Воспоминания Рати | ЭПИЛОГ #3
Первой, кто увидел Рати, выходящего из рикши, была Мом Джем. Услышав его имя, Мом Буанпхан, сидевшая у плиты, тут же обернулась. Разглядев племянника, она выронила все бананы в кокосовом молоке и кинулась вытирать руки о саронг. Добежав, она вгляделась в лицо юноши, будто не веря своим глазам, а затем заключила его в объятия.
— Это и правда ты… — шептала она, касаясь его рук, лица, будто боясь, что он исчезнет. — Почему ты не прислал письма? Почему не предупредил, что приедешь?
— Тётя Буанпхан, — выдохнул Рати, — одолжи, пожалуйста, немного денег, чтобы расплатиться с рикшей. Я так спешил, что не успел взять достаточно.
Мом Буанпхан порылась в складках одежды, но не нашла денег. Тогда она попросила Мом Джем сбегать в дом за мелочью.
Перед этим, сразу после разговора с Мом Лек, Рати почувствовал сильное волнение. Он поспешил в лавку к родителям Мом Сои и попросил их отправить его в дом в Нонтхабури. Увидев, что Кхун Луанг вернулся из Франции в поисках помощи, Най-Тхонгкам быстро нанял рикшу до пристани и объяснил дорогу. Сойдя с лодки, Рати чётко следовал указаниям, но оставшихся денег хватило лишь на лодку.
Когда рикша уехал, Мом Буанпхан завела племянника в дом.
Услышав имя Тиратхона, Рати резко поднял взгляд:
— Где Пи Ти? Ты знаешь, что с ним случилось? Он что-нибудь говорил перед уходом?
Мом Буанпхан покачала головой и тяжело вздохнула.
— В последний раз я видела Пхраю, когда он принёс мне твоё кольцо с девятью камнями. Он никогда не снимал его раньше, поэтому я удивилась. Хотела написать тебе, но мы могли отправлять письма только через консульство. Переводчик записал всё, что я говорила про Куи… Теперь, когда вспоминаю, это кажется странным. Пхрая сказал, что ты ему ни разу не писал. Но я же получала твои письма. Я не смела писать открыто, передавала записки через переводчика, как советовала Мом Сои. Что происходит, Рати? Объясни мне.
Но Рати не ответил. Он продолжал думать о Тиратхоне:
— Он ничего не сказал? Ни слова? Ни одного сообщения?
— Только одно, что когда придёт время, всё прояснится. А о том, что он пропал, я узнала, когда люди из дома Суанг Суралай пришли к нам с обыском. Он ничего не сказал, потому что знал, что за ним придут. Знал, что слуг легко заставить говорить. Нас допросили даже по поводу кольца. Мом Джем потом дрожала целыми днями.
— Наверное, пошла рассказать всё Куи. Скоро они будут здесь.
Рати вновь прокрутил рассказ тёти в голове. Ни в чём она не противоречила словам Мом Лек. Вопрос с кольцом… Дом Суанг Суралай, вероятно, решил, что Пхрая сам отказался от Рати, и потому прекратил расследование. Даже место его исчезновения, он не оставил и следа. Он знал, что его старые слуги будут бояться хозяев. Стоит им пригрозить, и те расскажут всё.
Что за щепетильный, продуманный, заботливый до раздражения человек.
— Ни одного слова для меня?.. — снова спросил Рати, голос его дрогнул.
— Рати, ты не ответил ни на одно письмо за полгода… ты и вправду думал, что он оставит тебе послание?
Он застыл, не дыша. Тётя была права. Он сам не открыл ни одного письма. Может, сообщение и было, но он даже не читал их как следует…
— Смирись, Кхун Луанг. Если он вернётся, сам даст о себе знать.
— Его Высочество! — вдруг воскликнул Рати, глаза вспыхнули.
— Ох, Рати! Ну что за глупость ты сейчас…
— Единственный человек, которого не запугаешь, это принц. Если бы я догадался, если бы пошёл к Его Высочеству до приезда сюда, уже всё бы знал.
Издалека к нему бежал Най-Куи, весь в грязи, босой, запыхавшийся. За ним плелись Мом Джем и Мом Сои. Они низко поклонились, сложив руки у лба и прикоснувшись к стопам Рати. Тот с испугом отдёрнул ноги, но Мом Буанпхан крепко прижала их ладонями — убери их сейчас, и это покажется неуважением.
— Как же я рада, что вы вернулись, Кхун Рати, — дрожащим голосом сказала Мом Джем. — Почти два года я считала дни и ночи…
— Этот приезд не из радости, Пи Куи. Но я рад видеть всех вас, — Рати с улыбкой наклонился, чтобы помочь Най-Куи подняться. — Садитесь, и вы, Пи Джем, и Пи Сои. Мы больше не господин и слуги. Отныне считайте меня своим младшим братом и заботьтесь обо мне как о родном.
Он говорил с доброй улыбкой, но никто не поднялся. Лишь Най-Куи мягко произнёс:
— Пока жив, я останусь вашим слугой, Кхун Рати. И в следующей жизни тоже хочу служить только вам.
— Ой, ну только не про смерть! И так тревожно на душе. Я только приехал в Сиам, а уже ни минуты покоя, Пи Куи...
— А когда вы прибыли, Кхун Рати? — тут же встревожился Най-Куи. — Где остановились? В консульстве или в доме Патумван?
— Сегодня утром. Где же ещё? Уже было поздно, когда я доехал до вас. Вещи мои в консульстве, но, думаю, не вернусь туда в ближайшие пару дней. Пи Куи, у тебя не найдётся одежды? Денег тоже почти не осталось, всё ушло на лодку.
— Что?! — встревожилась Мом Джем. — Ещё и не ел, наверное! Нанг Сои, иди, помоги мне приготовить ужин, живо!
Рати расплылся в улыбке, глядя, как те бросились на кухню.
— Пи Куи, ты ничего не слышал о Пи Ти?
— Слуги молчат, ни слова не проронили. Раньше, как беда, так сразу ко мне. А теперь словно сгинули. Ни следа.
— Пока оставим это, — вмешалась Мом Буанпхан, вдруг заметив, что племянник с дороги даже воды не попил. Она пошла налить. — Сейчас я приготовлю тебе место для сна. Отдохни, а потом решим, что делать дальше. Ты ведь не собираешься сразу обратно во Францию?
— Долго оставаться не могу. Мой внезапный приезд уже потребовал вмешательства отца. Да и вообще, визит чиновника в Сиам требует официального разрешения...
— Хм... Только бы министр сейчас не нагрянул, — вздохнула тётя.
— Да. Если увидят Кхуна Рати, беды не миновать, — поддакнул Най-Куи.
Когда ужин был готов, Рати с Най-Куи отправились мыться. Раньше Рати бы и в канал сиганул, но теперь черпал воду из кувшина и мылся осторожно, как домашний котёнок. Он бросил взгляд на Най-Куи, с плеском обливавшегося у канала, и улыбнулся. Наверное, если бы Тиратхон был здесь, он бы гордился тем, как Рати остепенился. Хотя, кто знает, будь он рядом, может, Рати скакал бы по берегу, делая сальто от радости.
— А разве в заграницах не всё более продвинуто? — усмехнулась Мом Джем, наполняя пиалу рисом. — Почему вы такой исхудавший, Кхун Рати? Еды не нашли себе по вкусу?
Он не стал говорить, что у него давно пропал аппетит. С того момента, как он покинул Сиам, он почти забыл, каково это — хотеть есть.
— Вы столько времени провели в дороге. Поешьте хорошенько. Вот жареное мясо, кислая уха, да и рыба свежая, Ай-Куи сегодня сам поймал. Две штуки, представьте! Ешьте, ешьте больше!
— Достаточно, Пи Джем. Если всё мне, то что будете есть вы? Садитесь все. Давно мы не ели вместе.
Он отложил миску и жестом пригласил всех за стол:
— Давайте. Я так скучал по вам.
Старые слуги сглотнули слёзы. Всё время, пока Рати был вдали, они ловили рыбу, но не ели её, всё берегли для любимых блюд своего господина. И вот сегодня, словно по знаку судьбы, в сети попалась большая змееголовая рыба и несколько поменьше. Будто духи подсказывали, что хозяин вернётся.
— Почему вы руками едите? Разве ложкой не удобнее? Разве не странно, есть без столовых приборов?
— Ложки для знатных. Мы, простые люди, руками, — спокойно пояснила Мом Буанпхан. — Привычка. А ты поешь побольше, не думай ни о чём.
— В таком случае... — Рати перевернул ложку и сунул руку в миску с рисом. — Ай! Горячо, горячо, горячо!
Мом Буанпхан хотела пожурить, но не удержалась от смеха. Най-Куи тут же поднёс воды, чтобы он остудил руку.
— Не приучены, так не мучайте себя, — мягко сказал он.
Рати улыбнулся с оттенком грусти:
— Но все остальные едят так. А я чувствую себя чужим. Вы ведь мне как семья.
— Ой, — вздохнула Мом Джем и, чтобы разрядить атмосферу, сказала: — Ложки рот режут. Они неудобные, да и медленные, если голодный. Вот и едим руками, так проще.
— Тогда выходит, моя ложка резала рот и мне, и Пи Ти! Пи Джем, ты выдумываешь на ходу!
Он обвёл взглядом всех, заметил, как тихо посмеивается Мом Сои, и повернулся к ней:
— А ты, Пи Сои? Ты всегда такая молчаливая, когда я рядом. Не успеваешь вставить слово, потому что Пи Джем не затыкается?
— Простите, — сложила руки Мом Сои. — Я всё ещё не привыкла и боюсь сказать что-нибудь неуместное. Особенно когда вы выглядите такими обеспокоенным.
Улыбка Рати чуть дрогнула, но он всё же удержал её.
— Я доставил вам столько хлопот, особенно с письмами. Я правда ценю твою помощь, Пи Сои.
— Пхрая просто хотел, чтобы вы поняли его намерения. Боюсь, он столкнулся с серьёзными трудностями и не хотел, чтобы кто-то ещё — ни Кхун Буанпхан, ни Пи Куи, ни Пи Джем — был втянут.
— Пи Сои, ты можешь понять, что хотел сказать мне Пи Ти?
— Просто ждать. Он сказал, что сдержит обещание, и просил вас не волноваться. Думаю, он хотел утешить вас, чтобы вы дождались подходящего момента. Несмотря на то, что на лице Пхрая было много печали, когда он говорил о вас, в его глазах всё равно оставалась надежда.
— Всё, что я могу, это ждать. Я просто боюсь, что Пи Ти может быть в опасности... или того хуже. Я хочу своими глазами увидеть, что он в порядке, и своими ушами услышать это. Только тогда смогу перестать тревожиться.
— День благоприятной свадьбы послезавтра. Сейчас всё, что мы можем, это наблюдать, что произойдёт в доме Суанг Суралай. Хотя, думаю, новости о вашем возвращении уже дошли до ушей Мом Чао. Возможно, он пошлёт кого-то встретиться с вами, или даже сам придёт. Раз вы вернулись, чтобы увидеться с Пхраей, может, вам стоит пока пожить в другом месте? Здесь может быть небезопасно.
— Нет, — твёрдо ответил Рати. — Если придут, пускай. Я хочу узнать, что на самом деле думает Мом Чао. Я не тот, кого можно водить за нос и направлять как вздумается. Я верю в правду. И я хочу увидеться с Пи Ти так же сильно, как и он со мной.
Когда наступил день свадьбы, ни невесты, ни жениха нигде не было видно. Её Светлость — бабушка Тиратхона — была не только в гневе, но и унижена. Всё обернулось крахом, с момента рассылки приглашений до самого объявления о её отмене. Никто не мог понять, кто подтолкнул Тиратхона ослушаться приказа, приведшего в итоге к отмене королевской свадьбы.
Рати сидел в беседке перед домом, с нетерпением ожидая новостей. Поднос с королевскими сладостями, приготовленными Мом Буанпхан, остался нетронут, зачерствел и потерял вкус от ветра. Мом Буанпхан и Мом Джем, которые обычно торговали угощениями каждый день, на этот раз сдали заранее заказанные партии и поспешно вернулись домой, чтобы быть рядом с племянником. Все чувствовали, что может произойти нечто важное.
Но день в Нонтхабури прошёл без событий. Даже дом Суанг Суралай оставался зловеще тихим, будто под спокойной поверхностью скрывался бурлящий поток. Рати не мог ни есть, ни спать, надеясь, что хоть кто-нибудь придёт и принесёт весть, даже если не ту, которую он ожидал.
Тем же вечером, в тиши леса Пхитсанулока, Тиратхон сидел на лавке с закрытыми глазами, медитируя. Кхунъинг Пха была рядом, а Най-Май стоял перед ним, сложив руки у груди. Спустя минуту Тиратхон открыл глаза и жестом пригласил Кхунъинг Пха сесть напротив.
— Значит, сегодня день, когда решится наша судьба, — спокойно произнёс он. Кхунъинг Пха слабо и нервно улыбнулась, будто слова прозвучали как шутка. — Я причинил тебе столько трудностей. Не знаю, как могу отплатить. Сейчас министр, должно быть, уже с ума сходит в поисках нас.
— Да. Хоть я и оставила письмо с объяснением, он наверняка очень обеспокоен.
— Прошёл уже месяц, а нас до сих пор не нашли. Наверное, продолжают искать в близлежащих провинциях, даже не представляя, что мы ушли так далеко, — мужчина в белых одеждах выглядел спокойным, но его сердце оставалось тревожным даже после месяца в монастыре. — Сначала я думал, что смогу уйти от мира и постричься в монахи, но я не могу отпустить всё. Мой ум всё ещё в смятении. Если я стану монахом в таком состоянии, лишь оскверню религию.
— После всего, через что ты прошёл, это естественно. Но я нахожу покой здесь, в монастыре, словно груз с души спадает. Однако теперь, когда наш план сорвался, кажется, мы всё равно будем наказаны, когда вернёмся. Что же нам делать?
— Я больше переживаю не за себя, а за тебя, — признался Тиратхон. — Я полюбил это место, как ты и говорила. Оно успокаивает разум. Я бы остался здесь ещё лет на десять-двадцать. Но есть одна вещь, которую я не могу отпустить. Я хочу увидеть это своими глазами.
— У меня предчувствие, что Нонг Рати вернётся, как только услышит о свадьбе. Если он получит кольцо, его сердце точно встревожится. Но что, если он приедет и не найдёт меня? Никто с той стороны не знает о нашем плане. К тому же, я обещал заботиться о его единственном родственнике.
— Может, ты прав. Думаю, Луанг не сможет сидеть сложа руки, как только узнает. Те, кто любят искренне, всегда думают друг о друге, — обеспокоено сказала Кхунъинг Пха. — Но что мы будем делать, Пи Ти? Есть ли у тебя план?
Тиратхон долго размышлял, но так и не смог решиться заговорить. В конце концов, он всё ещё должен был сдержать своё обещание, и был ещё один человек, за которого он нёс ответственность.
— Нонг Инг Пха, через три дня тебе стоит вернуться в Пхранакхон. Поезжай к Маю и следуй нашему первоначальному плану. А уж получится ли всё так, как мы надеемся... пусть решит судьба.
Три дня спустя Кхунъинг Пха спустилась с горы. Путь до Пхранакхона занял у неё два дня. Как только она прибыла, то сразу отправилась просить прощения у родителей. Однако те, обрадованные тем, что их единственная дочь жива и здорова, не стали устраивать допросов, а просто обняли её с тревогой и заботой.
— А где Тиратхон? Он вернулся в дом Суанг Суралай?
— Именно об этом я хотела попросить, отец. Я не смею одна идти в дом Суанг Суралай. Особенно к Её Светлости. Она была ко мне так добра и заботлива… а я её подвела. Я не вынесу встречи. Позволь мне пойти с тобой, отец.
— Сегодня? Ты только вернулась. Отдохни немного. Завтра и пойдём. И потом, почему это ты — пострадавшая сторона — должна просить прощения? — раздражённо отозвался министр, всё ещё не простив Тиратхона за то, что тот увёз его дочь на месяц, неизвестно через что заставив её пройти.
— Он ведь не... опозорил тебя?
— Пожалуйста, отец. Пойдём в дом Тиратхона. Я всё объясню сама.
Когда они прибыли в дом Суанг Суралай, Её Светлость — бабушка Тиратхона — тут же подошла к Кхунъинг Пха и с тревогой коснулась её руки, провела ладонью по щеке. Мом Чао Рамриттхиронг, узнав, что прибыл министр с дочерью, сразу вытянул шею, ища глазами сына, надеясь, что он тоже вернулся. Но, помимо двух гостей и Най-Мая, больше никто с ними не пришёл.
— Где мой сын, Най-Май? Он в малом доме? Почему не пришёл первым делом поклониться старшим? — резко спросил он.
Най-Май замешкался и не знал, что ответить.
— Тан Чай Пхрая, — вдруг сказала Кхунъинг Пха. Она обратилась к отцу Тиратхона так, словно он был ей чужим, хотя раньше всегда звала его отцом. — Позвольте мне всё объяснить.
— Хорошо. Что произошло? Почему вы просто оставили записку и исчезли? Вы опозорили весь дом! — в гневе сказала Её Светлость. — Ты знаешь, каково наказание за неповиновение королевскому указу?
— Раз знаешь, почему говоришь так отстранённо? Ты больше не хочешь звать меня бабушкой?
— Прошу прощения, — Кхунъинг Пха, сидевшая на полу со сложенными ладонями, вновь склонилась в поклоне. — Бабушка, пожалуйста, не сердитесь на Пи Ти. У него были причины…
— Какие ещё причины?! — вскрикнула Её Светлость. — Пренебрежение старшими и отказ от королевского брака. И ты называешь это причиной?
Мом Раджавонгс Тхикампорн опустила голову, смущённая. Когда в комнате установилась тишина, она заговорила:
— Мы с Пхраей не любим друг друга и не хотели жить как пара. Потому и приняли такое безрассудное решение. Прошу, накажите нас, как сочтёте нужным.
Мом Чао Рамриттхиронг, хоть и понимал суть, всё же спросил:
— А куда исчез мой сын? Почему он оставил тебя разбираться в одиночку?
— Пи Ти сейчас соблюдает обеты и медитирует в лесном монастыре Сопхон в Пхитсанулоке.
— Что?! — вскрикнула Её Светлость, не в силах сдержать потрясение. — В лесном монастыре?!
— Пи Ти был глубоко подавлен из-за принудительного брака с человеком, которого он не любил. И сначала... — начала было Кхунъинг Пха, но Мом Чао не захотел слышать страшного продолжения.
Однако следующее её признание всё же прозвучало:
— Пи Ти даже подумывал о самоубийстве, чтобы уйти от этой участи.
Её Светлость схватилась за сердце, почувствовав слабость. Кхунъинг Пха, видя, что ситуация накаляется, поспешила объяснить дальше:
— Но Пи Ти не решился уйти из жизни. Он беспокоился о бабушке, об отце. И ещё боялся, что я останусь опозоренной как невеста, брошенная женихом, покончившим с собой, лишь бы не жениться. Поэтому он решил постричься в монахи и отречься от мирской жизни. Но он не мог уйти один, это навредило бы моей репутации. Вот почему я сопровождала его в Пхитсанулок, в храм, где мы вместе соблюдали обеты и медитировали. За этот месяц его сердце стало спокойнее. И скоро он примет полное монашеское посвящение.
Её Светлость снова схватилась за сердце, подавленная. Двое слуг обмахивали её веерами и подносили ароматические лекарства, чтобы привести хозяйку в чувство.
— Почему Пхра Ти пошёл на такое? Зачем ему было делать это?
Мом Чао Рамриттхиронг закрыл глаза, медленно покачал головой и, тяжело вздохнув, обратился к министру:
Министр всё ещё испытывал раздражение, но, выслушав рассказ, мягко ответил:
— Пха Ти всегда был упрямым и стойким. Похоже, он наконец осознал всё и решил отрешиться от мирского, чтобы найти выход из ситуации. Я не держу зла, друг мой. Вина лежит и на мне. Я слишком сильно давил, заставляя страдать свою единственную дочь. Брак без любви обречён только на горе. Я не хотел, чтобы всё зашло так далеко. Если бы я проявил больше понимания к своей любимой дочери и не ставил во главу угла лишь свои желания, ничего этого бы не случилось. Я не злюсь на Пхра Ти.
— Ты сошёл с ума? Что ещё за «отрешение от мирского»? Он только недавно получил повышение. Должность главного министра уже совсем рядом! А этот брак, разве он был таким уж непосильным? Женщина не была бы опозорена или запятнана. С течением времени они бы полюбили друг друга.
— Ты хоть раз задумывалась, почему Тиратхон принял такое решение? У него не осталось другого выхода, потому что его загнали в угол. Он пытался отказаться от этого брака много раз, но никто не задумался, как сильно он страдал. И страдал не только он. Сколько девушек пострадали от наших решений, не имевших ничего общего с их желаниями. Ты по-прежнему не понимаешь, мама?
Её Светлость, явно недовольная, не собиралась уступать. В её глазах не было вины.
— Я просто хотела, чтобы у Пха Ти было лучшее будущее. А ты вместо благодарности ищешь во мне виноватую. Что может выйти хорошего из такой неблагодарности?
— Тогда иди, приведи Пха Ти. Посмотрим, кого нам вернут в дом Суанг Суралай. Моего сына или его мёртвое тело.
— Или ты просто плохо знаешь своего внука?
— Нет, Пхра Ти никогда бы не сделал такого. Я отказываюсь в это верить.
— Он собирается принять полное монашеское посвящение. Прошу тебя, прости его. Не делай этот грех ещё больше. Если ты ещё раз решишь подыскать для него невесту, пеняй на себя. Пха Ти может никогда не снять монашеские одежды.
Её Светлость приложила руку к груди, провела ладонью по лицу. Она и представить не могла, что всё закончится вот так. А Мом Чао Рамриттхиронг, знавший сердце своего сына, понимал, что сейчас никто не сможет принудить его поступить против воли.
В этой жизни, как ни старайся, не всегда удаётся быть с тем, кого любишь. Судьба играет с людьми злую шутку, позволяет полюбить, но не даёт быть вместе. Но человек, подобный Тиратхону, не стал бы сожалеть…
Когда всё было решено, Мом Раджавонгс Тхикампорн не почувствовала облегчения. Весть разнеслась по всей стране — королевская свадьба отменена из-за того, что жених и невеста не любят друг друга. Эта история будет передаваться из поколения в поколение.
Под монашеским жёлтым одеянием никто не решался его упрекать, а Его Величество не желал принуждать никого против сердца. Он лишь сожалел, что в эпоху, когда страна нуждалась в развитии, может потерять верного слугу. Потому приказал великому камергеру уговорить сына передумать. Но если он действительно решил посвятить себя духовному пути, никто не должен ему мешать.
Великий камергер немедленно направился в Пхитсанулок.
Два дня спустя, когда Най-Май завершил подготовку риса и припасов, присланных Кхун Руэди, он отправился в Нонтхабури. В этот раз он прибыл не с Тиратхоном, а с Мом Раджавонгс Тхикампорн, чтобы исполнить её последнюю просьбу.
Как только Най-Май вышел из машины, Рати, увидев его издалека, тут же бросился навстречу. Но, заметив, что следом идёт не мужчина, а женщина, споткнулся и замер у двери.
— Приветствую вас, Кхун Луанг, — склонила голову Кхунъинг Пха, уважительно поклонившись.
Рати быстро ответил поклоном. Он не ожидал увидеть её здесь и явно растерялся.
— Простите, что не предупредила заранее. Вы, наверное, удивлены. Но у меня важное дело.
— Да, пожалуйста, проходите сюда.
Рати жестом пригласил её в павильон, а сам всё ещё искал глазами того, кого так жаждал увидеть.
— Пи Ти не со мной. Он не смог прийти.
— Почему? Что с ним? Почему всё так усложнилось? Прошу, скажите мне прямо. Я... я очень волнуюсь.
Мом Раджавонгс Тхикампорн положила руки на книгу и сдержанно, но подробно рассказала Рати о твёрдом решении Тиратхона. Сердце слушавшего сжалось от боли и волнения, и всё же это волнение не находило выхода.
Одно было ясно, любовь Тиратхона была неподдельной, не мимолётной. Чистой. Это была самая прекрасная любовь, которую Рати когда-либо получал, кроме любви своей семьи. И всё же он не знал, как выразить свои чувства перед невестой Тиратхона, даже если свадьба уже была отменена.
— Как же мне повезло встретить вас, Кхун Луанг, — мягко сказала Кхунъинг Пха. — Изначально Пи Ти чувствовал, что вы вернётесь, и беспокоился, что, приехав в Сиам, вы столкнётесь с трудностями.
— Это вы с Пи Ти оказались втянуты в беду из-за меня, — Рати опустил голову. — Это моя вина, что всё зашло так далеко.
— Но разве вы не нашли в нём искренность? — Кхунъинг Пха улыбнулась. — Я всегда восхищалась Пи Ти, но лишь потому, что отец внушал мне, что именно этому мужчине я должна доверить свою жизнь. Доброта Пи Ти очевидна. Он красив, умён, и всё это вызывало во мне доверие, надежду, что мы сможем пожениться. Но, Кхун Луанг... Пи Ти смотрит на вас совсем иначе. Я сразу поняла, что желания моего отца не сбудутся. Но я никогда не думала, что всё зайдёт так далеко, что мы вынуждены будем пойти на это. У Пи Ти не осталось иного выхода. И когда я говорю, что он задумывался уйти из жизни, это чистая правда.
Глаза Рати расширились, сердце забилось так сильно, будто хотело вырваться из груди. Он лишился дара речи.
— Пи Ти ждал вашего возвращения. Ждал писем каждый день, но ни одно не пришло. Он потерял надежду. А когда получил письмо от Его Высочества Мая, в котором говорилось, что связи с вами нет, сердце Пи Ти, я уверена... разбилось.
— Однажды он пришёл ко мне и вручил эту книгу. По обложке я сразу поняла, что он принял решение. Хранить вашу историю в своей памяти и уйти с ней.
Кхунъинг Пха передала Рати книгу. Он взял её в руки и прочёл слова на обложке. Слёзы сами покатились по щекам, он не сдерживал их даже перед этой женщиной.
Jarukraticha — летопись счастья. Если перевести с тайского буквально, именно так бы её прочли. Но слово Raticha — не просто красивое часть названия. Оно содержало его собственное имя. Эта книга... была только для него.
— Пи Ти так сильно вас любит, Кхун Луанг, — прошептала Кхунъинг Пха. — Я даже немного завидую. Интересно, встречу ли я когда-нибудь человека, который полюбит меня хотя бы вполовину так, как он любит вас.
— Сейчас он ещё не отказался от мирского, — прошептал Рати. — Но если я поеду к нему... смогу ли я вернуть его?
— Это будет долгий разговор, я думаю. Пи Ти не может отпустить мир, ведь сердце его всё ещё привязано. Но если наш план раскроется, и станет известно, что всё было лишь притворством... боюсь, Её Светлость снова начнёт настаивать на браке. А это будет тяжело остановить. Если так случится, думаю, Пи Ти решит остаться в храме навсегда.
Рати вздохнул и посмотрел в небо:
— Я не могу оставаться в Сиаме долго. Если прибудет судно, мне придётся отплыть на следующей неделе. Но прежде... я хочу увидеть Пи Ти хотя бы ещё раз. И если это случится, я попрошу у него прощения сто, тысячу раз. И выполню обещание писать ему при каждой возможности.
— Я понимаю. Пи Ти выглядит храбрым и сильным, но сердце у него очень ранимое. Думаю, он тоже хочет вас увидеть, Кхун Луанг. Но дела семьи ещё не решены, и он не может поступить так, как велит сердце. Похоже, на этот раз... остаётся лишь ждать.
Эти слова — «только ждать» — Рати слышал уже дважды. Это было тем, что оставил ему Тиратхон: ждать с надеждой. И он ждал. Но не мог представить, что будет, если Тиратхон действительно уйдёт в монастырь навсегда. Встретиться с ним, значит вновь нагрузить его чувством долга. Но уехать обратно во Францию, так и не увидев его... это сердце не переживёт.
Он мягко провёл рукой по обложке книги, прижал её к груди, не решаясь раскрыть. Боялся, что слёзы испортят страницы. Он поцеловал переплёт, и прижал книгу к сердцу.
На следующее утро Рати был вынужден отправиться в консулат, чтобы подготовиться к отбытию. Его сопровождал Най Куи, заботясь о нём до самого отъезда. Мом Буанпхан крепко обняла племянника и сказала, что его страдания закончились. Хотя ничего ещё не решилось окончательно, она увидела искренность любви этого мужчины к нему. И даже если двое мужчин любят друг друга, она не станет вставать у них на пути. Она верила, что однажды они будут вместе. Пусть не так легко, как более юные пары, но будут.
Времени почти не осталось. Рати так и не увидел лицо своего возлюбленного, и уже должен был отправиться в море, сквозь штормы и месяцы одиночества. Одна только мысль об этом утомляла сердце. Он наблюдал, как Най-Куи грузит вещи на корабль, и вдруг сбежал по трапу, чтобы передать ему маленькую корзинку. В ней были кислые сливы и лекарства, которые Мом Джем приготовила с особой тщательностью, волнуясь за него.
На этот раз Рати не знал, когда снова сможет вернуться. Но, возможно, так было лучше. Теперь он мог писать Тиратхону столько писем, сколько хотел, и никто не станет их перехватывать. Его отец стал мягче, пусть и не до конца принял. Но теперь у писем будет получатель. Пусть даже этот человек вот-вот ступит на путь монашества.
Рати посмотрел на длинный путь, усыпанный людьми. Обычно Тиратхон был рядом, стоял у трапа, не желая прощаться. Сегодня его не было. Был лишь отъезд, хоть и с крошечной надеждой, что когда-нибудь они встретятся снова, уже не под давлением чьих-либо ожиданий.
— Кхун Рати, — позвал Най-Куи, — чиновник говорит, пора подниматься на борт.
Рати очнулся, всё ещё держа книгу и корзинку в руках. Най-Куи поклонился.
— Спасибо, Пи Куи. Позаботься обо всех. Я обязательно вернусь.
Он пошёл к трапу. Людей было много, все поднимались, стараясь не задеть друг друга и не упасть в воду.
— Разве ты не хочешь попрощаться?
Он застыл. Узнал голос. До боли родной. И не посмел обернуться. Вдруг это лишь наваждение? Иллюзия, которую боль сердца сплела из воспоминаний? Но потом очередь двинулась вперёд, и он вместе с ней. Попытался отогнать наваждение.
— Посмотри на меня хотя бы раз, любимый. Я так скучал по тебе.
На этот раз сердце победило. Рати обернулся. Там, прямо перед ним, стоял Тиратхон. Настоящий. Тот самый, лицо которого он видел каждую ночь, стоило лишь закрыть глаза. Он не мог пошевелиться, пока кто-то не толкнул его сзади. Тогда он вырвался из очереди и бросился обратно по мосту.
Тиратхон поднял руку и нежно коснулся его лица, словно хотел убедиться, что это не сон.
— Почему ты был так жесток со мной? Неужели ты не знал, как сильно я страдал?
— Прости меня... Отец нашёл письмо, узнал правду и запретил мне писать тебе. Ни одно твоё письмо не дошло. Это моя вина. Я был слаб, не сражался за нас. Прости, Пи Ти...
Рати наконец дал волю чувствам. Он говорил без страха. А Тиратхон слушал и улыбался. Как человек, который давно принял всё. Который успел простить.
— Раз уж ты здесь... что ты решил?
— Наша клятва. Она всё ещё в силе? Мне стоит ждать тебя?
Раздался протяжный гудок, судно готовилось к отплытию. Рати сжал книгу в руках, заглянул в любимые глаза и ответил:
— Я сохраню эту книгу... и любовь, которую ты мне дал. Теперь я буду ждать тебя, Пи Ти. Я не позволю тебе больше страдать в одиночестве. Пожалуйста... люби меня так же, как тогда. Я сделаю всё, что смогу.
— Поверь мне. Моей любви к тебе не убавится ни на каплю.
Рати сделал два, три шага назад, ещё раз посмотрел на своего возлюбленного... и развернулся к кораблю. Их последний взгляд, их улыбка — были клятвой. Этого короткого момента хватило, чтобы выстоять в обществе, где любовь не всегда находит свой дом.
Но они оба продолжали надеяться.
Они встретятся снова. В ясный день, под открытым небом. В день, когда их сердца приведут их друг к другу.
В день, когда Рати откроет последнюю страницу этой книги и навсегда запишет её в своём сердце.