Бесконечно | Глава 18
Плечи Каэвты задрожали, как только усилился шелест листвы за окном. Белые занавески разлетелись в стороны, и в комнату ворвались тени качающихся деревьев, только усилив его страх.
— Каэв, ты не хочешь сходить в молитвенную комнату? — мягко спросила сидевшая рядом девушка.
Каэвта быстро кивнул, даже не дождавшись, пока она договорит. С самой прошлой ночи, вплоть до наступления нового дня и тёплого послеполуденного солнца, он не сомкнул глаз. Просто вырубился. Лишь когда появилась Руди, чтобы навестить его, он вновь очнулся. Но стоило ему закрыть глаза, как лицо того самого человека сразу всплывало в памяти, пока он не погружался обратно в забытьё.
— Что случилось в том доме, Каэв? — спросила подруга. Юноша взглянул на неё, в его затуманенном взгляде дрожало сомнение. Он и сам не знал, с чего начать. — Почему ты выбежал оттуда посреди ночи? Ты хоть представляешь, как мы с братом перепугались, когда увидели, как ты выбегаешь в слезах? — продолжила Руди.
Прошлой ночью Каэвта действительно в страхе сбежал из Белого дома. Ночь была тихой и тёмной, лишь его рыдания отдавались эхом позади, мешая ногам двигаться. К счастью, Руди с братом проезжали мимо. Увидев его, выскочившего в таком виде, они остановились. Он упал на заднее сиденье машины, обнял себя за плечи и не мог перестать дрожать. Слёзы катились по щекам без видимой на то причины, пока вся рубашка не пропиталась ими. Руди забрала его к себе домой.
— Может, мы можем тебе как-то помочь? — мягкий голос Сале согрел Каэвту... Точно так же, как когда-то говорил с ним тот человек. Он тут же потряс головой, отгоняя мысль.
— Руди, ты ведь говорила, что боишься Сана, да? — когда он произнёс это имя, голос его осип, задрожал, и другие тут же это заметили. Руди кивнула, не задавая лишних вопросов.
— Мой брат как-то спросил: а вдруг в том доме есть кто-то ещё?
Каэвта колебался, затем глубоко вздохнул и заговорил:
— В Белом доме и правда кто-то есть.
— Кто-то?.. — с недоверием переспросила Руди.
— Нет... одна… личность, — тихо сказал Каэвта.
И в тот же миг из его глаз брызнули слёзы. Образ стеклянного гроба и всего, что его окружало, снова встал перед ним. От одного этого воспоминания тело охватил холод, и он не смог больше сдерживать страх. Ему было страшно…
— Каэв! — взволнованно произнёс Сале. Он опустился рядом на пол, обняв дрожащее тело юноши. Ему невыносимо было видеть как тот страдает. Каэвта плакал, и Сале мог лишь прижать его к себе, чтобы хоть немного успокоить.
— Я… — прошептал юноша, и отстранился от широкой груди, выскользнув из объятий. Он боялся, что если кто-то увидит, как его обнимают… тому человеку, которого он всё никак не мог выбросить из головы, будет больно. Раньше он боялся, а теперь только волновался. Всегда думал о нём…
— Мы можем чем-то помочь? — с лёгкой улыбкой и тенью грусти в голосе спросил Сале.
Тогда Каэвта рассказал им обо всём, что случилось прошлой ночью, не вдаваясь только в подробности снов, в которых тот человек всегда появлялся рядом.
— Вот это и есть настоящий призрак! — громко сказала Руди. Её голос дрожал от страха и возмущения.
— Призраков здесь быть не должно! Как он вообще смог заманить тебя в тот дом?! — кричала она. — Это всё Сан! Точно он!
— Руди! — резко оборвал её брат. — Каэвта не хочет, чтобы кто-то осуждал Сана. Он же ничего плохого не сделал, наоборот, всегда заботился о Каэвте и его матери.
— Верно… Если бы я не зашёл в тот дом, всё бы продолжалось… — прошептал Каэв, всё ещё дрожа. — Сан не причинял нам вреда. Он заботился о нас…
Руди шумно выдохнула, но больше ничего не сказала.
— Хочешь, я сегодня с тобой посплю? — спросила она, взяв брата за руку.
— Ты с ума сошла? Как девушка может спать в одной комнате с парнем? — отрезал Сале.
— Тогда переночуешь в комнате моего брата, — предложила Руди.
— Мы просто не хотим, чтобы ты спал один. Ты ведь сам боишься, правда? Лучше иди спать к моему брату, — она с тревогой взглянула на Каэвту. — Мы хотим помочь.
— Я попрошу, чтобы постелили ещё одну постель в комнате, — добавил Сале. — Не беспокойся, Каэв.
Юноша не стал возражать. Он и правда боялся. Свет в доме казался ослепительно ярким по сравнению с полумраком Белого дома. Дом Руди был зажиточным, здесь давно провели электричество. Каэвта с облегчением вдохнул: хоть свет теперь был с ним.
— Каэв, ложись на кровать, — сказал Сале, подавая ему одеяло.
— Ты гость. Разве я могу позволить тебе спать на раскладушке?
— А ты хозяин, так с чего тебе спать на раскладушке? — парировал Каэвта. Сале тихо рассмеялся и покачал головой. — Такой же упрямый, как моя сестра.
— Если твоя сестра услышит, что ты сказал, непременно обидится, — усмехнулся Каэвта. Он уже почти успокоился. По крайней мере, здесь было светло. И это значило, что он может немного… отдохнуть.
— Всё, я спать, — отрезал мужчина, плюхаясь на раскладушку. Он тут же развернул одеяло и накрылся им, явно стремясь уклониться от дальнейших разговоров. Каэвта покачал головой, усмехнувшись про себя: если младшая сестра упрямая, то старший брат от неё недалеко ушёл.
Щёчки, словно венок из лепестков.
Ах ты, как же стыдно, мой благородный господин…
Мелодия, прозвучавшая в темноте, была ласковой и родной. Знакомый ритм будто разбудил Каэвту, заставив мышцы подрагивать в такт. Он уже слышал эту песню, даже сам когда-то пел. Улыбнувшись, Каэвта подумал, какую новую пьесу ему дадут репетировать в следующий раз. Но вдруг песня оборвалась, и в тишину вплелась фраза… голос был нежным, и Каэвта затаил дыхание, чтобы уловить каждое слово:
Каэвта заметался на кровати, словно во сне стало не по себе. Капли пота выступили на висках, пропитывая волосы. Губы, тёмные и пухлые, зашевелились, и голос дрогнул:
Имя пронзило тишину, и воздух в комнате вдруг похолодел. Занавески затрепетали так, будто в доме началась буря. Сквозь слабый лунный свет можно было разглядеть, что происходит за окном. Человек, ещё секунду назад лежавший с закрытыми глазами, уже встал и теперь подошёл к окну без малейших признаков сонливости. Он замер у подоконника и вгляделся в темноту туда, где стоял кто-то… внизу.
Тот, чей взгляд всегда был печален, смотрел на него с тоской и звал. В голосе звучала боль, сдерживаемые рыдания. Он вцепился в подоконник пальцами. Как же он скучал. Буквально жаждал прикосновения. Хотел вновь прижать к себе…
— Каэвта! — чей-то испуганный крик вывел его из забытья. Каэвта распахнул глаза и увидел встревоженное лицо брата Руди. В комнату лился яркий солнечный свет.
Он обвёл взглядом всё вокруг, и только тогда понял, что всё это уже было. Он просто… снова увидел это. Только во сне.
— Что с тобой, Каэв? Ты ходил во сне и звал его… — пробормотал парень.
— Звал? Кого? — переспросил тот, приподнимаясь на постели.
Сале не хотел этого говорить, но в глубине души понимал, что не мог молчать. Он не хотел слышать это имя из уст Каэвты… в голосе которого звучали любовь, нежность и безмерная тоска.
— Я просто спал… — прошептал Каэвта, отворачиваясь к окну. Его глаза были по-прежнему прекрасны. И полны печали.
— Спал?.. — переспросил Сале. Он не знал, куда смотрит Каэвта, но вдруг почувствовал, как острая боль пронзила грудь. Он понял, что влюбляется. Влюбляется в друга своей сестры. И уже не может выкарабкаться из этого.
Он хотел быть рядом, хотел, чтобы этот нежный голос звал его, хотел, чтобы Каэвта смотрел на него… и полюбил его в ответ.
— Ладно. Пойдём вниз, дадим подаяние монахам, — тихо сказал он.
Каэвта повернулся к нему. И впервые за долгое время улыбнулся. Тепло, по-настоящему.
Перед тем как выйти из комнаты, парень бросил взгляд на белую цветущую магнолию рядом с подушкой Каэвты. Он даже не заметил, когда тот принёс её прошлой ночью.
— Каэв, куда ты собрался? — спросила Руди, увидев, что он собирается выйти.
— Встречу маму у пристани, — ответил он.
— Каэвта… если она сразу пойдёт в Белый дом, то сильно испугается.
— Тогда что делать? Я бы пошла с тобой, но у нас с братом дела.
— Не беспокойся, Руди. Я справлюсь сам, — улыбнулся Каэвта. На самом деле он хотел побыть один. Подумать в тишине.
— Хорошо. Как только закончим, заедем к тебе, — пообещала Руди. Она не могла перестать беспокоиться. А вдруг… эти двое снова появятся?
Сон, который повторяется снова и снова…
Он ведь всегда их видел. Но каждый раз, просыпаясь, всё забывал. А потом некогда было вспоминать.
Повседневные заботы вытесняли всё, что не имело формы.
Наверное, с того самого дня, как он впервые встретил Сана.
Да. Тогда он увидел зелёный лес. Испытал боль, голод, жажду и страх. В том сне он звал кого-то… Кого-то любимого. Кого-то, кого не понимал. На кого злился. В конце концов, боль оказалась настолько сильной, что, проснувшись, он обнаружил под собой мокрую от слёз подушку.
— Молодой господин… — прошептал он. В этот момент на его лице больше не было и следа тревоги. Каэвта только что осознал, что знал этих двух духов из Белого дома. И не с прошлого месяца или двух, а с давних времён.
— Каэвта, — голос матери вывел его из оцепенения. Он ждал её с тех пор, как пришёл, потому что хотел остаться наедине с мыслями, поэтому отказался от компании подруги.
— Что случилось, дорогой? Почему ты ждёшь меня здесь?
— Мам, я хочу с тобой поговорить.
— Почему бы тебе не подождать в доме, сынок?
— Я не могу туда вернуться. Сейчас… я не могу больше вернуться в Белый дом.
Он рассказал ей всё. Никогда бы не подумал, что они с матерью столько времени жили под одной крышей с чем-то… неживым. Более того, их ведь заманили туда обманом. Да, их действительно заманили. Там жил настоящий призрак.
— Что нам теперь делать, мама?
— Он ведь не причинил тебе вреда, верно?
Каэвта покачал головой, и мать с облегчением выдохнула.
— Но он всё ещё приходит к тебе?
— Но он не причинил зла, мама. Он просто… просто сказал, чтобы я вернулся. Чтобы я нашёл его.
При этих словах Чанпхен нахмурилась. И тут же вспомнила, зачем поехала на Север, зачем совершала подношения, зачем медитировала…
— Каэв! Пойдём скорее, мы должны поговорить с монахом!
Они встретили Руди у пирса, прежде чем всем вместе отправиться в храм.
— Он наконец нашёл тебя, — сказал монах. Все трое переглянулись, не понимая, о ком речь. — Тот, кто следовал за твоим сыном из прошлой жизни.
Чампхен кивнула. Она хорошо запомнила, что говорил монах в тот день.
— Из прошлой жизни? — переспросила Руди, всё ещё не до конца понимая.
— Ты дал обещание. Вот почему он ждал.
— Хочешь разорвать кармические узы? — спросил монах.
Каэвта нахмурился. Он не понимал.
— Да. Чтобы освободить его душу. Тогда вы оба больше не будете связаны. Ни сейчас, ни в следующей жизни.
Мы больше никогда не встретимся… Никогда…
— Каэвта! — одновременно воскликнули мать и подруга.
— Что я пообещал? Почему он страдает так сильно? Почему мне больно видеть, как он мучается? Я не понимаю, Преподобный… Это из-за меня он страдает? Из-за того, что я заставил его ждать? Я хочу знать всю правду!
Слёзы текли по гладким щекам. В его памяти звучал голос, надрывный, срывающийся, словно у человека, у которого только что вырвали сердце.
— Ты действительно хочешь это знать?
— Да, Преподобный. Я хочу понять, почему всё так. Он плачет. Его глаза полны боли. Почему он смотрит на меня так? Почему я продолжаю видеть его во снах?
— Каэвта… — Руди тихонько коснулась его руки.
— Я чувствую, что он очень сильно любит меня. И я… Я тоже должен был сильно его любить.
— Сынок… — Чанпхен была потрясена.
Она боялась потерять своего ребёнка, когда поняла, что за ним следит дух из прошлого. А теперь Каэвта сам хотел узнать всю правду.
— Завтра ты и твоя мама придёте ко мне снова. Я помогу.
— Но сейчас… ты должен немедленно вернуться в Белый дом. Пока не стало слишком поздно. Или что, прихожанка? — монах вдруг повернулся к Руди. Та вздрогнула.
— Эм… Каэв… просто… — пробормотала она.
— Когда мы с братом ездили по делам… ну и… вызвали туда шамана…
Каэвта вскочил как ошпаренный и, не раздумывая, бросился бежать. Его охватила паника.
Неужели нам снова суждено разлучиться… вот так?..
— Слышал давно. О том Белом доме, мимо которого никто не осмеливается пройти. Говорят, в полночь оттуда доносится плач, будто кто-то умирает... Люди боятся даже строиться рядом, слишком там темно и жутко. Никогда бы не подумал, что в доме действительно обитает призрак. Хозяин.
— Разве ты не хотел избавиться от этой земли? Ты же сам нанял меня, чтобы изгнать духов, — нахмурился старик, расставляя принадлежности для обряда.
— Мне не нужен ни дом, ни земля! — выкрикнул Сале, едва сдерживая подступающее отчаяние. — Я просто хочу, чтобы он исчез из жизни того, кого я люблю!
Вдруг подул ветер, поднимая в воздух сухие листья и пыль.
— Что бы ты ни хотел, это больше не важно, — прозвучал голос позади. — Кажется, они уже в гневе.
Перед ними стоял Сан. Всё с тем же знакомым лицом и глазами, налитыми кровью. За его спиной возвышалась фигура в белой рубашке и зелёном поясе. Он молча смотрел на происходящее, печально, спокойно.
Именно его Сале видел на балконе спальни Каэвты.
— Ты, не ведающий меры... Как смеешь приводить шамана в Белый и Зелёный дом! — прорычал Сан.
— Потому что вы оба причинили боль Каэвте!
— Это ты мешаешь! Молодой Каэв уже начал вспоминать господина!
— Я защищаю его! Вы — призраки, вы не принадлежите этому миру! Почему вы вмешиваетесь в человеческие жизни?! — выкрикнул Сале, дрожа от ярости.
Сан бросился вперёд, но едва шаман взмахнул рукой, как по воздуху раздался резкий щелчок. Волшебный нож оставил чёрную, жгучую рану, пересёкшую плечо Сана и дошедшую до груди. Он не закричал, только стиснул зубы и отступил, раскинув руки, защищая стоящего за ним господина.
— Дикий, как зверь, — пробормотал шаман, продолжая читать заклинания.
Нож в его руке будто искрился, оставляя за собой следы, что обжигали. Сан не успевал закрываться. Он бросался вперёд, но снова возвращался, чтобы не дать врагу подобраться к господину.
— Нет! Я не позволю причинить вам боль, господин! — взревел тот, словно тигр. Ветер завыл, пыль заволокла глаза.
Шаман упал, но поднялся и прочёл новое заклинание, более сильное.
— А-аах! — крик Сана разрезал воздух. Теперь его рука была не просто обожжена, кожа разошлась до мышц.
Позади, господин тоже пошатнулся. Его белая рубашка была разорвана, на коже выступили следы ожога. Он стиснул зубы, но не проронил ни звука. Только крепче прижал ладонь к ране.
Сале смотрел на них, потрясённый. Что-то в груди болезненно сжалось. Он не ожидал увидеть в их глазах… боль. Настоящую, человеческую боль.
— Тебя подослали ранить меня? — неожиданно спросил тихий голос.
Господин смотрел не на шамана, а на Сале, спокойно, но пронзительно.
— Разве между нами было что-то?
— Нет, господин! — Сан вновь встал перед ним, дрожа, окровавленный. — Каэв никогда вас не забудет! Он обязательно вспомнит! Я верю! — голос срывался на всхлипы, он упал на колени.
— Забудет… — тихо прошептал господин. — Он уже всё забыл...
— Что?.. — шаман оттолкнул Сале, поднял нож, собираясь нанести последний удар. Но его путь преградили.
Он раскинул руки, заслоняя их собой.
Шаман вновь поднялся, но его нож бессильно пронёсся сквозь воздух — живое тело он поразить не мог. Каэвта оттолкнул его в сторону и повернулся к Сале:
— Пожалуйста… Уведи его отсюда. Не трогайте Кхун Пхра Ная и Сана… Прошу вас…
— Пожалуйста… не причиняй им зла, — голос юноши дрожал, но он не отступал.
Сале сжал губы, пытаясь сдержать подступающие рыдания. С того самого момента, как Каэвта бросился вперёд, чтобы его остановить, он понял, что никогда не войдёт в сердце этого человека. Но не ожидал, что это будет так больно.
— Довольно. Я заплачу тебе, как договаривались. Больше не трогай их, — выдохнул он, обратившись к шаману с усталостью в голосе.
— Что значит «довольно»! — шаман вскочил. — Я шаман, моя работа — усмирять призраков! Или ты думаешь, что это просто игра?
— Я заплачу больше! Только прекрати! — выкрикнул Сале.
Шаман прикусил язык. Призрака он не поймал, но получит больше денег. Этого хватит, чтобы не уронить лицо. Он отступил.
К Чанпхен подошла Руди, встав за братом, напряжённо вглядываясь в происходящее. А Каэвта стоял, всё ещё заслоняя собой двух духов.
— Милый… Ты… вспомнил? — голос Кхун Пхра Ная был мягким, как шелест листьев. В его глазах читалась невыразимая радость.
— Нет… — ответ был коротким. Словно остриё ножа, он пронзил сердце господина. Лицо, обычно светлое, потемнело, как тогда, в ту ночь, когда Каэвта в панике убежал.
Юноша поспешно отступил назад, прижимаясь к матери.
— Ох… — Сан, до этого молчавший, вдруг расплылся в широкой улыбке, будто забыл о боли.
— Но… может быть, я вспомню… Ты… подождёшь? — голос Каэвты дрожал. Смелость, с которой он ранее бросился вперёд, исчезла, остался только страх. Но вместе с ним и робкая надежда.
— Почему бы и нет, — прошептал Кхун Пхра Най. — Я ждал так долго… Подожду ещё.
Он улыбнулся. Настолько красиво, что Каэвта на миг забыл, что перед ним призрак. В каждом сне он видел его печальным. А сейчас… он улыбался. Ради этой улыбки стоило остаться рядом навсегда.
— Эм… Сан… Твоя рука… — Каэвта очнулся, заметив, как сильно изранен был высокий дух. У него перехватило дыхание. — Нужно в больницу!
— Это пустяки, господин, — пробормотал Сан. — Рана от волшебного ножа… заживёт.
Каэвта не знал, говорит ли он правду. Но крови не было, и это хоть как-то успокаивало. Потом его взгляд упал на грудь Кхун Пхра Ная. Через белую ткань рубашки был виден след от ожога. Его сердце сжалось.
— Я тоже в порядке, — тихо произнёс господин. — Это… пустяк.
Каэвта промолчал. Слов было слишком мало для всего, что он чувствовал.
К нему подошли Сале и Руди. Девушка с опаской смотрела на Кхун Пхра Ная, но даже не взглянула в сторону Сана.
— Каэв… поехали домой, хорошо?
— Эй… ты что, не вернёшься в Белый дом? — осторожно спросил Сан, заметив, каким мрачным стало лицо господина.
— Я… Мне нужно прийти в себя, — опустив взгляд, прошептал Каэвта. — Я всё ещё… боюсь.
— Конечно… Я же всего лишь призрак, — усмехнулся Кхун Пхра Най. В этой усмешке был оттенок печали. Даже после всего, что произошло, Каэвта боялся.
— Мы жили под одной крышей столько времени… — тихо пробормотал Сан, будто обиженный. Его тут же осадили строгим взглядом.
— Простите… — сказал Каэвта, глядя в пол.
— Не за что просить прощения. Иди. Поздно. Тебе нужно многое обдумать, — мягко сказал Кхун Пхра Най. Он не хотел давить, не хотел, чтобы Каэвта чувствовал себя обязанным.
Достаточно того, что он всё же остался рядом хоть на мгновение.
Каэвта ещё раз обернулся. Две фигуры медленно растворялись в полумраке. Он быстро отвернулся, склонил голову и последовал за Руди и Сале. Он знал, что Кхун Пхра Най и Сан не причинят ему зла. Но они не были людьми.
То, что он увидел в зале для репетиций беспокоило его сильнее всего.
Он даже не осмелился подумать… кто же покоился в том хрустальном гробу.
— Время всего лишь цветок, мой друг. Не заходи за эту черту.
— Да, — прошептал юноша, принимая палочки благовоний холодными от волнения пальцами. Он повернулся к матери, та с тревогой смотрела на него. В ответ Каэвта подарил ей мягкую, ободряющую улыбку. — Со мной всё будет хорошо, мама. Пи рядом. Не волнуйся.
— Да, тётя, — подтвердил мужчина, голос его звучал твёрдо. — Как только погаснет благовоние, я обязательно отвезу Каэвту домой.
Он вызвался сопровождать его не просто так — сердце не позволяло оставить Каэвту одного. Хотелось защитить. Хотелось, чтобы ничего больше не причинило ему боли.
— Мама, пожалуйста... — Каэвта взял мать за руку. — Позволь ему позаботиться обо мне.
Прошлой ночью мужчина не сомкнул глаз. Мысль, что Кхун Пхра Най и Каэвта были когда-то влюблёнными, резанула, но... они из разных миров. Один — живой. Второй — нет. Значит, у него, у живого, всё ещё есть надежда. Пока в груди бьётся сердце, пока в венах течёт кровь, он будет надеяться на место в жизни Каэвты, на место в его сердце.
Белый дом возвышался, будто сторожил сны. Аромат франжипани витал в воздухе, мягко перетекал в более резкий, узнаваемый запах магнолии. Белые цветы раскачивались на ветру, один из них опустился к ногам Каэвты. Он поднял его, и в тот же миг воздух стал холоднее.
Каэвта поднял глаза к балкону... и невольно отступил на шаг.
С прежней улыбкой. С печалью в глазах. С тем самым взглядом, от которого замирало сердце.
Неужели... действительно напугал того, кого любил?
Дом внутри был таким же безупречным. Казалось, что Каэвта и не покидал его. Из кухни показалась согнутая фигура, и Каэвта отшатнулся, инстинктивно вцепившись в руку спутника.
— Вернулся. Господин ждал вас всё это время, — голос женщины был как лёд. Холодный, резкий, в нём слышалась какая-то древняя, потаённая злость.
Каэвта почувствовал, как по коже побежали мурашки. Он ответил, не глядя:
— Комната наверху убрана. Всё готово, — сухо бросила Номьям.
— Благодарю, тётя Ном, — Каэвта сложил ладони в вежливом вае, после чего потянул спутника за руку вверх по лестнице.
Позади них слышался глухой, бормочущий ропот:
— Как ты посмел? Привёл мужчину в ту комнату... ту, что Кнун Яй построил для тебя... Ты его оскорбляешь...
Каэвта стиснул зубы. Даже волосы на голове холодели от ужаса.
— Я здесь, Кхун Яй, — прошептал он.
Мужчина, до этого затаившийся на балконе, обернулся, тут же засветившись. На лице, словно сотканном из лунного света, появилась улыбка.
Не та мимолётная, сдержанная улыбка, что Каэвта видел в своих снах.
Это была улыбка, полная бескрайней радости. Лицо его озарилось, как будто небо разом расцвело в сердце Белого дома.
— Дитя моих глаз... — раздался едва уловимый шёпот.
И вдруг тишину, словно воспоминание, прорезали строки — не голос, не звук, но дыхание памяти. Песня, будто плывшая из глубины прошлого:
Джамчан Кванфа, С добрым утром, Срисук, Я хочу любить тебя, Нонгкран. О, цветок… ты — цветок Чампа, Попроси богов быть свидетелями. Мы вместе, Пока эта любовь не станет вечной. Я люблю тебя, как небо...
Каэвта замер. Его сердце дрогнуло. Это была та самая мелодия, которую он слышал сквозь сон, ту, что отзывалась в его теле, будто он когда-то уже пел её в другой жизни. Или в этой, но раньше.