Искандеркуль. Дорога.
Там, где Юрий Иосифович Визбор оставил своё сердце, кажется, я нашел свое.
После возвращения проснулся рано, сам, без будильника. Я так твёрдо решил: “Ни минуты больше не хочу терять”. Так твёрдо, что самооценка взлетела, как гордая хищная птица, и разбилась об эту твердость. Долго не мог прийти в себя. Интересное наблюдение: как причудливо природа в нас отзывается: Эти яркие краски воспоминаний, наполненность светом и покоем, приятным холодком, одним словом - послевкусием. Вспоминаешь, как ты делал медленный длинный вдох, потом покачав бокал вдох большой и резкий, готовил рецепторы для предстоящего глотка. Выбирал подходящие блюдо или даже несколько блюд, и долго дегустировал. Cомелье-самоучка. Дилетант! Как же трудно расстаться со вкусами, навосхищаешься, наобещаешь себе в очередной раз… Вздыхаешь. Это не привычка, это часть тела, невидимая никому, кроме меня. Как и полагается настоящему дилетанту, остается всем подряд рассказывать, как хорошо ты умеешь дегустировать.
Чтобы не проспать автобус, я не ложился, но и в дороге не уснешь. Долгую дорогу сопровождают жалобы и трудности туристов. Валютчик на границе прочитал меня моментально, и скрылся. Я такой был не один, но скандала не поднимал. Что меня беспокоило больше, моё присутствие в обществе обманутых, или что лично я обманутый? Пусть эти деньги хоть что-нибудь хорошее принесут. Трудно, наверное, ему.
Жара, тягучее время, лёгкая тряска, и даже комфортные сидения начинают утомлять. Прибавить отсутствие сна и получается объект, на вид напоминающий спутник сложных поездок. Как и полагается, следом за ним пристроились жалующиеся люди. Я замечаю, что с похмелья они раздражают как-то особенно. Возможно, я бы поругался по бесконтрольной привычке, хорошо, что был трезв. Беру на заметку. Да! Именно похмелья не хватало для полного раскрытия спутника. На первой половине пути была обычная дорога, много платных участков и бесплатных полусонных короткометражек. Пейзаж меняется, становиться всё более похож на фотографии с открыток, и сон отступает. Мы въезжаем в неосвещенный туннель в скале без указателей, с разбитой дорогой, пылью, прожилками фар и габаритных огней. Стало совсем не до сна, от нарастающей тревоги стянуло живот. Пыльно, темно, все едут с аварийными сигналами или поворотниками, указывающими, где стенка, и нет ни вентиляции, ни других жизненно важных правил в тоннелях. Ситуация бодрит, но с хорошим кофе я бы не сравнивал: кажется, здесь его не купить. Возьму на заметку возить с собой. По сути, мы въехали в отверстие в скале с бетонным покрытием. Стоило бы продавать поездку по этому тоннелю как отдельный аттракцион. Водитель, конечно же, мечтал о карьере каскадёра с раннего детства, он часто практиковался, раз дожил до своих, на вид 25-28 лет. Хорошо, что связи в скале нет или не звонил никто в данный момент, и из арсенала каскадера исчезло одно действие.
По выезду из тоннеля жалобы в салоне перемешиваются с радостью от увиденного. Добавляем заложенные уши, суетливые поиски хорошего кадра и рассказы про оставленное в этих горах сердце. Получаем вторую часть дороги. Восторг, приправленный тревогой и новыми красками, на вкус был как хороший стейк. В этом заведении еще играет музыка, музыка тишины массивных горных пород в сопровождении громыхания машин и их сигнального грая, иногда уместного. В этих местах деревья встречаются реже, чем я привык. Пепельно-серые и пламенно рыжие рельефы, глубокие ущелья и морщины, чистое небо и море солнца. Мысли о регулярных камнепадах вызывали негодование. Возможно, это столичная любовь к комфорту и тотальному контролю окружающего пространства. Цветистые реки древних знаний и сплошная каменная осень отражается в лицах местных людей, их ранней зрелости и любви ко всему пестрому. Кто-то запечатлен в этих стенах, как память, как напоминание. Легко остаться здесь, и за поворотом в пробке не сведущий будет материться и поминать тебя. На родных дорогах часто встречаешь опасные места такими напоминаниями. Тут я не помню, или не знаю, или не могу отличить: нет ни венков, ни крестов, лишь накрытые солнцем вековые горы, извилистая дорога, ЛЭП и лёгкие тени от облаков. Или тени тех, кто слал чёрточкой, предупреждением, восклицательным знаком, возможностью на минуту проникнуть в эту дорожную симфонию, в каждую внимательную сущность, побывавшую тут, и исчезнуть. Чувство дорожной романтики проходило по позвоночнику от онемевшего копчика до мокрого затылка, протираемого кепкой. Отдавая мыслям - мыслимое, а чувствам - чувственное, держался почти молодцом и наслаждался видом… Почти…
Вызов, не иначе. Каждое путешествие, как проверка сил и возможностей: а настолько ли ты молодец, как думаешь? Где шкала? Правильно ли ты относишься к происходящему? В целом и в частности – это исключительно вопрос восприятия. Обычно я, конечно, скандалист, но в последнее время часто задумываюсь, почему некоторые люди так сильно раздражают? Ответы раздражают еще больше, чем эти люди, и так сам у себя в плену, размышляешь по пути. Жизнь в ожидание войны, бойни, где только один результат важный и правильный. И голос самый громкий, и сам надутый как пол автобуса. Разве понимает твой оппонент, что для тебя лучше? Быть правым или быть счастливым? Существуют люди, которые созданы для устройства гармонии из ничего. Из пустоты и хаоса, из неуместных пауз, или в неприятной обстановке, с ними как будто по пути, вернее по сути. Я не говорю о святости, достаточно, наверное, чуткости и внимательности. Сами слова или действия приводят их самих и окружение к комфорту, независимо от обстановки. Как, например, наши гиды в поездке, или моя бабушка. Между ними почти ничего общего, но ощущения дома… А бывают люди, сулящие чувство обиды. Они превращают тебя из хозяина в горничную, а ты сопротивляешься и уже вставляешь ключи в замок зажигания. Интересно, а у танка есть замок зажигания?
Она ждала меня всю жизнь, чтобы по ухабистой дороге, не спавши сутки, выслушивать её нытьё, и вишенка на торте: говорит с переднего сидения, вот пусть Левон смотрит на горы, и знает, что они не трактором сделаны. Я, конечно, поскандалил на автопилоте, но быстро успокоился, чтобы не портить впечатлений. До сих пор в толк не возьму, к чему это она?.. Это загадка притяжения людей: сколько должно произойти конфликтов, что тут понимать? В каждом случайном обществе встречается человек, которому сильно плохо, и он точно знает, что с этим делать.
Расскажу, что вечером в этот день, пока я с одним из попутчиков беседовал после ужина о музыке и судьбе, в разговор со своей очень личной и щемящей историей вписывается хабалка-геолог с первого сидения. Её речь была похожа на исповедь, и должно прояснится, почему ей так плохо, но от этого дальнейшее поведение казалось еще ужаснее. На мгновение мелькнуло, что на много километров вокруг не было совершенно ничего, что могло бы этого человека удовлетворить. На фоне красивой местности, потрясающих интересных гидов, туристов и массы удовольствия от места силы все эти потуги испортить отдых были напрасны, растворились, и как незначительно малое были удалены из этого уравнения. Я больше думал, почему я ей отвечаю и неизменно себя останавливал. Сейчас, уделив ей уже 205 слов, 1118 символов без учёта пробелов, и 30 минут моего времени, скажу: “Молодец, тётка, выступила как мой персональный тренер. Буду списывать такие раздражители на точку роста. А ведь кто-то с ней живёт, или нет, я так и не понял, но лишь бы здоровый был.
Вернусь к дороге. Серпантин подходил к концу, Геолог что-то бубнит под нос, может даже лично мне, или молчит, это уже не важно. Беспокойство и восторг отступили, их сменяет Сон. Крадучись, меняет картинки и воспоминания, перемешивает, оставляет за собой сюр, как от горячки, или от большой любви. Он прошелся по салону автобуса, кто-то спал, кто-то разговаривал, со мной всё происходило одновременно.
Сквозь сон и восторг Дэвид Линч ест эклер. Говорит: “Никогда не любил сладкое, а оно просто божественно”. На посту водитель ушел с сотрудником местного ГАИ. Они о чём-то спорили на таджикском. По их интонации было понятно, что сейчас каскадера будут разматывать. Щелчок, автобусная дверь открылась. Побеждая кондиционер, пыльный жаркий воздух пробрался в обитель, вместе со светом и шестилетним мальчиком в зелёных шортах, кедах и белой майке. Он смачно облизывал пломбир, смотрел на меня во все свои карие и молчал. Молчал пронзительно, громче жалоб и вздохов окружения, громче любых других ощущений. Он что-то знал, или чувствовал, но не говорил. Был открыт и светел, как зияющий проём двери. В этом молчание и взгляде было “добрый день”.
Дома, на веранде возле горной зелёной местности вкусный кофе из турки и пахлава, на соседнем кресле лежит гитара, на солнечном пятнышке нежится кот. Отец на лавочке читает газету и курит. На ярком цветном подносе лежат фрукты, звучит только местность и кот. Инструмент не звучит.
“Я знаю почему, но тебе не скажу” - произносит мальчик.
Как же душно, когда 30 мужчин сидят в замкнутом пыльном пространстве и ругаются. Для тиранической важности расставлять паузы после каждого слова.
-Когда… это…. будет…. сделано?
-Когда штатных единиц наберём.
-У вас достаточно единиц, чтобы это выполнить, они просто не квалифицированы.
-Значит уволим и наймем новых.
-Будешь так работать, я тебя уволю….
Они очень серьезные и большие, как экскаватор на самой оживленной центральной улице. Твоё лучшее выступление – следующее, понимаешь? Да что ты там понимаешь?
- Прости меня, пап, мне лет столько, сколько тебе тогда было, я не в себе был. Кажется, я начинаю что-то понимать, и у тебя не было инструкции.
- Да что ты со мной делаешь? Прекрати реветь.
“Мороженного у вас всё равно нет” – ворвался мальчик: “Своё я вам не дам. Во-первых, я его уже почти доел, во-вторых, я не делюсь мороженым и секретами. До свидания. Увидимся еще».
С остановками и разминками дорога завершилась. Нас встретила команда местных организаторов и с порога гид говорит мне: “Добрый день, гитара подключается?” Кстати говоря, нет, но нам это нисколько не помешало. Мне подарили чудесные два дня в горах, на озере Искандеркуль. В этот вечер в остатках сил и внимания, мы много разговаривали, помогали готовить и убирать, пели и общались. Там работали люди с военным прошлым, их не обманешь они читали мысли по походке и мимике. Меня раскусили с порога и от такой проницательности общалось сильно проще. Те, кто приехал нервничать, – нервничал, требовал смены номера и что-то там ещё… Мне было всё равно, я рано ушел спать, досматривать короткометражки, которые почти не запомню, и ускорять появления завтра.