Бесконечно | Спэшл #1
Высокий и худощавый юноша беспокойно ёрзал в кресле, то и дело искоса поглядывая на человека рядом, прежде чем наконец нарушить молчание.
— Эта штука... она вообще умеет летать? — его голос звучал так серьёзно, что тётя невольно рассмеялась.
— Что ты сказал, Прем? — переспросила она с улыбкой.
— Эта штуковина, в которой мы сидим... она точно умеет летать?
Тётя приподняла брови, вглядываясь в глаза племянника, словно пытаясь понять, шутит он или нет.
— Конечно умеет. Я столько раз летала на самолётах. Ты что, ударился? Или, не дай бог, головой приложился в пожаре?
Юноша слабо улыбнулся и кивнул:
— Наверное... да. Голова ужасно болит. И ещё… я ничего не помню.
— О, Боже, Прем! — тётя Сау тут же решила, что как только они сойдут с трапа, первым делом поведёт его на полное обследование. После пожара, в котором он якобы спасал кого-то из горящего дома, все родственники были в панике. А теперь, похоже, ситуация была ещё серьёзнее.
Врачи не нашли у него никаких физических отклонений. Диагноз был один — шок. Воспоминания о себе, семье и жизни под именем Прем возвращались постепенно, как будто он разучивал самого себя с нуля. Но что бы он ни делал, его мысли возвращались к тому, кто остался по ту сторону мира.
Спустя полгода он не выдержал. Скучал. И уговорами заставил семью отпустить его обратно в Таиланд.
Первым делом он отыскал дом, где жил преподаватель Прем, и начал жить под его именем, в его роли. Но оказалось, что жить как обычный человек не так просто. Даже еда, одежда, транспорт — всё это было в новинку для того, кто ещё недавно был духом...
— С чего мне начать? — шептал он сам себе, рисуя что-то на пустом листе.
Чем темнее становился вечер, тем сильнее он тосковал по кому-то, кто жил в его сердце.
— Каэвта... когда я увижу тебя снова?
Он опустил взгляд на свёрнутый план дома. Руки дрожали. Сердце сжималось от страха. Был ли он готов встретиться с ним? Нет, совсем не готов. Но выбора не было. Белого дома больше не существовало, только пепел и слёзы. И если он мог хотя бы немного облегчить боль Каэвты, то хотел это сделать.
Он передал чертёж через общего знакомого, не подозревая, чем это всё обернётся.
— Ой! — воскликнул он в панике, когда вернулся домой и увидел, как кто-то ломится в дверь. Он мгновенно развернулся и рванул прочь, забыв обо всём, лишь бы не быть узнанным. Только вот Каэвта оказался настойчивее.
— Почему ты убегаешь? — спросил Каэвта, когда догнал его у кафе. Преподаватель вытирал пот со лба в третий раз.
— Я... не... — он не успел закончить, как тонкая рука с грохотом ударила по столу. Все подскочили. Он торопливо поправил съехавшие тёмные очки, надеясь, что это поможет спрятать правду.
— Н-нет, правда... — промямлил он, соскальзывая в отчаяние. Лоб покрывался испариной, пальцы дрожали.
— Не притворяйся! Ты поклялся не рисовать Белый дом без моего разрешения...
— Что? — испуганно переспросил он, а Каэвта уже замер, когда Руди сильно дёрнула его за рукав.
— Сначала нужно сказать другую фразу, — шепнула она с нажимом.
— А, да... Спасибо, что спас меня тогда, — отозвался Каэвта, но тут же добавил, не давая собеседнику времени опомниться: — Пусть даже я всё равно видел в тебе кого-то, кем ты не являешься.
— Эм… — лицо под очками тут же побледнело. Он не знал, радоваться или бояться. Каэвта узнал его. Не Према. Того, кто горел вместе с домом и вспоминал свою любовь даже в небытии.
Спустя всё, что случилось, Каэвта всё ещё чувствовал грусть — за преподавателя Према, который отдал и жизнь, и душу ради него. Но теперь перед ним стоял человек с тем же лицом, тем же тоном, той же тенью в глазах. И всё равно — это был не он.
— Давай уже по делу. И сними, пожалуйста, очки, — Каэвта скрестил руки на груди и указал на тёмные стёкла. Тот покачал головой.
— Эй, это вообще-то невежливо. Ты в помещении. Зачем тебе очки? — раздражённо выдохнул Каэвта. Он сам не понимал, что с ним и почему стоило лишь взглянуть на это лицо, и внутри всё начинало закипать. Может, потому что теперь этот человек носил лицо преподавателя Према. Или потому что на самом деле он был другим, а всё вокруг только напоминало о том, кого уже не вернуть.
— Ладно, ты ведь уже понял, что я зол, да? — он снова посмотрел на него. Тот, неуверенно замешкавшись, сначала покачал головой, потом поспешно кивнул. — А знаешь, почему?
Улыбка Каэвты на этот раз вышла приторно-сладкой. От этого у того по спине пробежал холодок, и он снова покачал головой.
— Просто ты киваешь и качаешь головой, вот я и подумал, что, может, говорить разучился, — буркнул Каэвта, на что мужчина пробормотал что-то себе под нос. — Что ты сказал? — резко переспросил он.
— Эм... может, лучше вернёмся к делу? — вмешалась Руди, заметив, как неловко чувствует себя преподаватель.
— Вернёмся. Я злюсь, потому что ты нарушил обещание.
— Обещание, что не будешь рисовать Белый дом без моего разрешения! — Каэвта со стуком ударил ладонью по столу, заставив обоих подпрыгнуть.
— Я... просто... хотел, чтобы он остался таким, каким был…
— И ты всё равно нарушил обещание и нарисовал его?
— Разве я... давал тебе такое обещание?
— Тебе не восемьдесят лет, с памятью всё должно быть в порядке, — прищурился Каэвта, а потом вытащил из тубуса чертёж. — За нарушение обещания я это уничтожу.
— Нет! — вскрикнул тот, вскочил и попытался вырвать у него рисунок. В этот момент с его лица слетели очки. Каэвта застыл. — Я ухожу, — пробормотал мужчина, нацепил очки обратно и выскочил из кафе. А сердце Каэвты громко грохотало в груди.
Он знал. Знал, что увидел в этих глазах что-то родное. Что-то тёплое.
— Стой! — Каэвта бросился за ним, схватил за руку. — Куда собрался?
— Каэвта! Я… Просто прогуляться.
Каэвта сцепился в его руку с тем самым упорством, от которого было невозможно отделаться.
— Возьми машину. Так и удобнее будет, — он потянул его к дороге.
— Машину?.. — мужчина весь вспотел.
— Я видел, как ты приезжаешь на ней в университет.
— Я… я просто хотел прокатиться на тук-туке.
Он судорожно утёр лоб. Куда? Куда этот преподаватель возил Каэвту до него?
В итоге поехали вовсе не на тук-туке, а на машине Руди, которая с довольной улыбкой села за руль. Мужчина с удивлением поинтересовался, умеют ли женщины водить. Руди расхохоталась, а Каэвта... Каэвта пристально всматривался в него. В поворот головы. В его руки, которые он всё это время держал в карманах.
Он видел, что в этом человеке что-то не совпадало. И от этого сердце начинало сжиматься всё сильнее.
Каэвта уже всё понял?.. Он засунул руки в карманы брюк, сердце тревожно билось. Или… может, стоит всё-таки снять солнечные очки?
Последние несколько дней Каэвта буквально ходил за ним по пятам, не оставлял ни на шаг, разве что уходил домой переночевать. Неужели он и вправду всё понял, даже несмотря на то, что Кхун Яй всё время прятал глаза за тёмными стёклами очков? Иногда он нарочно молчал, когда Каэвта пытался завести разговор, лишь бы не выдать, что память к нему так и не вернулась...
Но Каэвта, казалось, нарочно водил его по всему городу, то в кино, то на танцы, то в ресторан.
— …Почему ты такой молчаливый? Фильм не понравился? — обернулся Каэвта с вопросом. Откуда у него вообще деньги, чтобы всё это устраивать? Только тот собрался было спросить и тут же получил выговор.
— Весёлый фильм. Не такой, как японские, которые я раньше смотрел.
— Японские фильмы? — переспросил Каэвта.
[п/п: В прошлом в Сиаме «японскими» называли первые кинопоказы, поскольку именно японцы начали показывать передвижные фильмы до появления первых сиамских кинотеатров.]
— Да, в те времена японцы часто приезжали с передвижным кино. Я иногда тоже смотрел, если выкраивал время между службой.
— Сейчас это кино тайского производства. Тут никаких японцев, — улыбнулся Каэвта.
— Вот как… — Яй больше не стал ничего говорить, чтобы не мешать другим зрителям. Пока он сосредоточенно смотрел на экран, Каэвта исподтишка наблюдал за ним, и порой даже задумывался. А стоило тому уловить взгляд, как Каэвта тут же делал вид, что обсуждает фильм.
Он выглядел неважно. Похоже, тёмный, тесный кинотеатр его вымотал. Он чувствовал головокружение и ломоту во всём теле, будто простудился.
— Я сюда больше не пойду. Тесно, темно, голова кружится, — сказал он.
Каэвта рассмеялся, и этот смех был настолько живым, что ради него тот был готов терпеть даже головокружение.
— Хм… — он разглядывал вращающуюся пластинку. Что-то в ней показалось ему не таким, как прежде.
— Что такое? — спросил Каэвта.
— Эта пластинка… она ведь изменилась? Раньше, как помню, была толще и тяжелее, — нахмурился он.
[п/п: В конце правления Рамы IV использовались восковые диски. Они были толстыми и тяжёлыми, в основном для записи традиционной музыки Пипхат. Только с эпохи Рамы V началось распространение лакированных дисков. Именно это удивило Пхра Ная. Он запомнил предыдущую форму.]
— Уже записывают другие песни? Музыка Пипхат теперь не звучит? — повернулся он к собеседнику, и тут же почувствовал, как внутри всё холодеет. Он проговорился. Каэвта поднял глаза и с лёгкой улыбкой взглянул на него. От этого взгляда по спине побежал мороз.
Но Каэвта лишь кашлянул и отвернулся:
— Руди тебя ждёт. Пойдём танцевать.
— Неужели ты не умеешь? — приподнял бровь Каэвта.
Он на миг замялся. Что ему было сказать? Что на самом деле он действительно не умеет? Когда он учился на Западе, то всячески избегал таких мероприятий. Где бы он научился танцевать?..
— Я ведь тебя раньше видел танцующим.
Пропал. Что теперь делать? Он прикусил губу, лихорадочно придумывая отговорку, и не заметил, как Каэвта уже сдержанно усмехался.
— Ладно, не хочешь, тогда я сам пойду, — сказал он. Тот облегчённо выдохнул. И снова перевёл взгляд на пластинку.
— Времена меняются… теперь они и тоньше, да?.. — пробормотал он, не замечая, как его краешком глаза оценивают двое, кружившие в танце.
— Жарко, — он оттянул ворот рубашки, чтобы впустить немного воздуха.
— А что, если пойдём съедим десерт? — предложил Каэвта, подходя ближе. — Вон в том плавучем рынке напротив есть отличная лавка.
Он замер, обдумывая предложение. Сегодня Каэвта снова ходил за ним тенью. Или он сам вёл себя как-то подозрительно?
— Не пойдёшь? — взгляд скользнул по нему сбоку. Сердце ёкнуло, не дав возможности отказать.
Он посмотрел на свою руку, которую Каэвта крепко держал и тащил за собой. Помрачнел. Что это? Каэвта держит за руку и прижимается к какому-то другому мужчине?.. Его охватила ревность. Насколько же близки были этот преподаватель Прем и его Каэвта? Почему тот позволяет себе такие вольности?
— Вот, «лягушачьи яйца», «отпущенные птички», «лепестки лотоса», ай тюэ — всё со льдом, прохладненькое!
— Со льдом?.. — переспросил он.
— Да, вот же, лёд, видишь, такие прозрачные кубики, — Каэвта зачерпнул один кубик ложкой из миски и показал ему.
— Разве такое ели во дворце? Почему это вообще можно купить у обычных людей?
— Что ты сказал? — Каэвта слегка склонил голову.
— Эм… я думал, сюда добавляют камфару, чтобы охладить, — выкрутился он.
— Камфару? Сейчас вместо неё используют лёд. Освежает не хуже, — объяснил Каэвта.
[п/п: В старинных тайских десертах ощущение прохлады достигалось не льдом, а камфарой. В состав сладостей добавляли совсем немного камфары — если переборщить, появлялась горечь. Такие десерты, как са рим, рубиновая капля, лодчонг и сладкий рис в воде, когда-то подавались исключительно во дворце или знатным людям. Сам лёд впервые прибыл в Таиланд с почтовыми кораблями из Сингапура в эпоху Рамы IV и долгое время оставался роскошью.]
Он с сомнением уставился на ледяной кубик, потом решился и бросил его в рот.
— Ну как? Так же свежо, как с камфарой? — улыбнулся Каэвта, глядя на его удивлённое лицо.
— Да, освежает. Вкус не выраженный, но с десертом приятно, — сказал он, зачерпывая ложку сладости.
— А камфара разве вкусная в десертах? Какая она на вкус?
— Тоже свежая, как и это. Са рим, например, с камфарой ешь, и ощущение, будто прохлада проходит по горлу. Только если переборщить, то начинает горчить… — он замолк, когда заметил, как ярко блестят глаза Каэвты.
Опять, наверное, что-то лишнее ляпнул?..
— Куда ты теперь меня потащишь? — спросил он.
— Не хочешь? — спросил Каэвта, доставая деньги, чтобы заплатить лодочнику вместе с Руди.
— Нонг… тебе, наверное, тяжело таскать меня по выходным…
— Я просто хочу поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь. Разве нельзя?
— Пошли. Пойдём поклониться Будде.
— Молиться?.. — он взглянул на ворота храма, сердце замерло. Он отлично помнил этот храм. — Может, в другой раз?
— Ты что, уйдёшь прямо сейчас, когда мы уже пришли в храм? — спросил Каэвта, шагая вперёд. Руди поспешила за ним, обернулась и послала улыбку. В итоге ему ничего не оставалось, как сесть перед монахом, несмотря на всё внутреннее сопротивление.
— Эм, э-э… У меня… что-то на лице, уважаемый Луанг Пхор? — спросил он, стараясь не выдать дрожи в голосе.
Монах слишком долго и слишком внимательно на него смотрел. Ему стало не по себе.
— Нет, юноша. Где ты был? Давненько не виделись, — ответил монах. Тот лишь поблагодарил его про себя за то, что он больше ничего не сказал.
— Я был дома. В Америке, — ответил молодой человек.
— Понимаю. А вернулся ты надолго или просто навестить? — спросил монах, не сводя с него глаз.
— Думаю… останусь, если смогу.
— В таком случае, подойди, — пригласил монах. Когда он приблизился, тот окропил его святой водой и вложил в руки небольшой свёрток. — Пусть жизнь твоя будет свободна от страданий. Не трать попусту отпущенное время, сынок, — произнёс он благословение.
— Да, Луанг Пхор, — тихо ответил тот, кланяясь с уважением. В груди защемило. Слова монаха будто прошили его насквозь. Наверное, он всё понял…
— Хочешь что-то мне сказать? — спросил Каэвта, застав его врасплох. Тот обернулся, избегая взгляда.
— Раз ты не скажешь, я спрошу. Как ты смог так точно нарисовать план Белого дома?
— Э?.. — сердце кольнуло. Что же теперь задумал Каэвта?
— Хотя ты не знаешь его изнутри. Я там жил и знаю, что твой рисунок в точности совпадает с оригиналом, — сказал Каэвта, внимательно глядя ему в глаза.
— Думаю… совпадение, — ответил тот, до последнего стараясь отрицать. Но сколько ещё это продлится?..
— Почему просто не скажешь, что ты художник? Глянул пару раз и нарисовал, — продолжал Каэвта, теперь уже с полуулыбкой.
— И ещё. В тот день, когда я попросил тебя пообещать не рисовать Белый дом, помнишь, что ты просил взамен?
— Я... — ладони взмокли. Он метался в голове, подбирая хоть какую-нибудь правдоподобную отговорку. Ничего.
— И последнее. Почему ты всё время носишь тёмные очки, когда рядом со мной? — Каэвта приблизился, встал прямо перед ним и аккуратно снял с него очки. — Боишься, что я узнаю, что ты не настоящий преподаватель Прем?
— Что ты такое говоришь?.. — он замер, оторопев. Голос дрожал, это было заметно.
Каэвта нахмурился, не сводя с него глаз. Затем, поджав губы, поднял левую руку на уровень его глаз, чтобы он увидел кольцо на безымянном пальце. Затем потянулся правой рукой, чтобы его снять.
— Нет! — вскрикнул он, перехватывая тонкие пальцы и крепко прижимая его хрупкое тело к себе. — Прости меня! Прости...
— Зачем было снова и снова врать? — Каэвта уткнулся лицом в его грудь, и от рыданий затряслось всё тело.
— Ты хоть представляешь, как я скучал?.. Как у меня сжималось всё внутри от мысли, что я никогда тебя больше не увижу?..
— Прости меня. Я тоже скучал. Так скучал, что не было дня, чтобы не звал тебя... — он нежно обхватил его лицо ладонями, коснулся губами лба, потом поцеловал каждую слезинку. И, наконец, припал к губам в долгом, жадном поцелуе.
Он распахнул глаза, а затем засиял счастливой улыбкой, чмокнул его в нос и прошептал: