Индивидуальный проект | Глава 47: Мэнор и музыка
Чтобы вытащить Гермиону из библиотеки к ужину, её почти пришлось тащить за руку. Именно тогда она и узнала, что Тео вовсе не шутил, когда говорил о том, что ужин будет более формальным событием, и что перед ним ей лучше переодеться. Она достала из своей сумки школьную юбку, блузку и кардиган. Всё вместе выглядело не слишком нарядно, но это было самое приличное, что у неё имелось. В её гардеробе и вовсе не водилось особенно много вещей «для выхода в свет». Поводов для таких нарядов у неё, по правде говоря, почти никогда не было.
Чувство неловкости от собственной «простоты» улетучилось, когда она увидела Драко. На нём был ещё один идеально сидящий жилет, на этот раз в комплекте с галстуком. Гермионе очень понравилось, как это выглядело на нём.
На Тео жилет тоже сидел прекрасно, но он носил его расстёгнутым на две верхние пуговицы, и это придавало образу дерзости и некоторой небрежной непринуждённости, благодаря чему Гермионе стало чуточку спокойнее.
Нарцисса же, разумеется, появилась в длинном до пола платье насыщенного тёмно-синего цвета. Само воплощение элегантности и безупречного вкуса.
И всё же за ужином разговор был довольно непринуждённым. Они обсудили, каково было вести «Фантом» — именно так называлась модель машины, на которой Драко и Тео приехали за Гермионой в Лондон, — при этом деликатно обходя стороной факт того, что тогда она была пьяна и нуждалась в спасении посреди ночи.
Поговорили и о предстоящем балу Нарциссы, о списке гостей, о декоре, о том, что планировать праздник гораздо менее приятно, когда ты привязан к дому.
Это закончилось тем, что Гермиона заявила, насколько нелепо то, что Нарцисса до сих пор находится под домашним арестом, и как неправильно Министерство магии ведёт подобные дела. Так вышло, что Нарцисса, Драко и Тео сидели за длинным парадным столом и с лёгким изумлением слушали, как Гермиона разразилась короткой, но пламенной речью о том, что Министерству катастрофически не хватает здравого смысла, этики и элементарной эффективности.
— Вы очень страстная молодая женщина, — заметила Нарцисса, когда Гермиона закончила. — Что вы собираетесь делать со всеми этими идеями?
— Ну… на данный момент я провожу собственный анализ работы Министерства и готовлю рекомендации по изменениям, которые, как мне кажется, необходимо внедрить. Конечно, учитывая, что у меня нет никакого политического опыта, это может прозвучать чересчур самонадеянно, но я думаю, именно свежий взгляд и нужен Министерству, — объяснила Гермиона, слегка краснея.
— Я не стану спорить, — ответила Нарцисса. — Однако, на мой взгляд, Министерство слишком громоздко и слишком глубоко укоренено в собственной истории, чтобы меняться легко или самостоятельно. Советами его не изменишь.
Лицо Гермионы слегка потускнело, но тут вмешался Тео:
— На самом деле Гермиона уже добилась увольнения одного человека. Так что влияние есть, и это при том, что она ещё даже толком не начала.
— Замена персонала не равна изменению политики, — с холодной грацией отозвалась Нарцисса. — Пока не изменится сама структура, это будет лишь другая палочка, колдующая те же самые заклинания.
— Попробовать всё равно лучше, чем сидеть сложа руки, — возразил Драко.
Гермиона осознала, что он защищает её перед собственной матерью. Он защищает её надежды и идеи. Она тепло улыбнулась ему в ответ.
Но это ещё не означало, что Нарцисса ошибалась.
— И всё-таки, как меняют саму структуру? — спросила Гермиона. — Устроиться в Департамент магического правопорядка или стать клерком в Визенгамоте?
— Правильным направлением будет юриспруденция, — ответила Нарцисса, — но, как мне кажется, нужно изменить подход. Работая изнутри, вы будете вынуждены пользоваться только теми инструментами, которые вам предоставят. А эти инструменты лишь поддерживают систему. Разобрать её и выстроить заново лучше всего снаружи. Лоббисты проталкивают через Визенгамот новые законы, которые меняют устройство власти, а комитеты создают программы, определяющие, как именно эти законы достигают людей.
Гермиона вдруг осознала, что так сильно хочет это записать, что уже сжимает вилку, как будто это перо. Она поспешно отложила её.
— Но для того чтобы писать законы и проталкивать их через Визенгамот, нужны юристы, а для создания программ деньги и штат сотрудников… Всё это звучит очень внушительно, но и очень дорого, — возразила она.
Нарцисса изогнула бровь и с характерной ленцой протянула:
— Жаль, что вы не знакомы с одной богатой семьёй, которая всё ещё ищет подходящие направления, куда перенаправить внушительные благотворительные пожертвования, чтобы они оказали наибольший эффект после войны.
— Очень тонко, мама, — прокашлялся Драко.
— Вы дали мне много пищи для размышлений, — сказала Гермиона, улыбаясь шире, чем прежде.
— Ты ведь снова хочешь в библиотеку, да? — хмыкнул Тео.
— Ну… разумеется. Я бы, наверное, смогла прожить там целую жизнь, — призналась Гермиона, и тут же густо покраснела от собственной оговорки.
— То есть… я имела в виду, что хотела бы почитать о корпоративном праве и законотворчестве. Уверена, у вас найдутся интересные книги и по организационным структурам, ведь целый раздел, посвящённый обществу, наверняка включает в себя и частный сектор.
Это была искренняя, хоть и поспешная попытка прикрыть свои слова, ведь мысли и правда уже кружились вокруг новых возможностей.
— Почему бы нам не пройти туда? — предложила Нарцисса. — Я подберу для вас несколько книг, которые помогли мне в моих благотворительных начинаниях.
Теперь Гермиона начинала понимать, почему Тео подшучивает над своей привязанностью к Нарциссе. Она была и требовательной, и вдохновляющей, готовой делиться книгами, а возможно, если её замыслы окажутся достойными, и средствами, чтобы сделать мир лучше. Она была интересной, умной, заботливой, защитницей, но при этом оставалась выдержанной и изысканной. И в какой-то мере напомнила Гермионе её собственную мать. Вот уж странная мысль!
Разве что теплее. И куда более принимающая. Что звучало удивительно применительно к прославленной холодностью главе рода Малфоев. Но её семья всегда делала упор на результат и достижения. Гермиона с детства усвоила, что чтобы заслужить любовь и признание, нужно быть безупречной.
— Я сказала что-то не так, Гермиона? — спросила Нарцисса.
И тут Гермиона с ужасом поняла, что глаза щиплет от подступивших слёз.
— О! Нет, простите. Я была бы очень рада, если бы вы подобрали для меня книги. Просто… я подумала о своей матери, — тихо сказала она, торопливо моргая и стараясь не дать слезам вырваться наружу. — Она тоже подбадривала меня книгами. Наградой за то, что я выучила что-то новое, всегда становилась возможность выучить что-нибудь ещё.
Воцарилась тяжёлая тишина, и Драко протянул руку, обхватив её за шею. Тео сидел по другую сторону стола, но послал ей понимающую и терпеливую улыбку.
К чести и воспитанности Нарциссы, она не стала расспрашивать о родителях Гермионы в этот момент. Она позволила тишине заполнить пространство, пока дыхание девушки не стало ровнее, а частое моргание не прекратилось. И только тогда произнесла:
— Когда разуму дают возможность сиять, это сияние заставляет расцветать сердце и душу.
Гермиона смогла улыбнуться и спросила:
— Какая красивая фраза. Это из книги?
— Нет, — спокойно пояснила Нарцисса. — Это просто один из способов, каким мать заботится о своём ребёнке. Пойдём. Может быть, если мы откроем дверь в музыкальную гостиную, Драко сыграет для нас что-нибудь, пока мы читаем.
Глаза Гермионы тут же загорелись. Она поднялась вместе со всеми и с восторгом спросила:
— У тебя есть пианино? Ты играешь на пианино?
— Ты не показал ей музыкальную гостиную, мой маленький дракон? Почему? — с лёгкой укоризной спросила Нарцисса.
Маленький дракон. Гермиона прикусила губу от нежного прозвища. Оно звучало так трогательно, и можно было легко представить, что Нарцисса называла его так с детства. Тем более, когда она заметила, как у Драко порозовели скулы и кончики ушей.
— Это не вина маленького дракона, Нарцисса, — вмешался Тео. — Музыкальный зал находится слишком близко к библиотеке, а мы хотели оставить его напоследок. Ну а потом Гермиона зарылась в книги на несколько часов, и шанса уже не представилось.
— У меня была теория, что пианино в общем зале в школе поставили для кого-то из вас, но вы никогда не играли, и я не была уверена, — заметила Гермиона, стараясь смягчить подколку Тео. Она не хотела, чтобы Драко смущался. Это было слишком мило.
— Ты никогда не играл для неё? Какая жалость, — улыбнулась Нарцисса. — Он очень талантлив.
Драко тоже улыбнулся, румянец сошёл с его лица.
— Почему у тебя была такая теория? — спросил он.
— Потому что ты… — начала Гермиона и осеклась, бросив взгляд на его руки. Ей явно показалось неуместным упоминать при его матери то, как часто она любовалась его длинными пальцами. — Ну, ты кажешься человеком, который наверняка учился. Наверное. А ты играешь, Тео?
Улыбка Тео была откровенно лукавой, будто он прекрасно знал, о чём именно подумала Гермиона. Щёки вспыхнули, когда она вспомнила, как именно он пользовался своими пальцами утром.
— Нет, только Драко, — протянул Тео. — Он много лет брал уроки в детстве. Теперь вполне себе настоящий пианист.
Нарцисса открыла дверь рядом с библиотекой, и взгляду Гермионы открылся ещё один роскошный зал. Высоченные окна с изящными арками на двух стенах, по другим сторонам были дверь в коридор, откуда они вошли, и ещё одна, ведущая прямо в библиотеку.
Но всё внимание Гермионы в этот миг притянуло пианино. Великолепный рояль, такой же драматичный и роскошный, как и всё в поместье Малфоев. Ей даже показалось, что он больше, чем должен быть. Хотя у неё было мало опыта с большими инструментами, но, как и всё здесь, он явно был высочайшего качества.
Вместо того чтобы пройти прямо в библиотеку, она подняла глаза на Драко и с мягкой просьбой произнесла:
— Я бы очень хотела услышать, как ты играешь. Если ты не против.
— Я не против. У тебя есть пожелания? — спросил он, уголки его губ тронула улыбка.
Гермионе показалось, что он и вправду выглядел воодушевлённым. Зная его склонность хвастаться, она догадалась, что он наверняка играет очень неплохо. Но настолько ли хорошо, что можно просто попросить… что угодно?
Тем более, почти вся музыка для пианино, которую она могла назвать, была магловской.
— Ну… может, ты знаешь что-нибудь, что я могла бы узнать? — спросила она.
Тео подошёл ближе, обнял её за талию и, устроившись сбоку, протянул:
— Зависит от того, насколько ты знакома с классикой. Моцарт, Бах, Чайковский, Шопен, Вивальди…
— Всё, всё, хватит перечислять, — Гермиона рассмеялась, потому что с каждым именем Тео прижимался всё ближе, почти уткнувшись носом ей в щёку. Она оттолкнула его, слишком смутившись проявлять такую близость при Нарциссе. — Просто сыграй то, что сам хочешь сыграть для меня.
Драко улыбнулся им обоим и сказал:
— Хорошо. Это одна из моих любимых композиций, думаю, ты её узнаешь.
Он сел за рояль, сделал лишь короткую драматическую паузу, и зазвучали первые, низкие и мощные ноты.
Гермиона ахнула про себя, сразу же узнав Симфонию номер пять Бетховена. И поняла, что сильно недооценила его. Пальцы бегали по клавишам с удивительной скоростью, то стремительно и напористо, то мягко и медленно, подчёркивая все взлёты и падения, все кульминации и лирические отступления.
Он сам, казалось, растворился в музыке. Наклонился над клавишами, проживая каждую волну драмы и торжества, каждый спад и каждый яркий всплеск.
К концу исполнения Гермиона буквально задержала дыхание. И когда последние, торжественные аккорды прозвучали и Драко с гордой улыбкой поднял голову, она не выдержала и начала аплодировать.
— О, это было потрясающе! Я даже не подозревала, что ты так играешь. Честно, Драко, это невероятно, — выдохнула она. — Ты умеешь играть с листа? Только классику исполняешь, или и современную музыку тоже?
Нарцисса, похоже, была очарована её восторгом, Тео тихо посмеивался у неё над ухом от этого потока вопросов, но Драко, несомненно, оценил внимание.
— Да, в целом умею играть с листа. Знаю некоторые современные композиции, но в основном классику. Этому меня и учили, а уж осваивать Селестину Уорбек я точно не собираюсь, — ответил он.
Его лицо, светившееся радостью, вдруг стало задумчивым. Он на секунду бросил взгляд в сторону матери. Та, тактично уловив момент, пробормотала что-то о книгах, которые обещала найти, и вышла из музыкальной, направившись в библиотеку.
Гермиона обернулась к Драко как раз вовремя, чтобы заметить, как улыбка соскользнула с его лица. Он неловко сказал:
— Я… знаю пару рождественских мелодий. В том числе ту, которую ты упоминала вчера в баре. Have Yourself a Merry Little Christmas.
— Правда? — удивлённо спросила Гермиона, не потому что сомневалась, а просто от неожиданности.
Он кивнул. И чем больше она осознавала, тем меньше понимала, как к этому относиться. Да, эта песня всегда была её традицией, но… подходит ли она здесь, в этом величественном поместье, на этом роскошном рояле, без её родителей рядом?
Прежде чем она успела решить, Драко резко выпрямился и сказал:
— Охранные чары только что предупредили меня, что у ворот кто-то появился.
Они все переглянулись, и Драко тут же вскочил, быстро направляясь к входу. Гермиона поспешила следом, радуясь хотя бы тому, что полы здесь каменные и они уже были обуты, иначе любопытство, подогретое тревогой, пришлось бы сдерживать.
Все трое вышли в холодную, заснеженную ночь Уилтшира, и брови Гермионы взлетели вверх, когда среди мрака она различила две знакомые макушки с волосами, который ни с чем нельзя спутать.
— Гарри? Рон? Что вы здесь делаете? — спросила она, подойдя к Драко.
Она сжала руки на груди, пытаясь согреться, но Драко, предусмотрительно прихвативший плащ в прихожей, тут же распахнул его и накинул ей на плечи.
— Поттер. Уизли, — холодно произнёс он.
— Эм, привет, Миона. Малфой, — с неловкой улыбкой сказал Гарри. — И Нотт. Извини, что заявились без предупреждения. Мы пытались воспользоваться медальоном, но ты не отвечала.
Гермиона моргнула, а потом сказала:
— Ах да. Он у меня наверху, в сумке.
— Ты что, без сумки в Малфой-Мэноре? Ты с ума… — начал было Рон, язык у него уже слегка заплетался.
— Рон, — оборвал его Гарри. — Мы ведь с делом пришли, помнишь?
— Помню. И эти ворота тоже помню. И многое ещё помню…
— Ладно. Короче, Джинни ещё раз объяснила, что я вёл себя как болван. И Джордж тоже, что странно, ведь обычно он… В общем, неважно. Суть в том, что за ужином мы обсудили, почему ты ушла раньше прошлым вечером, и решили, что хотим, чтобы ты не просто была включена в семью, а чувствовала это. Чтобы по-настоящему.
Гермиона чуть склонила голову, разглядывая двух своих старых друзей, и прямо спросила:
— Он пьян, я нет, — уточнил Гарри.
— Но это не значит, что я пришёл без причины, — добавил Рон.
— А разве нет? — лениво протянул Тео, придвигаясь ближе к Гермионе с другой стороны.
Рон сверкнул на него и на Малфоя взглядом, но затем уставился на Гермиону:
— В прошлый раз, когда мы были здесь, он даже не стал за тебя драться. А я бы отдал за тебя жизнь…
— Если ты пришёл ссориться, можешь сразу уходить, — резко перебила Гермиона, нахмурившись.
— Он не за этим, — вставил Гарри. — Просто он ужасен в подобных разговорах. Рон. Сосредоточься. Ты хотел, чтобы она почувствовала себя частью семьи.
— Точно. Да. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя частью семьи. Даже если мы не вместе…
Гермиона не смогла сдержать улыбку.
— Пусть даже мы не вместе, — согласился Рон. — Ты всё равно одна из моих лучших подруг. И мама тоже переживает. Мы не хотели… В общем, главное, ты приглашена на рождественский ужин, и мы… мы правда хотим, чтобы ты пришла.
— Но я ведь уже была приглашена.
— Нет. То есть да. Ты была, — торопливо сказал Рон. — Но мама хочет, чтобы я пригласил… всех вас.
Эти слова дались ему с трудом. Это не выглядело как нежелание, но явно было непросто их произнести. Очень уж удивительные слова.
— Твоя мать хочет пригласить Драко и Тео на рождественский ужин в Нору, — без выражения повторила Гермиона, переводя взгляд на Гарри. А тот только широко улыбался.
— Джордж выдал целую речь. И Чарли там же признался. Он, оказывается, привезёт своего парня. И всё это было… ну… — Рон запнулся и замахал руками, не находя слов.
— Давай же, Рон. Всё было очень каким? Ты же сам говорил по дороге сюда, — подбодрил Гарри, явно повеселев.
— Пойн-нут. Пуа-нент? Пиг-нат, — выдал Рон и, краснея, сам расплылся в улыбке. — Ну… значительным, или как там эта чушь называется.
— «Poignant», — поправила его Гермиона, закатив глаза. Она даже подумала, что он специально коверкал слово, лишь бы её рассмешить.
Сработало немного. И в конце концов, она была слишком резка с ним в Косом Переулке, вся на нервах из-за нападения на Драко.
— Суть в том, что мы хотим быть семьёй, которая впускает людей, а не… не выталкивает их, или как там правильно, — продолжил Рон. — Джордж сказал это лучше. Ну, кроме того места, где он… Ты знала, что некоторые слизеринцы зовут тебя «драконий хрен Драко»? — закончил он и заметно передёрнулся.
— Джордж тоже был пьян, — виновато вставил Гарри. — Не переживай, это слышали только я, Чарли и Джинни.
— Мы примем ваше приглашение к сведению, когда окончательно утвердим планы на праздники, — неловко сказала Гермиона. — Но если я не приду, пожалуйста, не принимайте близко к сердцу. Тут слишком много факторов.
— Лишь бы среди этих факторов не был драконий…
— Уизли, если ты ещё раз заговоришь о моём члене, я тебя убью и велю эльфам закопать под зимним садом, — холодно перебил Драко.
Тео прыснул и с притворной невинностью добавил:
— А как именно ты его убьёшь? Задушишь своим драконьим хреном, Драко?
— Фу, мерзость, — поморщился Рон.
Даже Гарри выглядел слегка раздражённым от такой пошлости.
— Хватит, мальчики, — закатила глаза Гермиона. — Гарри, тебе лучше отвести Рона домой и уложить в постель. Я ценю приглашение и прошу передать Молли спасибо за её заботу. Я дам знать, ладно? Это лучшее, что я могу сейчас сказать.
— Да, понимаю. Лишь бы я тебя хотя бы увидел, да? Скучаю и всё такое, — искренне сказал Гарри.
Она кивнула и подарила ему настоящую улыбку:
— Обещаю. Кстати, мне может понадобиться твоя помощь. Пообедаем завтра на Гриммо?
Гарри кивнул, схватив Рона за локоть:
— Звучит отлично. И прости, что явились без предупреждения. Я просто понял, что если не приведу его сразу, как только он решился, он передумает. Джордж тоже хотел пойти, но я уговорил его остаться.
— Ну и навязчивая у вас семейка, — лениво протянул Тео.
— Теперь ты знаешь, что мы тебя любим. Ну, вас-то нет, — скривился Рон, смерив Тео и Малфоя взглядом. Потом перевёл глаза на Гермиону и уточнил: — Тебя.
Грудная клетка Гермионы болезненно сжалась. Самое трудное в их разрыве с Роном было то, что она знала, что он и правда её любит. И она тоже долго испытывала к нему настоящие чувства.
Но… всё остальное оказалось непосильным. Ожидания, ответственность, давление, страх разрушить дружбу.
Но, раз уж она молчала, Рон продолжил:
— Я люблю тебя, Миона. А ты всё ещё любишь меня?
Типичный Рон. Вывалил вопрос, от которого у неё сердце уходило в пятки, без малейшей заботы о её комфорте. Он и понятия не имел, какой тревогой оборачивается для неё услышать такое от бывшего парня, да ещё в присутствии нынешних. Особенно когда их отношения и без того были шаткими, а сам он был пьян.
Когда Гермиона не ответила сразу, Рон сдавленно добавил:
— Я не хочу больше никого терять…
В этот момент Гермиона не видела Рона, который, как он сам говорил, был готов умереть ради неё. Не видела того, с кем она прошла через ад, с кем нарушала десятки правил, кого поцеловала в разгар битвы, когда думала, что все они умрут. Она не видела его храбрости и тепла, хотя знала, что тот Рон всё ещё существует.
Сейчас она видела другого Рона. Того, кто не раз отворачивался от неё, например, на похоронах Фреда, когда она потянулась к нему за поцелуем, словно было «неуместно» искать утешение в горе, или после того, как она опустилась перед ним на колени, будто то, что она сделала, было грязным. Она видела Рона, который был уверен, что летом она останется с ним в Норе, и злился, когда она поехала в Австралию. Злился настолько, что однажды, когда Гермиона ненадолго вернулась, спросил, наслаждается ли она Австралией, словно не понимал, как тяжело ей было там, отчаянно пытаясь, но так и не сумев вернуть родителям память.
Она видела Рона, который бросил её и Гарри во время охоты за крестражами, и пусть он сожалел, но рана осталась навсегда. Она видела Рона ещё до войны, который закатывал глаза, когда она говорила о книгах или идеях. Того, кто всегда ждал, что она сделает за него домашнюю работу, кто считал ГАВНЭ смешным, кто был равнодушен к её отношениям с Виктором и своим с Лавандой, кто бывал мелочным, вспыльчивым и жестоким…
Не то чтобы сама Гермиона никогда не бывала жестокой. Она прекрасно знала свои недостатки. Она тоже вела себя с ним резко, и в детстве, и уже недавно. Как она могла осуждать его за то, что он сейчас просит у неё того, чего Гермиона не может ему дать, когда сама вела себя так же, например, в Косом Переулке? Может, ему трудно было отпустить, и от этого он становился излишне собственническим, слишком цеплялся за неё.
Но ведь и для неё самой расставание оказалось нелёгким, даже если выбор в итоге сделала она. Боль от того, что нужно было отпустить возможность «чего-то большего» между ними, делала её эгоистичной. Гермиона срывалась на нём, хотя всё ещё сильно о заботилась и чаще всего уважала.
Просто она больше не верила, что они могут быть вместе. И если честно, злилась на него за это. Не должна была, но… она столько лет хотела, чтобы у них получилось, ещё тогда, когда он даже не замечал её. А теперь, когда для неё стало очевидным, что ничего не выйдет, её тошнило от этого.
Она была уверена в своём решении не быть с ним. Но это не означало, что потеря не разбивала ей сердце.
А когда её вот так ставили в угол и требовали признаться в любви… сердце трескалось ещё сильнее. Потому что это показывало, что речь шла вовсе не о ней. Рон сам сказал. Всё было о том, что он не хотел потерять ещё кого-то.
Не о том, что именно их отношения что-то значат для него. Может, дело было даже не в его чувствах к ней, а просто в попытке удержать хоть кого-то, хоть что-то.
В конце концов, он явился сюда не из-за озарения или искреннего желания поддержать их дружбу. А потому что Джордж и Чарли уговорили его и его мать «включить её в семью».
Прошло всего несколько секунд с тех пор, как Рон последний раз заговорил, но казалось, будто это длилось дольше. Гарри застыл в неловком смущении, явно не зная, как разрядить напряжение между ними. Драко напрягся рядом с ней, и Гермиона подозревала, что он сдерживает себя, чтобы не сказать чего-нибудь резкого ради её блага.
— Я… Рон, это не… Конечно я… Но я не могу… Ты не можешь просто… — она заикалась, пытаясь подобрать слова и выдавить их сквозь тот ком тревоги в груди, что сжимал ей горло.
И тогда заговорил Тео, сумев сказать то, на что самой Гермионе не хватило слов:
— Проясним кое-что, ладно? Любовь не даёт тебе права обращаться с ней как хочешь, и не гарантирует прощения, когда ты облажаешься. Как бы Гермиона к тебе ни относилась, она не обязана сейчас что-то объявлять только потому, что ты её попросил. Твоё пьяное и нуждающееся состояние не обязывает её утешать тебя. Ты сам своими поступками поставил себя в такое положение, так же как и твои поступки были причиной того, почему она вчера чувствовала себя так, — тон Тео стал тёмным, и он отыскал ладонь Гермионы под плащом Драко. — Не то чтобы она была вещью, которую можно «потерять», но если ты её потерял, то уместнее было бы сказать не «я не хочу больше никого терять», а «я не хочу потерять именно тебя».
— Вот именно это я и имел в виду, — выпалил Рон.
— Но не сказал, — спокойно и жёстко парировал Драко.
Они оба защищали её, и это помогло унять панику, что сидела в горле Гермионы при мысли о том, что ей придётся огорчить Рона правдой.
— Я всегда буду заботиться о тебе и о твоей семье, Рон, — проговорила Гермиона. — Ты меня не потерял. Я здесь, и я тоже не хочу тебя терять. Но я не могу… Ты просто… Ты должен видеть меня такой, какая я есть, и перестать искать во мне то, чем я не являюсь. Прекрати хотеть, чтобы я была другой, или чтобы между нами всё было по-другому. Иди домой. Ложись спать. Мы можем поговорить об этом позже, когда ты будешь трезв, хорошо?
— Чёрт, — уныло сказал Рон. — Прости. Я снова всё испортил. И они… Они всё переворачивают!
Гарри сморщился и попытался увести Рона подальше от ворот, сказав:
— Честно, я думаю, ты сам вляпался по полной. Надо было держаться сценария. Пошли.
Гермиона наблюдала, как они отступают на несколько шагов от защитной границы, и тогда Гарри кинул ей извиняющийся взгляд и, пуф, аппарировал Рона прочь.
Только после этого Гермиона подняла глаза на Тео и сумела выдавить небольшую, напряжённую улыбку:
— Спасибо, что сказал это. Серьёзно. Я сама бы нашла слова. Но было приятно не делать это прямо сейчас.
Тео убрал локон с её лица и тихо произнёс:
— Конечно. Я всегда встану на твою защиту. Хотя не будь слишком высокого мнения обо мне. Я надеялся, что он полезет к воротам, тогда он ушёл бы, усыпанный нарывами.
Гермиона цокнула языком, но ругать его вслух не стала. Вместо этого повернулась к Драко и добавила:
— И тебе тоже. Ты был прав, что слова имеют значение, независимо от того, что он потом пытался сказать, будто имел в виду другое. Это всегда было больным местом. Он никогда не был осторожен с тем, что говорит, и всегда считал, что я не должна расстраиваться, если он якобы «не это имел в виду».
Драко ответил мрачной улыбкой:
— Слова действительно важны. Рад, что хоть немного помог. Я хотел, чтобы ты сама решила, как с ним говорить, ведь не секрет, насколько он мне противен. Но он… он испытывает моё терпение. Учится он просто до чёрта медленно.
В этом «чёрта» слышалась ярость, и Гермиона уткнулась лицом в его грудь, чтобы приглушить нервный смешок.
Драко тут же поплотнее укутал её плащом и прижал к себе.
— Такое ощущение, что я снова и снова веду с ним один и тот же разговор, — устало вздохнула она. — Это сводит с ума. И я вижу ту жизнь, которую все ожидали от нас, вижу наши отношения… Мы бы только и делали, что повторяли одни и те же ссоры, бесконечно пытались бы переделать друг друга. Ничего более утомительного и представить нельзя.
Гермиона подняла голову и посмотрела на обоих:
— Я его не люблю. Чтобы вы знали.
Она чуть не сказала это вслух.
— Он хороший человек. Сейчас вы видите его не с лучшей стороны, потому что он сам не в лучшем состоянии. Да и кто вообще в нашем положении может быть «в лучшем состоянии»? Но даже если он будет… даже когда придёт в себя… я всё равно не люблю его так.
Гермиона думала, что они чувствуют, что именно она имеет в виду, но ни один не заставил её произнести это вслух раньше времени. Они просто склонились и коснулись губами её макушки.
Мгновение стояла тишина, и прежде чем кто-то предложил вернуться в дом, Гермиона ощутила на щеках что-то холодное и мокрое.
Не слёзы. Слишком холодные для этого, и хотя разговор с Роном был тяжёлым, грусти она не ощущала.
Нет, это были снежинки. Шёл снег.
Она улыбнулась и подняла голову к небу, глядя, как снежные хлопья кружатся вокруг.
Гермиона глубоко вдохнула и сказала:
— Пойдёмте. Ты ведь собирался сыграть для меня рождественскую песню. Может, я даже спою, и тогда мы вернём одну из моих традиций и сделаем её нашей.
— Звучит идеально, — весело отозвался Тео.
Все трое вместе вернулись в дом. И в ту ночь Гермиона даже не вспомнила о книгах, что обещала ей Нарцисса. Она просто села рядом с Драко на скамейку у рояля, с другой стороны устроился Тео, и слушала, как Драко играет праздничные мелодии.
Песню Have Yourself a Merry Little Christmas он сыграл лишь тогда, когда Нарцисса уже ушла спать. И когда он наконец начал, Гермиона действительно запела. И ей даже почудилось, что Драко тихо подхватывает мотив вместе с ней.
Может быть, он и не собирался специально сделать ей подарок, но именно подарком это и стало. И Гермиона бережно спрятала этот момент в своём сердце.