Трепыхаюсь.

Калитка была открыта, едва насквозь.
Матвей не стал жать на звонок, памятуя, что Иннокентий сам просил заходить, если открыто. Это если хоть крючок наброшен, тогда звонить, а так…
Двор встретил его запахом свежескошенной травы, будто клочок лета посреди подступающей сентябрьской хмари. Матвей неспешно прошёл рядом с дорожкой, подзагребая траву кроссовками. И внезапно, почти у самого крыльца, встал, будто на стену наткнувшись.
На скамье за столиком сидела девушка, которую Матвей раньше не встречал ни в деревне, ни где-то ещё. Вряд ли бы забыл, уж больно красивая, женщина-беда из нуара: волосы прямо смоляные, кожа белая, губы изогнутые, капризные. Иннокентий девушку пригласил?
Она смотрела прямо на него и, казалось, будто даже не моргала, и Матвей переступил с ноги на ногу, чувствуя себя почему-то нашкодившим школьником, которого застукала директриса за курением, даже ссутулился зачем-то. Даже погода как почуяла это: набежавшая туча заслонила и без того скудный солнечный свет, стало зябко, и ветер противно задул за шиворот.
— Дня доброго вам, — негромко крикнул он, даже не пытаясь подойти ближе. — А Иннокентий дома?
Девушка ему ничего не ответила, лишь подняла красиво очерченные брови, будто бы от удивления, и внезапно у Матвея в виске запульсировала боль, похожая на мигрень. Сразу же тошно стало, в ноздрях ощутился запах гнилого мяса. В дверном проёме показался Иннокентий, в руках у него была вазочка с печеньем и чайник. Матвей хотел ему рукой махнуть, но тут же и второй висок заломило так, что он поморщился. Беззаботность быстро сошла с лица Иннокентия, он резко обернулся к своей гостье.
— Влада, прекрати.
— Я ничего не делаю, — протянула девушка, не особо стараясь скрыть насмешку, и подвинула чашку от себя. — Ты чайку мне плесни-то.
— Плесну, конечно, — ответил ей в тон Иннокентий, — в лицо тебе, если не перестанешь. Матвей, проходи в дом, не стой на улице.
Матвей послушно двинулся вперёд, ощущая, как с каждым шагом боль становится все интенсивнее и интенсивнее. Макушкой ощущал — смотрит на него незнакомая ему Влада. Но стоило ему сделать шаг на ступеньку, как что-то произошло, он и сам не мог объяснить, словно оплеухой хлестнула невидимая сила, резко и наотмашь. Боль резко достигла своего ослепляющего пика, а затем тут же пропала.
Матвей на всякий случай взялся за перила и взлетел по ступенькам. Иннокентий поставил на стол вазочку с чайником и встал, скрестив руки на груди. Влада сидела неподвижно, глядя куда-то мимо всех, одновременно выглядела обиженной и брезгливой.
И хотя они оба молчали, Матвей чувствовал себя так, словно рядом с ним безобразный скандал, хотелось отвернуться, но вместо этого он встал немного поодаль, прислонившись к стене.
Влада вблизи больше не казалась роковой красавицей, черты лица были проще и площе, лишь изгиб бровей остался таким же чётким и красивым.
— Тебе пора.
— Как грубо.
— Грубым гостям у меня не рады, сама знаешь.
Влада лишь громко хмыкнула, но все же встала и уверенным шагом направилась к выходу, легко сбежав по лесенке. Ни разу она не обернулась, но Матвей все ещё чувствовал её взгляд, будто ожог. Наконец хлопнула калитка. Иннокентий вздохнул и наконец открыто посмотрел на Матвея.
— Ты прости, пожалуйста. Не знал, что вы пересчитаетесь.
— Да что уж, ты тут при чем.
— Матвей осторожно обошёл стол и сел на стул рядом с тем, на котором сидела Влада. Иннокентий, поняв это, усмехнулся, взял её кружку.
— Сейчас другую принесу.
— А это разбить и сжечь в печке отнесёшь?
— Вот ещё. Кружек не напасёшься. Помою просто.

Он быстро вернулся с чистой кружкой со стёртым золотым кружком, налил Матвею полную чашку чая и подвинул сахарницу, тот не стал сопротивляться и всыпал себе сразу три ложки.
— Прости за… - Иннокентий не договорил, махнул рукой. Он выглядел каким-то грустным. — Да ты тут при чем, — вздохнул Матвей, глядя на отражение дощатого потолка в чае. — А кто это?

— Это Владислава. Тоже своего рода ведьма, как ты уже понял.
— Ещё как понял.
— Она не плохая, просто любит, чтобы было по её, — Иннокентий поморщился как от зубной боли. — И с людьми не считается.
— И ты её тут окорачиваешь?
— Окорачиваю?
Матвей пожал плечами.
— Я ей не охранник, просто под моей крышей я ей этого не позволю. Это мой дом, моя территория, — в голосе Иннокентия послышалась непривычная сталь. — Отравлять здесь мой энергетику своими гнилыми делами я не позволю.
— Энергееетику, — Матвей добродушно усмехнулся, отхлёбывая чай. Тепло от него разлилось казалось по всему телу, от горла и к лёгким, до самых кончиков пальцев — он и сам не понял, что озяб. Иннокентий сидел, привалившись спиной к стене, макал печенье в чай, такой совсем домашний. - То есть, ты меня под свою защиту позвал?
-Конечно, - Иннокентий повернулся к нему, что-то в его взгляде заставило все нутро Матвея дрогнуть, такой серьезный этот был взгляд. - Ты со мной в безопасности.
Матвей опустил глаза и сделал слишком большой глоток чая, едва не захлебнувшись.
Солнце снова показалось из-за туч, от чашки сладко пахло какими-то травами, внезапно на Матвея накатило какое-то умиротворение.
Он прикрыл глаза. Ему померещилось бескрайнее золотистое поле, сколько хватало глаз и тишина, мягкость, теплота.