Воспоминания Рати | Глава 20: Сын служанки
Ночь за ночью Рати тонул в мыслях, вновь и вновь возвращаясь к тому неожиданному поцелую. Возвращаясь после утомительных занятий с рассеянными чиновниками, что оказалось куда утомительнее, чем обучение сельчан, он часами рассеянно смотрел на портрет матери в медальоне. А дерзкий виновник поцелуя так и не показался, оставив после себя только чувство тревоги и необъяснимой тоски.
С французским всё шло ни шатко ни валко: казалось, что у большинства отправленных на учёбу не было ни малейшего желания учиться. Прошло уже больше полугода, а успехи были мизерными. Лишь молодой принц и ещё пара старательных учеников демонстрировали хоть какой-то прогресс, едва достаточный, чтобы Луанг Рати Чарупич оставался достойным звания королевского преподавателя.
— Неужели вы и правда написали такое подробное сочинение, Ваше Высочество? — удивлённо проговорил он, разглядывая исписанные листы. — Может, я вам уже и не нужен как учитель?
— Как это не нужен? — с тёплой улыбкой ответил принц. — Я всё ещё многого не знаю. Пожалуйста, продолжай учить меня. Не выгоняй раньше времени.
К тому моменту он уже так привык к тому, как Рати перемежал официальную речь с неформальной, что даже преданный слуга принца давно перестал хмуриться.
— Ну что ж, — сказал Рати. — Ошибок пока не вижу, Ваше Высочество. Отнесу работу, проверю ещё раз и завтра поставлю оценку.
— Хорошо. С нетерпением ждём результата.
Когда принц вышел из зала, Рати повернулся к ученикам:
— А остальные? Кто-то уже закончил? В следующем месяце перейдём к новому разделу. Это сочинение пойдёт как пробный отчёт в министерство. Оценка...
— Какая ещё оценка? — перебил его до боли знакомый, но сегодня особенно раздражающий голос. — Ты что, решил, будто твоё мнение чего-то стоит?
Рати едва заставил себя поднять глаза, слишком уж не хотелось тратить силы. Но выбора не было: Кхун Вичитпакорн, более известный как Кхун Чай Рудж, с показной наглостью опёрся на его стол.
— С каких пор ты вообще имеешь право мне приказывать?
— Вы можете игнорировать мои указания, как я и говорил с самого начала. Если не желаете учиться, можете сообщить об этом министерству дворца. Я всего лишь исполняю свои обязанности. Но если вам хватит смелости ослушаться королевского указа и прекратить посещение занятий, я просто вычеркну ваше имя.
— Не тратьте на меня время, Кхун Чай. Напишите хоть пару строк. У меня ещё... Ай! — вскрикнул Рати, поднося руку к щеке, на которой остался красный след от внезапной пощёчины Кхун Чай Руджа.
Боль была не столько физическая, сколько удар по достоинству. Он с молчаливой яростью посмотрел на обидчика. Подозрения, что именно этот человек — причина внезапного холодного отношения тёти, теперь казались ему почти подтверждёнными.
О насилии в дворце Суриякон знали все. Несмотря на попытки Тиратхона заставить слуг молчать, слухи упорно ходили. Кхун Чай Рудж изначально питал злобу к Лютену и не мог стерпеть, что сын простой служанки стоит выше него самого. С таким вздорным и вспыльчивым человеком можно было ожидать чего угодно, как, собственно, и случилось, несмотря на множество свидетелей.
— Кхун Вичитпакорн, что бы ни случилось, вы должны проявлять уважение к знатным рангам. Даже если вы не принимаете указания, поднимать руку на преподавателя — это уже повод для наказания.
Но в глазах Кхун Вичитпакорна не было ни капли страха. Он схватил Рати за подбородок, заставив смотреть себе в глаза.
— Кому ты на меня жаловаться собрался? Этому своему королевскому секретарю? Думаешь, я должен его уважать?
— Что вы делаете?! — раздался голос Его Королевского Высочества Май, которому пришлось вернуться, когда один из слуг позвал его. Аудитория погрузилась в хаос. Несмотря на то, что враждебность Вичитпакорна к Рати ни для кого не была секретом, столь открытого нападения никто не ожидал. — За нападение на учителя и оскорбление старшего по званию можно лишиться титула и оказаться за решёткой. Каким бы сильным ни было отвращение, вы должны помнить, что он — сын посла, которого Его Величество лично запросил из Франции. Хотите, чтобы Сиам пострадал из-за ваших действий?
Кхун Вичитпакорн быстро отпустил Рати, но всё же ткнул в него пальцем:
— Ваше Высочество, но он всего лишь слуга в нашем доме!
— Уже нет! — резко отрезал Май, ударив тростью об пол. Гулкий стук заставил всех замереть. Его величественная осанка не позволяла никому поднять глаза. — Даже я обязан с уважением относиться к тем, кто обучает нас ради блага нации. Кто ты такой, чтобы вести себя с такой надменностью? Ты тратишь силы на осуждение чужого происхождения, когда сам позоришься сильнее любого крестьянина. Пока простолюдины кланяются и умоляют о получении знаний, ты ими брезгуешь. Его Величество разослал письма в другие страны, чтобы нас обучал Кхун Рати — для укрепления нашего королевства. Хочешь, чтобы этот труд был напрасен? Чтобы из-за таких, как ты, кто отказывается учиться, нас поработили иностранцы?
— Примите мои глубочайшие извинения, Ваше Высочество, — раздалось хором, когда собравшиеся слуги поспешно опустились на колени, склонив головы. Рати же стоял, дрожа, не зная, должен ли присоединиться к ним или остаться стоять.
— Раз не хочешь учиться, тогда выйди из этого зала и перестань тянуть за собой остальных. Завтра, скорее всего, ты лишишься своего титула. Преподаватель может тебя простить, но я лично прослежу, чтобы ты понёс наказание.
Несмотря на то, что ситуация, казалось, утихла, Рати всё равно вздрагивал каждый раз, когда лекарь прижимал холодный компресс к его опухшей щеке. Принц сидел рядом, наблюдая за лечением, окружённый слугами и помощниками.
Воспоминание о том, как изменилось лицо Кхун Чай Руджа после жёсткого выговора принца, невольно вызвало у Рати лёгкую усмешку… но та тут же померкла. Ведь формально этот человек был его дядей по приёмной линии — младшим братом Кхунъинг Рунг, женщины, которая растила и любила его. Скандал такого масштаба обязательно дойдёт до дворца Суриякон, и избежать последствий будет невозможно.
Тихо, с заметной нервозностью, Рати обратился к Его Высочеству:
— Хм? — Принц приподнял бровь. — Так ты, наконец, решился отбросить формальности?
Рати прищурился, делая лицо нарочито наивным, словно старался скрыть страх.
— Если титул вас не устраивает, я могу вернуться к прежнему обращению.
— Неважно. С меня уже достаточно рассказов от Тиратхона о твоём характере. Так что, Рати, чего ты хочешь на самом деле, раз уж пытаешься подлизаться?
Рати опустил взгляд, поджал губы, пойманный с поличным. Потом медленно поднял глаза и одарил принца мягкой, почти невинной улыбкой. Его Высочество устало вздохнул:
— Если это касается того чиновника, то нечего тут обсуждать. Я уже принял решение.
— Прошу вас, Ваше Высочество, хотя бы выслушайте меня, — взмолился Рати.
Увидев мольбу в его глазах, принц нехотя отвернул голову в сторону — жест, означавший, что он готов слушать, но без особого энтузиазма.
— Я держусь здесь исключительно на авторитете моего отца. Без поддержки Франции ничего не получится. Если этот конфликт выйдет из-под контроля, он затронет всех. Это никому не пойдёт на пользу, Ваше Высочество. Французы могут утратить доверие, перестать присылать специалистов. А учитывая хрупкие отношения между мной и дворцом Суриякон… боюсь, я больше не смогу держаться.
— Но есть правила. И есть наказания. Если всё это просто спустить на тормозах, он станет ещё более заносчивым и начнёт злоупотреблять положением. Ты тоже должен уметь постоять за себя. Не как базарный задира, но как человек с достоинством. Ты имеешь полное право защищаться и поддерживать порядок. Видеть, как ты всё время уступаешь, раздражает меня.
— Прошу прощения, Ваше Высочество.
— Ну так, говори. Чего ты хочешь? Но сразу предупреждаю: оставить его совсем без наказания — не вариант.
— Я вычеркну его из списка учеников, и он больше не будет участвовать в наших занятиях. Просто не хотелось бы доводить дело до тюрьмы или лишения титула.
Принц пристально посмотрел на лицо Рати, и это вызвало у него ещё большее раздражение. Но, вздохнув, он всё же проговорил:
— Его, как минимум, нужно понизить в звании.
— Я понимаю, Ваше Высочество. Пусть будет понижение.
Для Рати это было даже лучше, чем если бы Кхун Чай Руджа лишили титула вовсе или бросили в королевскую тюрьму. По законам, наказание за нанесённое оскорбление было бы справедливым. Вспоминая всё, что пришлось вынести тёте Буанпхан, Рати чувствовал, как грудь сжимается от боли. Он мечтал, чтобы она могла увидеть, как теперь наказывают того подлеца, думая, что это могло немного облегчить её страдания.
— Ах ты ж, Боги небесные, мой бедный молодой господин! Ваше прекрасное личико всё в синяках! — воскликнула Джем, с тревогой наклоняясь к Рати.
Он сморщил нос и сделал вид, что застеснялся, но чем больше Джем гладила его по щеке, тем сильнее он наклонялся, втайне надеясь на утешение.
— Я приготовлю вам что-нибудь. Что бы вы хотели?
— Думаю, смогу съесть только банан. Вчерашний рис с супом был таким пресным, что едва ли можно назвать съедобным, Пи Джем. Может, банан в кокосовом молоке поможет мне продержаться до утра.
— Вы с ума сошли, если думаете жить на одних бананах! Вы исхудаете до костей! — запричитала Джем. — Этот негодяй должен быть казнён за то, что посмел…
— Пи Джем, не так громко! — оборвал её Рати.
— А что? Это правда! — фыркнула она, и её голос был достаточно резким, чтобы по спине Рати пробежали мурашки. Однако, вновь взглянув на его избитое лицо, она смягчилась. — Я ведь растила вас, словно собственного. Даже комару не дала бы к вам приблизиться… И вот теперь какой-то подлец поднимает на вас руку?
— Мне и правда очень больше, Пи Джем. Посмотри вот сюда… Видишь?
— Хватит ныть, — холодный, властный тон, не терпящий возражений.
Рати вздрогнул от неожиданности и быстро отпрянул от служанки.
— Джем, иди, приготовь еду. Пусть Куи готовит лекарство.
Услышав знакомый голос, Джем поспешно поклонилась и вышла. Но прежде чем уйти, она успела сжать руку Рати, молча поддержав его перед тем, кто, казалось, мог одним взглядом загонять муравьёв обратно в землю.
— Пи Ти, тебя что, осы покусали? — попытался шутливо улыбнуться Рати, но тут же поморщился от боли. — Мне ведь правда плохо, знаешь?
— Я согласен с Его Высочеством. Законы должны исполняться строго, как написано, — холодно произнёс Тиратхон.
Рати потупил взгляд, словно в комнате внезапно похолодало. О случившемся Тиратхон узнал только на следующий день, когда синяки на его лице уже приобрели густой фиолетовый оттенок.
Министерство образования тоже уведомили, и теперь, как специальный представитель, Тиратхон должен был решать проблему официально.
— Что я скажу французам, если они спросят, как мы с этим справились? Если они сочтут, что их представитель здесь в опасности, кто понесёт ответственность за это от имени Сиама?
— Пи Ти… тебе совсем не важно, как я себя чувствую? — голос Рати стал тише, пояти шёпотом.
— Это неправда! — воскликнул Тиратхон. Поняв, что повысил голос, он отвернулся, сжал кулаки, а потом медленно выдохнул и снова посмотрел на Рати. — Конечно, мне не всё равно. Именно поэтому я так зол!
— Тебя волнует только твоя работа, Пи Ти.
— Рати, не время дуться! — отрезал он и пыхтя от злости поднялся по лестнице, оставив Рати внизу, вместе с виной, которая липла к нему, как пропитанный потом воротник.
Тиратхон всё же вернулся, всего через несколько минут. Он постучал, потом ещё раз, и ещё, но упрямый ребёнок за дверью не откликался. Он расхаживал взад-вперёд перед дверью, сдерживая раздражение. В какой-то момент ему захотелось стукнуть, но не в дверь, а по лбу этого упрямца.
— Послушай, Рати. Я волнуюсь за дипломатию не из-за собственного положения. Я боюсь, что Франция может отозвать тебя назад. Тебя могут вынудить вернуться, вот что меня действительно пугает. Не за себя боюсь, а за тебя.
По ту сторону двери Рати осторожно прижался к стене, не издавая ни звука. А Тиратхон продолжал:
— Это серьёзно. Если Его Величество узнает, а это неминуемо, он может распорядиться наказать Кхун Чай Руджа слишком строго. Придётся учитывать имидж страны, дипломатические отношения… Я хочу, чтобы ты сам назначил ему наказание — строго по закону. Так Сиам покажет, что не закрывает глаза на проступки. Тогда мы сможем без страха говорить с французами. Иначе его могут приговорить к смерти. Ты понимаешь?
— Ты думаешь, что это всё пустяки и хочешь спасти репутацию дворца Суриякон, но не забывай, кто ты есть. Если ты сам его накажешь, это будет мягче, чем если это сделают другие.
Рати слушал молча, и тревожное чувство постепенно разрасталось в груди. Он не думал об этом так глубоко. Он просто хотел сгладить углы… просил пощады, надеясь на лучшее. Но теперь всё стало иначе. Если избитый посланник останется без защиты, Франция точно потребует объяснений. И возмездия.
Тишину прервал тихий скрип двери. Тиратхон не двигался, пока она не распахнулась до конца, и только тогда вошёл.
— Да, — честно признался Рати. Его ответ вызвал хмурый взгляд.
— Почему? Я ведь всё тебе объяснил.
— Потому что ты даже не спросил, как я. Больно ли мне. Ел ли я. Всё, о чём ты говорил — это другие. Политика. Франция.
— А все эти жалобы и нытьё, которые ты вывалил на Нанг Джем? Думаешь, я не слышал? — пробормотал Тиратхон, будто оправдываясь.
— Это одно и то же, по-твоему? — продолжал Рати. — Пи Джем заботится обо мне каждый день, чувствует мою боль в каждом движении, злится вместе со мной. А ты?
— Я хотел отрубить ему руку прямо тогда, — тихо произнёс Тиратхон.
— Хотел отрубить ему руку и вырвать язык, не задумываясь о чьих-либо чувствах. Но мог ли я? Ты хоть представляешь, как мне было больно? Мог ли я сказать об этом вслух? Мог ли я просто сидеть здесь, позволив тебе утешать меня? Или самому тебя утешить, когда мне самому хотелось закричать от боли? Но я всё это проглотил. Разве не ты тот, кто так трясётся за внешность?
Рати промолчал. Возможно, потому, что впервые слышал, как эти слова, которые Тиратхон давно сдерживал в себе.
Он почувствовал лёгкое прикосновение к своей щеке. Тёплые, мягкие пальцы задержались на синяке, и это утешило его гораздо сильнее любых травяных компрессов. Теперь он всё понимал.
Понимал, почему Тиратхон выглядел сдержанным, почему действовал с холодной рассудительностью, словно всё это было просто делом государственной важности.
Чтобы сохранить его положение наставника.
Чтобы не допустить нового насилия со стороны Кхун Чай Руджа.
Чтобы не подорвать дипломатические отношения.
Чтобы дворец Суриякон не стал мишенью для королевского наказания.
Чтобы Рати не был вынужден покинуть Сиам слишком рано.
— О чём ты думаешь? — спросил Тиратхон, заметив, как Рати снова погружается в свои мысли.
— О матери, — тихо ответил он.
— Да… — Рати опустил взгляд. — Я уже вырос, а всё ещё веду себя неосмотрительно. Чуть всё не испортил. Если бы мама узнала, что всё это началось из-за меня и Кхун Чай Руджа… я не знаю, как бы она отреагировала.
— Она наверняка бы волновалась, — сказал Тиратхон, осторожно приобняв его за плечи. — Но с Мом Чао Роннаретом Теваном рядом она бы чувствовала себя спокойнее. К тому же, твоя мать разумна. Она бы всё поняла.
— Мама бы приняла мою сторону? Она ведь между мной и своим младшим братом. Если бы мы были просто уличными детьми, подрались бы, она бы разогнала нас палкой и не тратилась бы на длинные французские лекции. А потом… просто подула бы на мою рану. И боль исчезла.
— Вот так? — Тиратхон склонился ближе, приподнял подбородок Рати и тихонько подул на его синяк. — Лучше? — с доброй иронией спросил он.
— Н... не совсем, — ответил Рати.
— Не помогло? — Тиратхон нахмурился, будто серьёзно разочарован, и вновь приблизился. На этот раз его дыхание стало теплее, ближе. Он снова подул. — А теперь?
— Щекотно! — прошептал Рати, сдерживая смех. — Ничего не изменилось. Наверное, тебе надо подуть ещё ближе и сказать «Абракадабра». Мама всегда так делала.
Ближе? Насколько ближе? Он и так почти касался его…
Тиратхон наклонился ещё и коснулся губами его щеки. Осторожно, почти невесомо, он поцеловал синяк. Один раз. Второй. Третий.
— Абракадабра… — прошептал он, будто заклинание.
— Можно ли мне… с этого дня, защищать и заботиться о тебе вместо твоей матери? — спросил Тиратхон.
Рати не ответил. Просто сидел, не двигаясь. Будто душа покинула тело, а вернуться не решалась. Ему стало зябко, не от стыда, а от того, как нелепо и по-детски всё это выглядело. И всё же по-настоящему.
— Если моё молчание по этому поводу причиняло тебе боль, то впредь я не стану сдерживать себя. Пусть говорят, что хотят. Пусть шепчут за моей спиной. Я приму это. Приму удар на себя.