Бесконечно | Спэшл #2
С самого начала его интересовал только ясный, красивый лик, блестящие глаза с лёгким отблеском грусти. Кто бы мог подумать, что с этой простой зацепки всё перерастёт в то, что свяжет его душу и сердце так крепко, что уже не отпустит.
Хотел, чтобы та улыбка принадлежала ему.
— Что ты сказал?.. — на миг это личико взглянуло прямо на него, веки дрогнули, губы будто приподнялись в улыбке, но тут же вновь застыли. Этот взгляд не давал отвести глаз. Было любопытно, неужели, глядя на него, Каэвта видел чей-то чужой силуэт?
Он гнался за ним, но Каэвта убегал, твердя, что он не настоящий. А потом... на его прекрасных глазах выступили слёзы. И странным образом именно этот момент сжал сердце сильнее всего.
Он продолжал искать его. И когда, наконец, видел белое ясное лицо, озарённое улыбкой, сам тоже улыбался. Не знал почему. Может, из-за упрямства, которое проявилось с первой встречи. Или из-за той заносчивой жалости, которую он невольно почувствовал, когда увидел Каэвту в беде.
Всё... всё, что касалось Каэвты, всегда привлекало его взгляд.
Он и сам задавался этим вопросом.
— Ты не можешь рисовать Белый дом, пока я не разрешу, — сказал он однажды, лишь чтобы подразнить, надеясь увидеть хоть какие-то новые эмоции на его лице. А потом пообещал себе, что однажды всё-таки нарисует план того дома. Не чтобы победить, а чтобы подарить его... ему.
Казалось, в том доме кто-то или что-то скрывается. Каэвта не подпускал его. И он мог увидеть тот прекрасный дом всего несколько раз.
— У тебя кровь! — испуганно воскликнул Каэвта, заметив алое пятно на его ладони. Он снова проявил свою неуклюжесть, попытавшись поймать упавший тубус с изображениями, но ударился о край стола. Было так больно, что он едва не упал на стену, зацепив рамки на ней, и те с грохотом рухнули.
Каэвта схватил его за руку, быстро вытащил платок из кармана и стал перевязывать рану. Щёки, ещё недавно румяные, теперь побледнели. Он осторожно коснулся его щеки кончиками пальцев, чтобы немного утешить.
— Всё в порядке, почти не больно, — сказал он. Владелец щёк тут же отшатнулся. Та реакция вызвала у него улыбку. Каэвта нахмурился, обернулся и ушёл. А он... он так и не вернул платок. Спрятал его в левый карман рубашки, поближе к сердцу.
Он нашёл предлог, чтобы зайти в художественную галерею Кхуна Сале, брата Руди, надеясь снова увидеть это нежное лицо. Если занятий не было, и проходило два или три дня, тоска становилась невыносимой. Однажды он пришёл к дому Каэвты, не надеясь на встречу.
Юноша сидел в кресле под тенью дерева. Перед ним стоял холст. Тонкие руки водили кистью, а губы, такие красные, изогнулись в лёгкой, счастливой улыбке. Он замер. Потом подошёл ближе.
Подарит ли он когда-нибудь эту улыбку ему?
В тот вечер юный господин пригласил его на ужин. Каэвта сперва взглянул на него, затем быстро отвёл глаза. Он задал длинный вопрос, но в ответ получил всего пару слов. Засмеялся, и Каэвта, нахмурившись, поднял взгляд, не понимая, над чем тот смеётся.
— Твои слова как золотой жасмин. Говоришь так скупо, что и в предложение не собрать.
— Вот бы слова действительно превращались в жасмин. Я бы разбогател, говорил бы без остановки, — ответил Каэвта.
— Жадина, — снова рассмеялся он. И вдруг... Каэвта, до этого молчавший, тоже тихо засмеялся. И в тот момент он остолбенел. Глаза того сияли от веселья, сердце заколотилось сильнее.
Что-то всё время отрывает Каэвту от окружающего мира. Взгляд часто уходит вдаль, улыбка полна грусти, глаза тоски. Хотелось спросить, кого он ищет. А потом однажды его сердце чуть не выскочило, когда он услышал, что Каэвта слёг и попал в больницу. Он хотел прийти. Хотел заботиться о нём.
— Ты очнулся, — наконец не выдержал, остановившись у двери в палату. Лицо было белым и бледным. Глаза Каэвты засветились от радости, когда он увидел его... но потом свет в них угас. — Чья это фотография? — взгляд упал на рамку у изголовья кровати. Он широко улыбнулся, узнав себя. Но... было что-то странное. Улыбка постепенно исчезла.
— Отведи меня в Белый дом, — с мольбой прошептал Каэвта.
Он хотел спросить: зачем? Кого ты хочешь увидеть?
— Кхун Пхра Най! Кхун Пхра Най! Вы здесь? — звал Каэвта, стоя перед закрытым домом. Словно в нём давно не было ни души...
— Каэвта, кого ты зовёшь? Здесь никого нет.
— Есть! Где мой Кхун Пхра Най? Он должен быть здесь!
Кхун Пхра Най. При первой их встрече Каэвта уже называл его так. А сейчас, услышав «мой Кхун Пхра Най», он ощутил, как что-то острое и неотвратимое рвёт грудь изнутри.
Он прошёлся по комнатам в надежде хоть как-то помочь Каэвте найти того, кого тот искал. Но внезапно взгляд наткнулся на огромную картину, висящую за массивным письменным столом. По телу пробежал мороз. Волосы встали дыбом. Он сорвался с места и понёсся наверх, чтобы задать свой вопрос снова.
— Кхун Пхра Ная, я же уже сказал! Моего Кхун Пхра Ная!
— Но... этому портрету десятки лет. Как он может быть жив?
Он задал вопрос, хотя боялся услышать ответ.
— Он жив для меня! — воскликнул Каэвта, и из его глаз брызнули слёзы. Эти прекрасные глаза были полны боли.
— Это невозможно... Я никогда его не видел, но знаю, что это не человек...
Он встретился взглядом с Каэвтой, и произнёс фразу, что вонзилась в сердце другого, как нож.
— Он должен быть здесь… должен…
Юноша рыдал. Губы дрожали, пока он повторял то самое имя снова и снова.
— Каэвта... А можно я?.. — прошептал он, глядя, как маленькие плечи сотрясаются от рыданий. Он обнял его, надеясь, что объятия смогут забрать часть боли. Хотелось верить, что если он прижмёт его крепко, слёзы прекратятся. Хотя сам уже едва держался, сердце било вразнос.
С тех пор он не отходил от Каэвты. Заботился о нём, был рядом. Иногда терпел холодность. Иногда ловил тоску в его взгляде, будто Каэвта видел в нём лишь тень другого человека. И всё равно он согласился быть этой тенью. Он был готов.
— Да? — юноша поднял глаза и впервые по-настоящему улыбнулся. Сердце, словно в первый раз, отчётливо стукнуло в левой стороне груди. Он улыбнулся в ответ, раскинул руки, чтобы заключить хрупкое тело в объятия, и… ничего не почувствовал.
— Неужели я не могу быть тем, кто будет тебя любить... вместо него, вместо этого Кхун Пхра Ная?..
Он молил, лишь бы снова увидеть ту улыбку. Он уже знал всю правду, Руди рассказала ему об их любви.
— Ты даже не представляешь, через что мы прошли, чтобы просто иметь право любить друг друга.
Каэвта дёрнул рукой, вырываясь из его хватки.
— Да, я не знаю, что такое бороться за свою любовь. Но и ты не знаешь, как сильно я люблю тебя.
Повисло молчание. Каэвта не обернулся, хотя его хрупкие плечи продолжали дрожать.
Он уходил. Медленно, но неумолимо исчезал из поля зрения. А в это время по щекам стекали горячие слёзы. Он плакал. Плакал так, будто сердце трещало по швам, будто в груди не осталось воздуха.
Сколько дней прошло с тех пор, как он последний раз видел Каэвту?
После того разговора он будто рухнул. Пришлось взять себя в руки и заботиться о себе самому. Но он скучал. Скучал по тем ярким, чистым глазам. По редкой, сдержанной, но такой тёплой улыбке. По уверенной руке, проводящей по холсту. По силе и упрямству, с которыми тот справлялся с трудностями. По хрипловатому голосу, когда он звал его по имени. По той мягкости, что таилась за его холодностью. Он скучал по Каэвте.
Скучал отчаянно.
Сегодня… он просто хотел увидеть его лицо.
Он поехал в дом Кхун Чая. Но там сказали, что Каэвта ушёл с самого утра. Куда он мог направиться? Конечно же... В Белый дом.
Он увидел припаркованную у дома красивую европейскую машину. Что-то в ней показалось знакомым, но он никак не мог вспомнить, кому она принадлежит. Не раздумывая, он вошёл на территорию Белого дома.
— Заходи, скорее, — словно кто-то прошептал ему издалека.
Сердце сжалось от тревоги. Он побежал, выкрикивая имя Каэвты. Бежал вслепую, с единственной мыслью: Где он?!
Перед ним стояла женщина, с которой он когда-то беседовал. Теперь в руке у неё был спичечный коробок. В воздухе витал резкий запах бензина. И вдруг он увидел Каэвту, тот лежал на полу, без движения.
Сердце провалилось в пятки. Он бросился к юноше, пытаясь одновременно остановить Софи и проверить, жив ли тот. Грудь Каэвты едва заметно поднималась. Он жив. Волна облегчения прошла по телу.
— Всё равно... в прошлом или сейчас... мой брат всегда смотрит только на него! — закричала Софи.
— Я не он, — произнёс он, даже если всем сердцем хотел бы быть.
— Лжёшь! Мой брат принадлежит мне, а не ему!
Он шагнул вперёд, чтобы вырвать у неё спички, но она сопротивлялась. В конце концов огонь вспыхнул, и пламя охватило пропитанный бензином пол.
Он метнулся к телу Каэвты, но Софи схватила его и потащила прочь. Они вместе покатились вниз по лестнице.
Боль пронзила каждую клетку тела. Трудно было дышать, в груди будто пульсировал огонь. Рот наполнился металлическим привкусом. В голове была только одна мысль: Помоги ему. Спаси Каэвту.
Он закашлялся, вместе с кровью из груди вырвался крик. Каэвта…
Фигуру, похожую на образ с портрета. Человека, которого он никогда не встречал, но часто представлял.
Тот кивнул, с грустью и сочувствием глядя на него.
— Вы... сожалеете, что не смогли помочь нам?
— Помогите Каэвте. Прошу вас...
— Прости, — прошептал тот, мягко улыбаясь.
И затем всё исчезло — дыхание, сознание, боль.
Он увидел, как его собственное тело поднимается по лестнице, неся Каэвту на руках, сквозь огонь. Голос Кхун Пхра Ная кричал ему: Спаси его!
Когда они почти выбрались, балка рухнула, отрезав путь назад. Он прижал Каэвту крепче. В тот момент ещё одна балка обрушилась на Софи. Он обернулся, но больше не видел её.
— Кхун Пхра Най, балкон! — крикнул кто-то.
Он посмотрел на Каэвту в своих руках.
— Ты в безопасности, — прошептал он, коснувшись губами его лба.
— Я был рядом... всё это время.
— Не исчезай больше. Не исчезай. Потому что я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, Каэвта... очень люблю.
Он смотрел на эту сцену, словно через стекло между мирами. Горячие слёзы стекали по щекам, но он всё равно улыбался. Каэвта жив... Пусть он больше не может быть рядом, главное, что тот жив.
Он подошёл ближе. Опустился на колени, всмотрелся в его лицо. Последний раз. Затем медленно наклонился и коснулся его лба губами. Слёзы капнули на белую кожу.
— Прости, — прошептал глубокий голос. Кхун Пхра Най смотрел на него с виной в глазах.
— Неважно. Спасибо... Спасибо, что защитили его.
Если бы только была другая жизнь...
Он бы захотел снова любить.
Когда солнце клонилось к закату, сердце моё наполнялось слезами. Моё сердце, Матри, стонало от тоски. Нет другого сердца, как моё — всё ещё ищущее, всё ещё ждущее. Мой любимый, моя радость — он не любит меня. А я всё равно преклоняюсь, мечтая, чтобы он взглянул на меня с теплом. Что за карма терзает мою душу?
Я вручаю своё сердце земле, небу и ветру, Пусть они помогут мне встретиться с возлюбленным. Пусть они приведут его ко мне, как в первый раз. Моё сердце носит любовь, как ожерелье, Матри плачет, не зная покоя. С утра до вечера, роса стелется, холодная, как слёзы тоски. Земля и небо, должно быть, тоже страдают, Ведь моё сердце разрывается ещё сильнее.
Земля будет любить и восхищаться вечно. А мы будем плакать, сожалеть, страдать. Пока небо и земля не исчезнут, Пока полная луна не перестанет жаждать любви в моём сердце. Когда солнце садится, оно приносит только боль... Будто любовь разбилась вдребезги и оставила только опустошённое сердце.
[п/п: Матри — женский персонаж в тайской мифологии, известная своей любовью и преданностью мужу.]