Индивидуальный проект | Глава 37: Важные моменты и важные слова
Обратный путь в Хогвартс Гермиона и Тео прошли вдоль кромки Чёрного озера. Некоторое время они молчали, и это молчание было по-дружески тёплым. Гермиона украдкой любовалась своим новым кольцом — удивительным и совершенно особенным. Ей до сих пор не верилось, что Тео действительно сделал для неё что-то, что поможет с безпалочковой магией.
Это немного походило на жульничество, ведь она всё ещё полагалась на внешний предмет, чтобы направлять свою магию. Но Гермиона решила считать это отправной точкой. Возможно, со временем, привыкнув к ощущению заклинаний без палочки, она сможет колдовать и без кольца.
А может, это и не жульничество вовсе. В конце концов, и у Тео, и у Драко тоже были кольца. Возможно, потребность в проводнике для магии — это вполне нормально.
— Ты можешь колдовать без палочки, не надевая кольцо? — нарушила она тишину.
— Ну… да, — с лёгкой неловкостью ответил Тео.
Гермиона догадалась, о чём он подумал, но всё же уточнила:
— У тебя есть предположения, почему безпалочковая магия даётся мне труднее?
Он потупил взгляд, а потом сказал:
— Да, есть. Просто… у меня вообще полно мыслей по любому поводу. Не уверен, что хоть одна из них хоть сколько-нибудь верна. И…
— И ты боишься меня обидеть? — подсказала Гермиона, когда он запнулся. Тео снова посмотрел на неё с виноватой улыбкой.
— Не бойся. Обещаю, ты не обидишь меня. Расскажи, Тео. Я хочу услышать твои теории.
— Знаешь, я почему-то тебе верю, — сказал он тихо и чуть улыбнулся шире. — Хорошо. Так вот. Дело точно не в силе или навыках — у тебя с этим полный порядок. Мне кажется, всё может быть в темпераменте. Ты очень точная. Ты любишь контроль. Это прекрасно сочетается с зельеварением или с обычной магией с палочкой. Но безпалочковая магия более интуитивная. Здесь важнее не слова и формулы, а намерение. Это как… разница между выражением и анализом. Понимаешь, о чём я?
Она задумалась над его словами, переваривая их. А потом уточнила:
— То есть ты хочешь сказать, что я не так хорошо чувствую свои инстинкты, креативность и самовыражение?
— Ну… — он сморщил нос, — звучит так, будто тебе чего-то не хватает, а это не так. Ты талантлива во множестве направлений магии. Просто… у всех нас разные черты характера. Если представить шкалу, ты, возможно, на одном её конце, я — на другом, а Драко — где-то посередине.
— Такой способ объяснения мне подходит, — кивнула Гермиона. — Я действительно очень аналитична. И… контролирующая, — добавила она и скривилась.
— Ты говоришь так, будто это плохо. А это не так.
Она вопросительно подняла брови, и Тео продолжил:
— Ты считаешь плохим, когда Драко берёт на себя инициативу?
— Ну… пожалуй, нет, — признала Гермиона. Хотя, если быть честной, ей даже казалось, что это чертовски привлекательно. Она, конечно, не была контролирующей в той же манере. — Думаю, ты прав. Эти черты не обязательно негативны. Просто… мне часто приходилось их защищать.
В конце концов, Рон не раз называл её командиршей и не скрывал, что склонность всё анализировать ему то наскучивала, то казалась чем-то непостижимым.
— Ты впечатляющая, Гермиона. И мир был бы хуже, если бы ты была кем-то другим, — сказал Тео. — Не просто мир. Мой мир.
Она покраснела, но крепче сжала его руку:
— Спасибо. Но ты же сказал идеи, во множественном числе. Что ещё ты думаешь?
Он снова замешкался, и Гермиона не торопила его. Спустя несколько секунд Тео заговорил:
— Хорошо. Смотри. У нас с Драко просто опыта больше — больше десяти лет погружения в магию. Я рос с ней с самого детства. Я чувствовал магию моей мамы, когда она расчёсывала мне волосы, стирала грязь с лица, заботилась. Я знал, чем её магия отличается от папиной… или от той, что исходила от домовика. Я с детства учился улавливать такие нюансы. Возможно, у тебя просто не было времени развить ту степень чувствительности, которая позволила бы наладить контакт с магией подобным образом?
Гермиона затаила дыхание и тихо сказала:
— Потому что я маглорожденная.
— Ну… в каком-то смысле, да, — осторожно подтвердил он. — Но не потому, что твои родители не волшебники. Скорее… это как мышца. Если восприятие магии — это навык, то у меня было целое детство, чтобы его тренировать. А у тебя — нет. Но если это так, значит, это можно развить.
Гермиона слушала, но мысли её начали блуждать. Если Тео прав, это ещё один пункт в её длинном списке того, что значит по-настоящему принадлежать этому миру. Может быть, магия для них действительно ощущается иначе.
— Я бы тоже хотел услышать твои мысли, — мягко сказал Тео, будто стараясь бережно вернуть её к разговору. — Хочешь рассказать, что у тебя на уме?
Он отпустил её руку, но тут же обнял за плечи. Гермиона прижалась к нему и попыталась подобрать слова. Но, возможно, старалась слишком усердно и когда заговорила, слов оказалось слишком много:
— Просто… всё это напоминает мне, что я не из волшебного мира. И, сколько бы я ни старалась, есть вещи, которые мне, возможно, никогда не удастся постичь. Но в магловском мире я тоже не своя. Я всё чаще думаю, где моё место. И этот вопрос крутится в голове снова и снова, потому что я не знаю ответа.
Тео помолчал, будто давая ей время сказать ещё что-то. Но когда она не продолжила, спросил:
— А как ты узнаешь ответ? Как поймёшь?
— Как пойму, что принадлежу? — переспросила она, приподнимая брови. — Не знаю. Я, наверное, никогда по-настоящему этого не чувствовала. Наверное, пойму, когда смогу перестать спрашивать себя об этом. Хотя… возможно, и никогда не смогу.
— Я надеюсь, что ты всё же почувствуешь это. А ещё я хочу… — начал он, но осёкся, подбирая слова. — Не знаю, имею ли я право это говорить, но, как бы там ни было… я хочу помочь тебе обрести это чувство. Со мной, с нами — да, но дело не только в этом. Ты принадлежишьволшебному миру. Ты заслужила своё место.
— Мне не стоило его заслуживать, — тихо сказала Гермиона. — А ты не должен был.
Он моргнул, удивлённый, а затем признал:
— Нет, не должен был. Ты права.
— Не уверена, что ты можешь помочь мне с этим… Чувство принадлежности — это больше, чем просто я. Это связано с… происхождением, цветом кожи, полом и с тем, как волшебная культура обращается со всем этим. Это не то, что ты можешь просто взять и исправить. И я тоже не могу. Не так просто.
— Не в глобальном смысле, может быть. И не прямо сейчас, — согласился он.
Она оценила это. Гермионе было бы ещё тяжелее, если бы он повёл себя так, будто это можно легко решить. Но он не остановился:
— Но ты ведь уже делилась со мной своими мыслями о реформе образования. В долгосрочной перспективе такие вещи могут многое изменить. Сдвинуть культуру. Сделать лучше для других маглорожденных детей. Это более широкий разговор, и мы можем к нему вернуться, но… хочу, чтобы было ясно: я говорил о тебе. О твоей принадлежности.
— Поняла, — тихо ответила она.
Гермиона оценила, что он видит картину целиком, но при этом не теряет из виду её саму. Это давало ощущение, что она не растворяется в масштабах проблемы. Но всё равно было трудно говорить об этом даже в личном ключе.
— В детстве я вообще не чувствовала, что принадлежу хоть к чему-то. Сложно не думать так, когда растёшь с магией в мире, где тебе постоянно говорят, что магии не существует. Вокруг меня случались странные вещи, и у меня не было объяснения. А для такой, как я, для человека, которому нужны ответы, это… сводило с ума. Я всерьёз думала, что схожу с ума. Что мои ощущения это галлюцинации, мания величия, нарциссические бредни. Я поставила себе кучу диагнозов. И не раз засыпала в слезах из-за этого. Иногда я даже думала, что я инопланетянка, что вообще не человек. Потому что наука казалась мне куда логичнее магии. Мне было очень одиноко. А потом я узнала о магии… и подумала, что всё изменилось.
Тео не перебивал, лишь кивнул, давая понять, что слушает, и позволил ей продолжить.
— Но и в волшебном мире я толком не прижилась. В какой-то момент Гарри и Рон приняли меня. И когда началась война, я решила, что моё место рядом с Гарри. Защищать Избранного, идти вперёд, побеждать зло и спасать волшебный мир. Это я могла. И сделала, — сказала Гермиона. — А теперь? Война закончилась. Он жив. Я и не думала, что мы выживем.
Он смотрел на неё, раскрыв рот, а затем, словно опомнившись, спросил:
— Ты правда не думала, что он победит?
— Нет. Я верила, что он победит. Но Дамблдор с самого начала планировал, что Гарри должен будет пожертвовать собой ради победы. Это был его план, и мы узнали об этом наверняка только после прошлогоднего Рождества. Я думала, что Гарри умрёт, чтобы уничтожить крестраж в себе. А мы с Роном останемся добивать Волдеморта и крестражи, которые не успеем разрушить заранее. И было маловероятно, что мы оба это переживём. Я считала, что сама по себе не настолько важна, как наша цель, и заранее смирилась с мыслью умереть за неё. Но я не умерла. И Гарри тоже.
— Это хорошо. Правда, хорошо. Почему же тогда, когда ты это говоришь, звучит так, будто в этом кроется какая-то проблема? — спросил он.
— Потому что с этого и начинается мой путь — с пустоты. Я не тот человек, что оберегал Гарри от гибели. И я не планировала себе будущего. Так кто же я теперь?
— Ты та, кем сама захочешь быть. Твои черты, твои решения, твоё прошлое, настоящее и будущее, твои мысли, чувства, мечты, страхи и слабости — всё это часть тебя. Защита Гарри Поттера лишь одна глава из всей твоей истории, Гермиона. И даже не вся история войны, — произнёс Тео спокойно, мягко, но с искренним теплом и поддержкой. — Ты всегда была больше, чем просто это. И всегда будешь. Тебе не нужно сейчас знать, кем ты хочешь стать. Главное помнить, что это решать тебе. Только тебе.
В этих словах была сила. И ответственность.
— А ведь я уже сделала выбор, — прошептала она. — Выбор, от которого нельзя просто отмахнуться. Я даже не думала, что мне придётся с этим жить.
Дело было не только в том, что Гермиона не знала, кто она и где её место. Её пугало и то, что она знала о себе. Каким человеком нужно быть, чтобы сделать то, что сделала она во время войны? До каких пределов можно дойти ради победы?
— Ты говоришь о том, что рассказала Леди Забини? — тихо уточнил Тео. Когда Гермиона кивнула, он продолжил: — Мы об этом толком не говорили… если честно, мне показалось, ты не хочешь. Но если хочешь — давай. Я не боюсь. И ничто из сказанного тобой не изменило моего отношения к тебе.
Гермиона прижалась к нему чуть плотнее, пока они шли, и сказала:
— Это влияет на то, как я сама себя вижу. Я не жалею… правда. Ни о том, что сделала с родителями, ни о том, что случилось в битве. Всё это было ради тех, кого я любила. Ради их безопасности. Я бы всё повторила.
— И правильно. Раскаяние может быть ядом, если дашь ему зацепиться, — тихо сказал Тео.
Гермиона задумалась, говорил ли он сейчас о себе. Или о Драко. А может, о них обоих.
— Ты прав, — кивнула она. — Но всё это говорит обо мне. О том, кто я есть. Я… я убивала людей. Я знаю, шла война. Но это был мой выбор. Многие его не сделали. Ни Гарри, ни Рон. Никто из них. А я — да. И теперь я всегда буду знать, что способна на это, — голос стал чётче. — И даже при всей тяжести, даже при всей тьме и крайности того, что пришлось сделать… я не жалею. Я сожалею, что это было необходимо, но… я верю, что так было нужно.
— Да, думаю, ты поступила так, как было нужно. Ты не приняла это решение сгоряча. Ты не потеряла себя в нём. Ты просто… сделала то, что требовалось, — твёрдо сказал Тео. — Многие живы благодаря тебе. Ты не должна наказывать себя за то, что остановила зло и защитила своих друзей, точно так же, как Драко не должен винить себя за то, что пошёл на крайние меры ради выживания и ради спасения своей матери. Ни один из вас не сделал бы этого, если бы не оказался в крайней ситуации.
— Думаю, ты прав и в этом, — выдохнула Гермиона. — И, если честно, этим летом я действительно много работала над тем, чтобы принять то, что сделала. Просто… всё это было слишком. Тем более говорить об этом вслух. Незнакомке. Перед вами обоими, и ещё Блейзом с Пэнси.
— Да, понимаю. Но Леди Забини тоже убила пятерых, так что вряд ли она станет тебя осуждать. Драко и не с такими историями сталкивался, он точно не осудит. А Блейз с Пэнси… Они и так тебя побаивались, — с ухмылкой добавил Тео.
— Ну да. Ты производишь впечатление. Кажется, все, кроме тебя самой, понимают, насколько ты сильна и насколько стараешься использовать эту силу правильно. Это вызывает уважение. И, скажем так, немного трепета, — он махнул рукой в её сторону, и свет от заклинания над их головами отбросил на песок игривые тени. — Поэтому Пэнси раньше цеплялась к тебе, когда вы были по разные стороны, а теперь так легко приняла, когда вы больше не враги. И поэтому Блейз заранее сделал всё, чтобы тебе было комфортно вернуться, ещё до того, как ты извинилась. Ты потрясающая, Гермиона. Мы все это видим.
Гермиону охватили чувства. Она ещё не решила, как именно относиться к тому, что внушает людям страх, но последняя часть сказанного Тео вызвала в ней такую тёплую волну, что хотелось просто стоять в этом свете и молчать.
— Потрясающая… Драко тоже так меня называет, — прошептала она с лёгкой улыбкой. — Он даже как-то написал это на записке в классе Зельеварения. Я её сохранила.
— Ага. Мы оба влюблены по уши, — весело ответил Тео.
— Хочешь по дороге заглянуть на стадион? Посмотреть, как Драко дорабатывает тренировку? Он же обещал, что будет долго. Наверняка сейчас весь потный и сосредоточенный, — подмигнул Тео.
Она снова рассмеялась, но покачала головой.
— Нет. У нас свидание, и я ещё не закончила с тобой. Я хочу вернуться к тебе в комнату… и посмотреть, куда нас это заведёт.
Он, очевидно, что-то уловил в её взгляде, потому что глаза его потемнели, он облизал губы и произнёс:
— Да, это определённо звучит лучше.
— Отлично. Потому что я уже считаю, что по вторникам ты принадлежишь мне. И сегодняшний вечер мне особенно нравится. Я не хочу его заканчивать. Даже несмотря на соблазн увидеть Драко таким, — добавила она с лёгкой насмешкой.
— Тебе правда понравилось… даже несмотря на всё тяжёлое? — Тео выглядел немного обеспокоенным, но в его тоне звучало искреннее любопытство, без тени сомнений.
— Да, — кивнула Гермиона. — Мне нравится, что с тобой я могу говорить. Это… важно.
— Для меня тоже, — ответил он, голос его стал таким же мягким, как и взгляд. — Драко прошёл через всё это вместе со мной, он понимает меня так, как никто другой. Но выбирать, чем и как делиться… в этом тоже есть своя особенная ценность, мне кажется.
— Да, это правда, — прошептала Гермиона.
Она думала о Гарри, обо всём, что они пережили вместе, и как много это значило для неё. Но всё же в этих новых отношениях было нечто по-настоящему освобождающее. Даже Драко знал её, хоть и отчасти, ещё с прежних времён, а вот Тео — нет. Всё с Тео было новым. Всё, что между ними существовало, было лишь тем, что они сами вложили. Всё, что он знал о ней, исходило только от неё. И наоборот.
Да, у них обоих была некоторая слава, которую не так-то просто стряхнуть с имени. Но когда они находились вместе — был просто Тео и Гермиона. Гермиона и Тео.
— Теодор и Гермиона, — тихо пробормотала она. — У нас с тобой имена греческого происхождения. У Драко тоже, конечно… Греческое, небесное. Ты знал, что у греческого языка почти нет общих корней с остальными? Большинство европейских языков — это германская или румынская группа, а греческий стоит особняком.
— Мне нравится думать, что мы особенные, но имена греческого происхождения есть у многих, — заметил он.
— Да, я знаю. Но у многих — и нет, — пожала плечами она.
Снова Гарри. И теперь ещё Рон. Их имена тоже могли бы иметь разные этимологические корни, но староанглийская версия казалась ей наиболее подходящей. В чём-то оба имени были очень традиционными.
— Мне нравится, как работает твой ум, — выдохнул Тео. — Я вижу, как ты всё время о чём-то думаешь. Иногда просто смотрю на тебя и гадаю, о чём ты задумалась на этот раз. Уверен, у тебя в голове потрясающе интересный мир.
Сердце от этих слов словно сошло с ума, гулко отскакивая от стенок груди, а щёки тотчас же запылали.
— Кажется, это один из самых приятных комплиментов, что я когда-либо получала, — прошептала она. — Чаще всего мне кажется, что окружающие были бы рады, если бы я просто думала поменьше.
— Никогда. Ни за что не думай меньше. Даже наоборот, думай больше. Не переставай. Пусть твой гениальный разум бегает где хочет, — прошептал он, притянул её к себе и поцеловал прямо там, на берегу, с Чёрным озером по одну сторону и Запретным лесом — по другую. До замка им оставалось пройти ещё несколько минут.
Когда их губы, наконец, оторвались друг от друга после этого порывистого, жадного, совсем неаккуратного поцелуя, от которого у Гермионы перехватило дыхание, путь до Хогвартса вдруг показался слишком длинным. Хотя именно они сами и делали его длиннее, останавливаясь снова и снова, чтобы украсть ещё один поцелуй.
Прижавшись друг к другу у старого бука на школьной лужайке.
В нише у главного входа, скрытые от всех окон.
За рыцарскими доспехами, на одном из переходов.
От каждого поцелуя, или, может, просто от Тео, Гермиона чувствовала себя пьяной от счастья. И когда они, не отпуская рук, наконец переступили порог общей гостиной и на них обратились взгляды, она вдруг поняла, насколько они выдавали себя. Щёки у обоих пылали, губы покраснели от поцелуев. Гермиона остановилась в паре шагов от дивана, и сразу трое — Терри, Мэйси и Дин — оторвались от своих книг и разговоров, посмотрев на них.
Дин улыбнулся, приподняв брови, и спросил:
— Угу, — весело ответила она, не в силах сдержать широкую улыбку.
— Настолько хорошо, да? — хихикнула Мэйси.
— Настолько, — лениво подтвердил Тео, и у Гермионы перехватило дыхание от того, насколько довольным он звучал.
— Так вы к нам присоединитесь или продолжите стоять тут, будто мы застукали вас с рукой в банке с печеньем? — поддразнил Дин.
Гермиона прикусила губу, и, пока Тео всё ещё тихо посмеивался, ответила:
— Нет, спасибо. Мы… пожалуй, пойдём делать домашку. Вы же знаете, как я её обожаю.
— Ага, — с усмешкой протянул Терри. — Прям очень правдоподобно.
— Тише, Тер. Отличная отговорка, Гермиона. Желаю… ну, очень весело провести время с домашкой! — подхватила Мэйси, весело подмигнув.
Гермиона залилась краской, но Тео, как всегда нераскаявшийся, потянул её к лестнице:
— Ну, домашка сама себя не сделает, а мы, между прочим, очень прилежные!
Когда они добрались до вершины лестницы, он прижал её к стене и снова поцеловал. Она ответила на поцелуй, но, не отрываясь от его губ, мягко возразила:
— А для тебя вообще важна тонкость? — прошептал он, прежде чем нежно прикусить её нижнюю губу.
Она тихо вздохнула, прежде чем ответить:
— Не так сильно, как хочу, чтобы всё это продолжилось в более уединённом месте. У тебя в комнате?
Они едва добрались до комнаты, не отрываясь друг от друга ни на шаг. Как только дверь за ними закрылась, всё остальное исчезло — только дыхание, только прикосновения, только тишина, наполненная ожиданием.
Пальто и шарфы, варежки и тёплые свитера — всё оказалось на полу, как шелестящий след их спешки. Они смеялись, задыхались от поцелуев, не могли насытиться друг другом. Даже когда свитер Гермионы запутался на локте, это вызвало лишь новую волну смеха и жажды продолжения.
И вот они уже стояли почти раздетые, и пальцы Гермионы, потеплевшие после прогулки, легли на молнию его брюк. Но вдруг она остановилась. Встретилась с ним взглядом — спокойным, уверенным, искренним.
— Я хочу тебя, Тео, — прошептала она, будто признавалась в самой сути.
Он сглотнул, не отводя взгляда, и тихо ответил:
Их прикосновения, когда они снимали с друг друга последние вещи, стали более осознанными, но не менее жадными. Поцелуи всё ещё оставались горячими и сбивчивыми, но теперь в них было больше глубины.
Они рухнули на кровать, оставшись в одном лишь нижнем белье. Тео оказался сверху, бережно отодвинул кудри с лица Гермионы и посмотрел на неё сверху вниз.
— Я всё время думаю об этом, — прошептал он, наблюдая за движением собственных пальцев, которые скользнули от её горла к изгибу чашечки лифчика. — Ты уверена?
Дыхание Гермионы сбилось, и по коже побежали мурашки, когда он коснулся округлости груди. Несмотря на то, что это был не первый раз, когда они были раздеты друг перед другом — и даже не самый откровенный из всех, — именно этот момент ощущался по-новому.
— Уверена, — тихо ответила она. — А ты?
— О да. Я хочу тебя, — выдохнул он, прижимаясь к ней сильнее, чтобы она почувствовала его возбуждение у своего бедра. — Хочу смотреть на тебя, касаться тебя... и сделать тебе приятно.
Гермиона прикусила губу, пытаясь сдержать улыбку, но это было бессмысленно — его ладонь уже скользнула по изгибу её груди и опустилась к рёбрам. Когда он задел щекотливое место, она не выдержала и рассыпалась в звонком, искреннем смехе, выдохнув дерзко и с затаённым восторгом:
— Правда? И чего ещё ты хочешь?
Он опустил ладонь ей на живот, и когда Гермионы начала извиваться под ним, продолжил:
— О, я многого хочу. Хочу провести пальцами по каждой линии твоего тела. Хочу запомнить изгибы, которые уже неделями пытаюсь передать в своих зарисовках. Хочу проникнуть в каждый уголок, исследовать все потаённые места, от которых ты замираешь и не можешь сдержать стоны.
Гермиона действительно застонала, когда его пальцы скользнули по бедру, опускаясь всё ниже, но пока избегая самых откровенных мест. Он лишь ласково провёл по внутренней стороне бёдер, задерживаясь там, где кожа была особенно чувствительной.
— Я хочу почувствовать тебя изнутри, — прошептал Тео, голос стал хриплым, почти бархатным. — Хочу попробовать тебя на вкус, утонуть в тебе снова и снова, пока ты не растаешь у меня в руках… пока не отпустишь всё.
Гермиона раньше уже слышала, как Тео говорит подобные вещи — знала, что он делает это отчасти потому, что это нравится Драко. Но сейчас, в этой тишине, в полумраке комнаты, то, что он сказал, звучало скорее как признание, чем как что-то вызывающее. В этом было тепло, забота, интимность. И ей понравилось.
Она протянула руку, чтобы провести ею по его телу в ответ, чувствуя, как под подушечками пальцев перекатываются мышцы. Его фигура была стройнее, чем у Драко, вытянутая, поджарая, с резкими линиями. Она медленно провела ногтем по изгибу одного из его рёбер — просто чтобы посмотреть, как он отреагирует.
Он вздрогнул от её прикосновения, взгляд потемнел, и голос стал более хриплым, насыщенным, как будто желание прожигало его изнутри.
— Я хочу, чтобы ты тоже прикасалась ко мне, — произнёс он. — Где угодно. Как угодно. Мягко, жёстко — как тебе нравится.
Теперь уже Гермиону пробрала дрожь. В манере Тео было что-то совершенно иное, не похожее на Драко. Он не просто позволял, он вдохновлял. В каждом его слове звучала готовность отдать себя в её руки без остатка, и от этого Гермиона чувствовала, как пульс уходит вниз живота, нарастая с каждым его взглядом, каждым движением.
Он смотрел на неё так, будто перед ним было нечто священное. Не просто тело — произведение искусства, каждая линия которого вызывала в нём восторг. И этот взгляд… он поджигал её медленно, основательно, с нежностью и обожанием, от которых сердце в груди колотилось так громко, что, казалось, слышно было на всю комнату.
У Гермионы не так хорошо получались слова такого рода, как у Тео, поэтому вместо этого она поощряла его действиями. Поэтому, не отвечая, просто взялась за резинку его нижнего белья и потянула вниз. Тео подался ей навстречу, помог сбросить ткань, а затем повторил то же самое с ней.
Они остались абсолютно нагими — за исключением лифчика, который Гермиона поспешила расстегнуть и скинуть, позволив ему упасть где-то рядом с кроватью. Но она не легла обратно.
Вместо этого, поддавшись импульсу, мягко надавила на его грудь, заставив Тео опуститься на спину, и, скользнув вверх, оседлала его бёдра, удобно устроившись. Эрекция твёрдо упиралась между бёдер, пока она, сидя на нём, смотрела сверху вниз.
Ей нравилось, как он на неё смотрел — восхищённо, будто она была единственным произведением искусства, заслуживающим внимания.
А в этой позе у него определённо был отличный обзор, и она чувствовала себя почти всесильной, взбудораженной словами Тео, словно он поощрял её взять инициативу в свои руки, делать то, чего хочет именно она.
— Как захочу? — прошептала Гермиона, едва переводя дыхание, щёки налились румянцем от смелости собственных слов.
Он приподнялся, обхватив её за талию, приблизился настолько, чтобы коснуться губ своими, и кивнул, глядя в глаза.
— Угу. Всё, что захочешь. Я весь твой, Гермиона.
Она обхватила его член, провела по нему медленным движением, от Тео сильнее вцепился ей в бёдра пальцами, будто пытался сохранить равновесие среди нарастающего жара. Их губы слились в поцелуе — долгом, тёплом, тягучем, и всё же в нём чувствовалось нетерпение, внутреннее пламя, подталкивающее их двигаться дальше.
Гермиона приподнялась, напрягая мышцы бёдер, и чуть сдвинулась вперёд, чтобы оказаться ближе.
— Не спеши, — пробормотал Тео ей в губы, с трудом сдерживая дрожь в голосе.
— Я не спешу, — ответила она. — Но ты сказал: всё, чего я захочу. А я хочу… этого. Хочу тебя. Сейчас. Можно?
Он издал сдавленный, полный желания звук прямо ей в губы, и Гермиона расценила это как согласие. Одной рукой она оперлась ему на плечо, чтобы сохранить равновесие, другой направила его член к себе, медленно проводя головкой вдоль влажных складок. Тело отозвалось дрожью — от скольжения, от ожидания, от того, как сильно он хотел её.
Тео усилил хватку на её бёдрах. Он и сам едва сдерживался, Гермиона чувствовала это по натянутому, напряжённому телу под собой. Это ощущение опьяняло: он сдерживал себя ради неё. Ради того, чтобы она могла взять именно то, что хочет, в своём темпе.
Она слышала, что и Драко, и Тео в такие моменты, как этот, накладывали смазывающие заклинания без помощи палочек. Гермиона никогда не пробовала, но теперь, когда у неё было кольцо, которое сделал Тео…
Шёпот и взмах… И внезапно скользкой оказалась куда большая площадь, чем она изначально собиралась.
Тео расхохотался, скользнув рукой по вызванной ею смазке — вверх по бокам, а затем обратно вниз, к бёдрам.
— Немного перебор, да? — насмешливо протянул он. — Я же предупреждал, что волос фестрала будет слегка непредсказуем.
— Прости. Я... Это такая каша. Я всё уберу, — пообещала она, но, прежде чем попыталась пошевелиться, его хватка на её бёдрах усилилась.
— Потом уберём. Только не останавливайся сейчас, пожалуйста. Мне всё равно, если будет грязно. Я хочу тебя. Я...
Его голос оборвался сдавленным звуком, когда она начала опускаться. Всё оказалось таким скользким, что Гермиона села на него быстрее, чем собиралась, и издала низкий стон от ощущения внезапной полноты.
Она замерла, дожидаясь, пока утихнет лёгкое напряжение от того, как резко её растянуло. Было не больно, просто... туго. Плотно. Она прижалась к нему и слегка задрожала в его объятиях, пока вела рукой вверх от их соединения, размазывая скользкую смазку по его груди, плечу и даже в волосах, когда запустила пальцы туда, чтобы ухватиться.
Как только она снова начала двигаться, их прикосновения и поцелуи стали такими же нетерпеливыми и захмелевшими, как и по дороге обратно. С каждым жадным касанием скользкая смазка всё больше размазывалась по их телам, и они были слишком увлечены, чтобы говорить хоть что-то.
Медленное покачивание бёдер быстро сменилось на яростное движение — Гермиона вцепилась в него, и вскоре уже прыгала на его коленях, всхлипывая ему в ухо каждый раз, когда её тело сталкивалось с его. В этом не было ни контроля, ни грации — только ощущение.
— Ты такая… такая восхитительная, — прохрипел Тео ей в волосы. — Слишком восхитительная. Я… я уже близко…
Гермиона не остановилась. Напротив, ускорилась, извиваясь на его коленях с беззастенчивой страстью, наслаждаясь этим скользким, липким, беспорядочным движением их тел слишком сильно, чтобы сбавить темп. И Тео на самом деле не хотел, чтобы она замедлялась, она знала это, даже несмотря на сдавленное «слишком хорошо». Гермиону заводила сама мысль, что она доводит его до такого состояния, так быстро, что он уже не может сдерживаться, не может продержаться дольше.
Это придавало ей ощущение желанности. Силы.
И когда он выкрикнул её имя и выгнулся под ней в конвульсивном движении, она почувствовала триумф.
Тео протянул руку между ними, всё ещё оставаясь внутри неё, чтобы круговыми движениями коснуться клитора, и она с шумом выдохнула весь воздух, что сдерживала до этого момента.
Он сам ещё едва перевёл дыхание, но выглядел решительно настроенным, не останавливая движений своих длинных, изящных пальцев.
— Я хочу почувствовать, как ты кончаешь на мне. Мне нужно это ощутить. Пожалуйста, Гермиона… Позволь мне довести тебя до звёзд… Скажи, чего ты хочешь. Скажи мне…
— О… Просто… Просто не останавливайся, — простонала она, подрагивая у него на коленях от каждого скользящего движения по самой чувствительной точке.
Тео откинулся назад, опираясь на локоть, оставив между ними немного пространства, чтобы было удобнее касаться её. Теперь Гермиона больше не могла дотянуться до его губ, но чувствовала, как он смотрит на неё.
Смотрит, как она движется в такт его прикосновений. Это было чертовски возбуждающе, и она даже позволила себе немного пококетничать — совсем чуть-чуть — дотянувшись до собственной груди и поочерёдно поигрывая с сосками.
Гермиона начала дышать чаще, бёдра задрожали. Они оба застонали, когда её накрыл оргазм, и внутренние стенки сжались вокруг его члена, всё ещё глубоко погружённого в неё. Гермиону снова поразило, насколько по-другому ощущаются эти сокращения, когда внутри неё что-то есть — пульсация удовольствия будто многократно усиливалась.
Она наклонилась вперёд, чтобы поцеловать его — влажно, неуклюже, всё ещё запыхавшись. Тео откинулся на спину, вжавшись в кровать, и потянул её за собой. Их кожа была вся в скользкой смеси чар и пота, и она чуть истерично хихикнула, осознав весь масштаб того, что только что произошло.
— Твои простыни… О, как же неловко. Мне следовало попрактиковаться с кольцом позже, а не действовать так импульсивно…
— Нет. Мне это нравится. Правда. Мне нравится, что ты была импульсивной, нетерпеливой, взволнованной. Мне понравилось знать, что ты хотела меня сейчас. Мне понравилось, что ты была не совсем в себе от желания. Особенно, как ты выглядела сверху, вся блестящая от смазки, — перебил Тео, голос всё ещё хриплый от напряжения и чувств. — Это для меня… многое значит. Знать, что ты не сдерживалась, что делала ровно то, чего хотела.
Гермиона повернула голову, чтобы заглянуть ему в глаза, и тихо произнесла:
— Я же сказала, что хочу тебя.
— Сказала, — прошептал он в ответ, не отводя взгляда.
Между ними повисло какое-то ощущение, плотное, осязаемое, как электричество в воздухе, и Гермиона чувствовала это, хоть и не могла сразу понять, что именно. Грудь сжалась ещё до того, как Тео вновь заговорил.
Гермиона не смогла скрыть лёгкой паники, которая накрыла её, едва эти слова сорвались с его губ — глаза распахнулись, дыхание сбилось, перехватило горло.
— Всё в порядке, — с тёплой улыбкой поспешил добавить он. — Тебе не обязательно отвечать. Я знаю, что слишком рано. Я… я всегда быстро влюбляюсь. Первым признался и Драко тоже. Но то, что это чувство приходит ко мне быстро, не значит, что оно не настоящее. Я просто… восхищён тобой. И хотя тогда я признался Драко первым, мне всё равно хотелось бы, чтобы я сказал это раньше. Жалею, что не говорил ему это во время войны, по сто раз на дню. Ненавижу думать, что могло бы случиться что-то, и он бы так и не узнал. Так что… пусть сейчас и нет войны, но я всё равно… хотел, чтобы ты знала.
— О, Тео… — прошептала Гермиона, всё ещё широко распахнутыми глазами глядя на него.
Он слегка покраснел, улыбнулся с самоиронией, а затем поднял лицо и поцеловал её, прошептав:
— Правда, всё в порядке. Я не хотел тебя пугать. Я просто… люблю тебя.
Она снова поцеловала его, прикрыв глаза, и, не открывая их, прошептала у его губ:
— Я многое к тебе чувствую. Но… я не уверена, что умею так любить. Я… я не знаю, как это ощущается. Я не знаю, как быть уверенной.
Он не ответил сразу. Не словами, по крайней мере. Вместо этого начал медленно гладить её по всё ещё скользкой от заклинания спине, нежно, успокаивающе, пока напряжение, возникшее после его признания, не стало постепенно уходить. Гермиона расслабилась, уткнулась лбом ему в плечо.
— Помни, тебе не обязательно всё знать, — мягко произнёс он. — Может, это не то, в чём можно быть уверенной. А может, однажды ты просто почувствуешь и всё поймёшь. Так или иначе, ничего страшного, если ты не скажешь это, пока не захочешь. Даже если ты вообще не захочешь. Всё, что ты чувствуешь, — это нормально.
Он чуть прижал её к себе и добавил:
— Я сказал это не потому, что ждал от тебя чего-то. Я просто… хотел, чтобы ты знала.
Она кивнула, прижавшись щекой к его плечу, кожа скользнула по ещё влажному от заклинания телу, и тихо сказала:
— Хорошо. Спасибо, Тео. Ты правда замечательный. Мне… мне очень хорошо быть здесь с тобой.
— Мне тоже хорошо с тобой, — так же мягко откликнулся он.
Они ещё немного полежали в обнимку — липкие, но довольные, — пока не послышался звук у двери. Тео ловко потянулся за одеялом и, несмотря на то что это расплющит всю слизь между ними, натянул его на обоих. Гермиона оценила этот жест, вряд ли это был кто-то посторонний, скорее всего, Драко, но всё равно было приятно, что Тео подумал о её скромности.
Дверь открылась, и в комнату вошёл сам Драко Малфой в полном квиддичном обмундировании. Увидев его светлую голову, Гермиона вспыхнула и выглянула из-под одеяла, чтобы увидеть его реакцию.
Реакция была, как и следовало ожидать, прекрасной. Он замер, прикрыл за собой дверь и, облокотившись на неё, хмыкнул:
— Значит, без меня устроили шалости? Я мешаю? — протянул он. — Могу и уйти.
— Всё в порядке, я думаю. Правда? — спросила Гермиона, бросив взгляд на Тео. У неё за плечами была целая ночь в объятиях Драко после их первой близости, но она напомнила себе, сколько раз Тео говорил, что всё может развиваться так, как им удобно. Им не нужно было следовать какому-то заранее заданному сценарию.
И, верный своим словам, Тео кивнул, улыбнувшись:
— Конечно. У нас только что был свой момент. Ну, если не считать уборку.
— Уборку? — переспросил Малфой, вскинув бровь.
Гермиона густо покраснела и уткнулась лицом в плечо Тео, сдавленно рассмеявшись в его кожу.
— Да. Наша дорогая немного переусердствовала, решила попробовать беспалочковое заклинание для смазки с новым кольцом, — с полуусмешкой объяснил Тео, голос у него немного дрогнул, когда Гермиона так неловко заёрзала от стыда, что его уже ослабевший член выскользнул из неё.
— Ну уж нет… — протянул Драко, и Гермиона почти физически почувствовала, сколько в этом «Ну уж нет» было недоверия и сдерживаемого веселья.
Она натянула одеяло повыше, пряча лицо, из-под которого выглядывала лишь пара глаз и застенчивая, виноватая улыбка.
— Я не специально. Только попробуйте посмеяться — прибью, — пригрозила Гермиона, и даже несмотря на то, что голос звучал приглушённо из-под ткани, в нём явно проскальзывали угроза и смущение.
— Насколько всё плохо? Покажи, — сказал Драко, оттолкнувшись от двери и направившись к кровати.
Она сжала одеяло ещё крепче, но почувствовала, как Тео трясётся от сдерживаемого смеха под ней.
— О, всё плохо, — подтвердил он. — Настолько плохо, что тут нужен душ, а не просто очищающие заклинания.
Драко положил руку на край одеяла и рывком стянул его вниз, обнажив их перепачканные тела, всё ещё прижатые друг к другу. Он уставился на них, молча, секунд пять… А потом коротко усмехнулся. Затем ещё раз. А потом и вовсе согнулся от хохота, оперевшись на залитую маслом постель, настолько сильно смеялся.
Гермиона тоже начала смеяться, а Тео уже не пытался сдерживаться. И стоило им хоть немного успокоиться, как она снова дала им повод:
— Я даже лицо вытереть не могу, у меня руки все… о, боги…
Снова захохотав, они так и не могли сразу прийти в себя. В конце концов она и Тео кое-как завернулись в промокшие простыни, а Драко встал на шухере в коридоре, и втроём они пробрались в душ.
Выйти им удалось не сразу — только когда пальцы уже сморщились от воды, и каждый из них хотя бы раз достиг оргазма.
Гермиона не смогла заставить себя спать в одиночестве, не после того, как Тео признался ей в любви. А он не мог вернуться к себе, не запросив у домовиков свежие простыни.
Так что сначала они втроём выбрались на балкон в пижамах, чтобы положить под язык новые листья мандрагоры под светом полной луны. Пару дней назад, когда она удивилась, что они выплюнули свои листья, чтобы начать заново вместе с ней, оба хором скривились, как будто Гермиона задала глупейший вопрос в мире: конечно, они не собирались продолжать без неё. Это наполнило её особым теплом, даже когда они поссорились, никто из них не планировал её бросать. Она впервые по-настоящему почувствовала, что принадлежит к чему-то… особенному.
А потом, когда новые листья были на месте — что, конечно, немного затянулось из-за последнего, срочного поцелуя перед ещё одним месяцем воздержания, — они вернулись в комнату и сделали то, чего прежде никогда не делали в будний день.
Они все вместе легли в постель Драко. Гермиона оказалась посередине.
Она всегда была независимой. Всё ещё была. Но, кажется, к такому она вполне могла бы привыкнуть.