Джеймс Эббот Макнил Уистлер
Джеймс Эббот Макнил Уистлер (англ. James Abbot McNeill Whistler) – выдающийся американский художник, один из главных героев такого направления как тонализм, участник знаменитого Салона отверженных 1863 года, почетный член Академии художеств в Мюнхене, кавалер Ордена Почетного легиона, автор трактата «Изящное искусство создавать себе врагов». Ученик Шарля Глейра.
Родился 10 июля 1834, Лоуэлл, штат Массачусетс, США, скончался 17 июля 1903, Лондон, Великобритания.
Хотя принято считать, что тонализм состоит в ближайшем родстве с импрессионизмом, Уистлер был солидарен с импрессионистами далеко не во всем. В частности, он не одобрял культ пленэра и говорил, что «писать с натуры лучше всего дома».
Особенности творчества художника Джеймса Уистлера: для картин Уистлера характерны нетрадиционные цветовые решения, почти «акварельная» прозрачность и «музыкальные» названия: свои работы Уистлер нередко называл «ноктюрнами», «Симфониями» и «Импровизациями».
Джеймс Эббот Макнейл Уистлер родился в России в 1844 году. То есть, конечно, найдутся зануды-биографы, которые поправят: не в России, а в американском городе Лоуэлл (штат Массачусетс) и не в 44, а на десять лет раньше. Но сам Уистлер (в те времена еще не Джеймс Эббот Макнейл, а просто Джимми) часто говорил, что родился - как художник и личность - когда приехал к отцу, военному инженеру, проектировавшему в Петербурге Николаевскую железную дорогу.
В 11 лет он начал брать уроки рисования у Александра Корицкого – папиного подчиненного, студента Императорской академии художеств. Корицкий водил мальчика в музеи, возил его в Петергоф, знакомил с петербургской архитектурой. В доме Уистлеров часто бывал наставник Корицкого – Карл Брюллов, за ужином взрослые много и с удовольствием спорили об искусстве. Плотность прекрасного вокруг была столь высока, что дальнейшая судьба Джеймса Уистлера была предопределена – у него не было другого выбора, кроме как стать великим художником.
В 12 лет Джеймс, подававший большие надежды, был зачислен в Академию художеств – сразу на второй курс и за казенный счет. Увы, на его пути вскоре возникло неожиданное препятствие. Опасаясь, что эпидемия холеры (свирепствовавшая в те годы в России) доберется до столицы, Джордж Уистлер отослал сына в Штаты.
Опасения не были напрасными: Джордж умер от осложнений холеры в 1849 году. По настоянию матери, рассчитывавшей, что Джеймс продолжит дело отца, юноша поступил в военную академию Вест-Пойнт.
Нужно ли говорить, что после шести волшебных лет в Петербурге, учеба в Вест-Пойнте казалась Уистлеру невыносимо скучной? Он никогда не был фанатом дисциплины. Среди искусствоведов популярна легенда о том, как молодой Уистлер рисовал на уроке мост. Вместо скупого чертежа Джеймс изобразил реку, покрытые сочной травой берега и соединяющий их изящный каменный мост. На мосту он разместил двоих детей, удивших рыбу. «Уберите детей с моста! – потребовал рассерженный ментор. – Это же чисто инженерное задание!» Уистлер стер детей с моста и нарисовал их с удочками на берегу. Разумеется, преподаватель впал в ярость и потребовал «убрать детей совсем». Уистлер подчинился. На работе, которую он сдал в следующий раз, уже не было никаких детей. Зато на берегу виднелись два скорбных могильных камня.
В конце концов, Уистлер завалил экзамен по химии, и был отчислен из Вест-Пойнта – к немалому своему облегчению.
Едва дождавшись совершеннолетия, Джеймс Уистлер отправляется в Париж – город, в котором (как ему кажется) никто не станет наказывать его за детей, мирно удящих рыбу с моста.
В Париже Уистлер учится у Шарля Глейра – преподавателя, в чьей мастерской в разные времена занимались Сислей, Ренуар, Моне. Он вращается в богемных кругах, живет на широкую ногу, никогда не отказывает себе в удовольствии украсить интерьер дорогим веером или ориентальной ширмой (увлечение Уистлера японской культурой приобретает в те годы характер одержимости). Равно как и в каких-либо других удовольствиях.
Несмотря на то, что копии Веласкеса или Рембрандта (которые Уистлер делает на заказ) приносят какой-никакой доход, он периодически оказывается на мели. Впрочем, это его не тяготит: быть в Париже нищим и вместе с тем расточительным художником – немеркнущая классика. Постепенно Уистлер приобретает известность среди коллег: в частности, его первую большую картину «У рояля» восторженно принимает маститый парижский реалист Гюстав Курбе.
В 1857 году Уистлер едет в Англию, которая производит на него могучее впечатление. По возвращению в Париж, он работает над циклом офортов, изображающих Темзу, а в 62 участвует в выставке в Лондонской королевской академии. В декабре 62 Джеймс Уистлер в компании своей подруги Джоанны Хифферман покидает Париж, чтобы навсегда поселиться в Лондоне. И, возможно, совершает одну из главных своих ошибок.
Дело в том, что Джеймс Уистлер был завзятым пижоном или, как сказали бы сейчас, – хипстером. Он мог появиться на улице с ядовито-лимонным зонтом вместо трости, надеть пурпурные носки или украсить карман пиджака розовым платком. По меркам XIX века все это было сродни тому, что сейчас носит, к примеру, Мерилин Мэнсон. «Вы – один из самых странных людей в Париже. Хорошо еще, что вы – гений», - сказал однажды Уистлеру Эдгар Дега. Однако то, к чему терпимо относились в Париже, нервировало чопорных обитателей Челси: лондонцы считали Уистлера позером и выскочкой.
Сейчас в это трудно поверить, но не менее эпатирующими современники находили и его картины. После переезда в Лондон, Уистлер часто бывал в Париже, можно сказать, что он жил на две столицы. И в обеих успевал получить свою порцию тумаков от критиков и публики.
В 1863 он принял участие в знаменитом Салоне отверженных – выставке картин, не принятых жюри «основного» Парижского салона. Конечно, главной «жемчужиной» в 63 стал скандальный «Завтрак на траве» Эдуарда Мане. Но и картине Уистлера «Симфония в белом № 1. Девушка в белом» досталось изрядно: белое на белом – что за варварская цветовая гамма!
В основном, художнику перепадало за его палитру. Уистлер превыше сюжета, «похожести» или тщательно выписанных деталей ценил настроение. И старался передать его в первую очередь за счет цвета. Годы спустя, то, что он делал в середине XIX века, выльется в весьма модное ответвление импрессионизма – тонализм. Но современникам его невесомые, почти акварельно прозрачные полотна казались вычурной эстетской дичью.
Уистлера критиковали яростно и безоглядно. Его привычка писать не на пленере, а по памяти, «по впечатлению». Его приверженность восточным мотивам. Его страсть давать картинам музыкальные названия – все эти «ноктюрны», «симфонии» и «аранжировки». Его краски и, конечно, его носки – все становилось объектом нападок.
Через 10 лет после парижского Салона отверженных в Лондоне состоялась первая персональная выставка Уистлера. И обернулась для него финансовым крахом.
Вопреки неудачам Уистлер продолжал сражаться с реальностью по обе стороны холста.
Разумеется, дело было в творческом мировоззрении. Однако, описывая войну, которую Уистлер вел с реализмом, нельзя не упомянуть один вполне житейский нюанс.
Однажды его подруга – Джоанна – пошла позировать к старому приятелю Уистлера Гюставу Курбе (напомним, одному из главных парижских реалистов XIX века). И не вернулась. С тех пор Джеймс Уистлер чаще всего употреблял слово «реализм» в соседстве со словом «проклятый».
В конце концов, Уистлера признали. Признали коллеги, критики, публика. Признали – что важно - при жизни. Его картины удостаивались высоких наград по обе стороны Атлантики. В 1884 его избрали почетным членом Академии художеств в Мюнхене. В 92 наградили Орденом Почетного Легиона в Париже. И все же признание оказалось запоздалым – в письмах друзьям Уистлер все чаще жаловался на душевный износ и физическое истощение.
Нужно заметить, что экспозиции, которые Уистлер организовывал, начиная с 80, тоже стали революцией. Он сам придумывал сценарии для открытия выставок, сам делал рамы для картин, сам разрабатывал «униформу» для смотрителей музеев, сам выбирал цвета, в которые надлежало покрасить стены. С некоторых пор он отдавал предпочтение желтому. Сотрудники галерей в желтых ливреях встречали гостей, раздавая им желтые галстуки-бабочки, сам Уистлер, разумеется, являлся на открытие в желтых носках и так далее.
В 1903 году Уистлер – уже тяжело больной - готовил большую ретроспективную выставку своих картин, по обыкновению работая над каждой мелочью. До открытия он не дожил – ретроспектива состоялась лишь через два года после его смерти.
Можно спорить о том, какая из его картин имеет больший вес для истории живописи. Но главное наследие Уистлера – пожалуй, его приверженность идее, что мир можно сделать красивее и лучше, двигаясь от малого к большому. От рамы – к картине. От картины – к стене, на которой она висит. От стены – к фасаду, улице, кварталу, городу, стране, планете, мирозданию. Судя по нынешнему облику мироздания, Уистлер многое не успел. Но он, по крайней мере, пытался.