Бесконечно | Глава 25
Хрустальное стекло разбилось о пол, распавшись на десятки мелких осколков. Кхун Пхра Най вздрогнул, очнувшись от тяжёлых дум. Он растерянно уставился на разбитый бокал, а сердце билось как сумасшедшее. Необъяснимое, чужое волнение охватило его так сильно, что сидевший рядом человек не выдержал и посмотрел на него. Лицо молодого господина побледнело. Он всё ещё не отрывал взгляда от разбитого стекла.
Потянулся к осколкам и встревоженно нахмурил брови. Это был его любимый бокал, он привёз его из Франции, когда вернулся после учёбы, чтобы служить родной стране. И всё это время он не мог перестать думать о своём любимом. Но сегодня в мыслях что-то изменилось. Это было не просто томление по возлюбленному, нет. Это было беспокойство. Смутное, гнетущее, не дающее покоя.
— Что вы сказали, Кхун Яй? — поднял глаза от бумаг Сан.
— Мне показалось, что я услышал голос Каэвты.
— Вы, наверное, слишком скучаете, вот и слышится, — усмехнулся тот.
— Сан, заканчивай быстрее. Я хочу поскорее вернуться и увидеть Каэвту.
— Ну вот, прошёл-то всего день-два…
Сан тут же прикусил язык, заметив, как сильно нахмурился его молодой господин. Тот даже не обратил внимания на попытку подшутить. Лоб был напряжён, взгляд сосредоточен, губы сжаты в тонкую линию.
И пока он так тревожно молчал, Сан поспешно взялся за работу, чтобы угодить хозяину.
— Даже если мы закончим быстрее, вам всё равно придётся остаться на приёме у правителя города Бан Сема, — напомнил Сан, взглянув на настенные часы. Они показывали два часа ночи, уже начался новый день.
— Пусть хоть на миг… Я просто хочу побыстрее вернуться, — тяжело вздохнул молодой господин. Грудь словно сдавливало, внутри было неспокойно.
Только через десять дней работа наконец-то подошла к концу. Кхун Пхра Ная пригласили на званый ужин, устроенный правителем Бан Сема, но он сослался на недомогание, поспешно собрал вещи и нанял лодку, чтобы немедленно вернуться в Пхра Накхон…
Если бы он мог завести мотор, как в столице, он бы сделал это не задумываясь. Но ему оставалось только сидеть на носу лодки, без конца подгоняя гребцов. И всё же скорость их была ничтожно мала по сравнению с тем, как стремилось его сердце.
Сан, чесавший затылок, не понимал, что происходит с его господином. Он знал, что Кхун Пхра Най скучает по Каэвте, между ними сейчас был самый разгар романтических чувств. Но чтобы настолько спешить… Ведь когда дело касалось службы, молодой господин всегда был аккуратен и дотошен до мелочей. А теперь такая срочная отправка, ночной путь, срочно нанятый транспорт.
Солнце невыносимо палит. Всё тело болит.
Боль обжигает запястья. Губы пересохли, потрескались. Горло горело так, будто сейчас рассыплется в пыль. Каэвта попытался пошевелить рукой, чтобы освободиться от верёвок, но чем сильнее дёргался, тем глубже верёвка врезалась в кожу, раздирая плоть. Светлая кожа на лице потемнела от солнца. Он поднял глаза к небу и на колышущиеся кроны деревьев над собой. В его взгляде были отчаяние и безысходность.
— Помогите… — еле слышно удалось вымолить ему. Он звал больше в мыслях, чем вслух. — Пожалуйста… Кто-нибудь, спасите… Больно…
Он не понимал, за что. Не знал, кого мог обидеть. Страх сковывал разум. Прошла ночь, наступил день. С тех пор как на него напали со спины, его никто не искал и не спас.
Когда-то зелень леса радовала глаз. Сейчас же это был угнетающий плен. Он молился, чтобы хоть кто-нибудь его нашёл.
Кхун Яй, пожалуйста… помоги Каэвте…
— Каэв, хочешь, я провожу тебя домой?
— С чего вдруг, Пи Кан? — рассмеялся юноша, глядя на настройщика барабанов из оркестра Пипхат, с которым они давно были в хороших отношениях. — Я же всегда ходил один. Почему ты сегодня вдруг решил идти со мной?
— Не знаю… Просто волнуюсь за тебя.
— Всё в порядке, Пи Кан. Я доберусь сам. Иди домой пораньше. Твоя жена, наверное, уже ждёт тебя, — мягко ответил Каэвта, зная, что у Канна была семья и дети.
— Ну… — мужчина вздохнул, всё ещё не в силах унять беспокойство. Он посмотрел на юношу и добавил: — Тогда приходи завтра на репетицию танца. Увижу тебя и успокоюсь.
С этими словами Кан махнул рукой на прощание и направился к лодке.
Каэвта, провожая его взглядом, с улыбкой покачал головой. Ему было немного забавно от такой тревожной заботы. Что это вдруг Пи Кан так разволновался, что даже пригласил его попрактиковать танец?
Каэвта поправил лампу в ладони, чтобы та светила ярче. Внезапно он вспомнил хитроватое лицо одного человека, который уехал на государственную службу. Мысль о нём вызвала невольную улыбку. Каэвта не знал, спит ли сейчас Кхун Пхра Най или, как в прошлую поездку в Аюттхаю, снова засиделся за делами до глубокой ночи. Но он был почти уверен, что поспешность, с которой тот уезжал, наверняка была из-за него. При этой мысли сердце юноши дрогнуло и радостно забилось сильнее.
Лицо и нежные жесты этого крупного человека всякий раз, когда он пытался притвориться безразличным, злясь на юношу… В итоге он всё равно сдавался под его мольбами, будь то объятия или поцелуи. Каждый раз он таял, не выдерживая. Когда они спорили, будь то о серьёзном или пустяке, тот всегда первым шёл на примирение, извинялся, пока Каэвта сам не начинал чувствовать вину и не просил прощения в ответ. А после… извинения каждый раз «компенсировались» телом в знак примирения.
Каэвта улыбнулся, вспоминая, как впервые увидел владельца того прекрасного лица. Он тогда сидел с его матерью во дворе и расспрашивал о человеке, который исполнял танец Чуи Чай в день приёма чиновников Его Величеством. На его лице тогда светилась надежда… которая быстро сменилась разочарованием, когда он узнал, что танцевавший был мужчиной.
Мать призналась Каэвте, что тогда соврала, сказав, будто именно она выступала с этим танцем. Она подумала, что Кхун Пхра Най влюбился в танцовщицу и потому пришёл её искать, а если бы узнал правду, у Каэвты могли бы возникнуть проблемы. И теперь, оглядываясь назад, он понимал, что это действительно так, ведь после того, как он ударил господина в челюсть, опрокинув его на спину, тот не показывался ещё несколько недель.
В тот раз, когда он случайно встретил его на мероприятии, куда пошёл с дядей, красивое лицо побледнело при виде Каэвты. Пхра Най посмотрел на него, но сразу отвёл взгляд. А позже, когда думал, что его не замечают, украдкой наблюдал, и это не раз злило Каэвту.
Но затем Кхун Пхра Най начал часто бывать в доме его дяди. Они спорили, ссорились — и с ним, и с Саном, — настолько часто, что это стало привычным. В те дни, когда Каэвта не видел его лица, сердце билось вяло, одиноко и грустно. А когда слышал его голос, начинало стучать так быстро и сильно, что он и сам не знал, когда всё это началось. Всё было перемешано, тревога, боль и немного счастья, день за днём, пока не стало вот так…
Его мысли резко прервались, когда путь ему преградили двое рослых мужчин. Каэвта инстинктивно отступил, оба скрывали лица и приближались с очевидными намерениями. Он резко развернулся, но с другой стороны путь загородил ещё один человек. Кто-то вырвал фонарь из его руки.
— Чего вы от меня хотите? — раздался тихий, дрожащий голос. Каэвта пытался сохранять спокойствие, но страх, пробирающий до костей, выдавал его.
— Кое-кто хочет, чтобы ты исчез на время! — выкрикнул один из мужчин.
— Кто?! — срываясь, спросил Каэвта.
Он инстинктивно коснулся кольца на пальце, словно мысленно звал того, кто его подарил.
— Это тебе знать не обязательно! — закричали двое сзади и с силой схватили его за руку.
— Пожалуйста… не делайте мне больно. Я ничего вам не сделал. Вы, наверное, ошиблись…
— Нам ты и вправду ничего не сделал, — ответил один. — Но ты перешёл дорогу тому, кто нас нанял.
— Прошу вас… пожалуйста… отпустите… — умолял Каэвта, складывая ладони у груди. Он и сам понимал, что не сможет справиться с тремя крепкими мужчинами одновременно. В голове вспыхнула мысль о матери, которая, должно быть, ждёт его сейчас в тревоге.
— Не можем, — прозвучал короткий ответ. Услышав это, Каэвта на мгновение застыл, а затем со всех сил дёрнулся, пытаясь вырваться.
— Помогите!.. — начал кричать он, но кто-то заткнул ему рот ладонью. Резкая боль пронзила шею, и сознание медленно начало угасать. — Помогите!.. Кто-нибудь… — до хрипоты звал он уже в темноте.
От ужаса рассудок начинал меркнуть. Лицо побледнело до болезненной белизны. Он рвался изо всех сил, но верёвка, которой его привязали к дереву, всё сильнее врезалась в кожу, оставляя алые следы от крови.
— Посидишь тут пару деньков. Потом вернёмся — развяжем.
— Пожалуйста… отпустите… — прошептал Каэвта сквозь слёзы. — Сейчас моя мама, наверное, ждёт меня. Она больна… я не знаю, что с ней будет, если рядом никого не окажется…
Слова прозвучали так искренне, что один из мужчин заколебался. Но другой подошёл ближе, склонился над ним и с хмурым выражением лица сказал:
— Вернёмся. Освободим. Но только после того, как получим свою награду.
— Скажите хотя бы, кто вас послал… — умоляюще выдохнул Каэвта. Мужчины переглянулись.
— Нет. Всё равно скоро тебя отпустят. Ты ничего не сможешь сделать.
— Прошу… — с трудом выдавил он, но ответ был подобен удару в грудь:
Эти слова прозвучали как удар молнии. Каэвта застыл. Всё внутри него оборвалось. Глаза широко распахнулись, а в ушах звенело так сильно, что он не слышал ничего, кроме собственного бешеного сердца.
Медленно по его щекам потекли слёзы. Без звука. Без истерики. Только поток обжигающей боли.
— Они врут... — шептал он, даже не чувствуя, как обвисшее тело стягивают верёвки. Руки были крепко связаны за спиной, ноги — у корней дерева. Они были уверены, что никто сюда не доберётся, и потому даже не закрыли ему рот.
Как сейчас чувствовала себя мама? Она, наверняка, сходила с ума от тревоги, не дождавшись сына…
Каэвта кричал, сколько хватало сил. Голос сел. Ночь сменилась зноем дня. По телу струился пот. Губы пересохли, потрескались, горло жгло от жажды. Он терял сознание и вновь приходил в себя, беззвучно шевеля губами:
Раны от верёвок снова открылись. Запёкшаяся кровь, покрытая коркой, вновь потекла, окрашивая ткань в алый цвет. Последние остатки сознания цеплялись за образы матери — любимой, больной, одинокой — и… за него. За того самого человека, что сейчас, быть может, просто ждёт его дома.
— Помогите… — голос сорвался, охрип от боли. — Пожалуйста… мне очень больно…
Он не понимал, за что. Кому он мог насолить настолько, чтобы заслужить такое? Ему было страшно. Он знал только, что с того момента, как его ударили сзади, прошло уже больше суток. Никто не нашёл его. Никто не освободил.
Лес, когда-то казавшийся укрытием, теперь был безмолвным кошмаром. Каэвта шептал молитвы, звал на помощь, цеплялся за жизнь, за надежду.
— Мамочка… Кхун Яй… прошу… помогите…
Даже слёзы пересохли под палящим солнцем. Он поднял взгляд к небу, как будто умолял его сжалиться. Новый день настал, а те люди не вернулись, несмотря на обещание освободить.
Тело не держалось. Он больше не мог даже стоять. Толстая верёвка по-прежнему привязывала его к дереву. Раньше нежное лицо теперь стало сухим, покрытым следами слёз и пылью. Губы растрескались и кровоточили. Густые, когда-то блестящие волосы свалялись и потускнели. Белая кожа обгорела, пошла трещинами. От обезвоживания сердце билось всё слабее. Зрение затуманилось. Каждый вздох отзывался болью в груди. Он пытался вдохнуть, но тщетно.
Он уже не плакал. Просто молча шевелил губами.
— Кхун Яй… — тихо прошептал он, когда перед глазами возникло любимое лицо — неясное, будто во сне, с дрожащими от слёз глазами и сломленной улыбкой.
Он хотел дотянуться. Хотел утешить.
Каэвта кричал внутри себя, пытаясь удержаться, но силы покидали. Жизнь уходила. Вероятно, он уже не вернётся…
…не успеет сказать ему то, чего тот так ждал.
Нанг Сом косилась на стройную фигуру Кхун Ну Софи, с трудом скрывая раздражение. Она хмурилась, но делала вид, будто просто наблюдает.
[п/п: «Нанг» — это почтительное обращение к женщинам в тайской культуре, аналогичное «госпожа» или «сударыня», хотя в испанском или русском точного аналога нет. «Кхун Ну» — обращение к молодой женщине из знатной или состоятельной семьи. Это не просто «мисс», а «девица высокого происхождения».]
— Разве Кхун Пи не должен был вернуться сегодня, Пи Сом? — раздражённо спросила Софи у своей доверенной служанки. Она была так нетерпелива увидеть Кхун Пи, что сердце у неё, казалось, разрывалось. Но до сих пор он так и не появился у них дома. Почему?
— Возможно, Кхун Яй сначала заехал во дворец, Кхун Ну, — предположила Сом.
— И что он мог забыть во дворце так поздно, что до сих пор не вернулся? — с раздражением парировала Софи.
— Откуда мне знать, Кхун Ну? Я ведь не Ай-Сан, который повсюду ходит за Кхун Яем, — пробурчала Сом.
— Да-да, молчу, — тут же захлопнула рот Нанг Сом. Она знала, что за характер у её госпожи. Стоило ей вмешаться не в своё дело, и Кхун Ну Софи вполне могла схватить что-нибудь тяжёлое и треснуть ей по голове. Тех троих мужчин, после того как они по её приказу схватили танцора Каэвту и спрятали, Софи велела убить, чтобы никто не смог помочь ему или рассказать, где он. С тех пор прошло уже много дней... Мальчишка, должно быть, давно мёртв.
— Или Кхун Пи задержался у того танцора? — усмехнулась Софи, в её голосе слышалась ядовитая насмешка. — Но даже если он и пошёл его искать… всё равно не найдёт.
— Верно, Кхун Ну, — поспешила поддакнуть Нанг Сом.
— Скоро он станет моим мужем, — счастливо улыбнулась Софи.
Сом не удержалась, язык так и чесался спросить:
— А если Кхун Яй так и не согласится жениться на вас?
— Нанг Сом! Жить надоело?! — Софи вскочила.
— Н-нет, Кхун Ну! Я не хочу умирать! — поспешно затараторила та. — Просто подумала… может, позвать знахаря, чтобы ускорить дело? Тогда Кхун Яй скорее станет вашим.
— Мне нужно сердце Кхун Пи, отданное по доброй воле, а не заговорённое чёрной магией!
Нанг Сом закатила глаза за спиной госпожи. В душе она лишь усмехнулась: Посмотрим, как скоро ты добьёшься своего, Кхун Ну Софи… Может, придётся ждать до следующей жизни, чтобы Кхун Пхра Най подарил тебе сердце.
В это время Пхра Най ускорил шаг, пока не перешёл на бег, настолько тревога сдавила грудь. Идущий за ним человек даже не успел понять, что происходит, как господин уже достиг дома любимого…
Двери были закрыты, в доме не горел свет. От этого у него ёкнуло сердце. Он немедленно распахнул ворота.
— Каэвта! Каэвта! Мэй Пхайом! — низкий голос эхом прокатился по тишине.
Сан, только что подошедший следом, нахмурился. Никто не вышел их встретить. Он проследовал за хозяином внутрь. В доме не было ни души.
Лицо Кхун Пхра Ная побледнело. Он чувствовал, как сердце рвётся в тревоге, он думал только о нём. Где Каэвта?
— Здесь, кажется, давно никого не было… — пробормотал Сан, — Всё будто заброшено.
Он взглянул на лицо господина и мысленно дал себе пощёчину. Не говоря ни слова, высокий мужчина развернулся и бросился бежать. Вдруг Каэвта с матерью в доме Луанг Санаэ?
Кхун Пхра Най влетел туда запыхавшись. Танцовщицы, увидев, кто пришёл, оживились. Одна поспешила за хозяином дома, другая пригласила Кхуна Яя подняться наверх. Но чем дольше молодой человек смотрел на лица окружающих, тем сильнее мрачнел. Все здесь выглядели странно тревожными.
— Ваше Высочество! — Луанг Санаэ прибежал, задыхаясь, сразу после того как слуга предупредил его о визите. Старик крепко обнял Кхун Пхра Ная, охваченный радостью. — Как хорошо, что ты вернулся!
— Где Каэвта и Мэй Пхайом? Я зашёл к ним домой, но там никого. Сердце у меня не на месте, пришлось бежать прямиком сюда, — спросил Кхун Пхра Най.
— Вот почему я так рад тебя видеть… Пойдём, выпей воды, отдохни немного, — Луанг Санаэ взял его под руку и усадил в гостиной. Подал ему стакан с жасминовой водой. Тот сделал глоток, но сразу заговорил:
— Мы ищем Каэва уже несколько дней.
— Что вы сказали?.. — голос у него сорвался. Преследующее его последние дни тревожное предчувствие ударило в грудь с новой силой.
— Каэв пропал в день, когда ты уехал. Мы искали его, но до сих пор так и не нашли, — голос Луанга Санаэ дрожал, в глазах стояли слёзы.
— Что случилось? Расскажите всё по порядку.
— В тот день он, как обычно, пришёл на танцевальную репетицию. Закончили позже, была новая мелодия. Кан пошёл с ним, у него было плохое предчувствие. Хотел проводить, но Каэв, упрямец, настоял, чтобы тот шёл домой. Кан велел ему завтра прийти пораньше… но Каэв так и не появился. Тогда Кан пошёл к нему домой, а там только Мэй Пхайом, сидит одна. Спросил и оказалось, Каэв не возвращался с прошлой ночи. Тогда он пришёл ко мне, и мы начали поиски. Но ни следа, сынок… ни малейшего.
— От горя слегла… Сейчас спит.
— Я пойду в участок, подключу патруль. Нужно начать широкую поисковую операцию.
— Поторопись, сынок. Я уже заявлял в полицию, но всё безрезультатно.
Тревога терзала его. Где искать Каэвту? Кто мог забрать его и спрятать? Он дал приказ прочесать весь район, привлечь как полицию, так и людей Луанга Санаэ. Особенно Кан, рыдающий, звал братишку по имени.
— Не жалейте ни людей, ни лошадей, ни сил. Проверяйте леса, дома, даже самые укромные уголки! — голос Кхун Пхра Ная звенел от боли. Он сам кричал, звал Каэвту, пока не сорвал голос. Искали до самого рассвета…
И вдруг послышался топот копыт.
— Кхун Яй! Кхун Яй! — Сан натянул поводья и подъехал галопом, лицо перекошено, в глазах отчаяние. Он не хотел причинить господину боль… но увиденное нельзя было не сказать.
— Но что?! — завопил Кхун Пхра Най, не в силах вынести ожидание. Он схватил Санa за плечи и, оттолкнув его, сам вскочил на лошадь и поскакал туда, откуда тот прибыл.
Патруль окружал нечто. Когда всадник подъехал, они расступились… и он увидел.
Перед ним лежало то, что мгновенно лишило его ног опоры. Красивое лицо исказилось, побледнело, тело задрожало от потрясения. Он едва шёл, словно земля под ним исчезла. Губы дрожали.
Он упал на колени. Взгляд был прикован к телу, не моргая. Сан бросился к нему, обнял, но господин оттолкнул его и прошептал:
— Это не он. Скажи, что это не он...
— Это он, Кхун Яй… — прошептал Сан, плача, не в силах посмотреть ему в глаза.
— Ты лжёшь! — пронеслось как выстрел.
Все отвернулись, не в силах смотреть. Сан, всхлипывая, подошёл к телу, аккуратно развязал верёвки, опустил Каэвту на землю и… поднял его левую руку.
На солнце тускло сверкнуло золотое кольцо.
Он помнил это кольцо слишком хорошо. С тонкой гравировкой. Такое было только одно… вернее, два. Одно он носил сам. Другое — на пальце Каэвты. Оно блестело на солнце, выдавая того, кто лежал без движения.
Молодой человек медленно приблизился, как во сне. В ушах звенело, будто он оглох. Яркое солнце вдруг потемнело перед глазами. Всё исчезло, кроме холодного тела и этого крошечного кольца на тонком пальце.
Он опустился рядом, взял левую руку — бледную, неподвижную — из рук Сана. Провёл пальцами по знакомому лицу, и слёзы потекли сами собой.
Чёрные, некогда блестящие волосы теперь были ломкими, местами выпадали. Прежде светлая, гладкая кожа потемнела, иссохла. Губы, ещё недавно яркие, теперь потрескались, а маленький, вздёрнутый нос утратил форму. Он гладил это лицо, казавшееся таким родным, останавливаясь на безымянном пальце…
И крепко обнял, будто хотел забрать к себе, защитить, согреть. В груди стучала пустота. Он снова и снова звал его по имени — тихо, дрожащим голосом.
Сан безутешно рыдал рядом. Вокруг все отворачивались, вытирая слёзы, не в силах выносить звук его голоса и того, как молодой господин прижимал к себе безжизненное тело, дрожа от боли, словно сердце рвалось на части.
Всхлипы переходили в откровенный плач — горький, нестерпимый. Он уткнулся лбом в грудь любимого и прошептал, срываясь на рыданиях:
— Каэвта… любимый… проснись и поцелуй меня, как раньше. Ты знаешь, как я скучал? Ответь… просто ответь… Скажи, что тоже скучал, что любишь… Ты чувствуешь мои объятия? Обними меня… прошу… Просто подними руки, прижмись ко мне… Я вернулся… ради тебя… Слышишь, любимый? Каэвта… Каэвта…
Он обнимал Каэвту теми самыми руками, что когда-то протянул ему со всей полнотой любви, даже не подозревая, что их разлучат навсегда. Грудь будто разрывалась, сердце было расколото. Скорбь накрывала с головой. Душа просила умереть и последовать за ним.
Он целовал золотое кольцо, что некогда сияло на безымянном пальце любимого. Сердце, ещё недавно полное радости и счастья, теперь едва билось, почти умерло. И тогда он горько разрыдался.
Грудь болела, будто её рвали на части.
Одной только мысли о том, что его больше нет рядом, хватало, чтобы задохнуться.
Боль не проходила. Тоска оставалась навсегда.
Он бы предпочёл умереть вместе с ним, со своим возлюбленным…
Окружение было пронизано горечью утраты, особенно Най-Кан, который не мог сдержать слёз. Он рыдал так сильно, что Луанг Санаэ приказал слуге быть рядом с ним всё время. Боялся, что тот, терзаясь чувством вины, бросится в реку. Старик обернулся и посмотрел на стройную фигуру молодого Кхун Пхра Ная, затем тяжело вздохнул. Красивое лицо юноши было бледным, как у мертвеца. Глаза, красные и опухшие от слёз, казались бесконечно уставшими. Тем не менее, той ночью он всё равно пришёл на церемонию чтения молитв. Рядом с ним сидел Най-Сан, изредка бросая на него тревожные взгляды.
Луанг Санаэ вспомнил события прошлой ночи, и сердце болезненно сжалось. Как только Мэй Пхайом узнала, что Луанг Санаэ вернулся домой с Кхун Пхра Наем и его сыном, она с радостью выбежала навстречу.
Но стоило ей увидеть, кто перед ней, как она рухнула на землю, зарыдав, и с отчаянием прижала бездыханное тело сына к себе. Никто не ожидал от неё такой силы. Она потеряла сознание и умерла той же ночью, последовав за своим сыном.
Луанг Санаэ смотрел на стоящий перед ним гроб, вытирая слёзы рукой и сдержанно всхлипывая. Если бы он позволил себе сломаться, Кхун Пхра Най не смог бы справиться со всеми делами.
— Позаботьтесь обо всём здесь вместе с Кхун Луангом, — сказал Кхун Пхра Най.
— Ты вернёшься в тот дом? — спросил Луанг Санаэ, глядя на скорбное лицо юноши. Он тяжело вздохнул. Чем он мог ему помочь?
— Да, — ответил Кхун Пхра Най. — Если я не вернусь, Каэвта подумает о самом худшем…
— Сан, присмотри за Кхун Яем, — поручил Кхун Луанг.
Сан кивнул, грустно улыбнувшись. Прошлая ночь всё ещё не отпускала его. Он боялся даже на шаг отходить от господина.
Кхун Пхра Най крепко обнимал истощённое тело своего любимого. Никто — ни один человек — не мог подойти. Луанг Санаэ хотел завершить подготовку к похоронам.
— Не забирайте его от меня! — громко, в отчаянии закричал он. Он плакал, не переставая прижимать и качая маленькое тело в своих объятиях.
— Кхун Яй… Кхун Каэв умер, — с трудом произнёс Сан, сдерживая рыдание.
— Нет… Посмотри, Сан, Каэвта здесь! Я держу его! — воскликнул Кхун Пхра Най, наклоняясь ближе к лицу Каэвты.
— Да… он действительно умер, — всхлипнул Сан, поднимая руку, чтобы вытереть слёзы.
Юноша застыл, глядя на тело в своих руках. Красивое лицо исказилось от боли. Он обнял Каэвту ещё крепче, а потом встал.
— Живо готовь лодку! — высокий мужчина вышел из дома.
Луанг Санаэ поспешно выбежал за ним.
— Я отвезу Каэвту в Белый дом.
— Подожди! Ты же понимаешь, что Каэв умер… Почему ты не готовишь похороны?
— Нет! — закричал юноша. — Каэвта останется со мной!
Луанг Санаэ застыл, ошеломлённый. Неужели Кхун Пхра Най обезумел от горя?
Кто бы ни пытался его остановить, Кхун Пхра Най всё равно унёс тело Каэвты с собой, оставив Луанга Санаэ заниматься всеми делами, связанными с Мэй Пхайом.
Резиденция Белого дома, где оставалось только завершить приготовления к похоронам, теперь казалась опустевшей и погружённой в тишину. Маленькое тело Каэвты покоилось в хрустальном гробу посреди главного зала. Кхун Пхра Най сидел перед ним, не отрывая взгляда. Он не вставал, не двигался, не ел и не спал, только снова и снова шептал имя любимого. Этот тихий, упрямый зов эхом отдавался в комнате, разрывая сердца тех, кто его слышал.
— Кхун Яй, прошу вас, поешьте хоть немного…
Но он не шевельнулся, не ответил. Его красивое лицо осунулось и побледнело, вызывая всё большее беспокойство.
Слуга уже собирался отправиться за едой, но, едва переступив порог, почувствовал дурное предчувствие и вернулся в зал. Сан испугался и бросился к телу своего господина. Он изо всех сил схватил его за руку, пытаясь вырвать оружие.
— Нет, Кхун Яй! Вы что, хотите застрелиться, чтобы последовать за Кхун Каэвом?! — закричал Сан в отчаянии. Он боролся с господином, изо всех сил стараясь выхватить у него револьвер, но не мог сравниться с силой Кхун Пхра Ная.
— Да! Без Каэвты у меня нет причин жить! — закричал тот, всхлипывая.
— А как же ваш отец?! А как же Его Сиятельство?! — возразил Сан. — Он растил вас с самого детства. Вы хотите быть настолько жестоким, чтобы оставить его одного? Кхун Пхром уже причинил ему немало боли. Неужели вы хотите добить его своей смертью?!
Эти слова ошарашили Кхун Пхра Ная. Он застыл, остановив движение. Но Сан всё ещё не доверял его порыву и не ослаблял хватку, стараясь вырвать оружие.
— Как мне жить без Каэвты… — выдохнул Кхун Пхра Най и осел на пол, зарыдав.
— Кхун Яй… Пожалуйста, вернитесь к Его Сиятельству, — мягко попросил Сан.
— Наверняка он ждёт новостей о вашей работе на севере, о патруле.
— Сейчас, наверное, он ждёт, когда вы вернётесь и поужинаете с ним, — добавил Сан.
Юноша вспомнил лицо своего отца и погрузился в молчание. Сан, воспользовавшись этим, мягко увёл его к лодке, пришвартованной у причала. Затем вернулся и бережно закрыл двери Белого дома.
Днём Кхун Пхра Най продолжал исполнять свои обязанности, как прежде, параллельно расследуя, кто был причастен к похищению и смерти Каэвты. А ночью он возвращался в Белый дом, садился у хрустального гроба и тихо шептал со слезами на глазах:
Громкий кашель раздался в тишине, заставив Номьям встревоженно нахмуриться, а затем выбежать за западным врачом, как и велел Его Сиятельство, когда узнал, что его старший сын заболел.
— С вашим сыном всё не так уж плохо, — попытался заверить врач.
Хозяин дома с глубокой жалостью посмотрел на говорящего. Высокий и прежде крепкий молодой человек теперь опасно исхудал, его глаза, некогда сияющие, потускнели и потухли. Лицо стало измождённым, как у тяжело больного. Ни следа прежней выдержки.
— И ты ещё смеешь говорить, что с ним всё в порядке? Он же выглядит так, будто с каждым днём ближе к смерти, — раздражённо бросил Его Сиятельство.
Юноша услышал слова отца и криво усмехнулся. Если бы он действительно умер, может, было бы лучше. Тогда бы боль закончилась.
— Дай ему лекарство, — велел отец, указывая Сану, чтобы тот помог сыну сесть.
Номьям осторожно подошла с лекарством, но стоило ей поднести его ко рту больного, как его тут же вырвало всем, что он только что проглотил. Номьям побледнела от ужаса, прикрыла рот рукой и, не в силах сдержать слёз, заплакала. Сан бросил взгляд на Его Сиятельство и медленно покачал головой. Он не знал, что делать.
— Кхун Яй, почему вам так плохо?.. — прошептала Номьям, подойдя ближе, чтобы вытереть лицо и рот больного, а затем с сочувствием прижала его к себе.
Его Сиятельство, глядя на закрытые глаза сына, позвал Сана и вышел с ним за пределы комнаты.
— Что произошло во время командировки на север? — внезапно спросил он.
Сан вздрогнул и быстро покачал головой. Он действительно ничего не знал.
Хозяин тяжело вздохнул. Он не знал, как добраться до сути проблемы. На днях Софи приходила к нему в слезах, жалуясь, что Кхун Яй не подпускает её к себе, и даже в таком состоянии умудрился приползти на похороны какого-то танцора из дома Луанг Санаэ.
Да, он знал, что сын хорошо относился к Луанг Санаэ, но не до такой же степени, чтобы, едва живой, волочиться на похороны какого-то мальчишки… разве что тот действительно был ему дорог.
— Он что, влюблён в этого танцора? — спросил Его Сиятельство, и Сан снова замер от неожиданности.
— Простите… что? — прошептал он.
— Но ведь тот умер, верно? — продолжил отец, а Сан молчал.
Хозяин задумчиво провёл рукой по подбородку и перевёл взгляд на комнату сына.
— Похоже, мне придётся ускорить свадьбу, — пробормотал он.
— Что?! — вскрикнул Сан, ошарашенно глядя на господина.
— Что ты так удивляешься, а, Ай-Сан?
— Никаких «но»! Я не собираюсь смотреть, как мой сын умирает из-за человека, которого уже нет в живых! — вспылил Его Сиятельство и ушёл, оставив Сана с открытым ртом.
— Я ещё не готов… — пробормотал молодой человек.
— Я больше не собираюсь ждать! В любом случае, ты женишься на Мэй Софи! — отрезал отец, не обращая внимания на то, что сын тем временем из последних сил пытался работать над бумагами, которые Сан принёс из королевского полицейского управления.
— Ты…! — Его Сиятельство так разозлился, что задрожал всем телом. Он взглянул на лицо любимого сына и почувствовал, как накатывает бессильное раздражение. На лице сина не отражалось ни единой эмоции.
Измождённое тело осело в кресле. Сан поспешно подбежал и поддержал его, видя, как тяжело тот дышит. Когда он поднёс чашу с лекарством, Кхун Пхра Най оттолкнул её. В глазах Сана стояли слёзы, он понял, господин нарочно отказывается от еды и лекарства, медленно доводя себя до смерти.
— Кхун Яй, умоляю вас, примите лекарство, — просил Сан, стоя на коленях и всхлипывая, пока тот не согласился. Однако вскоре его снова вырвало, как и всю пищу, которую он с трудом ел последние дни.
— Как тебе эта ткань, правда красивая? — спросила Софи, держа перед юношей отрез дорогого шёлка.
Он оставался безразличным. Даже не взглянул. Лишь тихое «Угу» сорвалось с губ в ответ.
Софи резко поднялась. Последние дни её «Кхун Пи» ходил как тень, словно душа покинула тело, и отношение к ней не менялось. Она сжала губы в тонкую линию, схватила его за руку. Ту самую, что раньше была крепкой и сильной, а теперь выглядела истончённой и болезненно худой. Внутри её кольнуло от страха, но злость всё же оказалась сильнее.
— Кхун Пи, ты совсем не уважаешь меня. Мы ведь скоро поженимся! — выпалила она с упрёком.
— Поженимся? — брови юноши дрогнули от услышанного. Его сокрушил сильный кашель.
Софи смотрела на него со слезами на глазах. Прежде высокий и статный, он теперь выглядел измождённым, осунувшимся. Кожа побледнела до болезненного оттенка, а глаза, когда-то ясные, потускнели и впали.
— Да, наша свадьба. Твоя и моя! — выкрикнула Софи, смахивая слёзы.
— Я не люблю тебя. Не так, — голос его был едва слышен, но каждое слово вонзилось ей в грудь, как лезвие.
— Кхун Пи! — Софи закричала, не в силах вынести боль. — Ты обязан любить меня! — она бросилась к нему, стала яростно бить его по плечам. Он не сопротивлялся, позволял ей срываться, пока сам не сказал с бесконечной тоской:
— Прости. Но я люблю Каэвту. Только Каэвту.
— Но он же мёртв! — закричала Софи. — Он мёртв, слышишь?! — голос сорвался. Ревность отравила разум, и в порыве ярости она забыла о себе. То, что скрывала столько времени, вырвалось наружу.
Высокий мужчина резко обернулся. Смотрел на ту, кого звал сестрой, в полном изумлении. Никто, кроме него, Сана, Номьям и людей в доме Луанг Санаэ, не знал о смерти Каэвты. Похороны устраивали только для Мэй Пхайом.
— Ты должен любить меня, не его! Даже мёртвый он не даёт нам покоя! — выкрикнула она, голос её разнёсся по всему дому.
Сан и Номьям вбежали в комнату, потрясённые услышанным. Они не могли поверить. Неужели именно Кхун Ну Софи стояла за смертью Каэвты?
— Ты... ты его убила? — он медленно поднялся, глядя на неё широко раскрытыми глазами.
— Да! Он заслужил это! Из-за него ты меня не любишь! — Софи не унималась. Даже если внутри всё сжималось от страха, она больше ничего не боялась. Её Кхун Пи должен был принадлежать только ей.
— Софи!.. — прорычал он, и в голосе звучала угроза. Кулаки сжались.
Он бросился на неё, руки сомкнулись на тонкой шее, сжимая с яростью.
— Кхун Яй! — закричали Сан и Номьям, в ужасе от того, что происходило перед ними.
— Ты собираешься убить меня, Кхун Пи?.. — прошептала Софи, широко раскрыв глаза. Смотрела на любимого мужчину, а тот сжимал её горло всё крепче. Она вцепилась в его запястья, пытаясь вырваться.
— Кхун Яй, остановитесь! — закричал Сан. — Она ваша сестра! Софи — дочь вашего отца, Его Светлости!
Внутренне он сам желал ей смерти. Но если Кхун Пхра Най пойдёт на это, то сломается окончательно. После смерти Каэвты он не выдержит ещё и вины убийцы.
— Убирайся! — выкрикнул юноша, резко оттолкнув Софи.
Она упала на пол, задыхаясь, лицо покраснело. В глазах — обида и слёзы. Номьям кинулась к ней, но когда девушка попыталась прижаться к её плечу, та оттолкнула её, оставив на полу. Она ненавидела Софи всей душой.
— Эта женщина мне не сестра! — горячие слёзы катились по щекам господина. Во взгляде плескались боль, ярость и отвращение.
— Сан… Уведи меня отсюда. Подальше от этого места… — голос его был едва слышен.
Пхра Най ощущал, как сердце разрывается от боли. Он всё это время искал, кто разрушил его жизнь… и не мог представить, что это окажется кто-то столь близкий. Софи… когда-то милая, нежная сестра. Он и подумать не мог, что она способна на такое. Но теперь… она сама призналась. Он хотел убить её. Но не смог. Потому что остался должен отцу — человеку, что однажды спас его жизнь.
Он доверял. Он любил. И теперь всё это лежало в руинах.
Тихая, тоскливая мелодия флейты проникала в сердце, оставляя за собой шрамы. Сан вытирал слёзы, не отрываясь от своего господина. Музыка смолкла, её сменил тяжёлый, надрывный кашель. Сан бросился вперёд, подхватил истощённое тело Кхуна Пхра Ная, и в глазах его застыл страх. Носовой платок, сжатый в ладони, был пропитан тёмной кровью.
Его господин опирался на стол, пытаясь дышать. Губы были обветрены и потресканы, едва шевелились, но Сан слышал, кому была адресована каждая тень этих слов.
Последняя мысль жила в нём одной болью.
— Я так скучаю по твоей улыбке. Почему нам было суждено быть вместе лишь на короткое время? Почему небо забрало тебя у меня? Если бы я был рядом, этого бы не случилось... Наверное, ты звал на помощь до последнего, пока не потерял голос. Ты страдал, замерзал, боялся. Прости меня, Каэвта. Я должен был тебя защитить.
Он зажмурился, ощущая, как сердце медленно сжимается.
— Я бы держал тебя в своих объятиях до конца жизни. Не дал бы ни одной слезе скатиться по твоей щеке. Я бы каждый день повторял, как люблю тебя. Но теперь... теперь тебя нет. И я не хочу жить в мире без тебя.
Он сжал руки на груди, глядя в никуда.
— Подожди меня, любимый. Я скоро приду к тебе.
Номьям вошла в комнату с тревогой в глазах. Сан покачал головой, сдерживая рыдания. Сколько бы врачей он ни приводил, никто не мог исцелить Кхун Пхра Ная. Это была не та болезнь, что лечится лекарствами. Это было разбитое сердце. Его тело не принимало ни пищи, ни лекарства. С каждым днём дыхание становилось всё тише.
Сан забрал Кхун Пхра Ная и Номьям из резиденции Чао Пхрая в тот же день. Прошло уже немало времени, а Кхун Ну Софи всё ещё не прекращала поиски. Его Сиятельсво, отец юноши, также терзался тревогой. Но Сан не собирался возвращать своего господина туда. Это место навсегда сломало его сердце.
— Да, Кхун Яй, — ответил он, прижимая тонкую, ослабевшую руку господина к своей щеке. Слёзы катились по его лицу.
— Если... если я перестану дышать... пусть моё тело покоится рядом с Каэвтой, — прошептал тот с трудом.
— Кхун Яй! — закричала Номьям, сжимая другую руку юноши, прижимая её к груди, словно пытаясь не отпустить.
— Прости меня, няня... — прошептал он едва слышно.
Номьям покачала головой, не в силах остановить рыдания.
Его дыхание становилось всё более неровным и прерывистым. Тело, некогда высокое и крепкое, теперь дрожало от слабости и боли.
Последний вдох… ещё один… и всё стихло.
Сан и Номьям в отчаянии закричали, зовя своего господина, но Кхун Пхра Най больше не откликался.
Сан вытер слёзы и в последний раз посмотрел на того, кому преданно служил. Осторожно, с нежностью и благоговением, переложил холодное тело Кхун Пхра Ная рядом с Каэвтой, устроив их так, чтобы они лежали в объятиях друг друга.
Он написал письмо, адресованное лишь Луангу Санаэ. Пусть сам решает, сообщать ли об этом Его Сиятельству. Единственная просьба, с которой Сан обратился, больше никогда не разлучать Кхун Яя и Кхун Каэва.
После этого Сан и Номьям заперлись в Белом доме.
Больше никто и никогда их не видел.
Каэвта, лежавший на белоснежной постели, зашевелился. Прижал руку к лицу, скрывая слёзы. Боль пронзала грудь, не давая дышать. Слёзы неудержимо текли по щекам. Он плакал. Плакал по Кхун Пхра Наю… по человеку, что так глубоко страдал.
Он знал этот голос. Это была Руди. Но Каэвта не отреагировал, продолжая истошно рыдать.