Айяра заслуживает любви | Глава 2
Айяра проснулся утром следующего дня. Часто моргал, пока изображение перед глазами не стало чётким. Перед ним оказалась широкая, полностью обнажённая спина какого-то мужчины.
Взгляд невольно приковало красное родимое пятно, похожее на голову слона. На мгновение Айяра словно выпал из реальности.
Он дёрнулся, когда мужчина перевернулся на спину. Вместо спины теперь перед ним оказалось красивое, резкое, мужественное лицо. Память о прошлой ночи всплыла в сознании отдельными сценами.
Когда Айяра понял, что его чем-то накачали, он попытался сбежать, хотя силы почти покинули его. Бывший начальник уже почти успел увести Айяру, но этот мужчина неожиданно вмешался и вытащил его.
Дальнейшие воспоминания были смутными и обрывочными. Но то, что Айяра всё же помнил…
Его лицо вспыхнуло от стыда. Под действием возбуждающего средства он осмелился раздеться перед этим мужчиной и умолять его заняться с ним сексом. Но тот лишь закутал его в одеяло так туго, что Айяра не мог пошевелиться, а затем швырнул на кровать.
Всю ночь Айяра извивался, пытаясь высвободиться. Он и кричал, и плакал, всё без толку. Этот человек не обращал ни малейшего внимания. Более того, он смеялся так, будто смотрел комедию.
А потом воспоминания оборвались.
Айяра не собирался ждать, пока тот проснётся и увидит его в таком состоянии. Он быстро собрал свою одежду, натянул её на себя и пулей вылетел из роскошной квартиры.
Добравшись до дома, Айяра сразу вытеснил из головы всё мерзкое, что произошло ночью. Он прошёл мимо чемодана, стоявшего посреди комнаты, и скрылся в ванной, чтобы смыть с себя остатки ночи.
Переодевшись, он подошёл к чемодану и положил туда конверт от деда, пришедший две недели назад. В письме говорилось, что дед просит его вернуться как можно скорее, потому что есть место, куда он намерен его отвезти.
Обычно Айяра мог приезжать домой только один-два раза в год, если не возникало чего-то чрезвычайного. Он всё время работал, не покладая рук, чтобы накопить как можно больше денег. Теперь же он был готов вернуться в родной дом окончательно.
После получения письма от деда Айяра потратил две недели, чтобы подать заявление об увольнении и распродать всё, что не мог забрать с собой из квартиры. В итоге ему удалось упаковать все нужные вещи в один-единственный чемодан.
Наручные часы показывали восемь утра. Айяра в последний раз оглядел комнату, в которой жил и спал последние пять лет, затем потянул за собой чемодан и закрыл дверь.
Автобус Бангкок–Сурин выехал из автовокзала ровно в девять утра. Айяра снова достал письмо от деда и раскрыл его.
«Айяре, любимому внуку. Осталось два месяца до праздника слонов в Сурине. Сейчас в деревне суета. Дед скучает. Хочу, чтобы ты вернулся домой. Чем раньше, тем лучше. Мы вместе отправимся к моему старому другу. P.S. Не забывай есть. Ни в коем случае не пропускай приёмы пищи».
Айяра невольно улыбнулся, перечитывая письмо. Правда, строка про «суету в деревне» показалась ему немного странной, ведь за последние девять лет в деревне всегда царили тишина и порядок.
Автобус прибыл в конечный пункт почти в четыре часа вечера. Айяра сошёл, получил свой чемодан и тут же начал искать глазами знакомое лицо.
— Ба́к лá-ной! — крикнул кто-то с характерным исанским акцентом.
Айяра обернулся на голос и увидел смуглого мужчину средних лет, размахивавшего рукой.
Так с детства называл Айяру дядя Сон, водитель синего маршрутного пикапа на этой станции. Он был близким человеком для деда и раньше подвозил мальчишку в школу, потому что деревня Айяры находилась в такой глуши, куда ни один другой транспорт не хотел заезжать.
Айяра перекатил чемодан через дорогу, подошёл и сложил ладони в вежливом жесте, улыбнувшись.
— Да-да, Бог в помощь... Это как это ты вернулся, никого не предупредив? Я уже почти домой спать поехал. Повезло, что заметил тебя, — проворчал он уже на центральном тайском.
— Вчера весь день был в делах и забыл зарядить телефон. И пауэрбанк тоже. Если бы разминулись, мне точно конец, — Айяра слегка скривил губы, изображая жалкий вид, чтобы его не отчитали слишком сильно. Дядя Сон лишь с усталым видом покачал головой и, развернувшись, направился к своему синему пикапу.
Айяра почувствовал лёгкую вину за то, что сказал не всю правду. В голове снова всплыло воспоминание о прошлой ночи, но он резко отогнал его, зашагав за дядей.
— Обычно ты же только на Новый год домой приезжаешь. Раз явился сейчас, значит слухи про вашу деревню оказались правдой, — сказал дядя Сон, ведя машину.
Айяра оторвался от окна и посмотрел на него, недоумённо нахмурив брови. Он вспомнил строки из письма деда про «суету в деревне».
Дядя Сон даже приподнял брови, удивившись.
— Как какие? Уже дня два-три все говорят, что вашу деревню собираются открыть для приезжих. Ты разве не из-за этого так срочно вернулся?
Айяра покачал головой, всё так же нахмурившись.
— Нет, — ответил он. — В этом году я и так собирался уволиться и вернуться жить в деревню. Как раз две недели назад дед прислал письмо, вот я и приехал раньше.
— И правильно. Старик Сан уже совсем дряхлый, если ты будешь рядом, я хотя бы спокоен.
— Да… А где вы это слышали? Можете рассказать?
— Да я два дня назад ездил в вашу деревню за товаром. Встретил Праджима, так он и сказал, мол, скоро мне не придётся ждать у придорожного павильона, можно будет заезжать прямо в деревню.
Айяра невольно поджал губы. Праджим был одним из погонщиков слонов в их деревне, сиротой, которого старший брат деда Сана — дед Сак, шаман-слоновник, когда-то взял на воспитание так же, как и Айяру. Но Праджим был на поколение старше, поэтому дед Сан велел звать его «дядя Праджим». По правде говоря, Айяра никогда его не любил.
— Видимо, решили, что пора отпустить легенду и идти дальше.
— Так и должно быть. Всё меняется. Люди, видно, больше боятся умереть с голоду, чем поверить в старые слова. Той истории уже девять лет, перестань забивать голову, — ответил дядя Сон.
Айяра кивнул и снова посмотрел в окно, вспоминая прошлое.
Тогда дед Сак, старейшина-знахарь и шаман-слоновщик, тяжело заболел. Он считался одним из последних людей, владевших древними камланиями — заклинаниями, которым его учили когда-то на лаосской и кхмерской стороне. Люди его поколения поголовно верили, что кроме магии дед Сак обладал пророческими снами и что его слова были на редкость весомы.
Перед смертью, в возрасте восьмидесяти восьми лет, он оставил последнее предсказание:
— Ни в коем случае нельзя пускать посторонних в деревню. Иначе придёт беда. Дома сгорят, и многие падут. И люди, и слоны.
После этого деревню закрыли от чужих. И хотя само по себе место было таким глухим, что туда почти никто и не приезжал, страх сделал запрет абсолютным. Здесь не ловила даже мобильная связь. Если кому-то из внешних надо было встретиться с кем-то из деревни, они встречались у придорожного навеса под жасмином в километре от деревни. Так и жили все эти девять лет.
В нынешние тяжёлые времена людям, видимо, пришлось выбирать, либо бросить родной дом и уехать вместе со слонами, либо перестать держаться за пророчество и вернуться к нормальной жизни.
Деревня Айяры находилась примерно в ста двадцати километрах от города, дорога занимала почти два часа. Дядя Сон обычно не ездил так далеко, если по пути ему не встречались свои, так как трасса была пустынной и ночью не горел ни один фонарь.
Синий пикап свернул на узкую грунтовку рядом с тем самым придорожным навесом. Обычно Айяра выходил там и шёл дальше пешком, но сейчас уже стемнело, и дядя Сон решил проехать дальше. Примерно за триста метров до деревни он остановился.
— Приехали. И вот деньги за амулеты старика Сана, что я продал. Я уже вычел свою долю, — сказал дядя Сон, вынув из нагрудного кармана пачку наличных. С виду около пяти тысяч бат.— Там этих амулетов у него совсем мало осталось. Передай, что в следующую субботу я снова заеду.
Айяра взял деньги, кивнул, улыбнулся и сложил ладони в знак благодарности.
— Спасибо, дядя Сон. Езжайте аккуратнее.
Он стоял, пока машина не развернулась и не уехала, после чего направился пешком к деревне.
Солнце уже почти ушло за горизонт. Вечернее небо темнело, а тишина вокруг казалась особенно глухой. Деревня Айяры находилась у самого подножия горы, до неё надо было пройти через рисовые поля и густой лес.
Примерно через десять минут ходьбы Айяра оказался на месте. Взглянув на часы, он увидел ровно шесть вечера. Подумав, что, возможно, придётся готовить ужин, он ускорил шаг.
У входа в деревню стояла вывеска: «Деревня Кшатхай. Вход посторонним запрещён». Она была закреплена рядом с аркой из бамбука. Несмотря на глушь, в деревне было электричество, так как ещё десять лет назад деревне пожертвовали солнечные панели. Тогда дед Сан спас сына одного высокопоставленного чиновника от взбесившегося слона на ежегодном шоу в Сурине. Вместе с электроэнергией тогда же поставили и водонапорную башню. Со временем всё обветшало, но работало.
Именно поэтому сейчас в деревне горели фонари, освещая путь Айяры к дому деда.
— Айя, это ты, да? — раздался голос на исанском диалекте. Айяра остановился и обернулся. Он увидел тётушку Джьям, разводившую огонь у котла, и подошёл поздороваться.
— Да постой же, постой, когда это ты приехал? Ещё не Новый год, а уже вернулся? — сказала она, перекладывая похлёбку в миску.
— Я уволился в Бангкоке. Решил вернуться и жить с дедом.
— И правильно. Старик Сан последнее время стал забывчивым. То ночью выйдет шататься, то ключи потеряет. Если бы Праджим не приносил ему еду и таблетки, кто знает, что бы было, — заметив, что Айяра отвечает на центральном тайском, тётя Джьям тоже перешла на него, хотя в речи всё равно проскальзывал суринский акцент.
Айяра нахмурился. Забывчивым…?
За всё это время дед Сан регулярно писал ему по три-четыре письма в месяц, и в них не было ни слова о том, что у него проблемы с памятью.
Зато про то, что Праджим помогает деду с едой и лекарствами, он знал. Каждый месяц Айяра пересылал деньги через дядю Сона на питание и лечение, так как дед Сак страдал от больных почек и артроза. Варить и добраться до больницы дед уже не мог, поэтому договаривались с кем-то из односельчан. Этим человеком и был Праджим, почти как ещё один член семьи.
— Раз ты вернулся, то и мне спокойнее, — продолжила тётя Джьям. — И к тому же скоро деревню откроют для туристов. Не будем больше сидеть как в осаде. Ладно, возьми похлёбку, отнеси Сану к ужину.
— Спасибо, тётя Джьям, — Айяра сложил ладони у груди и взял миску одной рукой, другой продолжая тянуть чемодан.
Вскоре он дошёл до дома, где жил с дедом с детства. Дом стоял на самом краю деревни, почти у подножия горы. Между деревней и лесом протекал ручей.
Но кажется, он опоздал всего на шаг.
На бамбуковой платформе сбоку дома, освещённой фонарём от солнечной панели и костром, сидели дед Сан и Праджим, о чём-то разговаривая. Увидев их, Айяра, сам не понимая почему, метнулся за толстый ствол дерева и выглянул оттуда, хотя никакой нужды скрываться у него не было.
Отсюда до дома было метров сто, слишком далеко, чтобы прочитать по губам Праджима. Но выражение его лица было холодным и раздражённым, совсем не похожим на обычного мягкого и добродушного Праджима.
А вот дед Сан… просто сидел, глядя в костёр пустым, отрешённым взглядом, не реагируя ни словом на то, что говорил Праджим. Он раздражённо вздохнул, схватил корзину с лекарствами и поднялся.
Айяра мгновенно отступил за толстый ствол дерева и обошёл сбоку, чтобы Праджим, проходя мимо, его не увидел.
Это было неуклюже, на руках у него были и чемодан, и миска с похлёбкой, но ему повезло, и его не заметили.
В этот момент Айяра заметил, что дед Сан выплюнул что-то себе в ладонь и завернул в бумажную салфетку.
Видимо, это были лекарства, которые он только что положил в рот, но не стал глотать.
Как только Праджим скрылся из виду, Айяра быстрым шагом подошёл к деду.
Тот вздрогнул и резко обернулся, словно испугавшись. Взгляд уже не был рассеянным, и рука крепко сжимала бумажку с выплюнутой таблеткой.
— А, вернулся уже? — голос деда дрожал, как бывает у очень старых людей.
Айяра глубоко втянул воздух, стараясь прийти в себя, хотя глаза жгло от подступивших слёз.
Мгновение назад ему было по-настоящему страшно. Взгляд Праджима на деда был таким, что сердце Айяры ухнуло в пятки. Если бы тот попытался сделать что-то плохое, Айяра уже был готов плеснуть в него горячей похлёбкой.
Дрожащей рукой он поставил миску в угол бамбукового настила, подкатил чемодан и опустился рядом, склонившись к деду и коснувшись лбом его колен.
Дед, словно понимая, что Айяра напуган, положил морщинистую шершавую ладонь ему на голову и начал читать древнее лауcское заклинание-призыв души, которое Айяра слышал с детства:
— Пусть вернётся твоя душа… Пусть душа войдёт в тёплое тело, как должно быть… Пусть вернутся тридцать душ, что ушли к холмам тигров… Пусть вернётся душа, что утащил оборотень… Пусть вернётся душа волос и макушки…
Закончив, дед легко подул ему на макушку.
Айяра поднял голову, уже успокоившись, и тут же озвучил то, что мучило его с первой секунды: