его по имени до самого последнего дня…
Он всё понял. Почему чувствовал странную связь с тем домом. Почему боялся сада за факультетом. Почему в глазах Кхун Пхра Ная была такая печаль. Почему он столько лет страдал.
— Каэв! Каэв проснулся! — это был голос Руди, но Каэвта его не услышал.
Какие бы вопросы ему ни задавали, он только качал головой, не в силах вымолвить ни слова. Слёзы не останавливались. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он перестал всхлипывать. Но печаль осталась, тянущая, разливающаяся по груди, как бесконечный прилив.
— Каэвта, мы так рады, что ты наконец проснулся. Твоя мама только ушла переодеться и скоро вернётся. Преподаватель Прем тоже приходил, только что ушёл. Ты не голоден? — Руди говорила быстро, глядя на друга с беспокойством. Сале, только что вернувшийся, с облегчением коснулся его руки. Всё это время Каэвта был без сознания. Три дня и три ночи.
Но первая фраза, которую он произнёс, заставила обоих замереть.
— А Кхун Пхра Най?.. — он поднял на них глаза. — Где ККхун Пхра Най?
— Он... пропал, — ответил Сале, посмотрев на сестру.
— Что?! — Каэвты подскочил и попытался сесть, но тут же откинулся обратно, закружилась голова. Руди начала его отчитывать и вызвала врача.
Каэвте не позволяли покинуть больницу, как бы он ни умолял. Все опасались за его состояние. Но он не мог оставаться на месте. С тех пор как открыл глаза, он ни разу не увидел Кхун Пхра Ная. В груди у него горело беспокойство, и он сам не знал, откуда оно.
— Кхун Яй… где ты?.. — снова и снова звал он про себя. И только чтобы не выдать себя, не показаться безумцем, просто сидел молча и смотрел в одну точку, на портрет Кхун Пхра Ная.
Каэвта повернул голову. Сердце на миг ёкнуло от радости, но тут же сжалось. Это был не тот, кого он ждал.
— Ты выглядишь неважно, — Прем проследил за его взглядом. — Кто изображён на этой картине?
— Преподаватель… пожалуйста… помоги мне.
— Помоги попасть в Белый дом. Я тебя очень прошу...
Он ничего не объяснил, но вскоре дрожащий, измождённый молодой человек стоял перед воротами. Прем не понимал, кого тот пришёл искать. Того, кто изображён на портрете?..
— Кхун Яй!.. Кхун Яй, ты здесь?! — прозвучал его хриплый голос.
— Каэвта? — Прем попытался остановить его. — Кого ты зовёшь? Здесь никого нет...
— Он здесь! Где мой Кхун Яй? Он должен быть здесь! — выкрикнул Каэвта, резко обернувшись. Он продолжал звать, не замечая, как каждое его слово — «мой Кхун Яй» — словно гвоздями вбивалось в сердце того, кто стоял рядом. Молодой преподаватель тяжело опустился в тёмно-зелёное кресло в холле, сдавленно дыша. Он понял, что влюбился. Безнадёжно.
Он поднялся и вошёл в комнату, которую счёл библиотекой. Повсюду были стеллажи с книгами, большой письменный стол, а за ним старая фотография. Преподаватель подошёл ближе, не веря глазам. На снимке — молодой человек в старинной белой форме с фиолетово-зелёным фасином. Безупречное лицо. Грустные глаза. Именно его портрет был у Каэвты.
Выцветшее фото. Пустая Белая резиденция, будто давно заброшена.
Неужели... этого человека не существует?
— Каэвта! Кого ты, в конце концов, ищешь? — Прем поднялся по лестнице и схватил Каэвту за руку, заставив того обернуться.
— Я же говорил, я ищу Кхун Яя! Моего Кхун Яя! — выкрикнул Каэвта и вырвался из хватки. Сейчас он был готов разорвать всё, лишь бы снова увидеть своего любимого.
— На портрете ведь он, так ведь?
— Но... это старинное фото. Как он может существовать? — спросил преподаватель, хотя сам знал ответ. Сердце подсказывало.
— Для меня он существует! — вспыхнул Каэвта, слёзы катились по щекам. Он знал, как и Прем, что Кхун Яя здесь уже не было.
— Это невозможно. Даже если я его не видел, он не человек.
— А ты знаешь лучше меня?! — зарычал Каэвта. — Он был здесь, он был со мной!
— Если ты его видел... значит, это был призраком.
— Где он? Почему не появляется? — преподаватель повысил голос. Но, встретив искажённое от боли лицо Каэвты, сам сжался от боли.
— Он должен быть здесь... — зашептал тот и, дрожа, вновь и вновь произносил его имя.
Он сам не заметил, как, обессиленный, склонился на широкую грудь мужчины и заплакал.
— Можно... можно мне быть рядом, Каэвта? — почти беззвучно прошептал он.
Монах тяжело вздохнул, глядя на молодого посетителя. Тот приходил уже много дней подряд. Упрямый, но с добрым сердцем. Хотел бы он его избегать, но как отказаться, когда тот приносит подношения и просит помолиться?
— А кто это с тобой? — кивнул монах на человека, сидевшего чуть поодаль.
Лицо красивое, благородное и пугающе знакомое.
— Преподаватель из университета, где я учусь.
— Прошу вас, Луанг Пхор... скажите, где они. Кхун Яй, Номьям, Най-Сан...
— Но почему я не могу их видеть? — в глазах вновь вспыхнула надежда.
— Зачем тебе удерживать их, дитя? Их время в этом мире подходит к концу.
— Что вы имеете в виду?.. Они больше не вернутся?
Монах молча смотрел ему в глаза.
— Значит... я больше никогда не увижу их? — прошептал Каэвта.
Тот медленно кивнул. Надежда, только что вспыхнувшая, тут же потухла.
Прем подошёл ближе, взял его за запястье, заглянул в глаза. Он всё это время был рядом. Он следил, говорил, ждал. Никогда не получал взаимности, но и не отступал.
— Я тоже люблю Каэвту. Я... не могу ли я стать тем, кто будет рядом вместо Кхуна Пхра Ная?
Каэвта холодно посмотрел ему в глаза. Ответ был не для Према, для себя самого.
— Ты не знаешь, как трудно нам было любить друг друга, — прошептал Каэвта, вырываясь из большой ладони и отворачиваясь. Он знал, если продолжит смотреть в это лицо, не удержится, заплачет. Он прекрасно понимал, почему позволял Прему быть рядом, ходить за ним, заботиться… потому что был эгоистом.
— Да, я не знаю, как трудно было тебе и ему. Но ты и сам не знаешь, как сильно люблю тебя я.
Каэвта замер. Хрупкие плечи вздрогнули, потом выпрямились, и он молча вышел.
Прем остался стоять, с тяжестью в сердце глядя на образ, который не мог забыть. Он всё знал, всё понимал, но… всё равно надеялся. Молодой человек опустился рядом с Каэвтой, осторожно убрал прядь волос со лба. Позвал тихо.
— Я не прошу тебя забыть его, Каэв, — прошептал тот, взяв его ладонь в свои руки. — Я знаю, это невозможно. Но хочу… чтобы ты хотя бы немного приоткрыл своё сердце.
— Пи… я люблю тебя, как родного, — слова, которые он и так знал, оказались больнее, чем ожидал.
Мужчина печально улыбнулся, сжав губы, чтобы не дрогнуть.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но… это невозможно.
— Да, я знаю, — ответил Прем, опуская взгляд. Боль жгла грудь, онемевшее сердце будто перестало биться. Но он не отпускал маленькую руку, держал крепко. — Позволь мне просто быть рядом… заботиться о тебе.
— Спасибо… — прошептал Каэвта и, не сдержавшись, расплакался. Он сожалел, что не мог ответить взаимностью — ни Сале, ни Прему. Но сердце его принадлежало только одному человеку.
Он продолжал приходить в Белый дом каждый день. Не слышал голосов, не видел образов, как прежде… но верил, что кто-то всё ещё был там. Так ему сказал монах.
— Кхун Яй, ты слышишь меня? — прошептал Каэвта.
Мягкий ветерок пронёсся по комнате. Сердце сжалось. Он вошёл в спальню. Всё оставалось на своих местах, как будто никто и не умирал. Каэвта опустился на кровать, поглаживая холодную, побледневшую ткань.
— Я очень скучаю по тебе… Пожалуйста, появись. Мне нужно… я должен тебе кое-что сказать.
Ветер усилился. Воздушные занавеси взметнулись ввысь. Каэвта... — будто шёпот, будто чей-то голос… Он вскочил. Может, он в зале для танцев?
— Ты! — Каэвта резко обернулся и застыл, глаза расширились. Перед ним стояла стройная фигура в бледно-розовом. Девушка двигалась плавно, держа в руке тяжёлое полено. Узкие глаза смотрели не мигая. На губах, окрашенных тёмной помадой, играла жуткая улыбка. — Софи…
— Да, это я, — голос звучал чуждо.
— Боишься? — она погладила полено, наклонив голову. — А знаешь, что я сделаю?
— Я сотру тебя с лица земли. Потому что мой брат должен быть только моим!
— Замолчи! — закричала она. — В тот день, когда я впервые увидела его на Пахурате, моё сердце подсказало, что я нашла его!
Каэвта вспомнил. Тогда она встретила… Према.
— Я видела его потом снова и снова. Пусть он и не такой, как в моих снах, но мне всё равно. Я счастлива, что нашла его.
— Всё из-за тебя! Он всё ещё любит тебя, несмотря ни на что. Потому я должна… избавиться от тебя.
— Софи, прошу, остановись. Не порождай ещё больше кармы. Прошу…
— Никогда! Пока ты здесь, он не увидит меня. Я не позволю! — закричала она.
Глаза её налились яростью, в голосе звучала истерика.
— Но я всё равно тебя прощаю, — попытался сдержанно ответить Каэвта, надеясь на спасение. Но Софи уже преградила путь к двери.
— Правда? Тогда и я прощу тебя… после того, как ты умрёшь! — с этими словами она кинулась вперёд, замахнувшись.
Каэвта успел увернуться, но тяжёлый край полена больно ударил его по руке.
— Пожалуйста, не делай этого… — простонал он. Рука невыносимо болела. Ему казалось, кость сломана…
— Тогда умри! — закричала Софи и снова обрушила деревянное бревно на голову лежащего юноши. Раздался глухой удар. Тело обмякло и осталось лежать без движения. Она торжественно улыбнулась, с безумием в глазах. Подошла ближе и пнула его носком туфли. Улыбка превратилась в безумный оскал.
Отныне мой брат будет только моим!
— Каэвта! Ты здесь? — послышался громкий мужской голос. Глаза Софи расширились. Она метнулась к окну. Высокая фигура вошла в Белый дом. Нужно было действовать.
Сжечь. Да! Сжечь его вместе с этим домом!
Софи схватила заранее приготовленную канистру с бензином и начала торопливо разбрызгивать жидкость по комнате. Звук шагов приближался.
— Кхун Софи?! Что ты делаешь?! — закричал преподаватель, заметив лежащее на полу безжизненное тело Каэвты. Он шагнул было вперёд, но застыл, когда девушка вскинула руку с зажжённой спичкой.
— Не приближайся! — зарычала она.
Едкий запах бензина ударил в нос. С утра он чувствовал странное беспокойство, не знал, почему, но сердце тревожно сжималось в груди. Не найдя Каэвту у Руди, он поехал сюда, в Белый дом, ведомый одной лишь тревогой.
— Не делай глупостей, — проговорил он, стараясь сохранять спокойствие, хотя кровь стыла от ужаса при виде Каэвты. На лбу юноши виднелась алая, густая кровь. Но грудь всё ещё приподнималась в ритме дыхания. Он жив. Слава богу, жив…
— Глупости? Я схожу с ума по тебе, Пи!
— Раньше и сейчас… ты всегда смотришь только на него!
Преподаватель нахмурился. Он не понимал, что она несёт, но, вспомнив истории Руди, догадался: Софи, возможно, действительно видела что-то во снах. Она путает сны с реальностью.
— Лжёшь! Ты мой брат! Ты мой, не его! — закричала она, когда он сделал шаг.
Прем бросился вперёд, выхватил у неё спичку и потащил прочь от залитой бензином комнаты. Софи сопротивлялась, вырывалась, визжала, с отчаянием безумной тянула его назад. Они боролись, пока не докатились до лестницы.
Она вырвалась и бросила зажжённую спичку в комнату. Пламя мгновенно вспыхнуло. Преподаватель закричал от ужаса. Он попытался вырваться, но Софи крепко вцепилась в него. Они упали.
— Каэвта! — прокричал он, прежде чем пламя и дым закрыли от него последний образ того, кого он хотел спасти. И наступила темнота.
Боль пронзила всё тело. Руки и ноги не слушались. Каждое дыхание как удар ножом в грудь. Пахло железом и гарью. Он закашлялся, выплёвывая сгусток крови.
Я должен помочь. Я ещё могу помочь Каэвте…
Сквозь мутное зрение он увидел силуэт. Высокий, стройный. Лицо... он знал это лицо.
— Кхун Пхра Най... это ты? — прошептал он. Фигура кивнула, взгляд был полон печали. — Ты жалеешь, что не можешь спасти ни его, ни меня? — снова кивок. На лице появилась с трудом вымученная улыбка, а глаза налились слезами. — Помоги ему... пожалуйста... помоги Каэвте…
Преподаватель Прем улыбнулся. В последний раз.
Огонь бушевал, яростно поглощая Белый дом. Пламя быстро распространилось по зданию, перекинулось на соседние постройки, в том числе на маленький зал для танцев, стоящий поодаль. Всё исчезло в языках огня, порождённого безумием ревности.
— Каэвта, любовь моя… — прошептал глубокий голос. Веки дрогнули.
— Ты в безопасности, — промолвил обладатель прекрасного лица и тихо улыбнулся, стараясь его утешить.
— Где ты был? — хрипло и сухо спросил Каэвта.
— Не уходи больше… Не уходи… Потому что я тебя люблю.
— Каэвта?.. — его губы изогнулись в нежной улыбке.
— А я люблю тебя, Каэвта… Больше всего на свете… — ответил он, и его бледное лицо озарилось тёплой улыбкой, прежде чем тяжёлые веки вновь сомкнулись. Где-то рядом раздался сдержанный всхлип.
Прошло пять месяцев. Всё оставалось так же. Ничего не изменилось. Он вертел на пальце тонкое золотое кольцо и тяжело вздыхал. В день, когда очнулся в больнице и узнал всю правду, он снова обнаружил кольцо на своём безымянном пальце. Каэвта помнил, как потерял его и как нашёл на пальце тела в хрустальном гробу. Он не хотел его обратно. Но однажды кольцо просто… вернулось.
После выписки Каэвта забрал мать из дома Руди, и они сняли маленькое жильё. Ни уговоры подруги, ни попытки её брата не смогли его разубедить.
Каэвта не хотел больше быть обузой, поэтому начал работать столько, сколько позволяли силы. Работал усердно, чтобы не думать, чтобы ложиться спать и сразу засыпать, чтобы вставать по утрам и идти на занятия. А после снова на работу. День за днём, по кругу. Он бежал. И учился принимать.
Принимать то, что его любимого человека больше нет.
Белый дом сгорел дотла. Вместе с ним и маленьким домиком. Ничего не осталось. Только воспоминания. Часто он останавливался на этом месте, позволяя слезам катиться по щекам без рыданий, поджимая губы, чтобы не вымолвить то имя, которое всё ещё жило в его мыслях.
Пусть все страдания закончится. Пусть боль отпустит. Пусть ничто больше не терзает его душу.
Монах сказал, что все трое ушли в лучшее царство, свободное от привязанностей и страданий. Поэтому Каэвта мог лишь молча плакать, вспоминая их, и делать подношения ради их душ.
А в конце концов, тот самый преподаватель Прем уехал, даже не дождавшись благодарности.
— Раньше ты говорил, что не хочешь сюда приходить, — заметила Руди, остановившись рядом со своим лучшим другом… у лесного сада за корпусом факультета.
— Да, но теперь всё в порядке.
Девушка удивлённо вскинула брови, но всё же прошла за ним и села под большим деревом, раскладывая мольберт.
Каэвта прислонился к стволу и закрыл глаза. Да, когда-то он боялся этого места. Того самого, где погиб давным-давно. Но теперь этот страх стал безразличен. Он узнал, откуда тот взялся и выбрал отпустить его.
— Кстати, Каэв, я забыла сказать, тебе пришла посылка, — вдруг вспомнила Руди.
Он осторожно взял в руки цилиндр, как те, в которых хранили эскизы. Имя отправителя отсутствовало. Будто бы кто-то подложил его в аудиторию сам, а не принёс почтальон. Руди пожала плечами, когда он вопросительно взглянул на неё. Каэвта медленно открыл крышку и достал большую скатанную бумагу. Он начал её разворачивать…
Руки дрожали. Глаза распахнулись от шока, который быстро сменился яростью.
— Чёрт возьми… это же чертёж Белого дома!
— Вы… вы видели, кто это принёс? — Каэвта резко обернулся к преподавателю, находившемуся в аудитории.
— Нет, только сообщили, что на твоё имя оставили посылку…
— Это изображение! Он всё-таки его нарисовал! — сквозь зубы процедил парень, переполненный гневом.
— Кто же ещё? Преподаватель Прем! Он обещал! Обещал, что не станет рисовать Белый дом без моего разрешения! А теперь?.. Лгун!
В конце концов, Каэвта добрался до старого адреса молодого профессора. Он не был уверен, вернулся ли тот из США, но хотел попробовать.
— Не злись так на профессора Према, — сказала Руди. — Он же тебе тогда жизнь спас.
— Ах да… ну, поблагодарю сначала, а потом врежу по лицу за нарушенное обещание!
Пальцы яростно давили на дверной звонок. Руди пришлось схватить его за руку, боясь, что звонок просто расплавится. Но уже через секунду Каэвта сменил тактику: стал стучать в дверь и колотить по воротам.
— Эй, Прем! Ты дома?! Выходи немедленно! — закричал он, злой и взволнованный. Он давил на звонок снова и снова, не замечая, как Руди трясёт его за плечо. — Что?.. — начал он, обернувшись, и увидел знакомую фигуру.
Тот, кого он искал, застыл, а потом поспешно развернулся и зашагал прочь.
— Стой! — вскрикнул Каэвта и бросился в погоню. — Эй, стой, слышишь?!
— Почему ты убегаешь? — спросил Каэвта, догнав беглеца. Он схватил его за ворот рубашки, почти повалив, и потащил в ближайшее кафе.
— Нет... — попытался возразить тот, качая головой, но Каэвта со стуком ударил по столу, от чего подпрыгнули даже посетители. Руди застыла.
Большие солнцезащитные очки съехали на нос, и мужчина поспешно подтянул их обратно, чувствуя, как пот заливает лицо.
— Ты… ты осмелился лгать мне?! — яростный взгляд юноши прожигал насквозь. Преподаватель только внутренне ахнул. Когда этот миленький Каэвта стал таким грозным?
— Нет-нет, — поспешно поправился он, снова подтягивая очки, — я… э… ничего такого...
— Не строй из себя дурака! Ты сам сказал, что не станешь рисовать Белый дом без моего разрешения… — Каэвта резко замолчал, потому что Руди дёрнула его за рукав.
— Начни с другой фразы, — прошептала она.
— Ах да… спасибо, что тогда спас мне жизнь, — процедил он. Но не успел преподаватель кивнуть, как следующая фраза сбила его с толку: — Хотя я всё равно вижу в тебе кого-то, кем ты не являешься.
— Эм… — лицо Према под очками тут же побледнело.
— А теперь к делу. Ах, можешь снять солнцезащитные очки? — Каэвта скрестил руки на груди и указал на тёмные линзы на лице собеседника. Тот тут же замотал головой.
— Эй, вообще-то носить очки в помещении невежливо, — продолжил он, недовольно глядя на того, кто молчал и даже не собирался оправдываться.
Каэвта тяжело вздохнул, сдерживая новую волну раздражения. Он сам не понимал, почему всякий раз, как видел это лицо, внутри всё закипало. Раньше ведь с молодым преподавателем такого не случалось, он его не раздражал. Но сейчас испытывал только гнев, раздражение и странное желание поддеть.
— Ладно, к сути. Ты ведь знаешь, что я сейчас очень зол?
Тот молча покачал головой, но, поймав разъярённый взгляд Каэвты, тут же закивал.
— А знаешь, почему? — улыбка, возникшая на лице Каэвты, была мягкой, но зловещей. У Према по спине пробежал холодок. Он снова покачал головой. — Ты что, немой?
— А то я уже подумал, что у тебя язык отнялся, раз только киваешь и машешь головой.
— Ты очень грубый, — пробормотал тот.
— Что ты сказал? — резко вскинулся Каэвта.
— Э-э... может, нам стоит перейти к делу? — вмешалась Руди, опасаясь, что Прем окончательно стушуется.
— Да! Я просто скажу, что злюсь, потому что ты нарушил обещание!
— Обещание не рисовать Белый дом без моего разрешения!
— Эм... — лицо собеседника выражало полное непонимание. В ответ Каэвта с грохотом ударил ладонью по столу, и все вздрогнули.
— Ну... я просто хотел, чтобы Белый дом остался таким, как был...
— Значит, ты нарушил обещание и всё равно нарисовал его?
— Я... я обещал, Ри, — выкрутился тот, переходя на формальное обращение.
— Даже сейчас не можешь исправиться? Неужели у тебя и правда провалы в памяти?
Парень молчал. Каэвта вытащил из тубуса свернутый лист.
— За нарушение обещания я уничтожу этот рисунок!
— Нет! — Прем вскочил и протянул руку, чтобы выхватить лист, и в этот момент его тёмные очки соскользнули и упали.
— Эй! — Каэвта застыл, глядя В знакомое до боли лицо. Бумага выскользнула из его пальцев.
— Я ухожу, — сказал тот, надевая очки обратно и поспешно выходя из кафе. Каэвта не двинулся с места. Но в груди у него всё громче билось сердце.
— Где? — девушка закрутила головой, оглядывая помещение, но не увидела и следа знакомого ей Кхун Пхра Ная.
— Он был прямо перед нами... только что...
— Я точно знаю, что это был он!
— Может, ты просто слишком скучаешь, вот и мерещится, — пробормотала Руди, не веря ни на секунду. По её мнению, это был обычный человек. Ну не мог же это быть... призрак?
Каэвта прикусил губу. А вдруг она права?
— Ты не думаешь, что всё это какое-то... сумасшествие? — прошептала Руди, переглянувшись с ним.
— Может, просто захотел проехаться на тук-туке, — пожала плечами Руди. Но прежде чем она договорила, Каэвта уже сорвался с места и побежал к человеку, который как раз садился в тук-тук.
— Ах! — вскрикнул тот, когда Каэвта схватил его за руку.
— Каэвта?! Эм... я просто хотел прокатиться...
— Прокатиться? Тогда я с тобой.
— Вези нас на машине. Так будет удобнее, — Каэвта обхватил его за руку, чуть ли не умоляя. Высокий парень отшатнулся, чувствуя себя не в своей тарелке.
— Я видел, как ты приезжаешь на ней в университет.
— Эм... ну, знаешь... я просто хотел прокатиться на тук-туке.
— Тогда поехали туда же, куда ты возил меня раньше. Помнишь? — Каэвта пытался поймать его взгляд, но тот всё время отводил глаза.
Он не ответил. В итоге сам Каэвта назвал то место. Но, в отличие от его желания, поехали не на тук-туке, а в машине Руди. Она вызвалась быть водителем. По дороге преподаватель с интересом спросил, умеют ли женщины водить машину. Руди лишь весело рассмеялась, а Каэвта, напротив, не мог оторвать взгляда от странного поведения высокого спутника. Он даже пытался разглядеть его руки, будто что-то искал, но тот, будто догадываясь, всё время держал их в карманах.
Прошла неделя, и Каэвта всё больше убеждался, что этот человек был не тем, за кого себя выдавал. Даже Руди начала замечать странности. Например, преподаватель всегда носил тёмные очки, даже в пасмурную погоду. Или не узнавал никого в университете. Иногда, чтобы скрыть это, он изображал кашель, жаловался на горло, просто молчал или улыбался. Когда они ходили в кино на Пахурат, тот вёл себя так, будто никогда в жизни не видел фильмов.
— Он совсем не такой, как прежде, — прокомментировал Сале. Его тоже втянули в расследование, ведь он знал прежнего преподавателя.
— Он стал... более спокойным, замкнутым, не шутит, почти не улыбается и явно избегает общения.
— У прежнего преподавателя Према были карие глаза. Он не любил носить очки.
— Мне кажется... у него глаза, как у Кхун Яя...
После этих слов наступила тишина. Все взглянули в сторону дома, куда как раз входил высокий мужчина. Они прятались в машине и следили.
— Нам нужно больше доказательств, — вздохнул Сале. Он не мог принять версию Каэвты, ведь тот человек был живым, не призраком.
Луанг Пхор долго и пристально смотрел на мужчину перед собой. Настолько долго, что тот начал явно нервничать. Остальные трое, затаив дыхание, стояли за спиной.
— Э-э... со мной что-то не так, Луанг Пхор? — неловко спросил тот, стараясь держать голос ровным.
— Нет, юноша. Где ты был? Давненько не виделись.
— Вот как. Значит, вернулся, Ри? Остаться собираешься или так, навестить?
— Если получится, то останусь.
Когда мужчина приблизился, монах окропил его святой водой и протянул ему амулет.
— Пусть жизнь твоя будет свободна от страданий. Не трать попусту отпущенное время, сынок.
Он поклонился, но внутри сжался, ведь слова монаха явно имели скрытый смысл. Каэвта пошёл следом, ускоряя шаги, пока не поравнялся с ним.
— Есть что-то, что ты хочешь мне сказать? — спросил он.
— Тогда я спрошу. Как ты смог нарисовать план Белого дома?
— Хотя ты не знаешь его изнутри. Я там жил и знаю, что твой рисунок в точности совпадает с оригиналом.
— Это... наверное, совпадение.
— Почему ты просто не скажешь, что ты художник? Глянул пару раз и нарисовал.
Мужчина резко остановился. Холодный пот капал со лба, хотя погода была прохладной.
— И ещё одно. Помнишь, что ты мне тогда сказал? Когда я просил не рисовать дом...
Он молчал, большие ладони дрожали, влажные от напряжения.
— И последний вопрос. Почему ты всё время носишь солнцезащитные очки, когда находишься рядом со мной?
Каэвта сделал шаг вперёд, подошёл вплотную и осторожно снял очки с его лица. Под ними оказались чёрные глаза, такие родные и знакомые.
— Ты боялся, что я пойму? Что ты не настоящий преподаватель Прем?
Он с глубокой жалостью смотрел на безжизненное тело. Этот человек имел то же лицо, ту же привязанность к Каэвте… и, в конце концов, отдал свою жизнь, чтобы защитить любимого.
Закрыв глаза, Кхун Пхра Най принял окончательное решение: переселиться в только что угасшее тело. В собственном он уже не имел сил ни на что. Поднявшись, он оглядел грубое, но послушное тело, хоть и голова всё ещё была залита кровью. Наверху, в охваченной пламенем комнате, лежало тело Каэвты, который слабо дышал.
— Каэвта! — вскрикнул он, бросившись вверх сквозь огонь, не замечая, как кожа на руках и ногах покрывается волдырями. Лестница уже трещала, готовая рухнуть под весом пламени.
— Софи... — он замер, в отчаянии наблюдая, как языки пламени полностью поглотили её тело.
— Кхун Яй, балкон! — донёсся голос Сана сквозь дым. Он уже связал из простыней и шёлковых тканей импровизированную верёвку, обмотал ею Каэвту под мышками и аккуратно спустил вниз, где его поджидал Сан. Потом сам спрыгнул следом. Огонь охватил всё помещение.
— Каэвта, любимый... — выдохнул он, вытащив Каэвту из огненного ада.
— Теперь ты в безопасности, — прошептал он, прижимая дрожащий силуэт к груди.
— Не исчезай больше... Не исчезай... Я люблю тебя.
— Каэвта? — его губы дрогнули в улыбке. Сердце сжалось от счастья.
— И я тебя люблю, Каэвта. Очень... — прошептал он. Лицо оставалось бледным, но его озаряла улыбка. Перед тем как закрыть потяжелевшие веки, он поднял взгляд. Напротив стояло прозрачное тело преподавателя, с тем же лицом, той же доброй улыбкой. Призрак приблизился, склонился и поцеловал Каэвту в лоб.
— Прощай, мой дорогой Каэвта, — прошептал он сквозь всхлип.
Пхра Най попытался выйти из тела, но не смог. В панике обернулся к Сану, который стоял рядом, спокойно улыбаясь.
— Сан, что мне делать? Почему я не могу выйти?
— Может, так и должно быть, Кхун Яй, — его силуэт начал расплываться в воздухе.
— Возможно, судьба дала вам шанс жить заново.
— Я так сожалею, что не смогу увидеть ваше с Каэвтой счастье...
— Мне пора следовать за Номьям.
— Не вините себя, Кхун Яй. Я был счастлив быть с вами, делить радости и беды. Жаль, что не увижу, как вы станете счастливым по-настоящему, — он положил два золотых кольца на край кровати.
— Прощайте, Кхун Яй. Если судьба позволит, я хотел бы снова родиться, чтобы поддерживать вас. Будьте счастливы, — он склонился к его ногам, и исчез, оставив после себя лишь пустоту и плач.
Кхун Яй бережно надел маленькое кольцо на безымянный палец Каэвты и поцеловал его руку. Сердце разрывалось от путаницы и чувств, но времени не было, в тот момент приехали родственники профессора из США. Узнав о случившемся, они забрали его на лечение. Возможно, это было к лучшему: держаться подальше от Каэвты, пока он не научится жить с этим.
Так он начал заново учиться жить жизнью молодого преподавателя. Тот имел то же лицо, то же тело — словно близнец. Но окружающее общество требовало адаптации. И только через пять месяцев он по-настоящему привык к новой жизни.
Он вновь вернулся в Таиланд. Когда увидел пепелище Белого дома, сердце сжалось в тисках боли. И, как когда-то, он начал рисовать план особняка, не зная, что тот юный учитель когда-то пообещал Каэвте не делать этого без его согласия… Пока сам Каэвта не пришёл с этим рисунком. Пока не посмотрел ему в глаза. Пока не прижал его к стене и не оставил пути к бегству.
— Это потому что ты боишься… боишься, что я узнаю, что ты не настоящий преподаватель Прем?
— Правда ведь, Кхун Яй? — взгляд Каэвты пронзал его насквозь, и он замер, лишённый дара речи. Всё в нём дрожало, даже голос выдал волнение.
Каэвта только сузил глаза, прикусил губу… и медленно поднял левую руку, чтобы он мог разглядеть кольцо на безымянном пальце. Потом потянулся, чтобы его снять.
— Нет! — мужчина в ужасе схватил его ладонь и обнял. — Прости… пожалуйста, прости…
— Зачем было снова и снова врать?.. — тоненький голос задрожал, Каэвта уткнулся лицом в его грудь и расплакался. Всё, что он так долго держал в себе, вырвалось наружу.
— Прости, любимый… Прости меня за всё…
— Ты хоть представляешь, как я скучал?.. Как у меня сжималось всё внутри от мысли, что я никогда тебя больше не увижу?..
— Я тоже скучал. Я тоже… — сильные руки бережно прижали его лицо к себе. Он поцеловал гладкий лоб, затем щёки и заплаканные губы. Долго. Жадно. С тоской, накопившейся за годы.
Он распахнул глаза, затем улыбнулся так, как улыбаются только один раз в жизни. Коснулся его носа губами и прошептал:
Люблю… до боли, до дрожи, до последнего вздоха. Моё сердце…
Пусть оно плывёт, словно свет с небес, сквозь море, в эту землю Таиланда, к тебе, любимый. Пусть привязано оно будет на века. Через рождение и перерождение, моё чувство не угаснет. Пусть луна и духи небес будут свидетелями: в этот день мы — одно целое. Буду любить тебя, прекрасный, вечно. О, цветок чампака с Лаоса… я люблю тебя, как небо любит землю.
Никто не знал, почему дух Кхун Пхра Ная остался в этом теле. Но после того, как всё завершилось, они с Каэвтой ушли в монастырь на год, посвятив обет преподавателю Прему. Потому что помнили. Потому что были благодарны.
А потом… потом они прожили вместе десять лет. Много это или мало? Кто знает. Но этого хватило, чтобы исцелить старую боль. В начале последнего года тело Кхуна Пхра Ная стало слабеть, рушиться под тяжестью времени. Каэвта, в отчаянии, плакал, прижимаясь к нему, но любимый только улыбался и просил принять. Принять уход… и поблагодарить небо за эти десять лет, что они были рядом. Что они любили.
Он счёл это компенсацией. Наградой за все страдания. И когда настал день, и Кхун Пхра Най ушёл… Каэвта больше не плакал в голос. Он поднял взгляд, следя за белыми струйками дыма, что уносились в небо, и слёзы тихо катились по щекам. Без рыданий. Без боли, разрывающей сердце.
Они были вместе. И эти годы были настоящим сокровищем. Потому что тело, в котором жил Кхун Пхра Най, изначально не принадлежало ему. Оно было лишь сосудом, на время дарованным судьбой.
— Прощай, Кхун Яй… — тихо прошептал Каэвта. — Мы скоро встретимся снова.
Он не произнёс ни клятв, ни обетов «в каждой жизни быть рядом». Не хотел превращать свои слова в цепи. Он просто верил, что сколько бы ни прошло жизней, сколько бы ни сменилось эпох…