Со вкусом Ошино Оги и эстонского языка.
Кажется, я забыл, что хотел вспомнить.
— Так, вычитаем здесь... Ага, сходится. Но куда-то делись ещё два градуса... Я что, забыл замерить отклонение? Нет, я же...
— О чём бормочешь? — тетради коснулась рыжая копна волос и, подняв взгляд, я увидел Риту.
— Да я вот не могу сообразить, замерял я это, — я ткнул пальцем в один из чертежей, — или нет. Просто если да, то у меня не должно сходиться вот здесь, а если нет, то...
Девушка бесцеремонно выхватила карандаш из моих рук и принялась водить им по расчётам в моей тетради в каком-то, казалось бы, хаотичном порядке. После чего сама себе сказала «Ага» и прокашлялась:
— Смотри, ты вот здесь не прописал погрешность, поэтому тебе понадобилось эти два градуса считать, — карандаш лёг аккурат под одной из первых строчек.
— А... Подожди, в смысле не прописал? Я же... Стоп, что? А как? Я реально это забыл?
— Балбес, — беззлобно подвела итог Рита, выпрямляясь и опуская руку мне на плечо. — С тебя как обычно, мороженка за подсказку.
— Да, будет, будет, — я дёрнул плечом, стряхивая с него подругу, которая сходу решила использовать меня как подставку. — Только вот ответь, пожалуйста, на один вопрос.
— Хоть на десять, покуда ты меня угощаешь!
Я повернулся и поднял на Риту озадаченный взгляд.
— А когда мы вообще это проходили?
— Нет, — я перебил её, не дав вставить очередную колкость. — Когда мы начали проходить ЭТОТ предмет?
Проблемы с памятью начали преследовать меня с последних классов школы. И я даже знаю точный момент, когда это случилось.
— Догоняй, догоняй! — Вика, радостно смеясь, кинула мне свою сумку и побежала вперёд, к пешеходному переходу. Я лишь перехватил ношу на второе плечо и ускорил шаг: октябрьский гололёд куда охотнее был готов сыграть роль льда под ногами майора, чем беговой дорожки, особенно для моих скользящих на любой поверхности кроссов.
Вика же в осенних высоких сапогах вальсировала, как балерина на сцене Большого театра: по крайней мере, мне-из-десятого класса такое сравнение казалось чертовски романтичным и возвышало мою школьную любовь до заоблачных граней.
— Ну давай, ну чего ты там тормози-и-и-и-ай-яй! — Вика, попытавшись исполнить красивый разворот на 180 градусов посреди пешеходника, поскользнулась и плашмя грохнулась на дорогу.
Дальнейшее происходило словно в замедленной съёмке.
Рюкзаки, которые я скинул на землю и ринулся к ней.
Газель, отчаянно скрипящая тормозами на «лысой» резине.
Истошный и резко прерванный крик Вики.
Раскинувшиеся по асфальту медного оттенка волосы, испачканные...
Странное по вызываемым эмоциям и чувствам желание перемотать время назад хотя бы на пару минут, преследовавшее меня несколько недель после этого и, как результат — спасовавший от подобного мозг.
Психотерапевт — или психолог? — что-то рассказывал про глубокое потрясение, эмоциональный интеллект и прочие умные и неинтересные для шестнадцатилетнего меня термины, но сейчас, спустя несколько лет, я понимаю, что стоило прислушаться и не отказываться от прописанных ноотропов и чего-то-там ещё.
Первым тревожным звоночком стало ухудшение когнитивных способностей (вот этот термин я надёжно запомнил): стало сложнее запоминать материал по учёбе, вспоминать, куда я дел ту или иную вещь, зарядил ли телефон и прочие подобные мелочи, которые, казалось бы, действительно мелочи, но в совокупности от их изобилия жить становилось всё труднее.
Затем начались полноценные провалы в памяти: словно из моей жизни кто-то вырезал кадры, а то и целые события, оставляя вместо них пустоту.
... А потом эта пустота стала заполняться чужими воспоминаниями.
Сперва я списывал всё на недосыпы, сидение за компьютером больше положенного и всё в таком духе — впрочем, как и мои родители. Подобных объяснений хватало, чтобы понять, почему в моих воспоминаниях после восьмого класса элитной гимназии шли одиннадцатый класс и выпускной в захудалой сельской школе, а затем — десятый класс всё той же гимназии. Девятый, как ни старался, я вспомнить не мог. Вместо него была всё та же пустота, но даже такие расхождения меня не сильно пугали, а когда подобных «подмен» в голове стало становиться всё больше, я попытался напрячься и отследить хоть какой-нибудь паттерн: может, пропадают только старые воспоминания? Или что-то не очень важное для меня? А чужие воспоминания, может, и не чужие вовсе, а просто я неправильно что-то запомнил?
Однако спустя несколько бесплодных попыток разобраться в этом я сдался и сам для себя, чтобы не напрягать голову лишний раз, списал всё на «чунибьё»: подсмотренный в интернетах японский термин, означавший желание убедить окружающих в наличии у себя каких-то жутких или страшно крутых вещей, сил, способностей и так далее.
Но когда я на первом курсе приехал домой на новогодние каникулы и увидел, что папа куда выше и толще, чем я его помнил, а мама никогда не была брюнеткой и не отращивала волосы ниже плеч — мне стало по-настоящему страшно.
На лице Риты пронеслась вереница эмоций. «Ты прикалываешься?», следом «Нет, ты что, серьёзно?», после чего «Да ну нет, не может быть» и...
Не дожидаясь ответа, девушка дёрнула меня за рукав, толстейше намекая на то, что надо бы выйти из людной аудитории и поговорить с глазу на глаз. Я не стал противиться: в конце концов, такой серьёзной я её не видел с... А видел ли вообще?
— Как давно это началось? — Рита, вытащив меня в курилку, коей служила боковая «пожарная» лестница, толкнула меня к стене и захлопнула за собой дверь.
— Что именно? Провалы в памяти?
— Да. Сколько лет? Два года, три, дольше? Было ли что-то кроме них подозрительное? Внезапное головокружение? Приступы мигрени? Может, что-то необычное, связанное с воспоминаниями, что ты не можешь объяснить? — меня осыпали градом вопросов, не давая вставить хотя бы слово. Наконец, когда воздух в её легких закончился, я выдавил из себя:
— Ну... Чужие воспоминания вместо своих? — после чего удивился тому, с каким страхом сказал об этом, а ещё больше — тому, как Рита раздосадованно цокнула языком и закатила глаза.
— Твою ж налево... И как я раньше не заметила? Я же столько следила за тобой, всё фиксировала, у меня режим сна поехал промеж ног путаны, а ты...
— Подожди, подожди. Подожди! — я наконец совладал с голосом, перебив Риту и не дав ей продолжить свой поток сознания. — В смысле «следила»? Что фиксировала? Ты о чём вообще?
Вместо ответа Маргарита помотала головой и, зажмурившись, опустилась на корточки, обхватив себя руками. Спустя какое-то время она подняла на меня взгляд:
— Скажи, что ты знаешь о Ноо-сфере?
Она уже перестала царапать мои онемевшие от усталости руки своими, а подоконник из дешёвого пластика раскрошился в ничто, не осталось даже осколков.
Теперь из ее обезображенного рта не раздается ни единого звука. Возможно, она уже без сознания. Вместо подоконника я бью её лицом о батарею. Она должна умереть. Как можно быстрее должна умереть.
Психолог, к которому я пришёл спустя пару лет, помотал головой и отправил меня к психотерапевту... Или психиатру. Чёрт их разберёт.
Возможно, это с самого начала был кто-то из них. Но как бы то ни было, ноотропы я начал пить, пусть и с огромным опозданием, веруя в силу плацебо.
Как оказалось — получилось немногим лучше, чем пытаться пришить лежавшую в морозильнике руку к уже давно заросшей культе. А так как денег на очередной визит к специалисту не было, я решил довериться всемогущему интернету и своим навыкам поиска информации.
Если совсем кратко и утрированно — это нематериальная оболочка Земли, которая состоит из мыслей, воспоминаний и сознаний всех людей. В том числе и умерших, чьи тела, может, давно уже не существуют, но их разум никуда не делся. Что-то вроде Коллективного Бессознательного, воспеваемого по Юнгу, вот только если последнее находится в нашем «пласте» мироздания и мы можем взаимодействовать с ним по принципу «Обезьяны вместе сила», то в Ноо-сферу своими усилиями, на одном лишь «Хочу» просто так не пробиться. Даже если это «Хочу» сильнее некуда.
Как поясняли особо двинутые на исследованиях, для связи с «Ней» (так Ноо-сферу называли все, кто верил в её существование) нужно нечто сильное, что позволит, как они выражались, «открыть врата своего разума, пусть и на короткий промежуток времени».
Иными словами — для этого нужен катализатор.
Таким катализатором для меня стала смерть Вики.
Тот самый эмоциональный интеллект, о котором говорил мне психолог — или же всё-таки психотерапевт? — сыграл свою роль и... Я так и не смог понять и вникнуть в принцип работы мозга, но моё сознание в тот момент получило доступ к Ноо-сфере.
Когда-то, будучи маленьким, я игрался в «бога» на даче: прокапывал в дальнем, незасеянном углу огорода небольшую траншею, заливал её водой, чтобы получилась река, рядом делал ямку-озеро, после чего соединял их небольшим притоком. И зачарованно смотрел, как речной поток буквально врезался в озеро, переполняя его и заставляя воду выйти из берегов.
Вот что-то подобное случилось и с моим разумом в тот день. С одним отличием, ведь воспоминания — это не вода, и «река» оных из чужих воспоминаний проявилась в «озере» моего разума далеко не сразу.
— Да, она действительно такая, как пишут в интернете.
— Да, это реально не бред поехавших фанатиков и отбитых шизов, верящих во всякие теории от бункера Гитлера во льдах Антарктики и до инопланетян, построивших египетские пирамиды.
— Нет, связать тебя с Ней снова и привести твой мозг в норму я не смогу, — отрезала Рита, скрестив руки на груди. — Это не проходной двор, куда можно входить-выходить без спроса, хлопая калиткой в обе стороны. Правила довольно строгие, наказывают за это, как я слышала, тоже крайне сурово.
Я разочарованно вздохнул, выпустив из себя едва зародившуюся пятнадцать минут назад надежду на то, что Рита — это джинн, который по щелчку пальцев сделает всё как надо.
За эти самые пятнадцать минут я узнал... Много чего:
Ноо-сфера действительно существует, и в последнее время она всё более нестабильна. То ли объём информации для нашей планеты стал слишком велик, то ли есть какие-то иные факторы, которые могут на неё влиять — об этом Рита и сама не знает;
Сама же девушка является кем-то вроде надзирателя: одной из множества людей, выбранных Ею;
[— Погоди, она ещё и разумная? Ну, то есть, обладает разумом?! Ну, то есть...
— Да я поняла тебя, да. Я сама не понимаю, как это работает — наверное, потому что во мне не упаковано несколько тысяч лет мирового опыта и неописуемое количество информации, мыслей и воспоминаний, — мрачно хмыкнула Рита. — Но, как ни странно, Она функционирует. И даже не страдает множественным расстройством личности.
— Ну, видимо, потому что огромное нематериальное нечто, обволакивающее нашу планету и вбирающее в себя разумы всей цивилизации — это не человеческий мозг с ограниченным во всех смыслах объёмом. Тогда ведь вышло бы нечто похуже, чем то, что Шьямалан показал в «Сплите».]
Основная её задача — отслеживать таких, как я, докладывать о них вышестоящим — оказалось, что Она выстроила целую иерархию из осведомлённых о ней людей — и ждать, пока их не «возьмут в оборот». Что происходит дальше — Рита, опять же, не в курсе. «Я слишком низшее звено что в нашем мире, что в мире Ноо-сферы», усмехнулась она, когда я об этом спросил.
— И что теперь? — вяло поинтересовался я, смотря куда-то в сторону лестничного пролёта. Первоначальный экстаз от осознания того, что наконец-то появился шанс починить — или лучше будет сказать «исправить»? — мой мозг, сошёл на нет, а с ним туда же скатилось и моё настроение.
— Не знаю, — девушка пожала плечами. — Заполню сегодня вечером рапорт о том, что ты не просто склеротик, а склеротик, контактировавший с Ней и нахватавшийся чьих-то чужих воспоминаний, которые замещают твои собственные. На опыты тебя не заберут, не беспокойся. Таких случаев, когда глубокое потрясение приводит к подобной беде, было бесчётное множество.
— И что, всему этому множеству так и не восстановили память? Вообще никаких вариантов нет?
Рита, приглушённо простонав, выпрямилась в полный рост и смерила меня взглядом.
— Ну, хочешь дефрагментацию тебе сделаем? Методом лоботомии. Сейчас возьму какую-нибудь острую железяку и...
— Не, не, — я сделал шаг назад, заставив собеседницу рассмеяться. — Но просто, может, если... Ну. Повторить ситуацию, которая привела к первому контакту?
— То есть убить кого-то близкого тебе?
Что ж, это был вполне резонный вопрос. Поэтому больше эту тему в разговорах с Ритой я не поднимал.
Звук удара черепа о батарею неприятно режет слух.
А что, если не поможет? Что, если я не смогу сделать это? Что, если я убиваю её зря?
Нет, быть этого не может. Ведь если сработало один раз, сработает и второй. Но надо поторопиться. Она мертва? Она не реагирует, её руки безвольно болтаются вдоль тела с каждым ударом. Не знаю, дышит ли. Нет времени проверять. Нужно торопиться.
Очень много крови. Нужно убрать её... Потом, потом. Всё потом. Сначала избавиться от этих воспоминаний.
С того памятного разговора на лестнице прошло полтора года. Мы с Ритой очень сильно сблизились на почве моих провалов в памяти, и как-то так само собой получилось, что начали встречаться.
Как говорила сама Рита — на все посланные рапорты ей не отвечали, поэтому она просто продолжала делать свою работу, узнавала меня всё ближе и в итоге у неё вспыхнули чувства ко мне.
А я? А что я? Постоянное времяпрепровождение в компании красивой девушки моего возраста привело к закономерному итогу.
Вполне желаемому для меня итогу.
Спустя какое-то время я, не без помощи Риты, перестал хотя бы забывать новые для себя вещи и повседневные мелочи — и благодаря этому смог найти работу, вполне совмещаемую с учёбой. А через какое-то время смог даже снять квартиру и предложить своей девушке переселиться ко мне. Разумеется, как из личных побуждений, так и из слишком личных.
— Я хочу попробовать какие-нибудь вещества, — небрежно бросил я очередным утром, наливая молоко в кофе.
Ответом мне послужил звон чайной ложки, упавшей на пол и гневный взгляд Риты.
— Ты... Ты совсем ку-ку? У тебя с головой все в по... — она тут же осеклась, поняв, что чуть не сморозила, а я слабо улыбнулся.
— Погоди. Ты же знаешь, что есть штуки, которые вызывают не просто эффект кайфа и расслабона, а позволяющие, как это модно говорить, расширить сознание?
В глазах девушки отчётливо проскочила искра сомнения: она сразу поняла, зачем мне это нужно.
— ...Ты же не считаешь это на полном серьёзе хорошей идеей?
— Посуди сама, — я развернулся на стуле в сторону Риты и начал загибать пальцы:
— У меня есть серьёзные проблемы с памятью,
Твое руководство на отчёты не реагирует от слова «совсем»,
И лично я боюсь, что настанет день, когда что-либо исправлять с моими мозгами будет поздно. Поэтому хочу начать действовать сам.
Но... Ты же мне не чужой человек, поэтому я хочу знать твоё мнение. Если будешь против — я не возражу. Продолжим ждать ответа. Ты же не в пустоту проделала столько работы?
Рита закусила губу, отчаянно водя взглядом по кухне. С кружки на холодильник, с него — на окно, следом на люстру, посудный шкаф и так далее, пока, в конце концов, не остановила взор на мне. Я терпеливо ждал, пока она примет решение, хоть и знал, каким оно будет.
Точнее, хотел, чтобы оно было таким и никаким другим. Никакое другое я не принял бы.
— Хорошо. Я согл... Я не против. Но!
— Только под моим контролем и наблюдением.
Ударов явно было меньше, но мне хочется, чтобы их было ровно столько. От накидывания лишней тысячи к счетчику ведь хуже не будет.
— Ни с места, руки за голову!.. Ох, мать-перемать...
Заготовленная фраза полицейского, ворвавшегося в комнату, при виде зрелища закончилась явно не так, как он хотел. Повернув к нему забрызганное кровью лицо, я окинул его взглядом, насколько позволяло зрение. Лейтенант? Сержант? Никогда не разбирался в погонах.
— Рита, ты бы видела его выражение лица... Ах, да, прости. Совсем забыл.
Рита безмолвно воткнулась лицом — вернее, тем, что от него осталось — в угол батареи в 1504-ый раз, после чего медленно осела на пол, как тряпичная кукла.
— И что это? — Рита задумчиво покрутила в руке таблетку в форме сердечка, прищурив один глаз и разглядывая её со всех сторон. — То есть, вот этого хватит, чтобы, ну... Подействовало?
— Должно, — я подкидывал на ладони такую же, но другого цвета. — По крайней мере, То... тот товарищ так сказал.
Рита подозрительно прищурилась, поняв, что я практически сдал сейчас имя нашего однокурсника, но ничего не сказала. Я же с трудом сдерживал волнение, понимая, что скоро, наконец, всё решится.
[ — Только под моим контролем и наблюдением.
— Хорошо. Заодно сможешь меня привести в чувство, если что-то пойдёт не так.
Спустя пару дней после этого разговора я нашёл заветный пакетик и принёс его домой, запрятав в самый дальний угол. Торопиться вовсе не хотелось, да и как мне сказали — лучше не нагружать ничем голову перед приёмом, а на носу маячили экзамены.
— Слушай... — Рита повернулась ко мне и, нагло стянув одеяло, начала рисовать пальцем узоры на моей груди. — А что произойдет, когда ты, ну...
— Закинешься? — усмехнулся я и получил тычок ногтем в кожу: видимо, это было не лучшее слово для ситуации. — Ну, я не особо разбираюсь в том, как ИМЕННО это будет работать, но якобы я превращусь в какого-то мегамозга, начну открывать для себя тайны вселенной, узнаю какие-то великие формулы и всё такое...
— Ну, то есть, свяжешься с Ней, — Рита поставила пальцем точку на очередном узоре и заглянула мне в глаза. — А как ты себе мозги тогда починишь? Ты же не знаешь даже, что делать нужно для этого. Будешь ли ты в этом состоянии вообще осознавать, кто ты и что ты?
— Хм... Не знаю, на самом деле. Но ведь если я перед приходом буду думать только о том, что мне нужно сделать, я же не упущу эту мысль, верно?
Судя по ответной тишине, это был достаточно вялый аргумент, но то, что скажет Рита в итоге, я словно знал заранее.
— Не факт. Поэтому я хочу употребить с тобой.
— И никаких «А», никаких «Б», никаких «Но», — палец в этот раз уткнулся в мои губы. — Одна голова хорошо, а две лучше. Даже если они обе под веществами. И даже если нас с тобой за это накажут.]
— Слушай, а оно все такое стра-анное... — Нараспев протянула Рита, выпрямив руки, растопырив пальцы и зачарованно разглядывая их. — А мы точно сможем сделать это, когда тут — тако-ое?
Я ничего не ответил, сосредоточившись на одной мысли и отправляя таблетку в рот. То... тот товарищ сказал, что после прихода наступает гиперфиксация, и если какую-то мысль в этот момент в голове закрепить, то будешь следовать строго ей и ничему кроме. «Копать будешь отсюда и до вечера, пока не отпустит», как он выразился.
— Ух ты, шприц! И иго-о-олочки! Дай потрогаю! — девушка увидела, как я достаю из рюкзака ампулы с шприцами и потянулась ко мне, едва не упав. Подхватив Риту под руки, я посадил её на диван и улыбнулся.
— Закрой глаза, сейчас я сделаю тебе немножко магии. И не подглядывай!
Рита восторженно захлопала в ладоши, как маленькая девочка на утреннике, а я наспех набрал ультракаин из ампулы в шприц и вогнал его прямо куда-то между щекой и носом Риты. Думать становилось всё тяжелее, но я отчётливо успел выцепить сожаление о том, что не сделал это раньше, в ясном рассудке.
— Ай! Ты зачем это сделал? Больно же! И ощущения... Лицо как будто немеет... Это точно магия?
Вместо ответа я потянул девушку за руки и, подведя к окну, поставил её на колени.
— Это чтобы тебе не было больно. Я не хочу, чтобы тебе... было больно. — Слова уже давались с трудом, потому что в мозгу начинала отчётливо проступать та самая мысль, которую я зафиксировал, и проступала она, затмевая прочие мысли, перекрывая своей значимостью абсолютно всё, от окружения до моего собственного существования.
Убей близкого человека, чтобы повторить контакт с Ноо-сферой.
Убей близкого, чтобы повторить.
УБЕЙ.
Бессвязный поток вопросов и возмущений от Риты вскоре затих, и я так и не понял, почему: то ли она осознала, что я собираюсь сделать и ей стало страшно, то ли это была обречённая покорность человека, согласного на подобное жертвоприношение — мозг человека в таком состоянии очень сложно понять. Особенно когда ты и сам далёк от ясного рассудка.
Мягко обхватив девушку за затылок, я с размаху вонзил её лицом в угол подоконника. Раздался неприятный хруст пластмассы и, кажется, звук разрываемой кожи?..
Вместо ответа девушка издала приглушённый стон: видимо, ультракаин от такой боли уже не спасает. Я тут же вонзил лицо Риты в пластмассовые обломки ещё раз, чтобы заглушить, но она лишь застонала ещё громче.
Удар за ударом, Рита уже не стонала, а кричала от боли, но не сопротивлялась тому, что я делал. Хорошая девочка.
— Я любил тебя с того самого момента, как пригляделся к твоей внешности и к этой копне медных волос.
Точно такой же, что была у моей школьной любви.
И они сейчас точно так же окрашиваются в кровавый оттенок, словно это не подоконник, а колёса Газели, буксующей по наледи.
— Эй, ты! Встал, подошёл, по стойке смир-рно!
Я поднялся со своей койки и подошел к решётке, пока надзиратель громыхал ключом в замочной скважине.
— Разговорчики! — рыкнул лейтенант... Или сержант? Я всё ещё не разбираюсь в погонах. — К тебе посетитель пришёл, шуруй в переговорную.
Я послушно вышел из камеры и поплелся следом за ним. Дальше всё как обычно. Большая комната, разделённая на секции, больше похожие на туалетные будки, небольшой стол и стеклянная перегородка с щелью в нижней части, отделяющая меня от внешнего мира, пока я сижу в этой самой будке.
— Кто там, снова адвокат? — бросил я в спину надзирателю вопрос, но он буркнул что-то вроде: «Увидишь» и захлопнул дверь. Я лишь усмехнулся, порадовавшись тому, что здесь хорошая звукоизоляция и, к слову, очень плохое освещение — по ту сторону стекла была словно кромешная тьма, так и норовившая перекинуться на мою половину стола.
Мой план был очень наивен, очень глуп и очень безрассуден — но именно из-за стечения этих обстоятельств он и мог сработать, ведь это «Так плохо, что аж хорошо».
Тот самый разговор в пресловутой курилке натолкнул меня на мысль, что если я один раз смог достичь Ноо-сферы, когда увидел смерть близкого мне человека, то второй раз можно сделать то же самое. Но, будем честны, яиц убить кого-то у меня не хватило бы. Поэтому было принято не менее гениальное решение — изменить сознание, чтобы подавить страх и отрастить эти самые моральные яйца. Упороться, иначе говоря. Была бы Рита жива, я бы сейчас получил локтем в бок за такие слова, ну да ладно...
А дальше идея начала развиваться, как и события, словно по накатанной. Мы с Ритой сблизились. Я убедил ее перекраситься в медный, навязал себе сходство между ней и Викой, влюбил её в себя... Да и чего греха таить, влюбился сам. Сейчас, постфактум, можно долго и много рассуждать о том, были ли эти чувства настоящими, но факт остается фактом: они были.
В конце концов, именно эти чувства породили во мне по-детски наивную попытку облегчить страдания Риты, вколов ей полную дозу ультракаина, который мне подогнал все тот же То... Товарищ. Якобы это лучше всех анестетиков, вместе взятых, кроме разве что какого-нибудь фентанила, который достать куда сложнее.
А потом, когда мы съехались... Я просто начал действовать и говорить так, чтобы Рита сама решила всё, что мне нужно.
Что она не против того, чтобы я употребил вещества и «расширил сознание».
Что она не против принять их со мной.
Что она обязательно в этом состоянии поможет мне дотянуться до Ноо-сферы и починить свой мозг.
Вот только о способе помощи я ничего не говорил. Бедняжка поди думала, что я загиперфиксируюсь на этом самом желании «починиться».
Только вот я рассчитывал, что когда я приду в себя, когда я буду уже в наручниках лежать мордой в пол — меня отпустит, я осознаю, что натворил, испытаю сильнейший шок второй раз в жизни — и это и будет моим «мостом в Терабитию». Как оказалось, это было ещё более наивно, чем идея с анестезией.
[Рита безмолвно воткнулась лицом — вернее, тем, что от него осталось — в угол батареи в 1504-ый раз, после чего медленно осела на пол, как тряпичная кукла.
«Но это не то, что было мне нужно. Это не то, что нужно.
Я убил Риту. Своими собственными руками убил любимую девушку. И даже это не помогло мне починить память.
Получается, это всё было зря?»
Пока мысли серым и безэмоциональным рефреном проносились в голове, меня успели скрутить, застегнуть наручники и уложить лицом в пол. Кажется, ещё вызвали скорую.
«Поздно, мужики. И бессмысленно».
Всё, что было дальше, я не хотел запоминать, однако некоторые моменты попросту не удавалось выкинуть из головы, словно это были очередные чужие воспоминания — но, к сожалению, в этот раз это были мои собственные.
Полные отвращения лица полицейских, что тащили меня в машину.
Чьи-то слёзы: кажется, то была мама Риты.
Болезненный пинок в живот от конвоира.
Клетка в зале суда, в которую меня запихнули на время оглашения приговора.
Тюремная решётка в одиночной камере.
И в тот момент, когда на моих испачканных кровью руках застегнулась пара наручников, я понял: всё пошло не по плану.]
Время тянулось издевательски долго, тиканьем секундной стрелки отдаваясь в ушах: казалось, что даже интервалы между «тик» и «так» становились всё дольше.
Захотелось встать и постучать в дверь, чтобы из душной кабинки меня вернули обратно в прохладную камеру, но тут с внешней стороны раздался скрип двери, а вскоре эхом прокатился цокот каблуков по бетонному полу.
— Убийца Риты, — произнес холодный женский голос, после чего свет включился — но ровно настолько, чтобы я видел нижнюю половину лица собеседницы. — Надеюсь, не заставила тебя долго ждать.
— Это не так важно. Важнее то, кто — ты.
Даже сквозь скрывающий её глаза мрак, казавшийся искусственным, я почувствовал на себе пристальный, полный ненависти взгляд.
— Кто я? Ты же сама сказала. Убийца Риты. Но это ведь уже давно не новость.
— Värdjas, — выругалась на незнакомом мне языке собеседница, внешне при этом сохраняя полную невозмутимость. — Ладно, тогда перейдём к делу. Как думаешь, зачем я здесь?
— Ну, дай подумать... — Я наигранно задумался, откинувшись на спинку стула. — Ты вряд ли адвокат, иначе я бы тебя узнал. Вряд ли ты и следователь или кто-то ещё из органов, если судить по поведению. Также ты точно не кто-то из моих родных и знакомых... А в таком случае у меня больше нет идей, и тыкать пальцем в небо я не собираюсь.
— Да что ты? — в её голосе появилось столько яда, что меня словно окатили ледяной водой по спине. — Ну тогда скажу прямо: я одна из, как ты выражался, начальников Маргариты. И я здесь не только для того, чтобы поглазеть на тебя.
— Наверняка хотите знать, зачем я это сделал? Я...
Не успел я начать фразу, как меня прошиб холодный пот. А действительно, зачем? Я помню, что убил Риту, чтоб попытаться связаться с Ноо-сферой, но... Почему именно её? Почему именно убить?
— Память подводит? — из ступора меня вывел едкий комментарий. — Ну давай напомню: ты хотел повторить ситуацию с Викой. Смерть близкого человека, которая привела к тому, что ты получил прямую связь с Ноо-сферой и это привело твои воспоминания и разум в полнейший раздрай. Именно такая картина закрепилась в твоей памяти, верно?
Да, я помню, да. Вика поскользнулась, упала, а дальше на неё наехала машина, но вот только...
Я очень чётко помню, как это произошло, но именно сейчас я не могу связать это со всем, что я натворил.
Что-то явно не так. И её едва-едва различимая холодная улыбка тому подтверждение.
— Давай не будем на этом зацикливаться и вернёмся к причине моего визита. Я здесь для того, чтобы лишить тебя воспоминаний.
— Нет. Need, mis sulle ei kuulu. Только тех, что тебе не принадлежат.
— ...То есть ты пришла мне помочь, — осторожно уточнил я, не веря услышанному. То есть, вместо всего этого, через что нам с Ритой пришлось пройти, вот ОНА могла просто явиться и...
— Именно так, — собеседница продолжала оставаться внешне невозмутимой. Казалось, на её лице не дрогнул ни один мускул.
— Тогда какого чёрта?! — взорвался я, соскакивая с места и ударяя по стеклу обеими ладонями. — Рита писала вам столько рапортов обо мне и о моём состоянии! Вы давно могли это сделать, и не один раз! И тогда... Тогда...
— Тебе бы не пришлось её убивать? Не мели чушь. Она была низшим звеном, расходным материалом. А ваше сближение вызвало интерес не только наш, но и там, наверху, — она чуть двинула подбородком, намекая не то на кого-то повыше в их пресловутой иерархии, не то на саму Ноо-сферу. — Поэтому мы продолжили за вами наблюдать. Если любишь мыслить аналогиями, то можешь представить вас с Ритой в качестве laborihiirtena. Лабораторных мышей в клетке. Мы хотели узнать, что ты будешь делать дальше и, особенно — что будет делать она, чтобы помочь тебе. Но того, что ты решишься её ради этого убить, мы точно не ожидали.
Я обессиленно упал обратно на стул. Да что за...
— И что теперь? — слова сами собой вырвались, прежде чем я успел это осознать. А ещё нестерпимо заболела голова, словно предвещая нечто нехорошее.
Ладонь сама собой оказалась просунутой в щель в нижней части стеклянной перегородки, прежде чем я успел об этом подумать — и её тут же стиснули холодные женские руки. А ещё нестерпимо заболела голова.
— Ты просто останешься сам собой, с этим грузом убийства на всю жизнь, и больше ничего полезного в этот мир ты не привнесёшь.
А ещё нестерпимо заболела голова.
Её словно пронзают, пронзают, пронзают насквозь. Словно сквозь мозг пустили нити. К̛р͜а̸с̢н͡ы́е͘ ͞н̸и͠т̧и͡.̨ ̢Ч̸е͏р́е̕з̴ ͡к͘а͟ж̛д̢ы͟й͠ ͘а͠б͟з̧а̷ц̶.͜ ͏К͝а̡ж̡д͢ы͞й̶ ҉а͘б͝з́а̸ц̵ ̶м͟о̨ѐг͡о̸ ͏р̶а̨з̶у҉м̴а̶.͡ ̧Х͞в͟а̸т͝и̛т͡,͜ ҉о͠с̕т̴а͟н҉о̧в͟и̧ ̢э͟т̡о͏.̡ ̡Я̸ ͜н͠е͏ ͢м͢о̀г̨у͢.͠ ̶Я͜ ͡н̴е̷.̕.̶.͏
— Такие как ты, выброшенные на обочину жизни создания, что живут без цели и не пытаются найти её для себя, однажды случайно находят ложную, недостижимую цель, которая неизменно связана с чем-то запретным для простых смертных. И стоит вам перегнуть палку в своих стараниях достичь её — как вы перестаёте представлять какую-либо ценность для Неё, Она отворачивается от вас, и даже после смерти сознание таких отчаянных värdjad вроде тебя не будет вознесено в общий поток.
Б͘о̕л̴ь͠н̧о͜.̨ ͘Н͢е̸с́т͢е͢р̢п͢и͡м͠о̴.́ ͞Б͢о́л̶ь̵н͠о̴.͘ ́П̡р͟е̧к̴р͡а̸т̴и̨.͝ ̛Ч̵ё͢р͢т͞.̢ ͡О̢ч҉е̷н̕ь͏ ̢б͞о̡л͢ь̸н͝о̡.͡ ̴Х͟в͜а̡т̧и̷т͜.̶ ͜Я̵ ͟н̧е̧ ̶м͡о̶г͘у͠.̡ ̨О́т̨д̡а͡й̨ ͝р͞у̛к̨у̧.͞ ̕Р͡у̴к҉у̷ ̨п̶р̵о̢н̧з͝а͏е͢т̷.͝ П͢р̵о͏н͘з͜а͠е͏т̧ ̸н̶͠и͜͜т̨̀я̸͟м͜͏и̴͡.͏̀ ̛̛П̢̀͟р̴̛̛о̷̛͢н̸̢̢з̛̀͘а̴̸̕е̶̷͢т̵̨͠ ̡̧͟м͏̛͘͘о͏̨̕͡з̸̨̢́г̵̸̧̛.̶̀҉̡ ̵̛̛͝К̷̢̨͡р̸̀͢͞а͏̷͘͠͞с̧̢́͘̕н̛͢҉̷͢ы̕҉̶̴̡м̸̶̵͟͝и͏̶̛́͘ ̡̛́͜͞н̴̢͠͡͡и̵̢̧͟͜҉т̧̨͟͞͡я̴̵̷͘̕м̸̸̛́͝ѝ̵̶̨͠.̸̴̨̧͢ ͘͠͏̵́Х̴̷̛͘͞в̷̷́͟͜а̷̢͜҉т̵̡̨͘и͏̧͠͞т͜͜͏̵.̶̡̢͝ ͏̢̢̕О̨͟͢͞с̶̧͘͜т̷̢̀а̡͏͠н̸͜͜о҉̨͝в͘͜͜и̴͜͝с̕͏̷ь̨͜͏.̴͟͞ ̡͢Б́͜о̴͝л̴͝ь͞͏н̸͝о̶̡.̶͝ ͝Б̨о͜л͝ь̵н҉о̕.̛
— Оно останется гнить вместе с тобой и твоим грехом в земле, в которую тебя однажды закопают, и неважно, заживо или нет, ведь ты уже морально себя похоронил, как только решился на убийство ради того, чтобы попытаться нарушить правила. Первый контакт был случайностью, и у тебя не было, НЕ БЫЛО права на второй.
Б̴о̧л̶ь̀н͢о͝б̸о͝л͘ь͡н̴о͡б̀о͏л҉ь̨н͟о͘ ͏б͘о͝ ̡л͝ь͠н͝о͘ ͏х͡в̷а̴т͝и̡т̡ ͏п͟р́е͘к̀р̛а̶т̶и̵ ͟о҉т̵п͝у̴с͞т̵и̸ ͘р̀у̨к͞у̸ ͞к͜а̀к̕ ͏е҉е͝ ͞д̸ё͘р̸н͝у͢т͡ь͢ ̶о̕б͝ ҉о͏б̛р́а̧т͜н̷о͜ ̢я̸ ͟н̀е͜ ̕м͘о̵г͜у̷ ͞о҉н̨а͏ ̕н͞е̕ ̴с̧л͜у͏ш͝а͞е͢т̡с҉я͜ ͘б͜о̛л͏ь͟н̕о́ ̧х̢в̶а̢т͡и̴т҉ ͘п̶о̧ж͝а̧л͝у́й͜с͢т͢а͠ ̛я̛ ͠н̷е́ ̶м̵о̕г̶у̷ ̸о́с̢т͏а͞н͢о̛в͠и̡т̷͞ь̢͟ ̷̀э́͟т̸͠о̷̧ ̷͡х̵҉в̧̀а̸͏т̡҉и̶̕т̸̸ ҉̧п̸́о̧̀в͠͠т͟͝о̶̡р̸́я̴͞т̶͠ь̵̡ ͞͝э͠͝т̀͡о͞͏ ̛͜о̀н̨а͝ ̕ч̧е̕к͞а̡̡н̶͏ѝ̶т̶͢ ҉͟э̶̛х̴̀о̸̛͟м̷̛͞ ̀͢͞э̧̧͞х̨̢͢о̸̶͡м҉̴͜ ͏̡̨̀я̴̨̢͜ ͢͠͠҉н̴͘̕͡е̡͡͞͡ ̴͘͘͢м̵̢̢̧о̸̡͘̕̕г̴̷̧͢у͏̛̀͡ ̴̶͢͜х̴̶̧́в̶̢̡́а͝͏͢͞т҉͏̶̧и̡̧͝т̀́͠ ̀͢͢п̵͜͝о̵̡̀ж͏͏͡а̨̧̛л́͡у҉͠й͏̨с̵̛т̷́а͜͠ ̷͞х͍̈͜в̛͔̬ͭ̃͢а̴̔ͧͩ͐͏̧̥̳̬̕ͅт̸̧̧̛̝̘̖̘̙ͤ̐͂͒ͩ̚͜͞ͅи̢̨̤̝͓̖͂ͨ͊̈́͘͞т̓͐҉̨̟͚
— Поэтому живи с этим грехом до скончания своих дней, и да не будет тебе спокойствия отныне, ныне и присно во веки веков.
Руку резко разжали, и я без сил обвалился на стуле. Боль ушла также быстро, как и появилась.
Голову застилал туман, сквозь который было тяжело думать. Очень тяжело. Как будто мозг превратился в кашу.
Странное ощущение. В мыслях стало очень много пустоты. Словно из меня вытащили что-то важное. Но не пойму, что. Что-то очень важное. С чем я всегда жил и на что опирался.
Я убил Риту, чтобы повторить ситуацию с Викой. Но... Кто такая Вика?
Чёрт, сейчас отключусь... Не могу ни на чём сфокусировать взгляд...
Эта нижняя половина лица и губы, на которых играет мстительная, холодная улыбка.
Улыбка со вкусом Ошино Оги и эстонского языка.
А, чёрт... Кажется, я забыл, что хотел вспомнить.
