Запах любви | Глава 32: Ожидая любовь
Я очнулся, окружённый группой людей.
Среди них был иностранец. Всё моё тело было промокшим до нитки. Горло жгло после того, как я наглотался воды; привкус реки прочно въелся в рот.
Сирена и мерцающий проблесковый маячок фургона заставили меня снова зажмуриться. Пока моё сознание медленно угасало, меня погрузили в машину скорой помощи и повезли в больницу.
Иностранец отправился со мной. Из его разговоров я понял: этот человек — врач, случайно оказавшийся в Таиланде в этот момент. Он ехал на машине позади меня и спас меня в последнюю минуту. Меня вытащили из реки спустя менее чем четыре минуты после остановки дыхания. Если бы прошло хоть чуточку дольше, мозг успел бы получить необратимые повреждения от нехватки кислорода.
Тогда смерть была бы неизбежной.
То, что происходило потом в больнице, вспоминалось смутно, как через мутное стекло. Я не мог уложить в голове правильную последовательность событий. Меня обследовали, проводили все стандартные процедуры для утопленников. Моё сознание то уходило, то возвращалось — и причина была не только в травме. Я знал: причина заключалась в другом.
Одну секунду я находился здесь, в этом мире, среди врачей и медсестёр, делающих всё возможное, чтобы поставить меня на ноги. В следующую — моя душа словно вырывалась туда, в другой мир, где кто-то всё ещё ждал меня.
Ночь сменилась утром в одно мгновение. Всё происходящее я наблюдал словно со стороны, чужими глазами. Мир вокруг потерял краски. Я всё чувствовал и понимал, отвечал на вопросы, сотрудничал с врачами — как человек, которому осталось лишь подписать бумаги на выписку.
Только я один знал, что всё это — не нормально. Что моя жизнь никогда больше не будет прежней.
Тёплое прикосновение командира Яя всё ещё горело в моей ладони. Запах крови, смешанной с дождём, всё ещё стоял у меня в носу. Его клятва, его твёрдая решимость, отпечатались в моей памяти, став её частью.
Куда бы ни привела тебя судьба, какие бы опасности ни встретились на пути — пусть эти несчастья падут на мой дух, а не на твой...
Неужели он принял удар судьбы на себя? Его решимость спасла мою жизнь, когда я должен был утонуть в реке Пинг? Или это всё была работа какого-то странного, непостижимого механизма Вселенной? Или же всё пошло по давно спланированному пути, который нам не дано понять?..
Я чувствовал, будто во мне осталась лишь половина жизни. Всё моё существо здесь — лишь разбитые осколки камня, тщетно пытающиеся принять форму живого человека с плотью и кровью. Душа тосковала по утраченной половине, унесённой потоком времени.
Самым счастливым моментом для меня был сон. Сны никогда не обманывали меня. Они мягко утешали, даря всё, по чему я тосковал. Каждый раз, когда я резко просыпался, я изо всех сил заставлял себя вновь провалиться в сон — только бы не встречаться лицом к лицу с реальностью.
Но вечно жить в снах было невозможно.
На вторую ночь после госпитализации я открыл глаза и прищурился от тусклого света утреннего солнца, пробивающегося сквозь тонкие белые шторы. В нос ударил запах каши с ближайшего прикроватного столика.
— Пожалуйста, поешьте. Врач скоро зайдёт, чтобы осмотреть вас, — раздался ясный голос медсестры в белом халате.
Я, всё ещё находясь на грани сна, повернул к ней голову и растерянно смотрел, не в силах подобрать ни одного слова.
Медсестра тепло улыбнулась мне.
— Не беспокойтесь. Ваши анализы хорошие. Сегодня вас выпишут, господин Равит. Ваш лечащий врач подойдёт и сообщит обо всём лично.
Я несколько раз моргнул и слегка покачал головой, пытаясь успокоить нахлынувшие эмоции. Почти забыл, что все незнакомые люди обращаются ко мне по настоящему имени. А сердце всё ещё держалось за те нежные слова... за «По-Джом» от Кхун Яя, за мягкий и в то же время настойчивый голос командира Яя, называвшего меня «Джом-Джао»... и за то, как он обращался ко мне на самый близкий, интимный лад.
Доброжелательная медсестра ушла, оставив меня наедине с этой странной пустотой в груди. Одиночество было таким сильным, что трудно было поверить — это и есть тот самый мир, в котором я когда-то жил. Я чувствовал себя чужаком здесь, лишним, не принадлежащим этому месту.
Долгое время я лежал без движения, впервые с момента спасения серьёзно размышляя обо всём.
...Было ли всё это реальностью или всего лишь сном?
Этот вопрос был невыносимо страшным, но я позволил ему родиться.
Любой разумный человек в подобной ситуации искал бы рациональные объяснения, а не слепо верил в невероятные сказки.
То, что я пережил в 2471 году буддийского летоисчисления и в последние дни Аюттхайи, действительно произошло?.. Или это была всего лишь дикая фантазия, сотканная моим разумом в бреду? Ни Кхун Яя, ни командиров Яя не существовало. Была лишь сладкая, трагическая мечта, исчезнувшая на пробуждении.
Слёзы потекли по моим щекам, потому что я знал: я сам себя обманываю.
Я бы предпочёл умереть здесь, чем принять, что то, о чём я знал в глубине души, было ложью. Кхун Яй и командир Яй были реальны. Они стали частью каждой клетки моего тела.
Я поднял руку, чтобы вытереть слёзы, и почувствовал холодок металла на коже.
Отняв руку от лица, я посмотрел на свои пальцы.
Кольцо с львиной головой и драгоценным камнем всё ещё было на моём пальце. Камень с туманной сердцевиной переливался на солнце, как будто подтверждая своё существование.
Прошлое вновь промелькнуло в моей голове: дни, проведённые в маленьком доме из тика, где Кхун Яй делал меня самым счастливым человеком, его милая улыбка, его доброта, аромат душистой воды, его тёплые объятия...
До того самого дня, когда мы расстались, разлученные туманом и водами. Моя встреча с командиром Яем, ссоры и недопонимания, которые мы преодолели вместе, — вплоть до того дня, когда он, наконец, принял меня всем сердцем. Все испытания, что мы прошли рядом, его несгибаемая сила и решимость... Всё это было бесценно для меня, и я поклялся хранить это в сердце и никогда не отпускать.
Я уставился на кольцо и, наконец, вернул себе ясность сознания. О чём я вообще раньше думал? Разве я мог позволить себе жить разбитым существом в этом мире после того, как командир Яй отдал за меня свою жизнь, оберегая меня до последнего вздоха? Я был для него бесценным. Его любимым. Он навсегда оставил мне эту истину, сквозь все времена и жизни.
Я притянул руку с кольцом к груди, сжал её, словно охраняя что-то бесконечно драгоценное.
Спустя долгое время появился мой лечащий врач. Он сообщил, что результаты обследования хорошие.
Никаких осложнений. Как и говорила медсестра, меня выпишут сегодня.
Врач также добавил, что мне необычайно повезло — я получил необходимую помощь вовремя.
Я поблагодарил его, и врач вместе с медсестрой вышли из палаты.
Когда дверь закрылась, я тяжело вздохнул, поднялся с больничной койки и подошёл к окну, чтобы шире раздвинуть шторы. Моя палата находилась на десятом этаже, и оттуда открывался вид на Чиангмай, на квадратный ров, окружающий старый город.
Я положил руки на подоконник и уставился на город, укутанный смогом.
Какая унылая картина. Погода в Чиангмае останется такой ещё долго, пока ветер и дожди не прогонят этот серый покров.
Мой взгляд расфокусировался, уносясь куда-то дальше. За серым горизонтом, за размытыми очертаниями зданий, я увидел своё собственное отражение в стекле… Это был я. Самый счастливый человек, которому довелось получить безграничную любовь мужчины, которого он любил. И я должен был продолжать жить. Неважно, насколько я разбит, я буду жить оставшиеся дни как смогу — даже если мне придётся идти одному.
Здесь не было ни Кхун Яя, ни командира Яя. Но это не означало, что их любовь исчезла из моего сердца.
Тоска по радости прошлого могла разрывать меня на части. Но сладость и тепло этих воспоминаний всегда побеждали, оставались со мной. Они остались жить в моём сердце навсегда.
Я прижал лоб к холодному стеклу, и невыразимая тоска захлестнула мою грудь.
До каких далей могло долететь это потерянное чувство? Могло ли оно унестись по ветру к маленькому дому из тика у реки Пинг, сто лет назад?
Могли ли шепчущиеся листья донести до него моё признание? Улетит ли оно в облака, чтобы, став холодным дождём, пролиться на плечи командира Сихасингкорна вместо моего поцелуя?
Время шло, пока телефон на прикроватной тумбочке не вырвал меня обратно в реальность. Я подошёл и поднял трубку.
— Джом! — радостно защебетала моя сестра. — Ты очнулся? Как ты себя чувствуешь? Мы едем к тебе — я, папа и мама!
— Джид? — я заставил свой голос звучать бодрее, чем мне хотелось. Не хотел, чтобы родные ещё больше переживали. — Не нужно сюда ехать. Мне уже лучше. Сегодня выписывают.
— Я звонила тебе раньше, но ты нес какую-то околесицу, бормотал как в бреду. Медсестра сказала, что ты пришёл в себя. Но я-то твоя сестра. Как я могла не понять, что что-то не так? Папа, мама и я перепугались, вот и решили сразу выехать в Чиангмай. Будем к вечеру.
— Зачем вам мучиться? — проворчал я. — Погода ужасная, всюду пыль и смог.
Я слабо, но помнил, как говорил с ней по телефону до этого.
— Мозги у тебя точно работают, раз уже в состоянии ворчать, — хихикнула сестра. — Ладно, ладно, разворачиваем машину. Шучу.
— А ещё Ом пытался с тобой связаться, но не смог, так что позвонил мне. Когда узнал, что твоя машина упала в реку, сразу сказал, что приедет в Чиангмай. Просил, чтобы я дала ему знать, как только услышу новости.
— Не надо ему звонить, — резко сказал я. — Я устал. Не хочу сейчас ни с кем говорить. Мне нужно разобраться с делами на стройке и в офисе. Если он опять позвонит — скажи, что я сам выйду на связь.
Сестра согласилась. Я напомнил ей ехать осторожно и положил трубку.
Я не держал зла на Ома — уже давно простил. Просто… на этом всё. Никаких новых связей. Никаких возвращений.
Я сел на кровать и рассеянно уставился на телевизор. В новостях с энтузиазмом рассказывали о том, что в Млечном Пути, вокруг массивной чёрной дыры в центре, обнаружено как минимум ещё двенадцать пар звёздных систем с малыми чёрными дырами, вращающихся друг вокруг друга. А может быть, и десять тысяч. Если они столкнутся и сольются, произойдут гравитационные волны.
Я смотрел на экран, зачарованный.
Вселенная — нечто потрясающее, но мы, люди, знаем о ней унизительно мало, даже несмотря на то, что сами в ней живём.
Я до сих пор не знал, как именно мне удалось вернуться в прошлое. Какие силы это запустили? Какие законы, какие ошибки природы? Вопрос без ответа. И, может быть, ответа на него никогда не будет.
Может быть... все эти сказки о сверхъестественном, демоны, духи, магия и прочие тайны мира — не выдумки? Может быть, всё это действительно часть природы. Просто наука ещё слишком нова, чтобы это доказать. Мы, люди, знаем слишком мало, чтобы понять, как устроена реальность.
Пока что — я только крошечная песчинка в бесконечной галактике. Но эта песчинка всё ещё помнила тепло одной руки и силу одной любви.
К обеду я встретил Тана, старшего плотника, который занимался восстановлением двух старинных домов под моей ответственностью.
— Привет, Джом. Как ты? Всё в порядке? — поздоровался он.
— Уже лучше, Тан. Врач сказал, что сегодня меня выпишут.
Тан сложил руки перед лбом и поклонился.
— Да ниспошлют тебе духи счастье и здоровье, Джом!
Тан начал расспрашивать меня о самочувствии. Мы немного поговорили о работе, но быстро вернулись к теме моего несчастного падения в реку. Тан рассказал, что, услышав новости, сразу же примчался в больницу. Но я всё спал, иногда бормоча что-то невнятное. Он просидел у моей кровати несколько часов, прежде чем, не дождавшись, вернуться к своим делам.
— Спал ты так, будто вовсе не хотел просыпаться, — покачал он головой. — Я переживал, молился духам, чтобы они тебя уберегли.
— Спасибо тебе, Тан, — искренне сказал я. — Думаю, духи действительно меня спасли.
Тан задумчиво покачал головой:
— Странно всё-таки, что тебя спас именно тот иностранный врач. Из далёких земель пришёл — и вытащил тебя. Видно, ты когда-то сделал ему добро в прошлой жизни, вот он теперь отплатил. После выписки, Джом, делай побольше добрых дел. Накопи благословений.
— Хорошо, — кивнул я, скользнув взглядом по кольцу на пальце. Беловато-серый камень мутно поблёскивал на солнце.
— Тан, а ты веришь в реинкарнацию? В перерождение?
Тан на мгновение задумался, а потом ответил:
— Не скажу, что верю безоговорочно, Джом. На севере люди считают, что у каждого из нас тридцать два духа-хранителя. Когда человек болеет, проводят обряд, чтобы вернуть потерянные духи. Если человек умирает, его духи рождаются снова в детях его рода. Иногда даже угадывают, кто в кого вернулся.
Я лишь молча улыбнулся, чувствуя, как сердце странно потеплело.
И тут Тан, словно вспомнив что-то важное, поспешил добавить:
— Ах да, Джом! Чуть не забыл. Мне передали для тебя вот это. Сказали, чтобы обязательно отдал лично в руки.
Он достал небольшую коробку — размером с ладонь, обтянутую тёмно-коричневой кожей, с застёжкой.
— Хм? Кто передал? Кто-то из моей компании? Что там внутри?
— Нет, не из компании, — Тан покачал головой. — Кто-то из родственников хозяев дома. Я не открывал — не моё это дело.
Я взял коробку и открыл её. Сердце в тот же миг замерло. Я резко поднял голову и спросил:
Услышав ответ, я бросился к прикроватной тумбочке за телефоном. Руки у меня так дрожали, что я чуть не выронил его.
— Тан, я уезжаю прямо сейчас, — сказал я.
Под взглядом растерянного Тана я вызвал медсестру и сообщил, что ухожу из больницы немедленно.
Я снял больничную пижаму и быстро переоделся в обычную одежду, которая хранилась в ящике.
К этому моменту моё сердце уже было далеко — на другом конце города.
— Тан, ты ведь не спешишь? — спросил я, завязывая шнурки. — Можешь подвезти меня на строительный участок?
— Мне нужно заехать в Сан Па Кхой за деревом и краской, но ничего, я сначала отвезу тебя.
Я счастливо улыбнулся и поспешил к стойке регистрации, чтобы уладить бумажные дела и забрать выписанные лекарства. Как только всё было готово, я обернулся к Тану:
— Подожди минутку, — сказал он. — Сейчас мой внук подойдёт. Я позвонил ему, чтобы он привёз деньги от матери. Это старший сын моей дочери.
Я перевёл взгляд на приближающегося парня — и у меня отвисла челюсть.
Мин, или Капитан Мун, был в студенческой форме и выглядел таким красавцем, что мне пришлось протереть глаза. Ему должно было быть лет девятнадцать или двадцать. Кожа безупречная, а от всего облика исходил сияющий свет. Это точно Капитан Мун? Или какая-то звезда интернета?
Почему он так светился, чёрт возьми?
Я смотрел на него, и сердце наливалось теплом. Хотелось подбежать и обнять его, но я сдержался.
Тан познакомил нас. Капитан Мун вежливо сложил руки в приветствии, ведь я был старше. Я с трудом сдерживал улыбку, когда узнал, что его зовут Мобайл. Оказалось, он учился на гражданского инженера. Когда закончит и пойдёт работать, будет Механиком Мобайлом... Чудо, а не парень!
И тут у меня появилась идея: я заметил у него в руке ключи от мотоцикла.
— Ка... — я вовремя осёкся, — Мобайл, можно тебя попросить об одолжении? — затем повернулся к Тану: — Тан, ты не против, если твой внук отвезёт меня на стройку? Так будет быстрее, и тебе не придётся терять время.
Тан с радостью согласился. Я вскочил на заднее сиденье мотоцикла Мобайла, и мы рванули с места, вылетев за пределы больницы. Мотоцикл мчался вдоль дороги, окружающей старую часть города Чиангмая, вдоль древних крепостных стен. У каждого угла крепости было своё название: Джэенг Ка Тум, Джэенг Хуа Лин, Джэенг Си Пхум и Джэенг Ку Хуэанг. Несмотря на то что стены давно обветшали, оставив лишь неровные кирпичные линии вдоль рва, люди всё ещё старались их восстанавливать, чтобы Чиангмай жил вечно.
Сухой ветер поднимал пурпурные лепестки цветов бангора, высаженных вдоль рва. Они сыпались на дорогу, среди рядов деревьев Бангора и Салау.
Даже смог не мог испортить этой красоты. Я обвил Мобайла руками за талию, не слишком крепко, и мы свернули с кольцевой на дорогу, ведущую к мосту через реку Пинг.
Сердце билось в груди, когда мы пересекали чёрный Железный мост. Перед нами тянулась старая дорога, вдоль которой стояли сотни высоких каучуковых деревьев. Мы проехали мимо затенённого иностранного кладбища, за которым расстилались огромные поля, и мимо старого здания клуба «Джимкхана». Я вытянул шею, чтобы лучше его рассмотреть. Именно там я впервые встретил Кхун Яя. Он тогда нарочно уронил свои карманные часы, чтобы я их поднял.
Я приподнял забрало шлема и подставил лицо ветру, впитывая его прохладу, пока мы мчались по улице Каучуковых деревьев. Каждое дерево было таким толстым, что его и вдвоём не обхватить. Они стояли здесь уже больше сотни лет. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь кроны, был уже не таким ослепительным, как в тот день, когда мы с Кхун Яем проезжали здесь.
Я закрыл глаза, обнимая воспоминания, которые согревали моё сердце, — в голове всё ещё звучал разговор с Таном в больнице.
— Тан, кто сказал тебе передать мне это?
— Сын хозяйки дома, — ответил он. — Он приехал за два дня до неё и даже навещал тебя, Джом. Сегодня ему нужно было встретить даму в аэропорту Бангкока, так что он оставил коробку мне. Снова и снова напоминал, чтобы я обязательно передал её тебе лично.
Мотоцикл резко остановился на стройке, вырывая меня из мыслей. Я снял шлем и повернулся к Мобайлу.
— Спасибо тебе. Когда придёт время проходить практику на последнем курсе, если захочешь подать заявку в мою компанию — свяжись со мной через Тана. Я помогу тебе туда попасть.
Его глаза расширились, делая ещё очаровательнее.
— Конечно. У меня есть нужные связи. Почему бы нет?
Мобайл сложил руки в благодарственном жесте. Я вернул ему шлем и пошёл прочь. Широкими шагами пересёк дорожку из кирпича, проложенную через газон. Передо мной стоял большой дом из бетона и дерева, построенный в манильском колониальном стиле. А чуть поодаль — маленький домик из тикового дерева, в котором я жил когда-то давно.
Сердце бешено колотилось, когда я увидел балкон, утопающий в тени деревьев. Я почти бежал, пролетая мимо аллеи плюмерий, высаженных вдоль тропинки между большим домом и милым тиковым домиком, по которому я так скучал.
Прямо перед лестницей меня окликнул Мобайл, племянник Тана. Я обернулся и увидел, как он бежит ко мне, размахивая телефоном.
— Это мой дедушка, — задыхаясь сказал он. — Говорит, срочно нужно поговорить с тобой.
Я взял телефон и приложил его к уху.
Голос Тана звучал чётко, но казался каким-то далёким, как будто доносился сквозь плотную стену. Каждое его слово отдавало дрожью в груди. Мои пальцы холодели всё сильнее. Когда Тан закончил говорить, руки у меня уже свело от холода.
Я молча вернул телефон Мобайлу и, не оглядываясь, поднялся по лестнице к домику. Каждый шаг давался с трудом.
Половицы под ногами были выцветшими и потрескавшимися, хотя я хорошо помнил, какими блестящими они были когда-то.
Я прошёл мимо балкона вглубь дома.
Коридор был пуст, но я закрыл глаза — и увидел перед собой каждый предмет, который когда-то наполнял это место: небольшой столик, украшенный перламутром, граммофон, прозрачный резной кувшин, белые шторы, танцующие на ветру... Если бы вещи могли впитывать чувства своих хозяев, этот дом был бы пропитан любовью.
Руки мои дрожали, когда я открыл дверь спальни. Изголовье кровати с балдахином всё так же прислонялось к стене. Я распахнул окно, впуская солнечный свет. Лёгкий ветерок донёс до меня свежую сырость от реки. Моё сердце сжалось, когда взгляд упал на фотографию в деревянной раме на стене.
На снимке, сделанном много лет назад в саду перед большим домом, была запечатлена семья из пяти человек, когда-то владевшая этим местом:
Луанг, Кхун Каэ, Кхун Прим, Кхун Лек — и тот, по кому я скучал больше всего... Кхун Яй.
Эмоции накрыли меня с головой. Я глубоко вдохнул и сделал шаг к тяжёлому сундуку, стоящему на полу, где хранились мои наброски. Я вытащил оттуда небольшую деревянную шкатулку. Она была сделана из толстой древесины, длиной в один фут, и надёжно заперта на замок.
Я не смог открыть шкатулку раньше — у меня не было ключа. Но теперь ключ был у меня в руках. Его передал мне тот самый человек, которого Тан называл родственником владелицы этого дома.
С трясущимися руками я вставил ключ в замок. Когда открыл крышку и заглянул внутрь, мои ноги ослабели.
Там лежал телефон, который я оставил Кхун Яю в тот день, когда думал, что больше никогда не вернусь в свой мир.
Поверхность корпуса потускнела от времени. Под ним аккуратно лежало письмо, которое я когда-то написал своим родителям. И то, что растопило моё сердце окончательно, — два плотных бумажных билета, лежащих рядом друг с другом.
Два театральных билета, датированных 2471 годом.
Мои глаза наполнились слезами. Я нежно коснулся двух маленьких билетов, вложив в это прикосновение всю свою любовь... Кхун Яй, должно быть, ждал меня. Ждал до самого последнего дня своей жизни.
Половицы слабо заскрипели где-то снаружи — кто-то шёл по коридору к этой комнате. Я задержал дыхание и повернулся к двери.
В дверях показались длинные ноги. Это был высокий, статный мужчина. В голове тут же всплыли слова Тана, которые он сказал мне по телефону:
— Джом, не уходи пока. Хозяйка и её сын уже прибыли в Чиангмай. Они направляются на стройплощадку. Просят тебя подождать. Яй, сын хозяйки, очень нетерпелив. Хочет с тобой встретиться.
— Прости, что? — переспросил я, не веря своим ушам.
— Подожди их, не уходи, — повторил Тан. — Сын хозяйки... его зовут Яй.
Я смотрел на него своими глазами, не сомневаясь ни на мгновение — это был он. Человек, который ждал меня, сколько бы жизней ни прошло.
Яй, стоящий передо мной, выглядел иначе. Ему должно было быть около двадцати восьми или двадцати девяти лет. Он был крепко сложен, кожа светилась европейской белизной. Черты лица стали ещё чётче, более выразительными. Но то, что не изменилось за всё это время, — это его взгляд, которым он смотрел на меня.
Порыв ветра донёс с реки цветок плюмерии, сорвав его со стебля, и швырнул в окно. Яй сделал шаг ко мне, нагнулся и поднял упавший цветок.
Лёгкая улыбка промелькнула на его прекрасных губах, когда он заговорил:
Его голос был глубоким и мягким, словно нежно обнимал моё сердце своими ладонями. Он был тёплым и ласковым. Я смотрел в его тёмно-карие глаза, и моё сердце стучало от безудержной тоски.
— Нет... — прошептал я. — Не дольше, чем ты ждал меня.
Мы улыбнулись друг другу — улыбкой, в которой было всё: любовь, тоска, нежность, счастье и боль, пережитые вместе. Яй притянул меня к себе и крепко обнял. Я прижался к нему, слушая, как в его груди бьётся такое же сердце, как и у меня.
Запах цветов плюмерии витал в воздухе, сладко окутывая нас, словно сама любовь. Я закрыл глаза и уткнулся щекой в его широкое плечо, оставляя всё позади, позволяя этому человеку стать моим последним пристанищем — так же, как я стану его.