Мистика в зеркале | Глава 40
На следующее утро я проснулся в своей постели на третьем этаже.
Приняв душ и одевшись, я столкнулся взглядом со своим постаревшим отражением в зеркале и почувствовал лёгкий укол ностальгии по юноше из моих снов. Он был куда красивее моего нынешнего «я». Время и сила тяжести, без сомнения, берут своё.
— Ну здравствуй… ты ведь не призрак?
Феномен, при котором человек видит себя как чужого, известен как синдром Капгра — состояние, при котором пациенты с болезнью Альцгеймера могут воспринимать близких, окружающих или даже самих себя как самозванцев.
Иронично было видеть собственное отражение и ощущать его иллюзией, тогда как настоящей иллюзией являлся мой юный образ.
Я был одет не так, как обычно, и с облегчением отметил, что не вся одежда в моём шкафу успела стать хрупкой и пожелтевшей. Я надел белую рубашку, чёрные брюки и поверх привычный халат с вышивкой: «Alan B., MD, FRCP*», после чего направился в столовую.
[п/п: Алан Банналай — врач, профессор, признанный специалист международного уровня]
У входа в столовую я столкнулся с Питом. Увидев меня, он замялся, явно не зная, как ко мне обратиться, и это показалось мне по-своему трогательным.
— Пит, можешь называть меня как раньше, — предложил я.
— О… профессор Алан, — ответил он.
— Нет, я имел в виду просто Алан.
— Я не могу так, сэр. Вы наставник доктора Нина.
— А почему раньше ты мог называть меня просто Аланом?
— Ну… тогда доктор Нин так сказал, и вы сами не помнили, кто вы, так что я просто…
— Ладно, — улыбнулся я. — Называй меня «профессор Алан», если тебе так спокойнее. Как тебе удобно.
— Спасибо, профессор, — с явным облегчением ответил он.
Я прошёл в столовую, а Пит поспешил к раздаче и принёс мне овсянку.
— Всё ещё овсянка, как всегда, верно?
— Пит, добавь, пожалуйста, немного мёда. С возрастом я стал любить сладкое по утрам.
— Конечно, профессор. Кофе тоже?
— Немного. И без сахара, мне нравится горький.
— Сейчас будет, профессор Алан.
В то утро мы с Питом впервые завтракали вместе как врач и медбрат. И знаете что? Наш разговор почти не отличался от прежнего. Он был хорошим парнем с удивительно позитивным настроем. Мне искренне хотелось его поддержать.
На самом деле у меня всё ещё оставались связи на факультете сестринского дела, возможно, я смог бы помочь Питу получить стипендию для продолжения учёбы. Я хотел увидеть, как он осуществит свои мечты.
— Я уберу посуду, — предложил Пит.
— И что вы теперь будете делать, профессор?
— То, что и должен делать главный врач.
— Мы пойдём на обход, Пит. Раз уж я вернулся, хочу размяться, хочу работать и хочу учить. Пойдём.
— Я строгий, Пит. Просто предупреждаю.
Мы оба рассмеялись. И знаете что? Это почти ничем не отличалось от времён, когда я был молодым Аланом. Наш смех звучал точно так же.
Мы провели обход нескольких пациентов, и я много рассказывал о психофизиопатологии. Доктор Опас, ещё не закончивший смену, присоединился к нам. Наблюдая за ними обоими, я вспомнил времена, когда мы с Вином были молодыми.
Последней пациенткой, к которой мне нужно было зайти, была Кхун Си.
Точнее, следовало называть её доктор Сириниртри Чантрафитак — бывший заместитель директора этой больницы.
Когда-то она училась на третьем курсе медицины и проходила специализацию. После основания этой больницы она оставила прежнюю должность, чтобы помогать мне лечить пациентов.
Недавно она вышла на пенсию, чтобы ухаживать за мужем, больным раком лёгких. После его смерти она стала часто приходить в больницу, не зная, чем ещё заполнить пустоту дома, и со временем из врача превратилась в полупостоянную пациентку. Конечно, она видела все мои «возвращения» и «исчезновения». Она знала, видела и молчала.
На самом деле она была моей системой резервного копирования.
— Привет, Си, — поздоровался я.
Она подняла взгляд от книги и, увидев меня в врачебном халате, улыбнулась той самой тёплой и знакомой улыбкой, которую я видел во всех своих состояниях.
— Здравствуй, доктор Алан, — ответила она.
— Теперь я доктор. Почему раньше ты меня так не назвала?
— В прошлый раз ты попросил оставить тебя в покое, если вернёшься к воспоминаниям детства.
— Спасибо, что уважила мою просьбу.
— Это было непросто, знаете ли, доктор Алан.
Я повернулся к Питу и доктору Опасу:
— Пит, доктор Опас, я хотел бы ненадолго остаться наедине с госпожой Си. Подождите, пожалуйста, в ординаторской. Я скоро подойду, чтобы завершить записи.
— Конечно, профессор Алан, — кивнули они и ушли.
Я снова повернулся к собеседнице.
— Может, сыграем партию в шахматы, Си?
— Конечно. Но предупреждаю, теперь, когда ты снова настоящий доктор Алан, я не стану поддаваться.
— Вот это разговор! Если думаешь, что сможешь меня обыграть, то выкладывайся по полной.
Мы сыграли две партии в шахматы, и, как и следовало ожидать, обе я выиграл.
— Большое спасибо, Си, — сказал я, убирая шахматные фигуры обратно в коробку.
— Не за что благодарить за шахматы, доктор Алан. Мне тоже было приятно, — ответила она.
— Я благодарю не за шахматы… а за дневник.
Её рука замерла на полпути, шахматная фигура так и осталась зажатой между пальцами.
— Это не мог быть ни Нин, ни Алекс. Значит, это была ты, Си.
Она положила последнюю фигуру в коробку и поджала губы.
— Я так и знала, — призналась она. — Я обещала тебе не говорить ничего, что могло бы вырвать тебя из мира, который создал твой разум. Ты сказал, что хочешь жить в реальности, созданной твоим сознанием. Но я подумала, что если просто оставить дневник там, это не нарушит обещание.
— Как психиатр, я считаю, что это было неверное решение. Как мы можем учить пациентов принимать реальность, если сами, когда приходит наша очередь, прячемся в вымышленном мире, созданном мозгом, лишь бы сохранить собственное счастье?
Я всегда уважал её как коллегу. Несмотря на меньший опыт и возраст, Си часто была моим голосом разума.
— Именно поэтому я и благодарю тебя, Си. Я не зря доверил тебе дневник на случай крайней необходимости. Спасибо, что стала моим голосом разума.
Я рассеянно постучал пальцами по столу.
— Я такой, Си. Я всегда отдаю категоричные распоряжения, но никогда не забываю продумывать запасные варианты. Ты моя самая важная страховка.
— Потому что ты такой, доктор Алан. Всегда держишь план «Б», всегда думаешь на несколько шагов вперёд. Поэтому ты всегда и выигрываешь в шахматы.
Мы снова рассмеялись, и я в очередной раз почувствовал, что не имеет значения время, не имеет значения, был ли я молодым Аланом или старым,?смех звучал одинаково.
Так что же было моей системой резервного копирования?
В последнем цикле перед тем, как я уехал домой, я зашёл к Си и попросил её хранить молчание, если однажды я вновь окажусь в больнице в образе молодого Алана.
Она не согласилась, но я настаивал, не как коллега-психиатр, а как старший брат, умоляющий младшую сестру.
Она всё равно не дала обещания, и тогда я отдал ей старый дневник, полностью исписанный мной. Я сказал, что хочу, чтобы она стала хранительницей моей системы резервного копирования.
Я дал ей право решать, если однажды она сочтёт, что мне лучше вспомнить, то она может передать мне этот дневник. До тех пор я попросил её уважать моё решение.
Именно поэтому она в конце концов согласилась и стала хранительницей моего последнего рубежа защиты.
И, оглядываясь назад, я был по-настоящему рад, что принял тогда это решение.
Теперь, после этого разговора с Си, пришло время вернуться в ординаторскую и написать дневные заметки.
Вечером, перед ужином, я попросил Пита ещё раз осмотреть рану. Она полностью зажила, но кое-где ещё оставались корочки, а моё старческое зрение подводило меня.
— Пусть лучше кто-нибудь помоложе посмотрит. Старые глаза уже не такие зоркие, — рассмеялся я.
— Глупости, вы вовсе не старый, — ответил Пит, снимая повязку и включая смотровую лампу. — Всё выглядит хорошо. Не о чем беспокоиться, — заверил он.
Мой взгляд упал на фотографию медсестёр, висевшую на стене. На ней был запечатлён первый набор сестринского персонала, который я когда-то набрал. Большинство были обычными медсёстрами, но одна уже имела специализацию в психиатрии.
Она была словно мать для всех здешних сестёр, соловей нашей больницы. Поздними ночами она ходила с фонариком, проверяя каждого пациента на случай экстренной ситуации.
Это была та самая медсестра, которая разбудила меня той ночью.
Я до сих пор не знал, был ли это сон или она действительно меня разбудила.
Возможно, мой мозг просто прокручивал воспоминания прошлого. В молодости я часто просыпался по ночам, когда дежурил и должен был срочно помочь пациентам. А может, она и сейчас здесь, всё так же бродит по коридорам и заботится о больных с неизменной преданностью.
— Спасибо, госпожа Книд, — пробормотал я достаточно громко, чтобы меня могли услышать.
— Хм?.. Что вы сказали, профессор? — Пит, только что вымывший руки, подошёл ближе.
— Пойдём в столовую, профессор?
— С удовольствием. Я очень голоден.
— А доктор Опас? Он не пойдёт с нами?
— Хм… почему вы спрашиваете про доктора Опаса?
— Пит… — я повернулся и понимающе улыбнулся. — Я хоть и стар, но всё ещё вижу. Я заметил, как вы смотрите друг на друга.
Пит покраснел и заметно занервничал. Юношеская застенчивость, которую так трудно скрыть.
— Ну… мы только начали общаться. Пока ничего официального.
— Времени не так много, Пит, — сказал я, пока мы шли. — Ты молод, и тебе может казаться, что спешить некуда, что впереди ещё вся жизнь. Но позволь дать тебе совет от старика. Когда находишь своего человека, цени каждый момент. А если ещё не уверен, что это он, возьми столько времени, сколько нужно, чтобы убедиться, и тогда вы сможете наслаждаться тем временем, что у вас останется, как можно дольше.
— Спасибо, профессор, — задумчиво ответил Пит.
— Считай это просто старческими размышлениями.
— Ха-ха! Я же говорил, вы вовсе не старый, профессор!
— Тогда объясни мне эти морщины, Пит.
Мы снова рассмеялись и вышли из процедурного кабинета. Уже перед самой дверью я остановился и ещё раз посмотрел на фотографию медсестры на стене.
— Если придёт мой черёд уйти, Кхун Книд, не гоняйтесь ни за кем, чтобы за мной присматривать. Я предпочёл бы уйти тихо.
Мне показалось, что женщина на той фотографии мне подмигнула.