Мистика в зеркале | Глава 2
Я проснулся в два часа ночи, поднявшись рывком. Понадобилось почти пятнадцать секунд, чтобы ко мне медленно вернулось сознание и восстановило поверхностные воспоминания обо мне самом. Ну, по крайней мере, я всё ещё помнил, что меня зовут Алан… Алан Банналай. Мне восемнадцать лет, я живу в доме отца и страдаю заболеванием мозга, которое не позволяет мне сохранять новые воспоминания.
Впрочем, базовые факты обо мне всё ещё целы.
На этот раз я проснулся не на диване, как вечером (что, кстати, я почему-то помнил). Очнулся в своей постели, и головная боль, мучившая меня весь вечер, исчезла (и, странно, я помнил, что она была). Думаю, болезнь это то, что запоминает тело, а не мозг. Поэтому некоторые следы остаются.
Я сел на кровати и задумался, почему проснулся в этот час. Несмотря на то, что кондиционер наполнял комнату прохладой, лицо было влажным от пота, особенно вокруг глаз. Когда я провёл рукой, пальцами почувствовал лёгкую влагу — пот или слёзы.
Наверное, мне снился тревожный и грустный сон, поэтому я так резко проснулся.
На прикроватной тумбе горела лампа, освещая комнату мягким светом. Рядом со мной на кровати лежала раскрытая книга. На мне не было пижамы, но я не был уверен, была ли это та же одежда, что прошлым вечером. Я не помнил, впрочем, как и всегда.
Я провёл языком по внутренней стороне зубов. Отсутствие шероховатого налёта означало, что я действительно чистил зубы перед сном.
— Я почистил зубы, но не принял душ? — пробормотал я, прекрасно зная, что не получу ответа. Я взял дневник с прикроватной тумбы, включил свет поярче и начал записывать.
/Проснулся в два ночи, видимо, из-за кошмара. Лицо в поту, глаза влажные. Не помню, когда лёг спать, но зубы почистил (ура!). Пижамы нет, так что не уверен, мылся ли перед сном./
Закончив запись, я на автомате понюхал подмышки. Запаха не было. Значит, скорее всего, душ я всё-таки принял, но лёг в странной одежде.
Похоже, вечером я не нашёл пижаму и схватил первое, что попалось под руку.
Я поднял взгляд выше и увидел запись за девять вечера:
/Увидел что-то странное в зеркале, пока наклонялся чистить зубы. Не готов записывать, что именно. Душ решил не принимать, запаха не было. Переоделся и лёг спать./
Ну, загадка с душем решена, я действительно не мылся перед сном, но зубы почистил. Только вот что это было в зеркале? Что я увидел? И почему написал, что «не готов это зафиксировать»?
Чёрт, это раздражает. Я же знал про свои проблемы с памятью, но всё равно писал загадками, будто нарочно подставлял самого себя. И теперь, посреди ночи, сидел в растерянности, гадая, что же там произошло.
Быстрее, чем ожидал, я посмотрел в стороной ванной. Дверь была открыта, свет внутри горел, похоже, я сам оставил его включённым. Неудивительно, что комната казалась слишком яркой даже при включённой лампе на тумбе.
Видимо, тогда я включил оба источника света, и у кровати, и в ванной.
Похоже, мой вечерний «я» был довольно напуган, если не мог уснуть без освещения.
Знаете, в чём преимущество потери памяти? В том, что всё страшное со временем забывается, остаётся только любопытство.
Я задумался, чего же я тогда так испугался, зачем включил два источника света и как вообще смог уснуть при таком ярком освещении.
— Глупость, — усмехнулся я, поднимаясь с кровати.
Раз уж я всё равно проснулся и не мылся, то почему бы не принять душ сейчас? К тому же, я ведь вспотел, значит, идея неплохая.
Я взял полотенце и уже собирался войти в ванную, когда в голове мелькнула мысль, а что, если я снова что-то увижу? Испугаюсь ли так же, как в девять вечера?
Но, вероятно, из-за моего больного и медлительного мозга, мысль догнала действия слишком поздно. Когда моя нога уже переступила порог ванной, мысль лишь закончила формироваться.
В ванной, кроме яркого света, ничего не было. Пол оказался абсолютно сухим. Верно, ведь я ещё не принимал душ.
— Напугался без причины, — пробормотал я, не зная, обращаюсь ли к себе или к кому-то другому. Произнести это вслух оказалось неожиданно успокаивающим.
Я повесил полотенце на крючок, снял одежду, открыл душ и подождал, пока холодная вода станет тёплой.
Я быстро помылся. Никогда не относился к людям, которые проводят в душе полчаса. Несмотря на то, что это заняло немного времени, я тщательно вымыл голову, натёр тело и умылся.
Я вылез из ванной, взял полотенце и начал вытирать лицо и волосы, подходя к зеркалу.
Я резко обернулся, но там никого не оказалось. Когда снова посмотрел в зеркало, увидел только своё мокрое отражение с зажатым в руке полотенцем. Лицо и глаза выражали чистый животный страх.
Я клянусь, это было не воображение, не оптический обман. Я действительно что-то увидел. Но не смог уловить, кто или что это было. Слишком быстро, хватило только на мгновенный удар тока под рёбра, на вспышку ужаса, но не на то, чтобы отпечататься в памяти.
Я был уверен, что увидел старика. Незнакомого старика, которого я никогда раньше не встречал. Он стоял за моей спиной и смотрел на меня в зеркало.
Когда мысль окончательно сложилась, по спине побежали мурашки, и я знал, что это не от холода.
Я быстро вытерся, открыл шкаф, схватил чистую одежду и забрался в кровать.
На этот раз я не стал выключать лампу на тумбочке. Оставил включенной, хоть она и била в глаза. И дверь в ванную не оставил приоткрытой, а распахнул настежь, чтобы свет заливал комнату.
Нет, я не мог оставить всё вот так.
Я отсчитал про себя до трёх, сорвался с кровати, схватил полотенце с крючка, вбежал в ванную и накрыл зеркало. Всё произошло быстро, чтобы не дать себе шанса снова посмотреть в отражение. Так я был уверен, что больше не увижу зеркало этой ночью.
Вернувшись к кровати, я рухнул на то же место и снова посмотрел в сторону ванной.
Свет от лампы и из ванной заполнял комнату. Зеркало было закрыто. И только тогда я почувствовал облегчение.
С этого ракурса было видно, что ванная пуста. Это не сняло тревогу полностью, но хотя бы отбросило мысль, что старик был настоящим.
Мурашки постепенно исчезли, дыхание вернулось к норме. Я взглянул на блокнот на тумбочке.
Следует ли записать это в дневник?
Я застрял между двумя решениями. Если запишу, то, перечитав, снова испугаюсь. Если не запишу, то проснусь завтра в полном непонимании, почему зеркало завешено полотенцем, и ночь покажется несуществующей.
Хочу ли я это помнить? — спросила одна часть мозга.
Нужно ли помнить всё? — отозвалась другая, не дав точного ответа.
В итоге рука сама потянулась к дневнику. Со мной часто бывало, что руки и ноги действовали быстрее мыслей.
/В два ночи, пока мылся в душе, увидел в зеркале незнакомого старика. Испугался, оставил свет включённым и завесил зеркало полотенцем. Думаю, это тот же старик, которого я видел в девять вечера, когда чистил зубы. Да, я мылся в два ночи./
Я положил ручку, закрыл дневник и лёг, заставляя себя уснуть. Это было нелегко, но сон всё же накрыл меня, несмотря на яркий свет. Последнее, что я видел, это полоска света из ванной.
Если твой мозг работает нормально, выбора нет, ты обязан помнить всё, что с тобой случается. И чужое лицо, и собственный страх.
Но я не был нормальным. Мой мозг не удерживал. Значит, я мог решать, помнить или нет. Логичнее было бы выбрать забвение. Но воспоминания ценны. Хорошие или плохие.
Настоящую ценность понимаешь только когда их лишён.
Поэтому я записал это, даже если завтра, перечитав, снова не смогу уснуть.