Бесконечно | Глава 20
Звук скольжения карандаша стих, когда художник с лёгкой улыбкой откинулся назад. Глубоко вдохнув, он посмотрел на завершённый набросок и, удовлетворённый, решил, что на сегодня достаточно. Раскладывая материалы по местам, он встал, чтобы убрать картину и вернуться в дом, но остановился. Позади него стояла незнакомая женщина, внимательно глядя прямо на него.
— А, тётя Софи. Это Каэв, — отозвалась Руди, появляясь сзади. — Каэв, это тётя Софи, наша дальняя родственница. Каэвта пока поживёт у нас.
Юноша, не отрывая взгляда от женщины, сложил руки в почтительном вае. Та в ответ тепло улыбнулась.
— Милый, это ты нарисовал? Очень красиво.
— Спасибо, — тихо ответил он, опустив голову и скрестив руки.
— Если тебе нравятся картины, сходи в галерею моего брата. Там много работ, — предложила Руди, заметив, как её родственница с неподдельным интересом вглядывается в набросок у Каэвты в руках.
— Да, часть картин Каэв отправил в галерею брата. Все очень красивые.
— Ты рисуешь людей? — вдруг прервала Софи, не дожидаясь, пока Руди закончит. Её лицо скривилось, с самого начала она невзлюбила этого тихого мальчика.
— Правда? Но хотя бы раз ты кого-то рисовал?
— Вот как? — Софи прищурилась и подошла ближе. — Кого?
— Интересно, кто же тот счастливчик, ради кого ты сделал исключение? — её голос звучал небрежно, но в глазах вспыхнуло что-то неуютное.
— Просто завидую, — с натянутой улыбкой выдохнула она.
Каэв удивлённо посмотрел на женщину. Он не мог понять её. Когда они впервые встретились, казалось, что она его презирает. Потом — будто бы дружелюбна. А сейчас звучала почти ласково. Всё это было... подозрительно.
— Честно говоря, мне очень нравятся твои работы. Я бы хотела, чтобы ты нарисовал меня. Но раз ты отказываешься рисовать людей, я завидую тому, кого ты всё же изобразил, — с притворной грустью сказала Софи.
— Правда?.. — Каэвта слегка выдохнул и, кажется, немного расслабился. Возможно, он всё надумал.
— Можешь хотя бы сказать, кто был моделью?
— Кажется, ты очень увлеклась Каэвом. А ведь вы только что познакомились, — резко перебила Руди, заметив, что другу стало не по себе.
— Я видела вас раньше, — вмешалась Софи, — и ещё у профессора Киттина в университете.
— Вы знаете профессора Киттина?! — голос Каэвты сорвался. Женщина приподняла брови и с милой улыбкой кивнула:
— Почему ты спрашиваешь? Он ведь преподаватель, разве не должен быть в университете?
— Его нет... Он исчез, тётя. Украл одну из картин Каэва и сбежал, — пояснила Руди. Софи повернулась к юноше:
— Украл? Какую именно? — её глаза сверкнули. Каэв сжал руки, вспомнив тот день.
— Его? — Софи замерла. Взгляд стал холодным. — Почему бы тебе не нарисовать его заново?
— У тебя ведь всё ещё есть модель. Думаю, он не откажется снова позировать, верно?
— Хочешь, я поговорю с ним? Я умею убеждать людей, — она взяла Каэвту за руку. — Кто он? Где он сейчас?
— Его здесь нет. И... вы не сможете с ним поговорить. Простите, если это грубо, но я пойду, — сказал юноша и аккуратно отдёрнул руку. Он развернулся и пошёл прочь.
Руди немедленно поспешила за ним, оставив Софи одну. Улыбка на лице женщины медленно померкла. Руки сжались в кулаки, ногти впились в ладони.
Она проводила Каэвту полным злобы взглядом.
— Лжец... — прошипела она. — Конечно же, он с тобой, иначе как бы ты мог его нарисовать?
Софи знала, кто нарисовал мужчину из её снов. Она потратила немало времени, чтобы выяснить это. И вот — мальчишка, друг Руди, к которому та явно питает симпатию. Она терпеливо выслушивала болтовню отца Руди, изображала любезность, чтобы попасть в этот дом. И как только захотела узнать, как познакомиться с этим юношей, увидела, как он рисует в саду.
Эти линии... она их узнала. Она смотрела на ту картину дни и ночи. Целый месяц. Этот мальчик — он нарисовал его. Софи была уверена. И она узнает, где господин Яй. Даже если Каэвта будет молчать.
Думал ли он, что Софи сдастся? Никогда. Она обязательно выяснит, где находится мужчина из её снов.
Каэвта же, уходя, тяжело вздохнул. Не потому что боялся. А потому что не знал, почему не может нарисовать никого, кроме него. Пока не найдёт ответ, не возьмётся за этот портрет снова.
Он осторожно поставил холст на мольберт — ту самую картину с Белым домом. На мгновение замер, вспомнив, как смотрела на него Софи, и по телу пробежала дрожь. Он машинально провёл по руке, будто хотел стереть ощущение, которое оставил её взгляд. В нём смешались злость, жадное ожидание и нечто более тёмное, чего Каэвта не мог, да и не хотел бы распознать. Осознание этого заставило его тут же отдёрнуть руку.
Он хотел, чтобы поскорее наступило завтра. Хотел снова вернуться туда. Хотел узнать, как отреагирует Кхун Пхра Най на то, что он подстриг волосы… что разорвал между ними невидимую нить.
Суббота была единственным днём, когда он мог получить благовоние у монаха. Именно в этот день у Сале был выходной — мать запрещала ему идти в Белый дом одному. Пока Каэвта «спал», чтобы вновь увидеть события прошлого, Сале всегда оставался рядом. Это было настоянием его матери. Когда палочка начинала догорать, он должен был немедленно разбудить Каэвту, как учил монах.
Наконец, настала суббота. Каэвта пришёл в храм, получил благовоние, подал подаяние Кхун Пхра Наю, Сану и Номьям. Монах лишь напомнил ему: использовать только одну палочку, не больше. А потом ничего не сказал. Лишь тяжело вздохнул, пристально глядя на юношу.
— Преподобный… что-то не так? — спросил Каэвта, ощущая гнетущую тревогу.
— Есть ли у тебя время для випассаны в эти дни?
— Я найду. Каждую пятницу. Этого ведь должно хватить, — ответил он, сжав кулаки. Невыразимое беспокойство жгло сердце.
— Тогда я пойду с тобой, — вставил Сале, и они вдвоём поклонились монаху, направляясь к Белому дому, не зная, что за ними кто-то следит, ведомый неприязнью.
Ветерок смягчал остаточное тепло дня. Вода тихо рябила, и листья лотосов слегка покачивались. На краю причала неподвижно сидел юноша, сжав колени в объятиях. С тех пор как он в последний раз видел Кхун Пхра Ная, прошёл почти месяц. С тех самых пор — ни одного взгляда, ни одного слова.
Может, тогда он действительно всё не так понял. Может, Кхун Пхра Най знал, что перед ним вовсе не девушка. Но тогда… почему так больно? Почему каждый вздох давался с усилием? Почему внутри всё сжималось до слёз?
Он поднял ладонь к груди, сжал ткань одежды в кулаке. Потом коснулся концов своих волос — теперь они едва доходили до шеи.
Он спрятал лицо в коленях, вспоминая тот день. Как нашёл в себе силы подстричься. Как Луанг Санаэ, увидев его, чуть в обморок не упал. До наказания дело не дошло, но синяки на ногах остались. Пока волосы снова не отрастут, ему нельзя было выходить на сцену, только сидеть в стороне и подпевать, пока девушки танцуют.
Луанг Санаэ злился и не вызывал его к себе, разве что на приёмах — тогда Каэвта приходил, делал массаж, терпеливо дожидаясь, пока тот остынет.
— Ай-Каэв, — раздался позади знакомый голос, и юноша резко обернулся.
— Пи Канри? — переспросил он, неуверенно вглядываясь в фигуру, закутанную в плотную ткань. В темноте трудно было понять, кто перед ним.
— Это я. Что ты здесь делаешь? Совсем не боишься оставаться один, когда уже темно?
— А ты сам куда ходил? С кем пришёл? — попытался заглянуть за него Каэвта.
Вторая фигура скрывалась под тенью плаща и казалась значительно выше.
— Ходил по поручению дяди. А ты марш домой. Не сиди в темноте на причале. А то призрак вынырнет из воды и утащит, — с усмешкой сказал Кан, поворачиваясь.
— Пи, ну не пугай ты меня! — воскликнул Каэвта, вскакивая. — Кан, забери меня с собой!
— Ну и ребёнок! — фыркнул тот. — Я и так уже много времени потратил. Пошли, господин, — обратился он к сопровождающему. Каэвта, нахмурившись, посмотрел на силуэт под плащом.
— Дядя вернулся? — спросил он.
— Да, только сегодня. И почему-то велел мне привезти иностранного врача посреди ночи.
— Вроде бы нет. Только не болтай никому, что я привёл сюда врача. Дядя никому не позволил знать.
— Ладно, — кивнул Каэвта, хотя его терзало подозрение. Он последовал за Каном к дому. К ним присоединился и Кхун Луанг. Казалось, он был обеспокоен.
Когда они прибыли, всем строго запретили входить в комнату, кроме врача. Лишь когда оттуда донёсся голос с просьбой принести горячей воды, Каэвта бросился в кухню и первым принёс её в комнату Луанга Санаэ. Когда он вошёл, Кхун Луанг задержал на нём взгляд, будто что-то узнал, а затем молча передал воду врачу.
— Можешь идти, — сказал он. Но юноша не сдвинулся с места, за что был тут же отчитан. Он успел заметить высокую фигуру, полностью заслонившую человека на постели.
— Я велел тебе выйти, Каэв! — резко прервал его Кхун Луанг. Юноша молча подчинился. Но его сердце билось всё сильнее… Неужели… раненый — это он?
После полуночи врач вышел. Кан вёл его так же, как привёл, скрывая лицо под тканью одежды. Каэвта ничего не сказал. Он остался ждать у двери. Наконец, Кхун Луанг вышел. Взглянул на Каэвту и тяжело вздохнул.
— Иди спать, — ответил тот, но потом остановился. Юноша смотрел на него с такой тревогой, что он, казалось, сдался.
Каэвта опустил голову, пряча лицо. Он просто хотел убедиться… Всё то время, что он просидел здесь, в груди копилась такая тревога, что, казалось, она доведёт его до безумия. Насколько сильно был ранен человек в той комнате? Был ли он в безопасности?
— Разве ты не сам выбрал это? — голос Луанг Санаэ прозвучал сурово. — Его жизнь или смерть тебя больше не касаются, Каэв.
— Да, господин. Не касаются, — ответил он, едва сдерживая дрожь. — Но почему тогда так болит сердце, как будто вот-вот треснет, стоит мне только подумать об этом человеке, лежащем раненым?..
Его красивые глаза наполнились слезами, и он с непониманием посмотрел на пожилого мужчину.
— …Не давай никому знать, что он здесь, — вздохнул Луанг Санаэ и ушёл.
Мужчина без сознания лежал на кровати, а другой человек аккуратно обтирал его тело. Тот оглянулся, встретившись взглядом с Каэвтой, и тут же вновь склонился над пострадавшим.
Маленькая ладонь приподняла тонкое покрывало, обнажая знакомое лицо — бледное, измождённое. На правом плече виднелись раны и перевязка, уже успевшая пропитаться кровью.
— Работа, — спокойно отозвался Сан. Он встал, отнёс тряпку в угол комнаты. Каэвта подошёл ближе, но не осмелился приблизиться к самой кровати.
— Его ранили мятежники. Они сбежали. Сейчас мы не можем вернуть Кхун Пхра Ная в его дом, потому что никто ещё не знает, что он под прикрытием следил за правительством.
— Достаточно. Думаю, мне придётся остаться здесь ещё немного. Я очень устал. Молодой господин Каэв, можешь присмотреть за ним?
— Если никто не сменит меня, я упаду рядом с ним. На этот раз тебя будет тяжело найти человека, который о нём позаботится...
— Спи, если надо. Но только два часа! — строго сказал Каэвта.
— Два часа, понял, — Сан довольно заулыбался. — Тогда ты, Мэй Инг Чуи Чай, тьфу ты, молодой Каэв, разбуди меня, ладно? — с этими словами он потянулся, откинул одеяло и устроился у стены.
Каэвта сел рядом с пострадавшим, уснувшим под действием лекарств и из-за ран. Коснулся небритой, осунувшейся щеки. Просто знать, что человек рядом, было достаточно, чтобы немного отпустило. Он исчез из-за работы?.. Тогда почему сердце так бешено колотилось, если, казалось бы, между ними ничего нет? Да, между ним и Пхра Наем нет родства, нет ничего... ничего…
Каэвта отдёрнул руку и сел спиной к кровати.
Чего он ждал, когда выбрал это? Почему раньше не понимал? Этот красивый господин постоянно дразнил его, улыбался, ходил за ним по пятам… А он ведь и не отказывался всерьёз. Но, наверное, мисс Софи была права — этот человек всё понял неправильно. Ведь Каэвта не девушка…
— Кх-х… воды… Дай воды… — раздался с кровати хриплый, надтреснутый голос. Молодой господин не открыл глаз, веки тяжело опустились от жара.
Он с трудом поднялся, поднёс к губам кувшин и жадно отпил.
Открыл глаза, посмотрел на него и слабо улыбнулся.
Каэвта не разбудил Сана через два часа, как обещал. Он позволил ему спать до самого утра, сам устроился у противоположной стены и время от времени вставал, чтобы проверить, как чувствует себя раненый. Если было время — протирал его тело влажной тканью. Господин спал долго. Лишь когда Сан зашевелился, Каэвта поднялся, в последний раз взглянул на человека в постели и вышел.
Сан, проснувшись, посмотрел на закрывшуюся дверь, покачал головой и встал.
Он подошёл к своему господину. Тот выглядел гораздо лучше, чем накануне, и Сан невольно улыбнулся.
— Сейчас принесу воды для умывания, господин.
— Знаешь… прошлой ночью мне снова снился хороший сон, — сказал он, когда Сан помог ему прислониться к изголовью. Его лицо, хоть и осунувшееся, с налётом щетины, выглядело удивительно выразительно.
Он казался особенно красивым, как будто даже болезнь подчёркивала его достоинства. Сан усмехнулся. Если бы девушки из города увидели его сейчас, они бы выстроились в очередь, чтобы за ним ухаживать.
— Это был сон... или реальность?
— Как это может быть реальностью? Этот сон снится мне снова и снова. А когда я просыпаюсь, остаётся только пустота…
— Тогда этой ночью сделайте так, чтобы у вас снова поднялась температура, Ваше Высочество, — рассмеялся Сан и вышел за едой и лекарствами.
— Хмм... — господин нахмурился, не понимая, о чём он говорит. Он же вроде как пошёл на поправку... Завтра, возможно, уже удастся вернуться домой.
— Как здоровье? — Луанг Санаэ вошёл в комнату и широко улыбнулся, увидев, что тот уже встал и переоделся.
— Ой-ой, значит, ещё сильно болит! — воскликнул Луанг Санаэ, перекрикивая его ответ, от чего тот даже поперхнулся.
— Иди, отдыхай. Я сейчас попрошу Сана принести ещё лекарств!
Он говорил всё громче и громче, и молодой господин начал подозревать недоброе. Его что, опять уложат спать?
— Ай! — трость, взявшаяся будто из ниоткуда, со всей силы опустилась ему на колено. Молодой человек вскрикнул и упал на пол.
— Господи! — Сан вбежал с подносом еды, едва удержав его в руках.
— Кто-нибудь, помогите господином!
Никто не откликнулся. За дверью было тихо. Сан бросил взгляд на Луанг Санаэ, тот перевёл глаза на раненого.
— У меня спина тоже не в лучшем состоянии... — и не успел договорить, как лицо его просияло.
Глаза пострадавшего резко распахнулись.
Сан едва сдержал улыбку… но всё же удержался.
Маленькая ладонь обхватила его свободную руку и осторожно перекинула через плечо, помогая приподняться с пола на кровать. Боль в плече и колене, казавшаяся невыносимой всего мгновение назад, будто испарилась. Кхун Пхра Най не отрывал взгляда от лица того, кто всё это время жил в его снах. Он смотрел, не веря:
— Неужели это действительно ты, мой дорогой?..
— Я же говорил, Ваше Высочество, — прошептал Сан с хитрой усмешкой, протягивая чашку с лекарством. — Сегодня ночью у вас точно будет жар.
Кхун Пхра Най едва заметно улыбнулся. С того самого дня у него больше не было шанса ни помириться с Каэвтой, ни сказать то, что он хранил в сердце — работа на правительство отняла всё. И всё же… слёзы Каэвты вонзались в душу. Он знал, всё, что произошло, и даже то, что тот остриг волосы, было из-за него.
Чем больше он видел, как Каэвта страдает, тем сильнее ныло сердце. Но перестать любить его не мог. Он пытался отступить, забыть… но чем ближе был Каэвта, чем чаще он улыбался, чем чаще ловил на себе его взгляд, тем больше хотелось быть рядом. Хотелось любить. Защищать.
Он не хотел больше видеть его слёз. Даже если от этого было больно.
Он просто хотел… любить Каэвту.
— Ау! — болезненный вскрик вырвался из груди раненого, и Каэвта, до того сидевший у стены, в панике подскочил на ноги. Казалось, рана вновь открылась, на повязке расплывалось тёмное пятно крови.
— Сан! — Каэвта встряхнул дремавшего рядом мужчину. — Сан, быстрее!
Тот подскочил, схватил поднос с лекарствами и мокрую ткань.
— Ах, нет… лекарство закончилось. Молодой господин Каэв, пожалуйста, сними повязку, а я быстренько приготовлю новую порцию! — с этими словами он пулей вылетел за дверь.
Каэвта осторожно помог приподняться раненому, одной рукой удерживая его, другой — пытаясь ослабить бинты. Тот, казалось, был без сознания, лицо его было бледным, губы потрескались от жара.
Он аккуратно начал очищать рану тёплой тканью, забыв обо всём и думая только о том, чтобы бы не навредить. Слишком сухая, чтобы кровоточить… но всё равно страшно.
— …Каэвта? — слабый голос пронзил тишину. Глаза, всё это время плотно закрытые, медленно распахнулись, и светлые зрачки спокойно встретили взгляд сидящего напротив. — Это… снова сон?
Каэвта застыл, не решаясь пошевелиться, не издавая ни звука. Может, если он не ответит, тот решит, что всё это ему просто снится. Что перед ним — не реальный человек.
— Я так по тебе скучал, Каэвта… — грубоватая ладонь коснулась щеки. От её тепла сердце в груди забилось чаще, почти болезненно. Каэвта опустил голову, избегая взгляда, боясь встретиться глазами. Его нежная щека оказалась слишком близко к лицу мужчины, и когда тот слегка наклонился, кончик носа едва коснулся кожи.
Каэвта вздрогнул, хотел отвернуться, чтобы отчитать, но внезапно понял, что их губы находились всего в нескольких сантиметрах друг от друга.
— Дорогой, ты… разве не скучал?
Он не двинулся, даже не вдохнул. Но господин всё-таки приблизился. И прежде чем он осознал, что делает, сам наклонился и прикоснулся к его губам. Почти месяц — без единого взгляда, без единого слова — и вот, теперь они были так близко.
— Твои губы… тёплые. Значит, это не сон.
Губы на мгновение отстранились. А затем вновь приблизились. Но теперь Каэвта отпрянул, вздрогнув и в панике отступив.
— Ай!.. — он потерял равновесие и упал на кровать, оказавшись сверху. Мощная рука скользнула над его головой, вторая — легла на щёку. Нос вновь легко коснулся лба.
Господин немного откинулся назад, всматриваясь в зрачки цвета сапфира.
Каэвта нахмурил брови, будто он размышляя. Длинные волосы больше не касались спины.
И только тогда, впервые с того дня, Кхун Пхра Най смотрел на него так... искренним, полным тоски и желания взглядом.
Каэвта вздрогнул. Услышав это, он резко оттолкнул плечо, попав прямо в рану.
— Ай! — вскрик раненого пронёсся по комнате, и он едва не скатился с кровати. Каэвта, с пылающим лицом, вскочил.
— О, Боже! Что произошло, Каэв? — Сан испуганно распахнул дверь. Он только успел получить злобный взгляд, прежде чем тот резко ткнул его в плечо и вылетел прочь. — И всё-таки рана открылась, молодой господин? — Сан невинно изогнул бровь, но его хозяин уже поднял с кровати деревянный молоток.
— Не издевайся! — проворчал он, хоть и с лёгкой улыбкой.
— Но... вас же раскрыли, правда? — продолжал Сан, откладывая поднос и принимаясь за перевязку.
Хотя голос и звучал строго, на лице вновь сияла широкая, настоящая улыбка, которую Сан не видел уже давно. Он рассмеялся.
— Завтра вернусь домой. Если останусь здесь ещё хоть на день, меня точно отравят насильно.
— И как вы догадались, что вас провоцируют?
— По... поцелую, — лицо резко вспыхнуло, и Сан чуть не выронил бинты от удивления.
— Да вряд ли только по поцелую, господин. Никто не поверит, что в бреду кто-то вот так прижмёт медсестру к кровати…
— Что?! — Пхра Най застыл на месте, едва не упав с постели. — Возвращаемся. Сейчас же! — прорычал он и вскочил, хватая рубашку.
— Подождите, господин! Вы не можете сейчас! Подождите до завтра, пожалуйста!
Но его слова уже не достигали того, кто в этот момент сидел, съёжившись у дома, с бешено колотящимся сердцем. Щёки горели, как от огня. Голос, глаза, прикосновение губ… всё ещё было так ясно, так красочно, что он не мог не поднять руку и не коснуться собственных губ.
Что это ещё за бредовый бред в горячке?! — Каэвта злился на себя больше, чем на него. Какому нормальному человеку хватит жара и боли, чтобы обладать такой силой и так уверенно прижать его к постели?
И ладно бы только сила, это были преднамеренные прикосновения, целенаправленные жесты! Он сердито взъерошил волосы, едва ли не вырвав прядь, проклиная этого наглого мужчину.
Но его собственная рука вдруг замерла… а затем он мягко провёл пальцами до самых кончиков волос, и только потом, словно окончательно сникнув, рухнул к балкону.
Почему я забылся? Почему обрадовался, увидев его живым?
Он же не женщина. Он это знал. И тот тоже знал.
Но что поделать, если сердце всё ещё замирает, стоит только увидеть его лицо? Если грудь сдавливает, когда не слышит его голос? Он знал, что это неправильно, неуместно. Но ничего не мог с собой поделать. Он не мог заставить себя не радоваться, не мог перестать улыбаться в ответ. Ничего не изменилось. Он… действительно не мог остановиться.
— Его сегодня нет, — пропела она сладким голосом, отчего слуги торопливо опустили головы.
Все выстроились в ряд, только Номьям, как всегда, стояла, не дрогнув и не удосужившись почтительного жеста.
— Разве я вам не говорила, что молодой господин уехал с официальной миссией? Неизвестно, когда вернётся.
— Но прошло уже столько дней, Номьям! Почти месяц, как я не видела его лица!
— А вас не смущает, что вы не видели Кхун Прома ещё дольше? Он тоже исчез почти на месяц.
— Номьям! — вспыхнула Софи, но не решилась сказать больше. Эта женщина была для её старшей сестры как родная мать.
— Да слышу я, слышу. Не обязательно орать, — фыркнула та.
Софи сжала кулаки, резко развернулась и спустилась по лестнице, не сказав ни слова.
— Никто не видел его у дома господина?
И тут она подняла глаза и увидела, как по лестнице поднимался её второй Пи — Кхун Пром. Она слегка поклонилась, а потом собиралась уже пройти мимо, но…
Фигура наверху… прозрачная, высокая — Пи!
— Софи. Пром, — спокойно поздоровался он с ними.
— Где ты был, Пи? Я уже месяц тебя не видела. Я так переживала.
— На работе, — буркнул Пром за него, скривившись.
— Я не с тобой разговариваю, а с тем, кто не может связать и двух слов! Пром! — взвизгнула Софи, вцепившись в руку старшего.
— Я сначала навещу отца, — коротко сказал он и, вырвавшись из чужой хватки, ушёл прочь.
Каэвта закатил глаза к небу, не сбавляя шага. Напротив, шёл ещё быстрее. Какой же он бесстыдный! Не прошло и месяца, как рана зажила, а он уже носится по госпиталю, сияя до ушей, лишь бы повидаться с ним. Сам сел у кровати матери и ждал, не в силах справиться с чувствами. А Каэвта, увидев его, не смог отвернуться — не при матери же. Пришлось сесть напротив, молча, как тень. Видимо, именно эта тишина и выдала его.
— Эй, помедленнее! У меня же рана, — раздался стон сзади, и Каэвта замер.
— А кто вас просил за мной ходить, господин? — отозвался он слащаво-саркастичным тоном.
Он только пришёл от больной матери, а тот уже сидит в госпитале, болтает, улыбается… Бесстыдник. Он сел к ним за стол только ради вида. И что в итоге? Мать сама отправила его домой, не просидев и получаса.
— Если не пойду, как мне с тобой поговорить?
— Не надо со мной разговаривать.
— Нет, надо! Нам нужно поговорить, — настаивал он.
— Мне нечего вам сказать, Кхун Чао Муэн Самоэн Чай Рат, — отчеканил Каэвта, впервые называя его так холодно. Тот замер. Даже в гневе Каэвта никогда не говорил с ним так отчуждённо. — Я думал, вы всё уже поняли.
— Что именно, дорогой? — тихо спросил высокий мужчина.
— То, что... вы не понимаете. Вы же видите, что я не женщина. Зачем вы продолжаете?
— Каэвта… ты так меня ненавидишь? — голос дрогнул. — Это из-за того, что я мужчина?
— Потому что мы оба мужчины. Это отвратительно.
— Ты!.. — Каэвта широко распахнул глаза, глядя на него так, будто услышал хулу на святое. Он не верил, что тот способен сказать это вслух. Прямо. Без страха. Без стыда.
— Неужели ты и правда не знаешь, что я к тебе чувствую?.. — голос Кхуна Пхра Ная звучал тихо, но в нём дрожала напряжённость. — Ты действительно не видишь, что я… люблю тебя?
Он подошёл ближе, глядя на юношу, который тут же отвернулся, словно не желая слушать ни слова.
— С чего бы мне знать? — голос Каэвты дрогнул, но он изо всех сил пытался держаться ровно. Глаза жгло, он чувствовал, что сейчас заплачет. — Я… совсем тебя не люблю.
Слова словно прорезали грудь изнутри, и боль от них была такой, что сердце готово было расколоться.
— Если не любишь… — высокий мужчина сделал шаг вперёд, — тогда посмотри мне в глаза… и скажи это.
Он не верил, что Каэвта говорит искренне. Не верил, что тот действительно его ненавидит. Если бы всё было так, он не позволил бы себе приблизиться, не дрожал бы сейчас как подбитый воробей. И уж точно не отвёл бы взгляд в сторону с таким видом, будто каждое слово даётся ему с большим трудом.
— Я люблю тебя, Каэвта, — твёрдо произнёс Кхун Пхра Най, сжав его дрожащую ладонь. В этом прикосновении было всё — сила, нежность, решимость.
— Но… — наконец, Каэвта поднял взгляд и встретился с его светлыми глазами.
— Даже если ты мужчина… не женщина… я не отказываюсь от своих слов.
Он не успел договорить, резко оттолкнув Каэвту, чтобы избежать кровопролития. Он быстро вытащил свой меч из ножен и встал в стойку.
Каэвта закричал, отшатнувшись в сторону. И тут же замер.
На них обрушилась целая группа — пятеро мужчин с закрытыми лицами и обнажёнными клинками. Они напали стремительно, без пощады, не оставляя времени ни на вздох, ни на шаг. Кхун Пхра Най толкнул Каэвту в сторону, чтобы вывести из окружения, и тот поспешно укрылся за деревом.
Юноша, затаив дыхание, наблюдал за происходящим, не в силах понять, кто посмел напасть на человека столь высокого ранга. Неужели они не боятся последствий?
Кхун Пхра Най ловко блокировал удар и увернулся от второго, но их было слишком много. Один из клинков прошёл слишком близко, оцарапав его плечо. Он отступил, стиснув зубы.
— Осторожно, господин! — голос прозвучал справа, и в бой ворвался Сан. Он поймал на свой меч удар, направленный в спину господина, и со всей силы отшвырнул противника.
— Всё хорошо, — кивнул ему Кхун Пхра Най, хоть боль уже рвалась наружу.
Но тут он увидел, как один из нападавших меняет цель… и направляется к дереву. К Каэвте. — Любимый! — вскрикнул он и бросился вперёд. Юноша успел увернуться, но клинок прошёл совсем рядом.
Он схватил Каэвту, заслонил его собой, взмахнул мечом, отбивая натиск.
Нападавшие не отступали. Они разбились на группы: двое атаковали Сана, ещё трое обрушились на господина. Один отвлекал, второй колол, третий — наносил удар. Но Кхун Пхра Най смог вырваться. Клинок пронзил одного из врагов… в ту же секунду Каэвта вскрикнул.
— Любимый! — кровь хлынула из спины — он подставил себя, чтобы защитить юношу.
Он прижал Каэвту к себе одной рукой, а другой сжимал меч, продолжая защищать его.
— Прости… за всё, — прошептал он, тяжело дыша.
— Не говори глупостей, — покачал головой Каэвта, глаза его были полны страха. Он видел, как много крови. Пахло металлом. Он дрожал всем телом.
Сан, одолев своих противников, метнулся к ним.
— Кхун Каэв! Уводи Кхуна Пхра Ная! — крикнул он.
Каэвта оглянулся. Сан стоял между ними и врагами, не давая им пройти. Он отбивался с бешеной яростью, как будто сам был загнан в угол.
— Сан справится, поверь мне, — прошептал Кхун Пхра Най, и, собрав силы, поднял голову. — Сан! Ни один из тех, кто посягнул на Каэвту… не должен уйти!
— Да, господин! — отозвался тот, бросаясь в бой.
Он защитит их. Даже если погибнет. Он не позволит никому причинить вред Кхуну Пхра Наю и Кхуну Каэвте.