Бесконечно | Глава 13: Четвертая эпоха
— Думаю, раз ты уже помог мне, сынок, тебе стоит вернуться и немного отдохнуть, — сказала Чанпхен, глядя на бледное лицо сына. Беспокойство в голосе прозвучало само собой, её взгляд не мог не выдать тревоги.
— Матушка, я не так уж сильно болен.
— Номьям должна выйти пораньше, чтобы собрать цветы для душистой воды. Я немного ей помогу, а потом вернусь и посплю, — ответил Каэвта, пытаясь договориться. Он знал, что собирать цветы до рассвета — непростая задача, ведь для ароматной воды и пудры нужно было много лепестков. Оставить её одну было бы неправильно.
— Тогда я приготовлю тебе лекарство. Вот, держи.
— Хорошо, — кивнул юноша, усевшись и принимая чашу с рисом из рук матери.
Осилив несколько ложек он отставил чашу. Взяв с собой сладости, он отнёс их на рынок, а затем с разрешения направился обратно в Белый дом, чтобы помочь Номьям. С ними шёл и Сан, как их общий помощник.
— Сан, собери эти. Будем нанизывать гирлянды, — сказала Номьям, складывая нежные розы светлых оттенков в плетёную корзину.
— Вы сами нанизали гирлянды для Белого дома? — спросил Каэвта, аккуратно собирая веточки жасмина с ещё целыми стеблями.
— Тогда у меня были помощники. А теперь приходится всё делать самой, — с лёгкой улыбкой ответила она.
— Тогда что скажете, если я соберу вам сто цветков? — подмигнул он, оборачиваясь за очередной пикуль.
Номьям и Сан переглянулись. Оба выглядели довольными.
Вернувшись домой с нужным количеством цветов, они продолжили работу.
— Так и надо. Без практики ничего не выйдет, — сказала Номьям.
— Конечно. Это полезно. Даже парням не повредит, — заметила она. Её это радовало.
Каэв кивнул. Ему было всё равно, считается ли то или иное занятие «женским» или «мужским». Он хотел делать всё, что в его силах, если это помогало другим и снимало с кого-то часть забот.
Именно за это Номьям особенно ценила его.
— Сан, истолки для меня благовония, — велела она, протягивая ступку. Потом обернулась к Каэвте и поманила его ближе. — Иди, я покажу тебе, как это делается.
— Зачем вы делаете ароматную пудру?
— А ты хотел бы покупать её каждый раз и тратить деньги? Домашняя намного лучше. И мягкая, и душистая. Даже Господину нравится. Он говорит, что когда этот аромат остаётся на щеках, дышится свежо и приятно.
— Вы слуги в этом доме? — спросил Каэвта, принимая чашу с благовониями, которую только что приготовил Сан. — Когда вы разговариваете, больше похоже, что вы просто старые друзья.
Он не заметил, как Номьям и Сан обменялись взглядами. Сан не ответил, и Каэв удивлённо вскинул брови.
— Сан, возьми этот такхан и подожги в огне, — сказала она. Затем повернулась обратно к Каэвте. — Мы с Саном давно служим в этом доме. Сан, когда будешь готов, установи его в копьё. Каэв, возьми эту смесь и выложи её в крышку, — добавила Номьям, продолжая учить.
Каэвта был внимателен и сразу же следовал указаниям.
— Всё? — спросил он, оборачиваясь.
— Ай, ну сколько раз я тебе объясняла! Добавляй понемногу, четыре-пять раз, пока не высыпешь всё. А потом возьми лепестки свежих цветов и оставь их на ночь на пару.
— Номьям, вы ведь впервые делаете пудру с цветочной водой и молоком, да? — спросил он, слегка сбитый с толку.
— Возможно, я что-то путаю, — отмахнулась она. — С этой частью мы закончили, продолжим завтра.
— Ладно, — кивнул Каэвта и аккуратно принялся убирать всё по местам.
Утром Каэвта пошёл на рынок, чтобы забрать мать, и по пути купил ещё сладостей. Сегодня его мама была в особенно хорошем настроении, так как вся партия десертов разошлась, и она уже подумывала увеличить объёмы на завтра.
В воздухе витал аромат жасмина. Каэвта неспешно прогуливался, вспоминая сон прошлой ночи.
Во сне он встретил кого-то — незнакомого, но до боли знакомого. Он пытался вспомнить, кто это был, но не смог. Помнил лишь, что сначала злился на этого человека… а потом злость уступила место тоске. Будто и тот человек тоже скучал по нему.
Сон был наполнен мягкими, тёплыми чувствами.
Порыв ветра раскачивал кроны деревьев. Каэвта вздохнул и рукой откинул волосы со лба. Опомнившись, он понял, что уже стоит у дома, прямо напротив белого деревянного павильона.
Сегодня Номьям принесла цветы лам чияк и пикуль, аккуратно уложенные в белую ткань и поставленные на маленький поднос. От них исходил нежный, свежий аромат.
Вдруг он краем глаза заметил, как мимо что-то проскользнуло. Обернулся — пусто. Ни души.
Каэвта решил проверить. Казалось, за деревом Так Сок что-то есть. Он осторожно приподнял листья, вглядываясь сквозь них.
Кто-то сжал его плечо, и Каэвта подпрыгнул так, будто сердце его готово было выскочить из груди. Он резко обернулся, чтобы отчитать нахала.
— А ты кого ожидал? Мы тебя звали, но ты не выходил, — усмехнулась девушка. — Мама сказала, что ты в саду. Мы обошли весь участок…
Она бросила тревожный взгляд по сторонам.
— Да, огромный особняк, а живут в нём всего четверо. Не страшно? Всё кажется каким-то… опустевшим.
— …иногда, — пробормотал Каэвта.
Признаться в страхе, значит выставить себя слабым. А если ты зависишь от этого дома, где тебе прятать голову?
— Пойдём, посидим в павильоне. Мой брат тоже здесь, — игриво сказала Руди, потянув его за руку.
Они подошли к белому деревянному павильону. На столе стояли тарелки с мамиными сладостями и большой кувшин тамариндового сока. Мужчина встал, улыбнулся, разложил угощение по тарелкам и подал им обоим.
— Тётя Пхен готовит просто божественные сладости.
— Если тебе нравится, я попрошу маму собрать корзинку для дяди и тёти.
— Спасибо, Каэв. Пожалуй, мне стоит заходить почаще, — заметил он, и Каэвта застенчиво улыбнулся. А Руди с весёлым смехом заявила, что с радостью будет сопровождать брата хоть каждый раз.
— Картины, что ты брал, понравились клиентам?
— Да, как раз хотел тебе сказать, что они распродаются просто на ура. Говорят, твои работы так чётко передают эмоции, что невозможно оторваться.
— Вот здорово, Каэв! Теперь у тебя будет больше денег на лекарства для тёти Пхен, — сказала Руди. Каэвта в ответ лишь еле заметно улыбнулся.
— В комнате ещё остались несколько полотен. Хочешь забрать?
Каэвта поднялся, чтобы принести их. Но едва он ступил за край павильона, как его тело вдруг пошатнулось, и он упал бы, если бы не быстрая реакция Сале.
Мужчина поймал его, обняв за плечи. Лицо Каэвты побледнело, и он, ослабев, прислонился к его широкой груди.
— Каэвта! — Руди подбежала к другу.
Её поразил его смертельный цвет лица.
— Каэв! — Сале положил ладонь к холодной и нежной щеке.
Веки Каэвты дрогнули. Он моргнул, будто хотел стереть из памяти всё, что только что произошло.
Вдруг налетел порыв сильного ветра. Свежие лепестки и листья закружились в воздухе, осыпаясь на землю. Пыль поднялась столбом, и Каэвта инстинктивно зажмурился, чтобы защитить глаза.
Мужчина, стоявший рядом, вскинул руку, заслоняясь, и с тревогой посмотрел на юношу в своих объятиях. Но в следующее мгновение, будто невидимая сила резко толкнула его в грудь, и он упал на спину.
Руди вскрикнула, а Сале с глухим стоном оказался на земле. Но, словно по щелчку, ветер внезапно стих, будто его никогда и не было.
Мужчина с удивлением посмотрел на свои руки, Каэвты больше не было в его объятиях. Он вскинул голову и увидел высокую фигуру, стоявшую прямо перед ним. На руках тот держал бессознательного мальчишку, его голова покоилась на плече.
Высокий юноша холодно посмотрел на него свысока, в его взгляде читалось откровенное презрение.
— Молодому господину Каэвте нездоровится. Я отнесу его наверх, пусть отдохнёт. А картины… оставим на потом, — спокойно сказал он, будто не случилось ничего странного.
— Подожди! — Сале вскочил, обеспокоенный состоянием Каэвты. — Я хочу подняться с вами, убедиться, что с Каэвтой всё в порядке.
— Это ни к чему! — резко и почти с угрозой отрезал Сан.
— В Белом доме чужим не место, — с натянутой улыбкой ответил Сан.
— Но ему нехорошо. Я просто хочу убедиться, что он действительно отдохнёт, или… если потребуется, отвезти его в больницу, — голос Сале дрожал от беспокойства.
Каждый раз, когда он приходил в этот дом, Сан вёл себя так, будто ему было неприятно само его присутствие. И всякий раз, когда дело касалось Каэвты, он становился чересчур навязчиво оборонительным. Подспудное раздражение, которое тот всё время скрывал, явно выходило наружу. Как сейчас.
— Да… мы и правда беспокоимся за Каэвту, — поддержала Руди, её лицо омрачила тревога.
— Номьям и тётя Пхен позаботятся о нём, — спокойно, не оборачиваясь, сказал Сан, подхватил Каэвту и ушёл, не дав им сказать ни слова.
Им ничего не оставалось, кроме как с неохотой отправиться восвояси. Руди всё оглядывалась, не в силах скрыть тревоги.
Сале, сев в машину, на миг замер, сжимая ключ в руке. Его не покидало тяжёлое предчувствие.
— Сан ведёт себя так, будто не хочет, чтобы мы с тобой приходили сюда, — проговорил он.
— Не знаю… я ведь видела его всего несколько раз, — ответила Руди.
— Насколько мне известно, у Каэвты с тётей Пхен нет никакой родни. Его отец умер, когда Каэвта был ещё ребёнком. Они живут вдвоём, мать и сын.
— А этот дом? Как он оказался у них?
— Каэв рассказывал, что Сан однажды просто вручил ему документы на дом и сказал, что он теперь принадлежит ему.
— Их тогда выселяли из арендованного дома. А тётя Пхен слегла в больницу… им просто некуда было идти. Они были вынуждены переехать сюда хоть на время.
— Что-то мне это всё не нравится… — пробормотал Сале.
— Я не доверяю Сану. Ни капли.
— Но Каэвта и тётя Пхен уже давно живут здесь. Ничего странного я не замечала, — возразила Руди.
— А тот порыв ветра? Когда Каэв упал… это было странно. Словно что-то пришло вместе с ним.
— Да… это и правда было жутковато.
— И пока я прикрывал глаза от пыли, я увидел лицо. Лицо мужчины…
— Нет. Это было лицо того, кого я увидел на балконе Каэвты… когда впервые пришёл сюда.
— Но Каэв говорил, что в доме кроме Сана и Номьям никого нет… — прошептала Руди, прижав руку к груди. Лицо девушки постепенно побледнело. Тревога, зародившаяся в её брате, начала передаваться и ей.
— Я очень испугался… его лицо оказалось так близко к моему, что наши лбы почти соприкасались. А в глазах такое отвращение, такая ярость… Я испугался до дрожи и зажмурился. А когда снова открыл глаза его уже не было…
— Я… я его видел. Разве ты не согласна со мной?
— Я тоже видела его. Дважды. Но каждый раз… никто больше не знал и не замечал, что он был там. Пи… ты хочешь сказать, что это… призрак? — девушка обхватила себя за плечи, её прошиб озноб.
— Возможно, это дух… или прежний владелец дома. Но, похоже, он ничего дурного не делает.
— Может… стоит попросить Каэва сделать какое-нибудь подношение? — предложила Руди.
— Или пригласить монаха, пусть прочтёт молитвы, совершит обряд, — добавил Сале.
Они оба согласились, не подозревая, что поняли лишь половину происходящего.
Потому что тот, кого увидел Сале, был не просто призраком.
Он был истинным хозяином Белого дома. И если он не был духом, значит, ему нужны были не подношения, а… слова. Обещание между влюблёнными, данное в прошлом. И это не то, что можно искупить добрыми делами и подношениями.
И сейчас… он по-настоящему тревожился за Каэвту.
— Почему он в таком состоянии? — низкий голос с едва уловимой тревогой, прорывающейся сквозь сдержанность.
— Думаю, он просто плохо отдыхал. В последнее время он всё рисовал и рисовал, чтобы тот мужчина мог продать картины, — ответил Сан.
— До такой степени? До истощения?
В голосе прозвучало недовольство. Его явно возмущало, что Каэвта не получил должного ухода.
Сан опустил голову и промолчал.
Юный хозяин бросил на него короткий взгляд, а затем снова посмотрел на бледное лицо Каэвты. Мягко коснулся щеки юноши ладонью. Другой рукой он крепко, но осторожно держал его тонкую кисть.
— Не дай этому повториться. Скажи Номьям и Мэй Пхен, пусть поднимутся проверить его. И приготовьте ему кашу с рыбой.
Каэвта мог не любить это блюдо, мог забыть, сколько прошло времени, но он никогда не забывал, что при болезни это была его любимая еда. И хозяин это знал. Он помнил всё.
Чанпхен удивилась, когда Сан пришёл сообщить, что её сын болен.
Она поспешно приготовила рисовую кашу с рыбой, принесла ему молоко с ароматом жасмина и тёплую воду, чтобы обтереть тело и облегчить жар.
Каэвта очнулся, съел всего пару ложек и снова заснул.
Во сне, словно наполненном жаром, Каэвта чувствовал, как его окутывает… чья-то улыбка. Тихий, счастливый смех, такой приятный, что хотелось слышать его снова и снова. Он не мог разглядеть лица, но точно знал, что этот смех принадлежал тому, кого он знал. Кого… любил.
Каэвта был так счастлив, что невольно хотел засмеяться в ответ. Не хотел, чтобы этот звук исчезал.
Всё было… знакомо. Объятия. Места. Но всё словно мерцало, становясь размытым, если он пытался сосредоточиться и вспомнить.
И всё же он думал: ничего страшного… ведь это счастье ещё со мной. Оно не ушло. Оно только растёт…
Во сне его охватывала тёплая, мягкая, безмерная любовь. Настолько, что по пробуждении подушка оказывалась мокрой от слёз.
Потому что тоска по нему, по тому, кого он не мог назвать, скапливалась в груди… и выливалась в слёзы.
Существовал ли кто-то ещё на этом свете, кто получал бы так много любви, как он?