Воспоминания Рати | Глава 28: Пламенная любовь
— Я люблю тебя, Пи Ти. Люблю настолько сильно, что не могу подготовиться к подобным возможностям.
Эти искренние слова прозвучали болезненно, а слёзы, дрожь в голосе и утомление в глазах Рати причиняли Тиратхону глубочайшие страдания. Он приблизился и притянул любимого человека к себе.
— Ты… сейчас сказал, что любишь меня?
— Я сказал это в первый и последний раз.
Теперь уже слёзы самого Тиратхона катились по щекам. Сколько дней и ночей они прожили вместе, полных радости и горя, смеха и грусти, но слово «любовь» никогда прежде не было произнесено вслух. Оно таилось в прикосновениях, во взглядах, в надежде, что другой человек поймёт всё без слов. И вот теперь, когда Рати наконец произнёс его, сердце Тиратхона невыносимо заныло.
— Скажи ещё раз, любимый. Я так долго ждал этих слов, — прошептал он, обнимая своего француза и оставляя долгий, нежный поцелуй на его волосах. Закрыв глаза, он позволил чувству проникнуть глубоко в его сердце. — Скажи ради меня ещё раз.
— Зачем мне произносить запретные слова, если они принесут только боль?
— Потому что я люблю тебя больше всего на свете. И осознание, что мы оба чувствуем одно и то же — через радость и через боль — даёт мне силы пройти через всё вместе с тобой.
— Насколько сильно ты любишь меня?
— Настолько, что если я увижу тебя в объятиях другого человека, пусть даже принца, то вырву его руки и разрублю на кусочки, чтобы накормить уток и гусей.
— Тогда почему ты ещё этого не сделал? — спросил Рати, отталкиваясь ладонями от груди Тиратхона и с вызовом глядя на него. — Хотелось бы мне увидеть, как ты попробуешь.
— Потому что раньше всё было иначе. Тогда ты отвергал меня, не проявлял никаких чувств и говорил слова, которые разрывали мне сердце. Но теперь ты говоришь, что любишь, показываешь свои истинные чувства. Если что-то подобное повторится, я уже не смогу оставаться в стороне.
— Ты о чём? О том, как я пригласил принца запускать воздушных змеев? Или о том, как случайно стал причиной его травмы? — Рати серьёзно смотрел в глаза Тиратхона, без тени шутки или игры. И следующими двумя фразами он окончательно объяснил свои мысли: — Как бы сильно мы ни любили друг друга, в этой жизни нам никогда не позволят открыто держаться за руки. И даже если ты разрубишь всех на кусочки, это ничего не изменит.
— Я сержусь на всё, — прошептал Рати, прижимаясь головой к груди Тиратхона. Тот осторожно обнял его, не до конца понимая, но полностью принимая это чувство. — Но больше всего я сержусь на судьбу.
— Я тоже, — тихо признал Тиратхон и снова нежно поцеловал его в лоб, слегка покачивая в своих объятиях.
Если бы он мог выбирать, кем родиться, то предпочёл бы быть простой безымянной женщиной, застенчиво краснеющей в объятиях Рати, а не влиятельным человеком, неспособным управлять даже собственным сердцем.
— Что такое? — спросил Рати, подняв голову, когда почувствовал, что Тиратхон погрузился в свои мысли. — О чём задумался?
Тиратхон аккуратно усадил Рати на кровать, продолжая держать его в своих руках.
— Думаю, как защитить тебя от всех этих слухов и сплетен, чтобы они не ранили тебя.
— Я не боюсь того, что говорят люди.
— А стоило бы. Слова могут причинить гораздо больший вред, чем ты думаешь. То, что нам больно их слышать, лишь мелочи по сравнению с последствиями. Из-за слухов я вынужден был снова и снова избегать предложений о браке. Однажды даже подумал уйти в монастырь, чтобы скрыться от всего этого. Если бы я не встретил тебя, то уже давно стал бы старшим монахом в королевском храме.
— Отлично. Тогда вперёд, это хорошее решение.
— Я буду приносить тебе подношения каждое утро.
— Маленький негодник! — Тиратхон с улыбкой щёлкнул Рати по лбу, развеселившись от его беззаботного тона. Если бы он и правда стал монахом, а Рати каждый день приносил ему еду, он, вероятно, нарушил бы все монашеские обеты ещё до завершения своей практики. — Давай поедим. Ты целый день ничего не ел, боюсь, ты заболеешь.
— Нет, — возразил Рати, ещё сильнее обнимая Тиратхона за талию. — Моя еда была ужасной. Если ты съешь слишком много, у тебя точно заболит живот. Честно говоря, я надеялся, что ты на пару дней сляжишь с отравлением и перестанешь на меня сердиться.
— Лучше, чем если бы ты пытался меня убить. Если это всего лишь пара дней болезни, я выдержу, — тихо рассмеялся Тиратхон, понимая, что в случае с Рати не нужно даже сложных планов. Всего пара язвительных слов способна сразить его наповал. — А может, лучше я приготовлю еду для тебя? Я не вынесу, если ты снова пропустишь ужин.
— Я совершенно серьёзен. Не собираюсь мстить.
— Ты? Тот самый человек, который однажды приготовил настолько горький имбирный отвар, что у меня несколько дней не было аппетита? И ты правда надеешься, что я с удовольствием съем то, что ты приготовишь?
— О чём ты говоришь? Я не понимаю…
— Отвар с имбирём, который ты приготовил тем утром… это ведь был твой шедевр, правда? А потом ты ещё и обвинил Мом Лек. Если она узнает, что ты испортил её репутацию искусной кухарки, ты будешь есть пресную кашу целый год!
— Откуда ты знаешь? — растерянно спросил он, но вдруг вспомнил тот день и изумлённо расширил глаза. — И если ты знал, почему выпил его? Ты же не болел?
— Как я мог не выпить, если ты приготовил его специально для меня? Я был так счастлив, что даже не думал о вкусе.
— Вообще-то, это Мом Лек убедила меня сделать его самому. Я понятия не имел, что он получится таким ужасным. Даже не понимаю, что именно сделал не так…
— Давай не будем вспоминать прошлое, Пи. Это уже не важно.
— Хорошо, — Тиратхон погладил его по голове, успокаивая. Долго смотрел на него, пока вдруг не вспомнил кое-что важное. — Подожди здесь, я сейчас вернусь.
Рати проследил взглядом, как Тиратхон вышел из комнаты, и вскоре вернулся обратно с большим тазом воды, поставив его возле кровати.
— Ты уже несколько часов как вернулся домой, но так и не умылся, а скоро уже новый день наступит. Позволь, я помогу тебе привести себя в порядок и переодеться перед сном. Ты сегодня так активно играл, валялся на траве, и я не могу передать, как мне было больно, что я не мог помочь тебе сразу.
— Ну, это ты решил быть таким правильным. Никто же не запрещал, — пробормотал Рати.
Рати надулся, но позволил Тиратхону снять с него рубашку и протереть тело влажным полотенцем. На самом деле он был слишком уставшим, чтобы полноценно помыться, а потому чувствовал, как прекрасно, когда любимый человек заботится о нём подобным образом.
— А как же тётя Буанпхан? Разве я не должен был поприветствовать её как следует, вместо того чтобы сразу сбежать в комнату?
— Не волнуйся. Она теперь здесь, рядом, и тебе больше нечего переживать. Нанг Джем обо всём позаботится.
— Наверное, я слишком много беспокоюсь.
— Что? — Рати удивлённо распахнул глаза и инстинктивно отпрянул назад. — Ты уверен, что просто вымыть руки и ноги недостаточно?
— Когда ты принимаешь ванну, ты тоже моешь только руки и ноги? — хитро улыбнулся Тиратхон. Однако, заметив, как смутился Рати, он смягчил тон. — Ты стесняешься меня?
— Некоторые вещи должны оставаться личными! Или ты бы сам осмелился раздеться передо мной?
— Почему нет? — усмехнулся Тиратхон и сделал вид, что собирается расстегнуть одежду. — Смотри внимательно!
— Когда я соглашаюсь, ты называешь это шуткой? — Тиратхон приподнял бровь, заставив Рати отвернуться от смущения. — Хорошо, больше не буду тебя смущать. Иди переоденься, чтобы наконец лечь спать. Я подожду здесь.
— А как же гости, которые ждут внизу?
— О них позаботятся, не переживай.
Рати кивнул и сделал, как ему сказали.
Слуги в доме всегда следовали указаниям Кхун Пхра, так что ему не было нужды проверять их работу. Более того, они, скорее всего, уже закончили. Иначе Куи не позволил бы Кхун Пхра самому нести таз с водой наверх.
В этот раз, игнорируя привычную свободную ночную одежду, Рати выбрал чистые брюки и свежую рубашку, чтобы не смущаться ещё больше. Пока Тиратхон стоял к нему спиной, Рати быстро протёр самые интимные места, отбросил грязное полотенце и услышал, как Тиратхон с трудом сдерживает смех.
— Да, закончил, — ответил Рати.
Тиратхон обернулся и увидел свежее, чистое лицо Рати, слегка припудренное и приятно пахнущее.
— Я собираюсь спать, и тебе тоже пора возвращаться домой. Ты уже несколько дней обо мне заботишься и даже проделал такой долгий путь.
— И проделав весь этот путь, сразу же застал такую неприятную картину, — сказал Тиратхон. — Не так ли?
— Если это так сильно тебя задело, почему бы тебе завтра не отрезать руки и ноги виновнику? Я не буду возражать.
— Садись сюда, рядом со мной, — улыбнувшись, Тиратхон похлопал по кровати и взял Рати за руку. Когда тот сел, Тиратхон осторожно толкнул его на кровать и навис над ним. — Если уж люди будут сплетничать, что мне нравятся мужчины, я предпочту, чтобы этим мужчиной был именно ты. Постарайся понять, что я чувствую.
— Я не хотел, чтобы всё так вышло.
— Тогда в следующий раз будь осторожнее, — взгляд Тиратхона смягчился, и, увидев кивок Рати, он вновь улыбнулся и нежно ущипнул его за нос. — Ты такой упрямый и озорной. Понятия не имею, как с тобой справляться.
— А если тётя Буанпхан узнает о нас? Что ты будешь делать?
— Может, мне прямо сейчас пойти и всё ей рассказать?
— Нет! Ни за что! — Рати вскочил в панике, но Тиратхона тут же мягко прижал обратно к кровати. — Она не должна узнать!
— Почему нет? Она старшая в твоей семье, и если моя любовь искренна, разве она не должна одобрить её и сообщить другим старшим, чтобы нас поддержали? Думаю, было бы даже уместно написать письмо твоему отцу во Францию.
— Если ты это сделаешь, мы больше никогда не увидимся, — Рати надул губы так сильно, что они едва не коснулись кончика его носа. — Тётя Буанпхан очень любит меня и заботится обо мне. Если она узнает, что мне грозит что-то, что может усложнить мою жизнь, она сделает всё, чтобы помешать этому. И мой отец поступит так же.
— Я прекрасно это знаю, — мягко улыбнулся Тиратхон. — Но если я хочу, чтобы ты был моим, разве я не должен делать всё правильно? Или... ты этого не хочешь?
— Ты ведь знаешь, что это невозможно, Пи Ти.
Улыбка на лице Тиратхона увяла, он тяжело вздохнул.
— Я хочу провести с тобой всю жизнь, официально жениться на тебе… хотя знаю, что это невозможно. Законы и общество никогда не примут нас, хотя в этом нет ничего дурного. Всем известно, что мужчины могут любить мужчин. Взять даже тех чиновников, которые тайно скрывают свои интрижки, притворяясь добродетельными.
— Правда? — с любопытством спросил Рати. — Говоришь так, будто видел это своими глазами.
— Когда обо мне несколько месяцев ходили слухи, ты знаешь, сколько мужчин смотрели на меня с явным интересом? Как бы я мог этого не заметить?
— Значит, тебя пытались соблазнить, Пи Ти?
Смех Рати оборвался, когда Тиратхон бросил на него предупреждающий взгляд, хотя на лице младшего всё ещё красовалась озорная улыбка.
— Ну ты же довольно привлекательный, Пи.
— Всё, ложись спать, — сказал Тиратхон, поднявшись и укрывая Рати одеялом. — Мне пора уходить. Спи крепко и ни о чём не беспокойся.
— Доверься нашей любви. Всё, что будет дальше, зависит от судьбы. Но я точно знаю лишь одно, моё сердце навсегда принадлежит тебе и только тебе.
Эти нежные слова заставили их взгляды снова встретиться и замереть, словно притянутые неведомой силой. Тиратхон снова склонился, осторожно коснувшись губами пространства между бровями Рати. Тонкий аромат душистой пудры распалил его чувства, и он не удержался, слегка касаясь носом его кожи и наслаждаясь этим сладким запахом.
Не в силах остановиться, он медленно провёл носом по щеке Рати, глубоко вдыхая и ощущая, как его сердце начинает биться сильнее. Рати, охваченный чувствами, крепче ухватился за сильные руки Тиратхона и медленно скользнул ладонями к его шее, молча приглашая его приблизиться ещё ближе. Наконец их губы встретились в нежном, но страстном поцелуе.
Пхра Суратхи Тамматханапич всегда был осторожен. Даже в такие интимные моменты, предназначенные только для них двоих, он искал разрешения по-своему. Не словами, а умоляющим взглядом, отказать которому было невозможно. Рати только слегка сжал плечи Тиратхона и закрыл глаза, трепетно ожидая исполнения своих желаний. Когда их губы наконец соприкоснулись, сладость оказалась гораздо сильнее всякого воображения.
Неопытный поцелуй молодого француза не стал трудностью для старшего мужчины из Сиама, который уже провёл Рати через множество жизненных уроков. И этот не стал исключением. Ощутив подобную сладость однажды, её больше невозможно забыть. Первые нежные касания губ были лишь началом знакомства. Когда одно сердце открылось, другое ответило ему с глубиной и страстью, позволяя Рати полностью погрузиться в новое для него чувство — сочетание нежности и обжигающего огня, от которого по телу прошла дрожь, напрягая каждую мышцу. Это был вкус, от которого невозможно отказаться, и Тиратхон надеялся, что и Рати будет жаждать его так же сильно, как и он сам.
Пока глубокая ночь тихо опускалась на дом, тётя, приехавшая в надежде начать новую жизнь рядом с племянником, продолжала тревожно поглядывать наверх, опасаясь, что её мальчик столкнулся с чем-то тяжёлым и подавляющим. Мом Буанпхан и представить не могла, насколько хорошо Рати справлялся со всем происходящим наверху, хотя, вероятно, не так, как представляла она.
— Нанг Джем, почему Кхун Пхра до сих пор не спустился? Они всегда так долго разговаривают по ночам?
— Нет, — ответила Мом Джем, зевнув. — Обычно он уходил сразу после ужина.
— Тогда почему он ещё здесь? Ты же подняла наверх таз с водой. Может, Луанг Тан плохо себя почувствовал? У него жар?
— Не волнуйтесь, тётушка. Никто на свете не понимает и не заботится о Кхун Рати так, как Кхун Пхра Тан.
Слова Мом Джем прозвучали странно, поэтому Най-Куи поспешно вмешался:
— У Кхун Рати сегодня был непростой день. Вероятно, ему понадобилось выговориться с Кхун Пхра, а возможно, и посоветоваться насчёт будущего. Не стоит переживать, Кхун Буанпхан.
— Перестаньте называть меня «Кхун Буанпхан», мне это так непривычно!
— Но вы же тётя Кхун Рати, так что будет правильно обращаться к вам уважительно. Скоро вы привыкнете.
— Но Луанг Тан точно в порядке? Они так долго наверху, и было столько шума, словно гром гремел. Думаю, я должна пойти и проверить, — мом Буанпхан начала вставать, но Най-Май быстро преградил ей путь. — Что с вами всеми такое? Я просто хочу проверить своего племянника!
— Пожалуйста, подождите, — поспешил остановить её Най-Май. — Кхун Рати всегда держит свои переживания при себе. Встреча с вами после стольких лет разлуки, возможно, заставила его почувствовать себя неуверенно. Может, они обсуждают, как лучше объяснить всё случившееся дворцу, чтобы не было неприятностей. Если вы вмешаетесь сейчас, неизвестно, когда Кхун Рати снова откроется.
— Да-да, давайте дадим Луанг Рати время прийти в себя, — поддержала Мом Джем. — Когда случаются такие неожиданные встречи, люди часто нервничают или волнуются. Кхун Пхра Тан сможет с этим разобраться.
— Вот, смотрите! Кхун Пхра уже спускается.
Когда Тиратхон спустился по лестнице с совершенно спокойным, даже довольным видом, трое слуг и Буанпхан инстинктивно опустились на колени. Мом Джем, которая успела задремать, вздрогнула и мгновенно проснулась.
Мом Буанпхан сразу же спросила:
— Позвольте узнать, как себя чувствует Кхун Луанг?
— Он уже спит, с ним всё в полном порядке. Вы, должно быть, устали с дороги. Отдохните немного. У вас ещё будет много времени для разговоров завтра. А сейчас не стоит беспокоить Рати.
— Вы уверены, что у него нет жара? — настаивала Мом Буанпхан.
— Почему вы столько раз спрашиваете? Я же сказал, он в порядке. Или вы думаете, что я способен причинить ему вред?
Мом Буанпхан тут же смущённо опустила голову:
— Всё в порядке. Пока ваш племянник со мной, с ним всё будет хорошо, — спокойно и уверенно произнёс Тиратхон.