July 16

Воспоминания Рати | ЭПИЛОГ #2

Рати застыл на месте, раскрыв рот и расширив глаза.

Тиратхон, должно быть, использовал эти слова, чтобы скрыть правду от прислуги отца. Это было обручальное кольцо, которыми они обменялись и на свадьбе Куи — символ их взаимной любви. А теперь новый владелец кольца вернул его, утверждая, что у него есть другое, новое, которое заменит это.

Неужели...

Рати в панике бросился по дому в поисках коробки с письмами, которые его отец когда-то спрятал. Белль, увидев, как брат в слезах срывает с полок книги и переворачивает ящики, бросилась за ним и пыталась что-то спросить, но он даже не повернулся. Ей хватило догадки, чтобы понять, в чём дело, хоть она и не знала, где именно спрятаны письма.

— Мама...

Он вбежал в комнату своей покойной матери, туда, где раньше прятался, когда хотел побыть один. Обыскал каждый ящик, все полки. Белль помогала, не говоря ни слова. В конце концов, они нашли письма в старом сундуке, аккуратно сохранённом Мом Буанпхан.

Открыв ящик, Рати увидел десятки нераспечатанных писем от Тиратхона. Отец хранил их, но ни одно так и не отдал. Рати разрывал конверты, не заботясь о порядке. Слёзы застилали глаза, он читал, не в силах остановиться. Каждое письмо — воплощение тоски, любви, нежности.

Одни были на тайском, другие на французском. И ни в одном не было упрёков. Только просьбы вернуться, поговорить, дать знак. Даже боль в этих строках звучала с уважением, с мольбой, без давления.

Чем дальше читал Рати, тем сильнее сжималось сердце. Он держался за грудь, тяжело дышал, как будто сердце действительно вот-вот разорвётся. Слёзы лились непрерывно. Белль, наблюдавшая в тишине, не выдержала и тоже расплакалась.

«Мой дорогой Рати, Я не знаю, почему ты исчез так внезапно. Мне тревожно. Я только надеюсь, что ты жив и здоров. Если ты читаешь это письмо, прошу, вернись в Сиам. Мне не на что больше опереться. Бабушка уже добилась разрешения Короля на мой брак с дочерью одного из министров. Она — внучка королевской наложницы, так что всё уладили быстро. Я не знал, что меня поставят перед таким выбором...»

Рати сжал письмо, прижал его к груди и зарыдал. Крик, вырвавшийся из его горла, был полон боли. В этом вопле звучало всё: отчаяние, раскаяние, любовь. Плечи сотрясались от рыданий, и Белль, не в силах больше выносить, зажала рот руками и опустилась на пол рядом, плача вместе с ним.

Он хватал новые письма, открывал, читал, рвал, и всё это в слезах, как в каком-то исступлении. Когда Лютен вернулся домой, его встретила разруха и глухие всхлипы, эхом разносящиеся по дому. Он бросился наверх, Белль вскочила, пытаясь преградить путь отцу. Её лицо было в слезах, она умоляла не сердиться, не ругать брата. Но Лютен не сделал ни шага вперёд. Он стоял у порога и смотрел, как его сын теряется в боли.

Он закрыл глаза, опустил голову... и вышел.

«Тринадцатая ночь десятого месяца. Я потеряю честь. Но я буду ждать тебя день и ночь. Я не подчинюсь судьбе. Если ты читаешь это, знай, что я буду любить тебя, Рати, до самой смерти. Не думай, что я оставил тебя. Я держу обещание. Это кольцо любви не упрёк, а напоминание, что я жду тебя.»

Рати плакал, пока не упал без сил. Он лежал, сжимая письма, слёзы текли по щекам, пока никто не осмеливался подойти. Таким убитым, раздавленным Рати ещё не видели. Отец подошёл, сел рядом, осторожно коснулся заплаканного лица сына.

— Я ошибся, Рунг? — тихо спросил Лютен, глядя на портрет покойной жены. Он осторожно похлопал сына по спине, как в детстве. — Я ведь хотел исполнить твою волю...

Женщина на портрете мягко улыбалась. Её умный, слегка озорной взгляд будто бы отвечал: ты всё знал, просто боялся принять.

Кхунъинг Рунг когда-то говорила, что счастье для женщины большая редкость. Особенно если она из знатной семьи и влюбляется в простолюдина. Истории таких женщин редко заканчиваются хорошо. Но она говорила: «Мне повезло. Я отказалась от титула ради любви и ни капли не жалею».

Перед смертью она просила мужа:

— Этот ребёнок рождён от простого человека. Его будут презирать, даже если он породнится с богатыми. Пожалуйста, люби его, защищай. Если он влюбится, то не позволяй происхождению решать его судьбу.

Рати очнулся, медленно открыв опухшие от слёз глаза. Прижал письма к груди, как сокровище, но, заметив, что отец рядом, быстро сел и выпустил их из рук.

— Отец...

Лютен ничего не сказал. Вместо этого убрал руку с талии Рати и мягко провёл ею по его щеке.

Рати снова заплакал, голос его дрожал:

— Прости меня, отец...

Лютен медленно покачал головой, взгляд его был полон раскаяния.

— Это я должен просить прощения.

Губы Рати дрожали так сильно, что он с трудом сдерживал всхлипы. Но тщетно. С каждым новым рыданием отец притягивал его ближе, гладил по спине, утешал, как в детстве.

— Прости меня, мой мальчик... мой дорогой сын...

— Не говори больше ничего, — выдохнул Рати, дрожа в объятиях.

Через какое-то время, пока Лютен продолжал обнимать и успокаивать сына, в комнату вошла Белль. Он протянул к ней руки и заключил обоих детей в объятия. Белль крепко сжала руку брата, не зная, что сказать. Она понятия не имела, насколько тяжёлым было это чувство, которое он носил в себе. Всё, что она знала, Рати любил мужчину.

Любовь, которую общество считало неприемлемой. Их отец был слишком разочарован, чтобы говорить с ним открыто. А теперь, когда казалось, что Рати всё принял, новое письмо из Сиама снова разорвало его душу.

— Папа, пожалуйста, не злись больше на Пи Ти. У него и так сердце разбито, — сказала Белль сквозь слёзы.

— Я обещаю, что больше никогда этого не допущу. Ни с кем из моих детей, — искренне ответил Лютен. Видя честность в его глазах, Белль почувствовала облегчение. — А теперь помоги брату собрать вещи.

— Отец?.. — одновременно выдохнули Рати и Белль. Что он имел в виду?

— Прости, папа... Он... я

не читал письма специально! — в панике воскликнула Белль, не дав брату сказать ни слова. — Он не пытался связаться с кем-либо в Сиаме...

— Я не отправляю его прочь, — твёрдо прервал её Лютен. — Я разрешаю Рати поехать в Сиам, чтобы он мог последовать за своим сердцем. Пусть даже это в последний раз. Езжай, пока ещё не поздно попрощаться. И скажи тому юноше... что я сожалею. Если бы не я, вы могли бы сделать больше, чем просто наблюдать, как уходит ваша любовь.

Рати знал, что, возможно, уже слишком поздно, но всё равно сел на корабль и отправился за океан. Он не знал, что скажет, если сможет вообще что-то сказать. Не знал, сможет ли тот человек даже взглянуть на него без боли в глазах. Не знал, встретит ли его тишина или презрение.

Он всегда знал, что слова Тиратхона были надёжны. В отличие от собственных, переменчивых и слабых. Он и вполовину не был таким сильным, как Тиратхон, который вынес принуждение, осуждение, долгие годы одиночества, и всё равно остался верен. Рати же сломался после одного конфликта с отцом. Он даже не нашёл слов. Остались только рыдания... и отчаяние.

Если Тиратхон решит его отругать, он молча примет это.

В Сиаме его уже никто не ждал, тем более у порта. Рати нанял рикшу и поехал в консульство забрать оставленные вещи. Он не стал останавливаться, а сразу отправился к дому Суанг Суралай, где быстро написал письмо и передал его слуге, попросив вручить Кхун Руэди, чтобы она помогла организовать встречу с Тиратхоном.

Он мерил шагами двор. К счастью, он не опоздал, до намеченной свадебной церемонии оставалось ещё два дня. Но его смущало странное безмолвие, царившее в доме Суанг Суралай, словно бы ничего важного не готовилось.

Когда Руэди получила письмо и увидела имя отправителя, она быстро свернула его, спрятала, бросила взгляд по сторонам и скрылась в доме. Затем, как будто несла на плечах груз всего мира, велела слугам пройти на задний двор, а сама вышла через боковую дверь, чтобы встретиться с гостем.

— Кхун Луанг, — позвала она.

Рати резко обернулся на знакомый голос и собрался было поприветствовать её формально, но женщина среднего возраста приложила палец к губам:

— Пойдёмте со мной, пожалуйста.

Они остановились в небольшом ресторане неподалёку от консульства. Рати помнил, как когда-то ужинал здесь с отцом и Флорианом. Но сегодня Мом Лек привела его сюда, не пригласив войти в дом. Рати ощутил беспокойство, но заставил себя не сомневаться в её намерениях. Хотя в памяти всплыла строчка из одного письма...

«Единственный человек, которого я буду любить до самой смерти, это ты, Рати. Не грусти. Не думай, что я ушёл ради себя. Я всегда держу обещание.»

— Не может быть… — подумал он, чувствуя, как сердце бешено застучало. — Мом Лек... с Пи Ти всё в порядке?

Женщина, к которой Рати обратился за разъяснением, выглядела расстроенной, прежде чем медленно начать говорить, будто каждое слово давалось ей с трудом:

— Вначале Кхун Чай ждал ваших писем каждый день. Надеялся, как ребёнок. Но потом он вдруг объявил министру, что уходит с государственной службы. Его Светлость, бабушка Тиратхона, пришла в ярость. Она не могла поверить, что Кхун Чай готов пожертвовать своим будущим… ради любви, которую никто не одобряет.

Услышав это, Рати почувствовал, как что-то сдавливает грудь.

— После того как он потерял с вами связь, он становился всё более угнетённым. Перестал есть, не мог спать. Бабушка пыталась убедить его принять королевский указ о браке, ведь совсем недавно ему был пожалован титул Пхрая. Вы же понимаете, если брак утверждён королём, от него не уйти.

Голос женщины дрогнул.

— Отец Кхун Чая знал, что сын не желает жениться, но ничего не мог поделать. Он запретил ему уехать во Францию… и не позволил уйти с должности.

Рати сжал кулаки. Боль с новой силой врезалась в сердце.

— И что потом? Церемония ведь послезавтра…

— Кхун Чай яростно сопротивлялся. Но потом, по какой-то причине, вдруг замолчал. Даже снял кольцо, которое прежде с гордостью называл символом вашей любви. Я подумала… что он смирился. Что не смог противостоять указу… Но неожиданно...

Рати задержал дыхание, надеясь, что сейчас не услышит худшее.

— Что вы имеете в виду?

— В день, когда он и Кхунъин Пха должны были поехать к портному забирать наряды для церемонии... они оба исчезли. До сих пор о них ни слуху, ни духу.

— Ч-что?! Что вы сказали?

— Они оба пропали. Даже Най-Май не знает, где они. Отец Кхун Чая и министр искали их больше месяца. Доходило до того, что опрашивали людей в Нонтхабури, где живёт Мом Буанпхан. Так что… Вы приехали в крайне неподходящее время. Все в доме Суанг Суралай вне себя. Они наверняка подумают, что во всём виноваты вы. Я прошу вас, Кхун Луанг, поезжайте обратно во Францию. Если появятся новости, я сообщу.

— Нет! — Рати резко выпрямился. — Я должен найти Пи Ти. Что бы ни случилось, я должен его найти. Просто обязан!

— Но с чего вы начнёте? Даже государственные служащие ищут их больше месяца, и всё безрезультатно.

— Должен быть способ, — прошептал Рати, быстро стирая слезу со щеки, стараясь скрыть её, но тщетно. Его собеседница всё видела. — Пи Ти не ушёл бы просто так. Он бы не сделал ничего, что заставило бы меня волноваться.

— Кхун Рати, — женщина впервые за всё время изменила обращение, и её голос стал неожиданно серьёзным, заставив Рати замереть и вслушаться. — Возможно, это прозвучит грубо, но… ты не думал, что это может быть лучшим решением?

Рати молчал, тяжело дыша.

— Ведь так, — продолжила она, — свадьба по указу теперь невозможна. Он спас себя от брака с нелюбимой. И тем, что исчез вместе с Кхунъин Пха, он защитил и её, чтобы о ней не говорили как о брошенной невесте. Они смогут позже вернуться и объясниться. Кхун Чай, несомненно, знает, какие последствия ждут его. Ты хочешь найти его, чтобы всё снова обострить?

Он долго ничего не говорил. В памяти всплывали строки из письма Тиратхона.

Она была права.

Это был его выбор. Тот самый шаг, который он сделал, чтобы сдержать обещание. Что изменится, даже если Рати найдёт его? Не заставит ли он тем самым их обоих вернуться в петлю судьбы и продолжить подготовку к свадьбе?

Но пока он знал, что Тиратхон жив... что он не ушёл навсегда... это было всё, о чём он мог просить.