Воспоминания в письмах | Глава 2: Невидимый попкорн
Лёгкий ветерок прошелестел в воздухе, пока Аксон медленно выходил за ворота университета. Он сел на мото-такси, чтобы вернуться в общежитие. В воздухе витала странная, почти навязчивая обыденность. Он уже понемногу привыкал к удобству жизни вне родного дома, но мысль о том, что пришлось оставить свой дом, всё ещё не укладывалась в голове. Особенно ради того, чтобы делить пространство с человеком, которого он раньше никогда не встречал.
Или, может быть… мы и правда не существуем в одном мире.
Всё казалось абсолютно не на своём месте.
— Здравствуйте, — поздоровался он, проходя мимо пожилой хозяйки общежития, которая мыла лестницу.
Та сразу подняла голову и ответила ему широкой улыбкой. Поразительно, как легко человек может улыбнуться другому.
Аксон слегка опешил, но тоже улыбнулся в ответ и тут услышал её хрипловатый, но тёплый голос:
— Как ты? С комнатой всё в порядке?
Простой вопрос, но ответ на него был совсем не прост. Аксон не ответил сразу. В голове роились десятки соображений. Это был не просто вопрос, а вопросище. Ведь в его комнате был кто-то... по ту сторону зеркала.
Они разговаривали, жили в какой-то странной параллели, но по сути оставались незнакомцами.
— Ну, что такое? Тебе не понравилось?
— Нет, всё хорошо. Простите, — Аксон вежливо поклонился и быстро направился наверх. Убежать, значит, позволить проблемам накапливаться.
Но он всё равно выбрал бегство.
Он вздохнул. Никому ещё не рассказывал про зеркало. Про зеркало, которое соединяет два мира…
Теперь, когда всё балансировало где-то между реальностью и бредом, Аксон знал только одно, Сонгджам тоже заселился в это общежитие в тот же день. Это было почти издевательством. Он никогда не верил в совпадения… и до сих пор не верит.
Но проще всего было свалить всё именно на них.
Парень тоже сказал, что никому не рассказывал о происходящем. Понятное дело, ведь кто вообще в это поверит? Поэтому они договорились, что пока ищут ответы, будут вести себя как ни в чём не бывало. Никаких зеркал, никаких странностей, просто двое соседей в своих комнатах.
Стоило ему войти, как с той стороны снова раздался голос. Аксон подошёл ближе к зеркалу и увидел юношу в школьной форме, сидящего у кровати с гитарой в руках.
— Нормально… А ты чего так рано вернулся?
— В школе была внеклассная активность, — Сонгджам отвёл взгляд, когда Аксон стянул с себя студенческую рубашку, чтобы надеть простую футболку. — Уходишь?
Аксон посмотрел на него. Парень продолжал играть на гитаре. Он подошёл ближе к зеркалу, сунув руки в карманы, слушая мягкие переборы струн.
— Одну песню, — голос его был мягче, чем обычно, почти просительный.
Сонгджам вздохнул, но спорить не стал.
И вот под его пальцами зазвучала мелодия, которую Аксон никогда прежде не слышал. Она медленно, почти заклинательно, обволакивала всё вокруг. Как долго он слушал каждый перебор, каждую ноту, было невозможно сказать. Казалось, сама музыка дышала.
Юный гитарист на мгновение оторвал взгляд от струн, и их глаза встретились.
Аксон продолжал улыбаться до самого конца. Звук его мягких аплодисментов раздался особенно чётко для талантливого исполнителя.
Сонгджам встал и шутливо склонился, прекрасно зная, что это вызовет смех у собеседника. И они действительно засмеялись вместе.
— Просто… ты мой первый зритель.
— Первый… — Аксон повторил это слово и сам не понял, как у него на лице снова появилась улыбка.
Возможно, всё дело было в мелодии, что ещё звучала где-то внутри, где-то в сердце.
Он прокашлялся, чтобы отогнать чувства, и взял с тумбы телефон и кошелёк. Оглянулся на Сонгджама, который так и остался сидеть на полу.
— Ага… — он кивнул. И сам удивился, как трудно оказалось подобрать хоть какие-то слова. Эта простая фраза выбила почву из-под ног.
Аксон вышел из общежития до заката. Погода была прохладной, но всё равно не могла заглушить холод, который прочно обосновался где-то в груди. Было тяжело возвращаться домой, даже спустя всего несколько дней.
Такси везло его по знакомым улицам. Никогда бы не подумал, что возвращение окажется таким тяжёлым.
Каждая мысль напоминала, почему отношения разрушились. Интересно, чем сейчас занят отец? Закончил ли работу? Хочет ли вообще видеть лицо собственного сына?
В доме по-прежнему было тихо. Но теперь даже тепло в нём, казалось, исчезало понемногу с каждым днём. Аксон прошёл в свою комнату и достал из шкафа три книги матери, за которыми, собственно, и приехал. Он старался верить, что пришёл ради книг.
Но внутри знал, что хотел показать отцу, что по-прежнему заботится.
Он прошёлся по дому. Ничего особо не изменилось. Только пустых пивных банок стало заметно больше. Пока он собирал их и складывал в мусорный пакет, снаружи раздался звук подъезжающей машины.
— Вернулся? — первым заговорил он, увидев, как отец заходит в дом. Голос был спокойным, почти отстранённым. Даже перед родным человеком он не позволял себе слабости.
Тот ничего не сказал. Подошёл к холодильнику, достал пиво, открыл банку и сделал большой глоток.
Даже не взглянул в его сторону.
— Разве ты не говорил, что больше не вернёшься в этот дом? — после долгой паузы произнёс отец.
Сын посмотрел на него с болью в глазах.
— Если бы не книги мамы, я и правда бы не пришёл.
— Только не строй из себя смельчака. Через пару дней сам прибежишь назад, реветь будешь.
— Я не такой слабый, как ты! — выкрикнул Аксон. Это была та же старая ссора, которую они повторяли снова и снова. Всё рушилось от слов, сказанных слишком резко.
Но отец и не думал сожалеть, что единственный сын покинул дом.
— Да, папа. Кто-то, кто заботится только о себе, не может быть сильным. Такой человек не годится в отцы.
— Похоже, ты даже рад, что меня нет рядом… — усмехнулся он, хотя в глазах уже блестели слёзы.
Он крепко стиснул зубы, когда в него полетела пивная банка и с силой ударила в лоб.
— Тогда катись отсюда! — закричал отец.
На обратном пути в общежитие Аксон всё ещё надеялся, а вдруг отец позовёт его обратно? Всю жизнь они были только вдвоём. Начинать всё заново, без единственного родного человека, было пугающе. Но всё, что он получил от отца, это рассечённый лоб и слова: уходи…
Он вышел из дома сразу. Не обернулся.
А в том пустом, чужом теперь доме мужчина сжал кулак и в последний раз посмотрел на спину своего сына, уходящего прочь.
Но он уже ничего не мог изменить.
Аксон бежал обратно в общежитие. Он сам не знал, к кому может обратиться. Всё внутри него клокотало от гнева, но он сдерживал его изо всех сил. Небо стремительно темнело, маскируя слёзы, которые он пытался не показывать, пока наконец не открыл дверь в свой новый дом и расплакался. Беззвучно, судорожно, уткнувшись в колени, будто это был единственный островок, где он мог спрятаться от всего мира.
Слова отца снова и снова гремели внутри. До боли. До злости. До бессилия.
Сонгджам включил свет у себя, и в зеркале проступил его силуэт. К счастью, в комнате Аксона по-прежнему царила темнота, и парень едва ли мог разглядеть его лицо.
— Я, — ответил Аксон, но голос его дрожал, несмотря на все усилия говорить ровно.
Сонгджам не стал давить. Но звук тихих всхлипов тревожил.
Ответа не последовало. Только руки, закрывшие лицо. А потом снова всхлипы. Он больше не хотел притворяться.
Сонгджам продолжал молча смотреть сквозь стекло. Никогда он ещё не видел своего собеседника в таком состоянии, словно его разрывали изнутри. Аксон всё так же отказывался включать свет.
Не хотел, чтобы кто-либо видел его в таком состоянии. Не хотел показать свою слабость. В конце концов, Сонгджам просто сел рядом. По ту сторону зеркала. Без слов. Без утешений. Он был рядом, просто чтобы быть. Бледный свет с улицы рисовал на стене тень сломанного человека, который пытался собрать себя по кусочкам.
Аксон утирал слёзы, глубоко вздыхал, чтобы успокоиться. Только спустя долгое время он наконец поднялся и включил свет.
Сонгджам распахнул глаза. Он понимал, что Аксон прошёл через что-то ужасное… но, увидев его опустошённое, измождённое, полное боли лицо, не смог скрыть эмоций.
Больше всего ему не нравилось ощущение собственного бессилия, невозможность сделать хоть что-то, чтобы облегчить страдания другого.
— Видишь? Я ведь не поздно вернулся, — как ни в чём не бывало пробормотал Аксон, хотя голос всё ещё дрожал, глаза были распухшими, а нос красным, как помидор.
Сонгджам посмотрел на него и улыбнулся.
— Завтра точно пойду на пары с опухшими глазами.
— Хочешь принять душ? Может, станет легче.
— Ага… хорошая мысль, — сказал Аксон и тут же пошёл в ванную. Он чувствовал, что уже не в состоянии плакать. Будто выжал всё из себя. И всё же, ему стало чуть легче. Возможно, потому что рядом находился кто-то, кто просто… был.
Когда он вернулся после душа, переодевшись в домашнее, Сонгджам копошился у себя на полу. Аксон старался не обращать внимания, но всё выглядело подозрительно.
— Готовлю кое-что для тебя, Пи.
— Я не знал, какие фильмы ты любишь, поэтому принёс все, какие у меня есть.
Он развернулся с широкой улыбкой и выложил перед зеркалом почти десяток DVD-дисков, предлагая выбрать.
— Да, я уже подключил проектор. Так ты увидишь всё чётко, — с улыбкой сказал Сонгджам. Аксон взглянул на него, не понимая, зачем тот предложил посмотреть фильм, но... может, это действительно поможет отвлечься от тяжёлых воспоминаний. Хотя бы немного.
— Почему я не знаю ни одного из этих фильмов?
— Серьёзно? Это же классика у нас.
— Правда?.. — Аксон опустился на колени и стал внимательно разглядывать диски. В итоге он выбрал тот, где обложка показалась ему самой красивой. — Тогда давай этот.
— Договорились. Подожди минутку, — сказал Сонгджам и тут же вставил диск в проигрыватель. Через мгновение белая стена комнаты превратилась в экран, и они начали смотреть фильм… впервые вместе.
Аксон смотрел в зеркало с лёгкой улыбкой. Ему казалось, что стоит лишь протянуть руку, и он коснётся мягких прядей волос Сонгджама. Фильм начался, и оба погрузились в него, словно заворожённые.
Время текло медленно. Смех Сонгджама заставлял Аксона улыбаться. А когда улыбался Аксон, Сонгджам не мог не улыбнуться в ответ.
Он чувствовал, что парень просто хотел, чтобы ему стало легче. И, правда… стало.
— Если бы ты был ближе, я бы купил нам попкорн. Рядом с моим общежитием есть киоск, там самый вкусный на свете попкорн, — сказал Сонгджам, глядя на Аксона, который сидел, обняв подушку. Его радовало, что тот улыбается и, похоже, наслаждается фильмом.
— Нас разделяет всего лишь стекло, — проговорил Аксон. Его голос был немного хриплым от недавнего плача, но для Сонгджама он звучал как музыка. — Разве этого недостаточно?
— Достаточно… но почему-то всё равно кажется, будто мы бесконечно далеко друг от друга.
Аксон тихо рассмеялся. Сонгджам замер.
— Над тобой. Если так хочешь попкорн, иди купи. Не надо обо мне волноваться.
Но Сонгджам покачал головой. Он хотел сказать нечто другое.
— А что тогда? — Аксон слегка наклонил голову, глядя на него с мягкой улыбкой. Он сам не заметил, как разговор стал интереснее самого фильма, хотя фильм был и правда хороший.
— Я хотел сказать, что было бы здорово… по-настоящему разделить попкорн. Вместе.
Эти слова словно зависли в пространстве. Простая, обыденная фраза, но от неё оба замолчали.
Неужели просто разделить попкорн стало чем-то невозможным?
Наверное, да. Ведь когда хочешь поделиться чем-то с другим, это уже не просто. Это становится… особенным.
Особенно, если между вами всегда есть преграда, пусть даже тонкая, как зеркало. Почти касаясь, но не чувствуя дыхания друг друга.
— Спасибо, что помог мне почувствовать себя легче, Сонгджам.
Но несмотря ни на что, они были рядом. Улыбались. Волновались друг за друга. И были вместе.