Чебурашка и общество синей таблетки
1 января на экраны российских кинотеатров вышла отечественная картина «Чебурашка», которую теперь уместно называть блокбастером. Собрать ей удалось столько, сколько в российском прокате не собирал ни один фильм. Избегая набивших оскомину разговоров о причинах такого успеха, лучше поговорим о самом фильме. И о том, как российская киноиндустрия пришла к этому триумфу эскапизма, происходящему и на экране, и в самих кинозалах.
Действие «Чебурашки» разворачивается в неком приморском городе с обширным дендрарием. Он не называется, но всем понятно, что это Сочи. Не тот Сочи, который мы привыкли видеть, а вылизанный и киношный. Как будто Сочи изобразили, исходя из принципа золотого сечения. Улицы расчерчены линеечкой, мусора нет, а в центре городского дендрария возвышается деревянная готическая башня, созданная нейросетью на основе фильмов Тима Бёртона. В ней обитает садовник Гена, второй главный герой, и где-то даже антигерой этой ленты.
Никакого мира, за исключением условной Латинской Америки, из которой, оседлав торнадо, прилетел любимец детей Чебурашка, в картине просто нет. Её мир заключён в хрустальный шар, куда не проникает ни политика, ни шире — вообще какие бы то ни было реалии современной России. Рядом стоит такой же, но немного больший шар. Это картина «Ёлки». И заполненная шарами полка продолжается. Уходит вдаль, заполненная артефактами позднепутинской эпохи. Всё это — фильмы, попытавшиеся переизобрести Россию, но задача оказалась для них непосильной. Как сталинские «Кубанские казаки», демонстрирующие голодающим советским людям сказочный, восставший из пепла СССР, они оказались просто красивыми сказками, которые смотрят, чтобы отвлечься от России реальной. От бескрайних полей с людьми-батарейками, окучиваемых заботливыми государственными машинами.
К началу 2000-х публика пресытилась фильмами вроде «Небес обетованных», «Брата» и «Окна в Париж». Чёрная рефлексия выброшенной на новые берега капитализма нации ей изрядно надоела. Тем более, дела при подорожавшей нефти начали идти как надо. И во всяком случае в двух российских столицах у людей появились деньги и потребность смотреть не на Россию, в которой пьют из треснутых стаканов, а на Россию, в которой люди ходят по ресторанам и ездят по широким и красивым улицам (из Манежа в Институт пчеловодства, а потом на Рублёвку).
Первым, кто почувствовал эту тягу зрителя к России, в которой нет места политике, но есть место гламуру и соответствующему дискурсу, был Тимур Бекмамбетов, снявший «Ночной» и «Дневной» дозоры, а затем продолжение «Иронии судьбы» и «Чёрную молнию». Все эти фильмы 2000-х несли примерно один месседж:
Зло существует, но добро не дремлет, и в конце концов победит. Плохие отношения можно поправить, а Россия идёт верным путём и в конце концов будет великой. И тогда — в середине и даже конце 2000-х, ещё нельзя было с уверенностью сказать, что всё это – просто красивая ложь.
Зло есть, и все знают, где оно сидит, плохие отношения спасать не за чем, а Россия движется кругами по какой-то непролазной чаще. Но принять красную таблетку и выйти в реальный мир для большинства российских кинозрителей до сих пор слишком больно. Именно эти люди собирают основную кассу фильмов вроде «Ёлки» и «Чебурашка». Фильмов, которые продолжают рисовать Россию конца 2000-х даже в 2023 году.
Но будем снисходительны: выбор у российского зрителя небольшой. Либо авторское кино, изображающее родину адом на земле, как в картинах Серебренникова и Звягинцева. Либо живительный раствор копиума, на котором, даст Бог, продержишься до лучших времён, когда красивая картинка наконец начнёт коррелировать с тем, что видишь на выходе из кинотеатра.
Но пока что Вера Павловна спит и видит свои сны о Чебурашках, Майорах Громах, Вратарях галактики и сказочных Богатырях. Не будем ей мешать.