Воспоминания Рати | Глава 4: Сын посла
Общий банкет оказался далёк от ожидаемого удовольствия и лишь усилил скрытое напряжение, прятавшееся под масками естественных выражений лиц и вежливых улыбок — всё, как предостерегал отец. Рати едва успевал подносить рис ко рту, целиком сосредоточившись на беседе, чтобы мгновенно уловить смысл сказанного.
Разговор колебался от беззаботных шуток до обсуждений политики и управления, сменяясь лёгкими беседами на разные темы. Но за, казалось бы, обыденными словами чувствовалось тонкое напряжение — интерес, замаскированный вежливостью. В какой-то момент Рати заподозрил, что некоторые реплики звучали намеренно, чтобы проверить его знание языка. К концу трапезы его тарелка почти не изменилась.
После еды начались затяжные совещания, продолжавшиеся несколько часов. Рати заметил, что переводчики с другой стороны были в таком же напряжении — каждый из них сосредоточенно следил за точностью передаваемой информации, чтобы избежать разногласий. Обсуждения становились всё глубже и сложнее, особенно по мере приближения к подписанию соглашений — стороны расходились во мнениях, и находить компромиссы становилось всё труднее.
Вскоре сиамская делегация покинула помещение, а французская — продолжила обсуждение наедине. Это было первое задание Рати после успешной сдачи экзамена в дипломатическую службу — и он получил множество похвал. Ему удалось устранить недоразумения, прояснить спорные моменты и содействовать взаимопониманию. Его отличная память и умение не только переводить, но и удерживать в голове детали, пригодились коллегам.
— Итак, всё решено. Завтра нам предстоит аудиенция у Его Величества. Прошу всех подготовиться должным образом, — сказал посол, акцентируя слова и глядя на Рати. — Особенно внимательно подбери лексику, касающуюся монарха. Хоть Его Величество и владеет иностранными языками, и, возможно, не потребует переводчика, есть другие придворные, перед которыми следует проявить должное уважение.
— Ну что ж. Время ужина уже давно подошло, думаю, повара всё приготовили.
Собрав бумаги и блокноты, все начали покидать переговорную. Рати задержался, ожидая отца. Когда тот подошёл, Рати тихо заговорил:
— Отец, могу я пропустить ужин?
— Нет... Просто не хочу идти в столовую. Позволишь?
— Ты ведь почти ничего не съел за обедом, да? — Лютен взглянул на сына, легко считав с его лица усталость и внутреннее беспокойство. — Хорошо. Только смотри, чтобы это не повлияло на твою работу.
— Я возьму с собой надёжного слугу, отец, — торопливо ответил Рати и поспешно вышел, а отцу лишь оставалось покачать головой. Его сын, обычно такой покладистый и сдержанный, начал проявлять живой интерес к людям лишь после вступления на дипломатическую службу. А теперь, вернувшись в Сиам, он, казалось, жаждал исследовать всё, что когда-то было ему чуждо. Впрочем, Лютен решил не мешать. Опыт лишь расширит кругозор. Близость к родной земле может пойти на пользу — особенно если приведёт к важным знакомствам… или дружбе. Главное — не попасть в беду.
После купания и переодевания Рати — худощавый, светлокожий юноша — стоял перед деревянной коробкой, которую получил в тот же день. Он тщательно вытерся полотенцем, затем развернул содержимое.
— Восхитительно, — прошептал он, любуясь шёлком, окрашенным в тонкие лавандовые оттенки. Проведя ладонью по мягкой ткани, он с осторожностью натянул подходящую рубашку и ловко заправил её, разглаживая складки.
Подойдя к зеркалу, слегка покачал бёдрами из стороны в сторону, затем довольно улыбнулся.
— Интересно, кто сшил этот наряд?
— Секунду, Пи Куи, — отозвался он, укорачивая цепочку медальона и аккуратно закрепляя её на петле рубашки. Сунул его в нагрудный карман, а бумажные купюры и мелкие монеты — в поясную сумку. Он вдруг передумал и положил иностранные монеты обратно. Если случится кража, их можно будет использовать как доказательство. — Всё, иду!
Когда он вышел, двое слуг — мужчина и женщина — остолбенели от его вида: в идеально сидящем сиамском наряде молодой господин выглядел как сошедший с дворцовой гравюры.
— Лавандовый шёлк — редкость. Раньше его носили только дворяне, особенно на торжествах.
— Правда? Может, стоит переодеться…
— Ох, нет-нет-нет! — в панике перебила его Джем. — После смены правления это стало вполне допустимым. Сейчас такое носят повсюду. Вы так прекрасны, Кхун Рати… любая девушка обернётся вам вслед, правда же, Ай-Куи?
— Перестаньте льстить. Уже почти семь, пошли скорее.
— Ай-Куи, позаботься о Кхун Рати.
Хозяин и слуга неспешно двинулись по садовой тропинке к фасаду консульства, расписались в журнале у военного офицера и вышли через главные ворота. По ту сторону уже ожидал знакомый силуэт. Рати, как всегда, невольно залюбовался: этот человек выглядел безупречно. Даже в полумраке он притягивал взгляд, будто был создан, чтобы выделяться.
Тот, кто ждал, не терял времени даром — пристально следил за входом в здание. Завидев Рати в тщательно подобранном наряде, он оживился, с явным восхищением изучая каждое движение юноши.
— Быстро ты. Долго ждал? — Рати сам прервал тишину, удивив мужчину, наблюдавшего за ним. — Думал, может, ты опередишь меня и придёшь первым.
— Сиамские чиновники редко задерживаются на работе. Вечерние совещания заканчиваются ещё до наступления вечера. Я не знал, когда закончится банкет, и попросил человека проверить... Но не ожидал, что ты придёшь так рано.
— Я всё не так понял. Это был не ужин, а обед.
— Понятно, — ответил Тиратхон, но взгляд его по-прежнему был прикован к сияющему лицу Рати, отчего тот неловко отвёл глаза.
— Этот костюм тебе очень идёт. И аромат...
— Аромат? — Рати принюхался к себе и пояснил: — Это духи из Венгрии, сестра подарила. Я нанёс всего каплю, чтобы освежиться. Если тебе не нравится, я могу переодеться.
— Просто необычно. Не то чтобы неприятно. Ты выглядишь довольно уместно, — ответил Тиратхон, хотя его взгляд всё ещё был прикован к Рати. Лишь когда заметил за ним слугу, сразу изменил поведение. — Ты пришёл со слугой?
— Приказ отца. Он не хочет, чтобы я гулял один в незнакомом месте.
Рати глубоко вдохнул и, собравшись с духом, впервые открыл своё происхождение:
— Посол Лютен. Я его приёмный сын.
— И почему ты не сказал мне об этом раньше?
— Прошу прощения. Сейчас я здесь лишь в качестве переводчика, — ответил он. Если бы не утренние слова отца, что пора принимать свой статус, Рати никогда бы не решился представиться таким образом. В прошлом он часто принижал себя, напоминая, откуда родом и как сюда попал. Но сегодняшний Рати уже не был тем робким мальчиком. — Однако вынужден просить тебя о помощи ещё на один день. Я почти не знаком со слугами в консульстве. Единственный, с кем я поладил, это Пи Куи, но у него сегодня свидание с возлюбленной. Было бы жестоко просить его остаться.
— Какое свидание может быть важнее, чем забота о хозяине?
— Всё в порядке, Кхун Рати. Объяснишь мне позже, — вставил Тиратхон.
— Как можно оставлять даму ждать, словно брошенный лотос? Это не по-рыцарски, — с упрёком произнёс Рати, и его обычная мягкость уступила место твёрдости.
— Ну да. Я и не ожидал, что с тобой будет слуга, — поспешно ответил Тиратхон, уловив раздражение Рати. — Куи, если уж собрался, иди. Только не забудь вернуться до возвращения хозяина.
— Но что? Просто иди уже, — сказал Рати, отмахнувшись от него и нетерпеливо притопнув ногой.
— Спасибо. Я быстро, — ответил Куи и побежал в другую сторону, оставив троих на входе в консульство.
Никто не знал, как нарушить неловкое молчание.
Иностранец переводил взгляд с одного угла на другой, затем искоса посмотрел на стоявшего рядом человека — и тут же отвернулся.
— Что бы ты хотел сделать в первую очередь?
— Поесть. Я не ел с самого утра. Я так голоден, что мог бы сожрать деревянный дом.
— Тогда пойдём. Хочешь чего-то конкретного или зайдём в ресторан?
— На фестивале столько лавок... Перекусим здесь. Я бы хотел просто пройтись и попробовать всего понемногу. Я захватил достаточно монет. Если ты что-то захочешь — угощаю.
— В таком случае, отказывать не буду. Пойдём.
Пока они шли, небо потемнело, солнце скрылось, а на огромном небосводе начали мерцать звёзды. Улицы наполнились людьми, наслаждающимися последней ночью фестиваля. Мужчины и женщины прогуливались — кто один, кто парами, а кто-то заигрывал в тени переулков.
— Еда в лавке, мимо которой мы проходили раньше, выглядела аппетитно. Там была большая очередь, значит, готовят вкусно.
— У тебя ведь пустой желудок, да? Если сразу съешь острую лапшу, живот может заболеть. Давай найдём что-то полегче.
— Разве кханом-джин это не десерт.
— Нет, просто так называется. Это блюдо пришло к нам от народа мон.
Тиратхон тихо усмехнулся, не зная, как объяснить понятнее.
— Я бы ещё жареной свинины хотел. Помню, когда я был маленьким, повар вечно был занят и не обращал на меня внимания. Мне просто клали в тарелку рис, немного поливали соусом, бросали пару кусочков жареной свинины — и отправляли есть в одиночестве.
— Ай-Май, сходи займи нам место у дяди Джа, в его лавке с жареной свининой. Мы подойдём чуть позже.
— Похоже, ты хорошо знаком с местными лавками, Кхун Чай.
— Я с детства тут бегаю, — ответил Тиратхон.
— Правда? — Рати наконец улыбнулся.
— Почему о тебе тогда никто не заботился? Это было до того, как тебя усыновил посол? Где ты вырос?
Они подошли к маленькой лавке с жареной свининой. Это была не фестивальная палатка со столиками, а скромная деревянная постройка, расположенная у дома недалеко от храма.
— Кхун Чай, Кхун Рати, пожалуйста, сюда, — пригласили их.
Когда они сели, перед ними поставили тарелки с ароматным рисом и жареной свининой, рядом — немного овощей и паста из чили.
— Пахнет восхитительно, — сказал Рати.
Это была всего лишь вторая трапеза за день, но невероятно вкусная. Рати почувствовал, как его накрыла волна ностальгии — будто он снова вернулся домой. Перед глазами всплыли воспоминания пятилетнего мальчика, которого вынудили покинуть дом. Только теперь он ел не руками, а ложкой, смакуя каждый кусочек риса с пастой из чили и мясом.
— Ты был так голоден? Разве ты не только что вернулся с банкета?
— Там все бесконечно болтали. А я — переводчик. Приходилось переводить каждое слово, и во время самой церемонии, и в перерывах. Я весь день стоял рядом с послом и чиновниками. Наговорился так, что язык чуть не отсох.
— Ты очень красочно описываешь, я будто бы сам там побывал.
— Когда я вижу, с каким аппетитом ты ешь, сам как будто насыщаюсь, — ответил Тиратхон.
Рати смутился и стал есть медленнее, а потом и вовсе положил ложку.
— Тебе ведь не комфортно есть со мной, да? Прости, Кхун Чай.
— Да нет же, — запротестовал Тиратхон, слегка поёрзав на месте. — Смотреть, как ты ешь — уже приятно. Я мог бы смотреть вечно.
— На что тут смотреть, Кхун Чай?
— Я подумал, что тебе подойдёт ткань цвета лаванды, вот и подготовил. С нашей первой встречи было видно, что у тебя не так много традиционной сиамской одежды. Я предположил, что ты хочешь скрыть свой статус, надевая такое. Но не ожидал, что в этом ты будешь выглядеть ещё более... завораживающе.
Рати занервничал и неуклюже выпрямился.
— Я подберу тебе ещё несколько красивых нарядов, чтобы ты мог их менять.
— Это ни к чему, Кхун Чай, — замахал руками Рати. — В наше время многие сиамцы предпочитают западную моду. То, что я ношу, не так уж и отличается.
— Возможно. Но я всё равно надеюсь, что в следующий раз ты снова будешь одет вот так.
— Мы не так уж часто встречаемся...
— Но это не совсем невозможно, правда? Ты ведь возвращаешься… через месяц или около того?
— Да, Кхун Чай. Я отбываю утром, четырнадцатого числа следующего месяца.
— А когда ты снова нас навестишь после этого?.. Кто знает? В прошлый раз весь дипломатический корпус при консульстве отозвали домой — и с тех пор прошло уже несколько лет.
— Моя сестра очень рада, что теперь может проводить с отцом каждое утро и каждый вечер.
— Значит, это всё-таки немного… горько.
— Потому что расставание всегда оставляет след. Наверное, твоя сестра уже ужасно скучает — и по тебе, и по отцу. Это ведь надолго.
— Она учится в интернате, где у неё полно друзей. Возможно, она немного тоскует по дому, но не настолько, чтобы об этом беспокоиться. А на каникулах, скорее всего, не стала бы приезжать так уж часто.
— Понимаю, — мягко произнёс Тиратхон. — Может, хочешь чего-нибудь ещё? Или пройдёмся немного?
— Пойдём, Кхун Чай. Но я не могу засиживаться сегодня допоздна.
— Почему? Разве ты не просил разрешения?
— Завтра утром мне нужно явиться ко двору. Отец хочет, чтобы я основательно повторил придворную лексику.
— Его Величество владеет языками в совершенстве, проводит немало времени за границей, регулярно принимает иностранных послов… Он говорит бегло — волноваться не о чем.
— А я всё равно волнуюсь, — тихо признался Рати.
— Хочешь, я помогу тебе потренироваться? Всё-таки я преподаватель лингвистики.
— Предпочёл бы просто прогуляться, Кхун Чай.
— Пара неудачных фраз перед французской делегацией не будет катастрофой. А вот тревоги сейчас ни к чему. Хочется просто немного отдохнуть.
Они медленно шли бок о бок по оживлённой улице вдоль лавок с едой. Молодёжь в нарядных костюмах и платьях чинно прохаживалась, словно выгуливала не себя, а свою репутацию.
Время от времени прохожие с уважением склоняли головы, приветствуя Тиратхона.
Рати заметил, что кланялись не просто слуги или торговцы, а люди, в которых угадывались отпрыски знатных и обеспеченных семей. Тиратхон, уловив его взгляд, спокойно пояснил:
— Некоторые из них — мои ученики.
— Кстати, ты так и не ответил на мой вопрос. Откуда ты родом? И как случилось, что ты оказался во Франции вместе с семьёй?
— О, это долгая история… Ей уже лет двадцать. Я был сиротой и жил с тётей, которая работала горничной во дворце Суриякон. Мне повезло: Кхунъин Рунг отнеслась ко мне с добротой. После её свадьбы она увезла меня с собой во Францию. Обеспечила мне образование… А потом и вовсе усыновила.
— Печально… — Тиратхон опустил взгляд. — Печально, что Кхунъин Рунг умерла вдали от родины и так и не успела вернуться домой.
— Ты был с ней знаком, Кхун Чай?
— Да. Я даже присутствовал на её свадьбе. Тогда мне было лет восемь или девять. Кхунъин Рунг была очень доброй. Часто приносила мне интересные книги. Однажды она сказала: «Мир не ограничивается только тайским языком» — и вдохновила меня учиться шире, не замыкаться в границах. Как же тесен этот мир! Когда ты упомянул, что стал приёмным сыном посла, я подумал, что это случилось недавно. И только теперь понимаю — за всем этим стоит великодушие Кхунъин Рунг.
— Многие называли её женщиной нового времени. Но для меня она была человеком, который ясно видел будущее. Она указала мне путь и дала силы идти по нему, шаг за шагом.
Я с детства разговаривал на двух языках каждый день. Прежде чем лечь спать, учил латынь и английский. В какой-то момент я начал путать языки — отвечал на вопросы по-тайски на английском или французском. В итоге отец попросил мать прекратить приносить мне книги… Она обиделась и дулась несколько дней, Кхун Чай.
— И теперь ты, как я понимаю, готовишься стать переводчиком?
— Всё началось с того, что я помогал отцу с документами. Мы часто переписывались с сиамским консульством в Париже. Хоть там и был назначен другой сотрудник, отец приносил бумаги домой, и я стал ему помогать с юных лет.
— Я всего лишь делюсь опытом, Кхун Чай. Я вовсе не напрашивался на похвалу.
— Ну что же, что теперь захочет отведать этот одарённый молодой человек? Или отправимся слушать уличных музыкантов?
— Что случилось, о, талантливейший?
— Если ты ещё хоть раз так меня назовёшь — никуда с тобой не пойду. Немедленно вернусь в консулат.
— Ладно-ладно! Но зачем же так спешить? От тебя всё ещё пахнет весной.
— Завтра весь город будет гудеть от слухов: кто этот таинственный юноша с ароматом свежести, в безупречном костюме, от которого невозможно отвести взгляд? Похоже, мне придётся давать объяснения ближайшие несколько дней.